Полчаса на любовь

По пути в студию нас перехватывает высокая молодая девушка в очках с толстой черной оправой. Её светлые, как пепел, волосы, собраны в высокий тугой хвост на затылке, а подтянутое на вид тело так туго завернуто в строгое платье черного цвета, что из высокого ворота с глубоким декольте, сшитого по типу пиджака, готова выпрыгнуть достаточно внушительных размеров грудь. Но рядом с крысенышем она выглядит на удивление нормально. — Меня зовут Камилла Го́рдон, — она пожимает мне руку, а затем протягивает тыльную сторону ладони моему мнимому возлюбленному, и я вспоминаю — в высших кругах Капитолия принято целовать руку девушки при знакомстве, что Пит и делает. — Я редактор «Ночного эфира». Ваш выход… — блондинка смотрит на планшет в своих руках, тыча пальцем в какую-то таблицу и сверяясь с изящными золотыми часами на тонком запястье, пока я разглядываю её аккуратно подстриженные блестящие ногти с белыми кончиками и мысленно отмечаю, что мне определённо нравится её маникюр, — ровно через двенадцать минут, идёмте, — она машет нам рукой, и мы вместе с грызуном, который все это время помалкивал, следуем за ней, — я сейчас все объясню. По дороге девушка пытается вручить нам с Питом по наушнику с суфлером, чтобы мы не ляпнули чего лишнего в прямом эфире, но я наотрез отказываюсь плясать под чужую дудку, грозясь покинуть студию прямо сейчас. — Первый раз на шоу, а уже условия ставите! — Камилле явно не нравится, что я диктую редактору программы свои правила. Но Пит приходит мне на помощь, заговаривая ей зубы, пока та, наконец, не сдается под натиском его обаяния, улыбаясь как самая обыкновенная девушка из Двенадцатого при виде красивого парня, который за ней приударил. И, когда её щеки покрываются пурпуром, к ощущению торжества над теледивой примешивается что-то едкое, плотной дымовой завесой опутывая лёгкие и не давая вздохнуть полной грудью. — Но только для Китнисс! В виде исключения. Её прическа позволяет, — Гордон внимательно оглядывает мои локоны, которые уложены крупными завитками на правую сторону, вынуждая чувствовать себя неуютно. — Только не убирайте волосы за ухо и не говорите никому из гостей про отсутствие суфлёра, иначе вы меня попросту подставите. И ещё. Цезарь за сказанное в прямом эфире несёт ответственность сам, а вот за поведение гостей отвечаю я лично, — она на секунду останавливается, вновь становясь серьезной, — собственной головой, поэтому постарайтесь не напортачить. — Свою возлюбленную я беру на себя, — Пит широко улыбается, не давая ей закончить. — И умоляю, Камилла, давайте без «вы», нам же всего семнадцать. — Договорились, Пит, тогда это взаимная просьба, — цокает высокими каблуками в тон платью девушка, подходя к какой-то двери, — так всем будет гораздо проще. В студии уже восседают в алых кожаных креслах Джоанна Мейсон и Блеск Стайнер, что-то оживлённо обсуждая с Цезарем, примостившимся, как воробей на проводах, на подлокотнике пустого дивана такого же оттенка, который, очевидно, подготовлен для нас с Питом. Ведущий одет в брюки из бархата цвета густого индиго и белую рубашку, поверх которой накинут и застегнут на все пуговицы жилет в тон штанам, расшитый зеркальными чешуйками размером с крупную горошину. Таких программ не показывают в дистриктах, они предназначены только для столицы, поэтому я с любопытством рассматриваю декорации. Рельефные бежевые стены и пол, похожий на паркет; монитор с красно-белым логотипом и надписью «Ночной эфир» с Цезарем Фликерманом; пара круглых стеклянных столов, на которых стоят красивые бокалы с разноцветными напитками и несколькими свечами; имитация окна с видом на ночной Капитолий; картина в позолоченной раме с изображением влюбленной пары, слившейся в поцелуе, и скульптура совершенно обнаженного молодого мужчины в самом дальнем углу. Он задумчиво смотрит в даль, держа что-то в левой руке, но с моего ракурса сложно разглядеть, что именно. Похоже, парень хмурится, поскольку его брови чуть сведены к переносице. Широкие плечи и спина слегка сутулятся, а рельефная грудь и живот побуждают восхищаться ими. То, что я вижу ниже, приковывает взгляд, заставляя испытывать смешанные чувства, которые будоражат и пугают одновременно. Спустя секунд десять, не больше, мое смущение одерживает верх над любопытством, и я стыдливо отвожу взгляд от увиденного, встречаясь с голубыми радужками знакомых глаз. По щекам мгновенно разливается краска, когда я понимаю, что Пит поймал меня с поличным, и слишком поспешно отворачиваюсь, втайне надеясь, что приглушённое освещение в студии не позволит ему разглядеть мои пунцовые, как листья клёна в октябре, щёки. Ловлю на себе недружелюбный взгляд Блеска, одетого в голубую футболку, которая наглядно демонстрирует его скульптурную грудь, наверное, не хуже, чем у мужчины из гипса, и белые облегающие брюки. Мне не нравится, как он на меня смотрит, поэтому я тянусь к Питу, прячась у него на груди и слушая успокаивающий стук его сердца. Если мы с ним здесь исключительно благодаря туго набитому кошельку владельца шахт, то кто и как посодействовал девушке из Седьмого и Первому? Вспоминается разодетая в пух и прах Кашмира в компании плешивого капитолийца с синими волосами. Не она ли добыла для братца пропуск в эту студию? Ведь мой напарник ясно дал понять, что просто так в «Ночной эфир» с Цезарем не попасть. — Итак, ребята, все предельно просто, — негромко инструктирует нас редактор во время рекламной паузы, пока грызун молча проходится пушистой кистью по нашим с Питом лицам, убирая жирный блеск, который категорически запрещен в кадре. — Вам задают вопросы — вы отвечаете. Мейсон наверняка будет провоцировать Китнисс, а Стайнер нагонять страх на новичков. Будьте к этому готовы и не поддавайтесь на вызов. Начинает новую тему и задаёт вопросы только Цезарь, но не возбраняется подключение к разговору и других участников шоу. Можно вступать в диалог или спор, но ни в коем случае не затрагивать запретные темы: нельзя подвергать сомнению правительство и политику Сноу, положение в дистриктах, саму идею Игр, социальное неравенство между столицей и регионами, высмеивать привычки и моду Капитолия и тому подобное. Внимательно следите за мной. Если что-то пойдет не так, я подам знак. Ваша задача сделать все, чтобы о вас говорили, избегая запреты. Если вы с этим не справитесь до начала Бойни, ваши трибуты с большой вероятностью погибнут на Арене, уж можете мне поверить, я не первый год варюсь в этом котле. Пит что-то ещё обсуждает с Камиллой, но я не слышу ровным счётом ничего. От понимания того, насколько сильно зависят от нас трибуты, у меня начинают трястись руки, а сознание становится рассыпчатым и тяжёлым, как мешок с мукой, в котором появилась дыра. Оно будто просачивается сквозь эту брешь тонкой белой струйкой, постепенно покидая мой мозг. И Кассиан это замечает, незаметно подсовывая мне маленькую жёлтую таблетку. Она напоминает те, которыми обменивалась моя команда подготовки по утрам во время Тура. — Просто положи под язык, — говорит он так тихо, что даже я со своим охотничьим слухом едва улавливаю произнесенные слова, — станет легче. Я делаю как он сказал и не более, чем через пару минут руки снова начинают меня слушаться, а сознание будто прочищается, как если бы я провела ладонью по запотевшему стеклу, становясь яснее и чётче прежнего. Хочу спросить, что грызун мне подсунул, но его уже и след простыл. — Как я и обещал, сегодня в эфире особенный гость, — заводит свою старую шарманку Фликерман, когда Гордон усаживает нас на пустующий диван, и реклама заканчивается, — точнее два гостя, — ведущий намеренно растягивает слова и звуки для поддержания интриги. — Год назад, на семьдесят четвёртых Играх мы увидели небывалую историю любви. Всей страной мы разделили их счастье. И вот сегодня они снова здесь. Несчастные влюбленные из дистрикта Двенадцать. Беседа проходит как и говорила Гордон. Джоанна меня провоцирует, а Блеск пытается припугнуть. Но благодаря жёлтой таблетке крысеныша я не волнуюсь, спокойно поддерживая с ними разговор и отвечая на вопросы Цезаря о том, как я оцениваю шансы своих и чужих трибутов, собираются ли наши подопечные вступать в союз с другими участниками, есть ли у наших девочек какие-то особые навыки, которые они приберегают, какой я вижу Арену Квартальной бойни, кто из участников по моему мнению окажется в финале и тому подобное. Пит удивлённо глядит на меня, не понимая причины столь разительной перемены в моём поведении, а я после каждого нового вопроса Цезаря, дерзкого замечания Мейсон или угрожающей шутки Стайнера лишь мысленно пытаюсь представить, что ответил бы сам Пит, и про себя благодарю Кассиана за лекарство. Мой напарник предельно серьёзен и собран, отвечая на многочисленные вопросы ведущего и выпады других менторов. Пит Мелларк ведёт какую-то свою игру, хитро увиливая от неудобных вопросов, и лукаво улыбается лишь однажды, упоминая о моей реакции на выбор стратегии для Петры Уоллис, о сути которой он, разумеется, умалчивает. — Если вы считаете, что вашей рыжей красотке удастся одурачить Филиппа, то вы глубоко заблуждаетесь, — начинает Блеск, когда Цезарь объявляет небольшой перерыв на рекламу. — Твоему подопечному не следовало бы думать о себе слишком много… — я делаю многозначительную паузу, гладя ему прямо в глаза и удивляясь своей невозмутимости, — вспомни участь Марвела и Диадемы. — Эй, птичка, считаешь себя умнее других? — встревает в наш разговор Мейсон, а ментор из Первого меняется в лице, когда я произношу имена его погибших трибутов. — Стайнер, — слегка небрежно бросает Пит одному из любимчиков Капитолия, игнорируя выпад Джоанны, — Петре семнадцать, а твой парень весьма недурен собой. — Слушай, красавчик, ты думаешь кто-то снова поверит в сопливую сказочку о любви, особенно звучащую из уст Двенадцатых? — не унимается победительница из лесного дистрикта, пока я исподтишка глазею на её платье цвета лаванды, едва прикрывающее пятую точку. — А причем тут любовь? — Пит абсолютно невозмутим. — Подумаешь, гормоны разыгрались в присутствии этого атлета. — Мечтать не вредно, на Арене он ее уничтожит, можешь не сомневаться, — усмехается Мейсон, поднимаясь со своего кресла. — Прямо у Рога Изобилия. — Блеск, думаю, ты лучше меня понимаешь, что любовь толпы непостоянна, ведь ты как никак победил больше десяти лет назад — вполголоса начинает Пит, когда Джоанна отправляется в уборную, — и сейчас она на нашей стороне, — Пит понижает голос до шёпота, подаваясь немного вперёд. — Распорядители сделают все, чтобы избежать новых неприятностей*, — не могу понять о чём конкретно толкует парень, пытаясь ухватиться за суть, но она ускользает от меня как дневной свет в вечерних сумерках. — Повезло твоей девчонке, — цедит сквозь зубы наставник из Первого, едва сдерживая злобу, а я пытаюсь понять о ком он говорит обо мне или о Петре, — с таким умным ментором, — вот теперь все становится на свои места. — Давай заключим сделку, — вкрадчиво начинает Пит. — Твои парни дают Петре уйти от Рога изобилия с рюкзаком, полным припасов. И с ножом. Стайнер ждёт продолжения, но Пит молчит, а его лицо совершенно непроницаемо. — А нам-то с этого какая выгода? — не выдерживает он, сдвигая брови. — Народ не отвернется от твоих ребят, — просто говорит Пит, и я вконец теряюсь, не понимая ровным счётом ничего. — Тебе же хорошо известно, что с некоторыми трибутами могут случиться досадные неприятности**, — мой мнимый возлюбленный хитро прищуривается, забрасывая ногу на ногу. Интересно, он и о Финнли так позаботится или Петра уже убедила его расставить приоритеты в свою пользу? И я даже думать не хочу о том, каким способом, ведь они не выходили из комнаты старшей подопечной по меньшей мере минут сорок пять… — А если припасов и ножа не будет? — Блеск подозрительно косится сначала в мою сторону, а после в направлении моего напарника, судя по всему, ища какой-то подвох. — Это уже не твоя забота, — Пит, откидываясь на спинку дивана, говорит так, будто уверен наверняка, что они там непременно будут, но я-то знаю насколько искусно он может блефовать. Несколько секунд ментор из Первого молчит, раздумывая, и мне кажется, что сейчас он поставит Пита на место. — Только рюкзак, — безапелляционно заявляет Блеск. — И ваша девчонка тоже соблюдает договоренность о ненападении. — По рукам, — мой напарник и Стайнер скрепляют сделку рукопожатием. — Готовность двадцать секунд, — произносит кто-то за кадром, но я пропускаю сказанное мимо ушей, силясь понять, как Питу это удалось и, восхищённо хлопая глазами, повинуюсь странному прорыву, мягко целуя его и не замечая, что Цезарь произносит очередную подводку, а мы уже в эфире. — Ещё раз всем доброй ночи, это «Ночной эфир» на телеканале Панем1. Напоминаю, что у меня в студии Джоанна Мейсон, Блеск Стайнер, Пит Мелларк и Китнисс Эвердин. — Фу, они опять слюни развели, — едко вставляет Мейсон, когда ведущий заканчивает, а я отстраняюсь от напарника, отмечая про себя, что упустила момент её возвращения. — Хочешь повторим? — иронично смеюсь я и снова наклоняюсь к Питу, притягивая его за шею и целуя так, будто от этого зависит жизнь наших трибутов. — Джоанна, ты только не завидуй, ладно? — прерывая поцелуй, я улыбаюсь, ощущая как щёки пылают, точно поленья в камине, и возникает такое чувство, будто я коснулась оголенного провода, по которому бежит электрический ток, потому как по телу проходит горячая рябь. — Воу, воу, — Фликерман машет ладонями у лица на манер веера. — Наша Китнисс такая дерзкая, — он буквально подпрыгивает на месте. — Цезарь, надеюсь, нас не смотрят дети? — шутит Пит, косясь в мою сторону и как бы спрашивая: «что это было?», но у меня нет ответа на его немой вопрос, потому что я и сама не знаю причины своего странного поведения. Камилла за спиной у оператора поднимает большой палец вверх и удовлетворённо улыбается, а я не могу понять, что её так впечатлило — моя выходка или реакция моего напарника. — Признаюсь, Пит, я тоже на это надеюсь, — мужчина заговорщицки скалится, — потому что мой последний вопрос к вам является весьма пикантным… — Фликерман снова тянет по слогам, как бы намекая что это эксклюзивный материал. А дальше происходит то, чего я ожидаю меньше всего: на экране справа от нас демонстрируют нарезку того злополучного видео, которое просочилось в эфир всего несколько часов назад…