Давай совершим обмен

13 июня. Среда. 00:12.       Представь, Май.       Ты живёшь обычной жизнью, дни которой настолько увязли в рутине, что тебе с трудом удаётся найти мотивацию просыпаться по утрам.       Эти дни однотипны, ты можешь с легкостью составить прогноз и он точно сбудется. Плюс — минус погодные условия.       Ты в клетке.       Занимаешься тем, чем не хочешь.       Живёшь там, где не хочешь. Задыхаешься внутри чертовой комнаты, стены которой давят.       Ты не тот, кем хочешь быть.       Тебя настоящего нет. Ты не знаешь, какой ты.       Ни целей, ни мотивации. У тебя ничего нет.       Лишь пустота.       Ты — пустота.       Тебе больно от осознания собственного жалкого существования.       Ты лишь тень, того кем, когда-то, хотел быть.       Живёшь по инерции, по утрам встаешь с постели только потому, что так надо. Так положено. Ходишь на занятия, однако ничего не слушаешь. Не слышишь. Просто сидишь и думаешь о своём, рисуя на смятом листе какие-то каракули. Посещаешь клуб, который ненавидишь, приходя туда с опозданием. И не потому, что ты безответственный. Нет. Просто не заставить себя проснуться. Во сне, ведь, так хорошо. Во сне ты можешь быть, кем захочешь. Сон твоё спасение.       Твоя сказка, которой никогда не воплотиться в жизнь. Никогда.       Ты уходишь из дома, не в силах терпеть витающий там запах. Запах заточения. Бесцельно бродишь по такому холодному, даже в 20° тепла, Питеру, вроде как выискивая вдохновения. Но не находишь. И возвращаешься домой. И так снова и снова.       Изредка проводишь время с друзьями. Тебе хоть немного легчает тогда. Ты отвлекаешься. Но ненадолго. Ведь тебе все равно нужно возвращаться в свою клетку.       Ты мечтаешь о том, что тебе запретили ещё в детстве. Ты жаждешь этого, всегда жаждал. Даже тренировался в тайне от всех, зимой сбегая на находящаяся рядом с домом озеро.       Ты любишь лёд. Любишь ощущение полёта, когда отталкиваясь от сверкающей поверхности, прыгаешь.       Любишь кружить на льду, мечтаешь однажды сделать это в свете софитов.       Но это не твоё, поэтому ты с болью в сердце отказываешься от мечты, в тени наблюдая за тем, как всё то, что ты любишь делает другой человек.       Ищешь ответы на свои вопросы, главный из которых: кто я?       И: как мне заполнить пустоту внутри?       Ищешь, но не можешь найти, поэтому продолжаешь «жить» веря, что однажды найдёшь себя.       Обретаешь надежду, встречаешь сопротивления со стороны родителей, но все же делаешь по своему, поддерживаемый близким человеком.       Теряешь надежду. Она разбивается на осколки.       Дзинь. Дзинь.       И ты оказываешься в ещё одной клетке.       Рыдаешь по ночам, глядя по интернету, как тот человек, которым ты хотел быть, делает успехи.       Завидуешь. Ненавидишь. Затем раскаиваешься. Он ведь не виноват в том, что это не ты.       Пытаешься искать дальше.       Находишь что-то. Тебе кажется интересным. Но затем ты осознаешь: не твоё, но отказаться от этого ты не можешь, ведь тогда лишишься иллюзии, что ты живёшь.       Рисуешь мрачные картины, на которых ненавистный Питер, горячо любимый лёд и твой кумир.       Тот, кто смог добиться того, чего хотел.       Очень сильный человек, идущий вперёд, несмотря на ветер, что норовит сбить с пути.       Этот человек вызывает у тебя восхищение. Он становится твоим идеалом, идолом.       И ты мечтаешь стать таким же. Но не можешь. У тебя нет целей и мечтаний.       Тебя этого лишили, отдали похожему на тебя.       Поэтому ты и продолжаешь просто восхищаться, надеясь, что когда-то тоже обретешь свой смысл.       Но дни идут. А ты всё тот же пустой сосуд.       Застрял в дне сурка. Задыхаешься в собственной комнате.       Просыпаешься в десять с чем-то, сломя голову бежишь в художку, выслушиваешь поучения от счастливого, нашедшего себя человека, в чьих глазах блестит жизнь, общаешься с такими же как он, рисуя что-то, ведь ты всё же в художке, затем идёшь домой, слушая музыку и глядя вниз.       Дальше обед, беседа с близким человеком, который на тебя отчего-то ворчит, не понимает. Тебе бы объяснить ему, но нет сил. Просмотр видео выступлений кумира, его фотографий, попытка нарисовать — неудача. Рвёшь набросок в ярости. Не получается изобразить твоего ангела живым. Подолгу лежишь, глядя в потолок. Убиваешь время в соцсетях. Пишешь в дневник. И снова уходишь с дома, ведь стены давят.       Бродишь бесцельно, прихватив с собой потрепанную тетрадь, дневник, которая неимоверно толстая из-за того, что ты продолжаешь добавлять ей листы. Затем возвращаешься.       Ужин. Разговор. Просмотр видео. Рисование. Переписка в чате. Водные процедуры. И сон, который приходит только к четырем утра.       Просыпаешься в десять с чем-то.       И так каждый день. Каждый раз.       Твоя голова готова взорваться от этого.       Тебе страшно. Понимаешь, что никак не можешь вырваться с клетки, в которую сам и залез.       Пустота.       Пустота.       Пустота.       Затем снова появляется слабая надежда.       Хасецу — город, на который ты возлагаешь большие надежды.       Живёшь, считая дни до заветного числа.       И тут…       Тебя словно пронзает молнией.       Вместо того, чтобы просто надеяться, что вдруг все станет хорошо — ты получаешь шанс самому сделать хорошо.       Пусть это нечестно. Пусть неправильно и на короткий срок, но ты наконец-то способен увидеть хоть что-то впереди.       Тебе предлагают обмен. Непростой. Жизнью.       Ты мешкаешь.       Мешкаешь.       Мешкаешь.       А перед глазами уже осуществление заветной мечты — ты кружишься на льду, взлетаешь.       Ты видишь своего кумира. Говоришь ему привет.       Ты известна. Тебя все знают и многие любят.       Ты не просто картонка, не пустой сосуд — ты собственная несбывшаяся мечта, которая может сбыться сейчас, но только на очень короткий миг.       Ты сможешь жить как хотел.       А теперь ответь мне, Май, долго ли ты будешь мешкать?       Я — нет. Арина Л.       — Это очень глупая идея.       — Ну тебе же она нравится, признайся!       Арина молчит, не сводя глаз с сестры, что, сидя напротив, улыбается.       — Но… вдруг все узнают… — тихо шепчет, от волнения сжимая кулаки, лежащие на коленях. — Или я что-то испорчу. Нет, Вер, это слишком опасно.       — Да брось, — хмыкает та в ответ, тряхнув чёрными прядями. — Мы как две капли, нас не различит никто.       Арина в сомнениях склоняет голову набок, глубоко задумавшись. Вера терпеливо ждёт ответ, рассматривая свой маникюр.       Старые часы на стене напряженно тикают.       Тик. Так. Тик. Так.       Время словно останавливается.       В глазах младшей Листопадовой неуверенность, губы сжаты в тонкую линию, а сердце бешено колотится в груди, норовя и вовсе вырваться.       — Но почему ты хочешь этого? — наконец спрашивает Арина, искренне не понимая.       Вера улыбается и пожимает плечами, глядя в окно, за которым ночной Питер сияет в огнях неоновых вывесок и света от фар машин, проезжающих по трассе.       — Я устала, Риш. Всё так достало. Этот каток, лёд, известность, дотошные фанаты, поджидающие за каждым углом. Я просто хочу ощутить… свободу, — ярко-голубые, этим Вера всегда выделялась, глаза старшей Листопадовой заглядывают прямо в душу. — Меня в этом клубе чемпионов все бесят! Но приходится видеть их каждый день… Понимаешь? Я в клетке.       В клетке? — эхом звучит в голове, ошарашенной Арины — Я тоже…       — Ты, наверное, меня не поймёшь, — вздыхая, Вера машет рукой, мол не важно. — Лучше скажи, а тебя жизнь устраивает?       — Меня? — с трудом шевелит онемевшим языком Арина, переспрашивая. — Моя жизнь? Этот… День Сурка? Я это терпеть не могу.       Сестры вмиг всё осознав, смотрят друг другу в глаза.       — Ха… — Вера саркастично улыбается. — День Сурка, да? У меня, сука, такие же мысли.       Тик. Так. Тик. Так.       Снова длительное молчание, что ещё больше нагнетает и без того напряжённую атмосферу.       Вера достаёт с сумки слабоалкогольный энергетик и делает глоток, ибо в горле от волнения пересохло.       — Вер, но я же с тринадцати на льду не стояла, — прерывает тишину озадаченный голос Арины. — Я, конечно, могу кататься, но как ты выполнить аксель или тот же флип — не в моих силах.       Арина больше чем уверена, что её воссоединение с коньками пройдёт очень болезненно.       — Не ври.       На удивление, Вера смотрит на сестру осуждающе, хмурится так, что брови норовят соединиться в одну линию.       — У тебя всегда получалось лучше, я помню, — улыбается от возникших воспоминаний, избавляясь от прежней мрачности. — Тот лутц, который ты однажды сделала — он был классный, честно. Ты любишь лёд, Арин, я нет, поэтому в моих движениях нет души, нет чувств, которые есть в твоих. Пусть ты не способна делать трюки и всё такое, зато ты живёшь на катке. Я же... просто побеждаю.       Арина грустно улыбается и кивает, продолжая молчать.       — Я знаю, что ты продолжала заниматься фигурным катанием сама, — Вера говорит, задумчиво глядя вверх. — Видела, как смываешься из дома, но молчала, прекрасно всё понимая, в отличие от родителей. Мне бы им объяснить, но я… Боялась.       — Чего?       — Того, что разочарую их, разве не ясно? Они меня выбрали, я должна была оправдать их выбор.       — Нет, — Арина, в несогласии, качает головой, — если тебе не нравится то, что ты делаешь, зачем продолжать? Ты должна была сказать им об этом и тогда, может быть… я смогла бы… Не важно, — девушка замолкает, прикусив губу.       — Давай перестанем изливать друг другу душеньки? — веселым тоном, явно наигранным, говорит Вера, намереваясь завершить неприятный разговор. — Ты согласна?       И снова проклятое: «Тик. Так. Тик. Так».       Арина не знает, что делать. Она сомневается не потому, что не хочет и идея ей не нравится, скорее, это просто страх.       Страх всё испортить.       Страх перед тем, как она, открыв клетку, выйдет наружу.       Но…       Взглядом пробегается по собственной комнате, в которой царит — нет, не творческий — беспорядок.       Везде пятна от ненавистной краски, смятые листы, разбросанные рисунки.       Настежь открытое окно, в попытке не задохнуться, на подоконнике увядший цветок.       В этой комнате для Арины всё мертвое и бездушное.       Каждая картина на стене.       Каждая книга на полке.       Её комната — клетка, в которой тёмные, под настроение, обои.       Клетка, где минимум света.       Клетка, в которой страшно.       Душно. Неуютно.       Арине хочется бежать отсюда.       Бежать. Бежать. Бежать.       Быстро, не оборачиваясь.       — Насколько?       — Что? — Вера от неожиданности вздрагивает, удивившись тому, что такая долгая пауза наконец завершилась.       — Сколько я могу быть тобой, а ты мной? — серьёзно спрашивает Арина.       — До сентября. Мне нужно это лето. Всего одно чёртово лето, я хочу просто отдохнуть.       Арина кивает.       — Как мне быть с тренировками?       — М-м-м, ну ты можешь, что-то солгать, а вообще, это не так сложно, Яков, конечно, кажется козлом тем ещё, но на самом деле — он булочка с корицей, так что ты справишься.       Снова кивок.       Она уже всё решила.       — А внешность?       — Ой, легко! — весело заявляет Вера, махнув рукой. — Волосы перекрасить и линзы купить — легко.       — Хм, а с?  — смутившись, Арина опускает взгляд вниз, на свою довольно объемную грудь, а затем глядит на грудь сестры, которая на два размера меньше. — Я не смогу их уменьшить…       Вера задумчиво скребет подбородок алым ногтем.       Молчание затягивается на целую минуту, за которую Арина, раз двадцать, умудряется проклянуть своё женское достоинство.       — Можно, — неуверенно начинает Вера, — сказать, что пластическую операцию сделала, я, тем более, и правда собиралась.       Кивок, теперь уже более энергичный, чем прежние.       Арина тихо смеётся. Ей вовсе не смешно, просто так радостно, что она не может сдержаться.       День Сурка наконец подходит к концу.       — И? Твой ответ, Риш? — торопит её Вера. — Блядь... У меня аж коленки трясутся.       Арина поднимает дрожащую от волнения руку и протягивает её сестре, радостно глядя той в глаза.       — Я хочу попытаться. И кстати, ты едешь в Хасецу.       Может быть, Хасецу и правда будет городом, что поможет, но точно не Арине.       Арине поможет Москва.