Полчаса на любовь

Мы с Эффи спускаемся на минус третий этаж Тренировочного центра и, минуя контрольно-пропускной пункт на выходе, где Тринкет предъявляет какие-то бумаги, оказываемся на подземной парковке, уставленной множеством автомобилей. Сдержанные чёрные, кислотно-розовые и ядовито-зеленые, искрящиеся серебром и золотом, глянцевые и матовые, низкие и высокие, с затемнёнными стеклами и вовсе без верха — всё это игрушки помешанных на деньгах и тщеславии каптолийцев, будто выставленные на витрину. Здесь мрачно и тихо, пахнет резиной, выхлопными газами и бензином, что совершенно не похоже на всё виденное мною ранее в Капитолии. Угрюмые серые перекрытия, массивные бетонные опоры и низкий тёмный потолок, будто давят на меня всей толщей этажей над головой, пригибая к земле. Мерное цоканье двух пар каблуков эхом разносится по огромному пространству, напоминая топот копыт какого-то животного, вроде лошади. Мы проходим по асфальтированным дорожкам с белой разметкой, на которых краской нанесены цифры, буквы и стрелки, и, свернув в неприметный закуток, оказываемся у ещё одного лифта, который неспешно поднимает нас ввысь. Когда цокольный уровень остаётся внизу, моему взору, словно через толстую завесу раскаленного марева в знойный полдень или не очень плотную пленку, открывается огромный панорамный холл, пронизывающий все этажи. Не сразу понимаю, что зрение меня не подвело. Удивлённо вглядываюсь в толщу воды вокруг, по которой стайками и по отдельности снуют десятки рыб всевозможных форм, размеров и цветов, пока моя сопровождающая захлёбывается какими-то напутствиями, которые я пропускаю мимо ушей. Мелкие пузырьки воздуха устремляются ввысь. Обитатели аквариума бесшумно скользят сквозь водную гладь, как когда-то субмарины бороздили океанские просторы; прячутся меж кораллов, словно играют в прятки; дрейфуют на одном месте, будто поплавки, и косяками носятся среди водных растений, точно детишки на переменке в школе. Волшебный мир, которому и дела нет до земных страхов. Когда лифт внутри аквариума медленно, как улитка, ползущая вдоль его стен, приближается к верхним этажам, замечаю увенчанную куполообразным сводом стеклянную крышу. Сквозь неё мне ободряюще подмигивает клочок голубого неба, воскрешая в памяти ясные и чистые глаза Пита. В районе лёгких что-то тоскливо тянет, настойчиво напоминая о моей беспомощности без его поддержки. Цинна, оказался не в курсе, какие неотложные дела вынудили моего напарника и Хеймитча покинуть апартаменты быстрее, чем я выйду к завтраку, а Тринкет, если и обладает какими-либо сведениями, старательно увиливает от ответов на мои расспросы. Створки лифта радостно распахиваются, и Эффи в сотый раз напоминает о манерах и почтении, ведь это никто иной, как Марк-Кириан Ларсен, мой спонсор на Играх и весьма влиятельный человек в столице и его дочь, а я молю бога, чтобы им оказался не зеленоволосый. — И улыбайся, детка, улыбайся! — пищит, как мышь под плинтусом, Эффи, касаясь моего плеча, когда мы входим внутрь. Достаточно большое помещение с высоким потолком и массивными колоннами уставлено диванами и креслами из черной кожи, которые сгруппированы парами вокруг стеклянных столов. Вдоль белых, как молоко, стен и панорамных окон, полностью опоясывающих этаж, расположились декоративные пальмы и карликовые деревья в здоровенных кадках. Высокий потолок украшают громадные роскошные люстры, выполненные из золота и каких-то драгоценных камней, чинно свисающих чуть ли не к самому носу. Но, несмотря на обилие светлых тонов и солнечного света где-то за прозрачным стеклом, вымытым так тщательно, что кажется, будто его нет и вовсе, заведение выглядит мрачным и унылым, словно здесь поселились сумерки. Несколько разноцветных капитолийцев устроились в самых уютных уголках и о чем-то негромко переговариваются, то и дело поглядывая на экраны, висящие напротив каждого столика и транслирующие нарезку Парада трибутов. Сопровождающая что-то спрашивает у хостес, и тот указывает в самый конец помещения. Я следую взглядом за его рукой и на мгновение мне кажется, что студёный порыв ветра с силой врывается в лёгкие, когда я вижу его…

***

 — Все девчонки в школе от тебя без ума! — восхищённо тараторит невысокая капитолийка лет десяти или одиннадцати. Лёгкие мгновенно схватывает тонкой коркой льда, перекрывая возможность беспрепятственно вдыхать кислород. Я несколько раз глупо открываю и закрываю рот, не зная как реагировать. Её пепельно-серые, подобно дыму, глаза обрамлены светлыми, почти белыми, ресницами, совсем как у Прим, а кустистые брови в тон им восторженно вздёрнуты домиком, вызывая какой-то странный диссонанс с блестящими темно-каштановыми волосами, собранными в тугую косичку, которая пересекает затылок и ложится на детское плечо. — Папа даже разрешил мне покрасить волосы как у тебя, — ах вот оно что, — правда здорово? — горделиво продолжает она, оглядываясь на зеленоволосого и не замечая моего замешательства. Девочка уплетает огромное бело-желтое, как солнце на снегу, мороженое, уложенное в половине ананаса и затейливо утыканное ломтиками печенья и тоненькими вафельными трубочками. — Ты очень красивая, — с опаской кошусь на её отца, который опрокидывает в себя бокал какой-то пенящейся жидкости цвета темного янтаря. — Сколько тебе лет, Астрея? Татуированный что-то бурно обсуждает с крупным синеволосым мужчиной, мерзкая проплешина на затылке которого уныло поблескивает в солнечных лучах, щедро льющихся из панорамного окна с видом на Аллею трибутов. При свете дня Марк-Кириан Ларсен оказался несколько старше, чем мне виделось в слабо освещённом холле минус второго этажа Тренировочного центра и ещё отвратительнее. — В прошлый четверг мне исполнилось двенадцать, — явно довольная собой отвечает девчонка. — Жаль, что Жатва проводится только в дистриктах, — мечтательно поднимает глаза к потолку дочь зеленоволосого. Внутри все обмирает и я ощущаю, как что-то шероховатое и колкое ползёт по грудной клетке, точно гадюка, извиваясь и цепляясь чешуйками за рёбра. Для большинства жителей Капитолия Игры — это красочное развлечение, в котором не нужно умирать, а я — лишь идол, возведенный на пьедестал почета и купающийся в лучах славы. И одним лишь победителям известно, что стоит за блеском софитов. — Астрея, — мой голос хрипит, и я прочищаю горло, кашляя. — Чтобы ты победила, должны умереть двадцать три ребёнка, таких же как и ты. — Я уже не ребенок, Кинтисс, — заносчиво поправляет меня Ларсен. — К тому же ты смогла вытащить с Арены Пита, а значит в твоём случае всего двадцать два. Всего. Это слово молотит по голове, точно кувалдой, выбивая из меня весь дух. Я снова смотрю на нее, разглядывая простое голубое платье чуть ниже колена, но выполненное из дорогого материала и явно стоящее немалых денег, и вспоминая Руту на Интервью в платье цвета водной глади в ясный день. Мне хочется накричать на маленькую капитолийку за ее бездушность, но нахальный прищур татуированного намертво пригвождает язык к нёбу. — О, совсем забыла, что на мне платье из твоей коллекции, — сияет Астрея, замечая мой взгляд, — предзаказ для особо важных персон. На мгновение я задумываюсь: а какой в сущности была бы я, родись в Капитолии? Наверняка, такой же помешанной на дорогих тряпках, Играх и собственной исключительности. — Да, оно чудесное, — мямлю я, впервые видя это произведение искусства от Цинны, дизайн которого якобы создала я сама, — и очень тебе идёт, — мне даже не приходится лгать, так как платье действительно сидит на девчонке великолепно. — Пит такой лапочка! — тянет Ларсен с глупой улыбкой, когда на экране напротив показывают мой поцелуй с мнимым возлюбленным на Параде трибутов, а Цезарь разражается длинной тирадой о том, какая мы прелестная пара. — Тебе так повезло, Китнисс! — Да, очень, — принужденно выдавливаю из себя, и щёки мгновенно вспыхивают, когда я в который раз вспоминаю вчерашнюю выходку с пиджаком Пита и своим платьем. Ещё некоторое время мы с девочкой разговариваем и я, лениво ковыряя вилкой салат с какими-то листьями, фруктами и курицей, который заказала из вежливости, как и наказывала Эффи, помешанная на манерах, даже успеваю проникнуться симпатией к Астрее. В какой-то момент на экране высвечивается таблица с результатами трибутов на тренировках, напоминая о том, что я нахожусь в Капитолии вовсе не для того, чтобы набивать брюхо и посещать вечеринки. Фликерман возбуждённо разглагольствует о полученных новобранцами баллах, как обычно напевая хвалебные оды профи и сочувствуя аутсайдерам. Профи, как и положено, занимают первые строчки турнирной таблицы. Петра расположилась на тринадцатом месте. А вот Финнли находится на пятом месте с конца. Ниже только девчонки из Шестого и Девятого, а так же мальчик из Одиннадцатого. Земля уплывает из-под ног, словно в полу внезапно образовалась дыра. — Надеюсь, в этом году вы с Питом сможете вытащить с Арены хоть кого-то, — будто желая победы на скачках, беззаботно произносит Ларсен, глядя в монитор и с наслаждением облизывая ложку с мороженым. Где-то внутри снова начинает закипать котел ярости и негодования. Я ощущаю как пузырьки воздуха поднимаются на поверхность и жгут кожу, точно рой пчёл, но внезапно дверь в ресторан распахивается и в него входит Кашмира, на время вытесняя все страхи на второй план. Ее макияж кажется в свете дня неестественно ярким, а расшитое серебристыми камнями платье в пол и витиеватая причёска — чересчур вычурными. Звон пары каблуков по мраморному полу привлекает излишнее внимание немногочисленных посетителей, но девушка даже не думает тушеваться, а ее прекрасное лицо лишь на долю секунды искажается в гримасе, когда она видит меня. С гордо поднятой головой и приторной улыбкой, очерченной алыми, точно гроздья рябины, губами, она присаживается за соседний столик рядом с синеволосым. Несколько минут они о чем-то воркуют, не обращая внимания на татуированного, после чего тип с глянцевой лысиной уводит девушку под руку, прощаясь с отцом моей собеседницы, который тут же подходит к нам, сообщая, что им пора ехать. — Ещё увидимся, Китнисс, — радостно улыбается Астрея, сверкая идеально ровными рядами белых зубов, — теперь все в классе умрут от зависти! — продолжает она с придыханием. — До скорой встречи, мисс Эвердин, — Марк-Кириан хищно улыбается, целуя тыльную сторону моей ладони, которую я с отвращением вытираю о подол платья, как только чета Ларсен скрывается за дверью ресторана. Какое-то время я вглядываюсь в редкие обрывки бирюзового неба за окном, устланного пушистым, как перина, но дырявым ковром из ваты, через крупный просвет в котором устало подмигивает раскалённое почти добела солнце. Оно лениво перекатывается по небосводу, скрываясь в каждом из окон соседних заданий попеременно и не задерживаясь нигде. Один за другим нанизываю на вилку кусочки фруктов и курицы из тарелки, отправляя их в рот — выбрасывать пищу, пригодную для употребления, я не привыкла — и размышляю о том, что может все не так страшно, как я себе вообразила после вчерашнего разговора с зеленоволосым на приёме, и ребяческой просьбе Астреи, отказать которой, как я полагаю, мне не дозволено. Ведь ее отец… Закончить мысль я не успеваю, поскольку в помещение вваливается с громким заливистым смехом девица с блекло-розовыми волосами и малиновыми губами в коротком, практически не прикрывающем грудь, тёмно-сером платье и на громадных, точно одна из высоток Тренировочного комплекса, каблуках, в компании красивого светловолосого парня в сорочке цвета нежной лазури и приталенных брюках глубокого синего оттенка. Она звонко хохочет, обнажая выбеленные зубы, и обхватывает ладонью предплечье своего спутника, что-то нашёптывая тому на ухо, когда я, наконец, понимаю, что знаю его…