***
— Вы что совсем из ума выжили?! — орет, точно дикий кабан, изрядно подвыпивший Эбернети, сотрясая полупустой фляжкой перед нами с Питом. — Обеих хотите угробить? Пит, сцепив руки в замок и уложив их на коленях, сидит в большом мягком кресле посреди пестрой гостиной, сверкающей всеми цветами радуги, точно детский калейдоскоп, а я прикорнула рядом, на подлокотнике, точно птичка на жердочке. — Нет, Хеймитч, мы дадим им шанс, — стальным голосом четко проговаривает Пит, — не бросая одну из них умирать в грязи, — сухо добавляет он. Мне кажется, или в его голосе слышится укор? — Послушай, парень… — начинает было оторопевший на пару секунд мужчина. — Не утруждайся, Хеймитч, — обрывает его Пит. — Я сам хотел, чтобы победила она, — он кивает головой в мою сторону. — Но сейчас не тот случай. Слава богу, девочки сейчас на тренировке и не слышат как мы решаем кому из них жить, а кому умереть. — Поставите на обеих и останетесь без победителя, — Эбернети отхлебывает несколько крупных глотков своего пойла. — А их семьи без дочерей и сестер. Обе! Я хочу было возразить, но внезапно дверцы лифта распахиваются, и в гостиную влетает, точно шальная пуля, Финнли с покрасневшими глазами, вихрем проносясь мимо нас, тихо всхлипывая и растирая капающие слезы, а вслед за ней из лифта появляется и Петра в сопровождении Эффи. На лице первой играет странная полуулыбка, а последняя квохчет как курица на насесте, причитая о скверных манерах очередных трибутов. И я бы даже улыбнулась, вспоминая как эта странная женщина, помешанная на манерах и пунктуальности, точно так же отчитывала год назад меня саму, если бы не причина этого «увеселительного мероприятия». Мы с Питом бегло переглядываемся и я, не успевая верно истолковать его взгляд, а, может, и вовсе не желая его понимать, подскакиваю с места в попытке нагнать Финнли быстрее, чем она запрет дверь своей комнаты изнутри, но парень неожиданно хватает меня за запястье, вставая со своего места. — Пусть немного побудет одна, — приближаясь вплотную, настойчиво шепчет он, и я ощущаю как его теплое дыхание танцует на моей шее. — Поговоришь с ней позже. И я, припоминая, как пустила когда-то стрелу в распорядителей и пряталась после этого в своей комнате, точно в убежище, отступаю назад, осознавая, насколько Пит прав. Надеюсь лишь, что Финнли не натворила ничего предосудительного, в противном случае задача вытащить ее с Арены живой многократно усложняется.Глава 2. Верь мне
10 августа 2019 г. в 08:32
Ночь медленно проникает сквозь панорамное окно, ласково баюкая сумерки и забиваясь в поры, как едкий дым. Лунным светом она рисует узор на потолке и кровати тонкими аккуратными мазками и оставляет серебристую кляксу в волосах цвета пшеницы. Так странно и непривычно вот так просто лежать вместе с Питом в одной постели, обсуждая предстоящие Игры, на которых нам не нужно умирать.
— Я хочу вытащить с Арены Финнли, — рассматриваю подсвеченные пучком лунного сияния пряди, которые кажутся седыми в свете небесного ночника, и на мгновение вспоминаю о Прим, на которую так похожа наша четырнадцатилетняя подопечная.
— Первый трибут от дистрикта Двенадцать, — Эффи жеманно растягивает слова и делает многозначительную паузу, разворачивая крошечный листок бумаги, который, скорее всего, станет смертным приговором для одного из детей на площади. — Финнли Холланд.
Внутренности скручивает в морской узел, который меня учили вязать в Тренировочном центре перед нашей Ареной, глядя на стайку младших детей, которая расступается вокруг тоненькой, как виноградная лоза, девчушки, огромные серые глаза которой напоминают бездонное грозовое небо над головой и расширяются еще больше, когда до нее окончательно доходит, что именно её имя сейчас произнесла Эффи Тринкет. Она едва ли старше моего утёнка больше, чем на год, но уже стала участницей этого отнюдь не детского шоу.
— Может есть доброволец? — голос капитолийки звенит в оглушающем безмолвии так неестественно громко, будто в кладбищенской тиши взмолилась вдруг в неумелых руках тонкими визгливыми нотами скрипка, и лишь сердитый раскат грома глухо рокочет о своем желании занять место тощей невысокой брюнетки с двумя косичками, которые заплетены светло-голубыми лентами в тон аккуратному, но уже изрядно поношенному платью.
— Китнисс… — шёпот Пита напоминает свист клинка, рассекающего напряжённый воздух.
— Мы не можем бросить её умирать на Арене, — резкий спазм в груди мешает вдохнуть. — Нужно дать Финнли шанс, — переворачиваюсь на спину, уставившись в потолок, поделенный на два равных квадрата светящейся сизой полосой.
Теперь в Тренировочном центре у нас с Питом одна комната на двоих. Для всех мы по-прежнему остаёмся влюбленной парой и, даже получив статус менторов, обязаны соответствовать.
Эти инструкции принёс на хвосте из перегара наш советник по подготовке и разработке стратегии сразу после большого Парада трибутов. Ни одна живая душа, даже муха на подоконнике, не должна догадаться об истинном положении вещей, и в особенности наши трибуты. Они ежедневно будут бывать на тренировках и одному богу известно кому они могут сболтнуть лишнего. В Капитолии даже у стен есть уши. А там и Арена не за горами, за происходящим на которой и вовсе будет наблюдать весь Панем.
— Мы будем спасать обеих, Китнисс, — откликается на мою браваду Пит.
— Хеймитч же сказал…
— Китнисс, мне плевать, что говорит Хеймитч, — Пит обрывает меня на полуслове. — Мы не станем выбирать между ними, — уверенно добавляет он, ёрзая под одеялом на своей половине кровати и оборачиваясь лицом ко мне.
— А если спонсор будет только у одной, Пит? — скептически фыркаю я, перекатываясь обратно на бок, и вновь встречаюсь с голубыми радужками его глаз, которые мерцают в лунном свете непоколебимой уверенностью.
— Я найду денег для обеих, Китнисс, обещаю, — голос Пита упрям и тверд. — Верь мне.
Несколько мгновений разглядываю знакомые черты лица, половина которого освещена белёсым серебром, а вторая укрыта чернильно-серым крылом ночи, и где-то внутри меня вновь растекается солнечный свет, расплавленный моей благодарностью, как в жерле вулкана.
— Спасибо, — осторожно протягиваю руку вперед, придвигаясь чуть ближе к Питу, и коротко сжимаю его предплечье, ощущая какое оно твердое на ощупь. Признательно улыбаюсь самыми краешками губ и почти мгновенно проваливаюсь в пустоту, опустив тяжелые веки.