Давай совершим обмен

      Удивительно, насколько человек может поменяться, Май, если он захочет это сделать.       Поменять как и свою внешность — одним движением руки обрезав привычные, но надоевшие пряди; легко прикоснувшись к векам пушистой кистью, на кончике которой сияют насыщенные тени, а затем слегка подрагивающей рукой провести по ним, создавая чёрную с изгибом линию; воспользовавшись губной помадой, слишком взрослой и странной для тебя, но этим и очаровающей; открыв шкаф, по привычке не бросить взгляд на повседневную одежду, а смело поглядеть вверх, где в коробке лежит то купленное за деньги, что ты трепетно копила, узкое платье, чья длина не достигает колен, и потянуть к нему руки, но и свой нрав, улыбаясь совершенно иной, чем ранее улыбкой, смело смотря вперёд, глазами, в которых плескается уверенность, в которых, во всей красе, сияет неизведанный космос.       Такие изменения я часто, словно сторонний наблюдатель, бестелесный дух, наблюдала у других, даже не думая, что когда-то на их месте окажусь я.       Мне нравилось это, признаюсь, ведь так увлекательно глядеть на то, как вчерашняя скромница-пай-девочка является на вечеринку в откровенном наряде, с другим, полностью иным, взглядом, а та, самопровозглашённая «королева бала», затравленно глядит вниз, сжимая подол длинной юбки пальцами, по самые костяшки которых натянуты серые рукава мешковатого свитера.       Да…       Метаморфозы внешности — интересны, но изменения личности — лучше в сто раз, особенно, Май, если они происходят с тобой. Не совсем Арина       Арина глядит в зеркало. Сосредоточено, не отрываясь, словно какая-то сверхъестественная сила заставляет её.       Её руки неуверенно поднимаются, касаются бледных щек, чьи скулы непривычно выделены, затем пальцы с длинными ногтями скользят вниз, трогая, как Арине кажется, чужие губы. На подушечках остаётся след красной помады, но девушка слишком увлечена той не-собой, что смотрит на неё с зеркальной поверхности, чтобы обратить на него внимания.       Пальцы изучив не-Арины лицо, замирают, не осмеливаясь прикоснуться к чёрным вьющимся прядям, оставленных обрамлять его, или может, случайно выбившихся из высокой причёски?       — Я и забыла, как мы похожи, — тихо шепчет и все же касается волос, удивляясь несвойственной им опрятности. — Я, как будто, реально ты, а ты — я. Обалдеть, как… обалдеть.       У младшей Листопадовой дух захватывает от картины, что она видит.       — Ага, круто, но…       Вера, которая теперь не Вера вовсе, обнимает сестру сзади, улыбаясь мило, но все же с той дерзостью, принадлежащей лишь ей, и хихикает, когда та забавно морщится от неприятного чувства щекотки, вызванной лёгкими касаниями щеки рыжеватыми прядями.       — Какого хрена мой мейк идёт тебе больше, чем мне? — с лживым негодованием спрашивает, хмурясь.       Арина совсем тихо смеётся, без доли яда в голосе заявив, что она всегда была красивее.       Сёстры счастливы как никогда.       Они радуются прекращению затянувшегося на много лет серого, мрачного дня.       Радуются выходу со своих клеток, что достаточно долго сдерживали их, пряча что-то прекрасное, необычайное, а главное — живое.       Арина улыбается смеху сёстры, но уголки не-её губ, стремительно опускаются. Замерев, глядит в отражение испуганно, дико, а затем жмурится, отгоняя нахлынувший мираж.       Нет.       Этого не может быть.       Глупость, просто бред, что просто так проскользнул в мыслях.       Она не может сама пойти на такое.       Не может осознанно полезть в клеть с обманчиво-сладким и уютным видом, прячась от реальности.       Нет.       Ни за что!       Она просто хочет ощутить себя другим человеком.       Хочет пожить на полную катушку, тратя деньги на самый бесполезный, но желаемый сердцу хлам.       Хочет, наконец-то, начать дышать полной грудью, а не задыхаться от нехватки кислорода.       Хочет несмело ступить на лёд и снова почувствовать себя живой и абсолютно счастливой.       Хочет, увидя его — кумира, того, кто дарил ей мотивацию жить и надеяться дальше — сказать привет и, возможно, поблагодарить, спрятав то сокровенное «спасибо» за нелепым комплиментом или похвалой.       Да, именно так.       Точно.       Ведь… какой дурак … Нет, не важно.       Арина глубоко вздыхает, качая головой, прогоняет лишние мысли, что заставляют мешкать и думать над тем, чтобы прямо сейчас отказаться от авантюры всей её жизни и улыбается, широко, не так застенчиво, одним уголком, как раньше. Улыбается дерзко, вздернув нос и приподнимая бровь, в еле заметной насмешке.       Улыбается с хитринкой во взгляде голубых глаз.       Улыбается, по крайней мере пытается, как Вера, но сдаётся не в силах избавиться от взгляда мягкого и слишком простого.       — Если что звони, окей? — весело говорит Вера, отстранившаяся от сёстры, и теперь протягивающая ей собственный телефон, под прозрачным чехлом которого лежит лист бумаги. — Моё яблоко — пользуйся так, словно твой. Соцсети тоже твои, пароли, если чё, записала. И… — девушка улыбается. — Не косячь сильно, идёт, Риш? Мне не очень хочется, чтоб под конец нашего обмена на меня начали охоту, или я оказалась главной подозреваемой в убийстве. Это единственное ограничение, а так делай, чё хочешь, можешь даже посраться с моими «друзьями», так только веселее. И учти, что я и себе разрешаю свободу воли. Так, что, если за эти дни я повстречаю милашку — присвою себе, хи-хи~.       Арина неуверенно берёт телефон и сразу удивляется размеру на всю ладонь, затем, отложив в сторону, отдаёт свой, фыркая на разочарованный вздох сестры.       — Гм, сама предложила, — сконфуженно улыбается, чеша затылок свободной рукой, Вера. — Риш.       — Что такое?       — Прости меня, — тихо буркает, сжав зубы и крепко обнимает, пряча лицо. — Прости за то, что всё так вышло. Прости, что… лишила мечты.       Арина прикусывает губу по привычке, кривится от горьковатого вкуса помады и осторожно обнимает Веру в ответ, вздохнув.       Сёстры молчат, слушая напряженное тиканье настенных часов.       Арина хочет многое сказать этому человеку, причём не очень приятное, то, что копилось в ней так долго. Но не говорит ни слова.       Вера, что вроде как раскаивается, заставляет её впервые трезво думать, не слушая обиду внутри и просто молча обнимать в ответ.       Возможно, это правильно.       Нет.       Это точно правильно.       Пускай Арина пока ещё понимает это лишь разумом, скоро она сможет понять и сердцем. 13 июня. 20:45. Вторник.       Эй, Май, готов к самой большой авантюре за свою и мою жизнь?       Я — да!       Пусть же этот автобус везёт меня в аэропорт!       Прости, я слишком взволнована, чтобы красиво формулировать мысли.       В общем, удачи нам.       Полный вперёд! Листопадова А. Люблю.