Давай совершим обмен

      Когда Яков прощается со счастливыми родителями Тани, крепко сжимающими руку дочки, он такой лапушка, даже улыбается, когда Таньку за непослушание мамы журит. Оказывается, девочка просто проигнорировала слова Анастасии Олеговны и, не думая о последствиях, пошла «погулять», пока родители стояли в очереди. А очереди в банке-то не шуточные, вот она далеко и забрела, когда опомнилась, поняла, что только к Ледовому дворцу добраться и может.       Таня напоследок всем улыбается, дарит Миле упаковку жвачек и, рассказывая родителям о весёлом времяпровождении, удаляется в закат.       Как говорят, всё хорошо, что хорошо кончается... Стоит Арине об этом подумать, как Яков медленно оборачивается. Милка даже по стойке смирно встаёт, видя злобный взгляд тренера, Арина следует её примеру, одному Юре всё фиолетово, он усердно делает вид, что занят дорожкой шагов и что именно этим он всё время и занимался! Однако поздно метаться. Яков прекрасно видел, чем Юрка занимался. И задротство в сетевую игру — никак не тренировка.       — Какой сегодня день недели? — грозно спрашивает Фельцман.       — Пятница, Яков...       — А это значит?       — Что завтра выходной?.. — неуверенно улыбается Мила.       Ошибка. Мина под ногой. Бах!       — Это значит, что я хочу увидеть замечательный результат ваших усердий! А вы ничего не делали сегодня! И вчера половина бездельничала! — Яков зыркает на Арину, та давится слюной. — Вера, фигурное катание — это не развлечение, это жизнь! Мне плевать на твой заскок, ты всё ещё под моим кураторством! Но вместо тренировок — ты дурью маешься! Единственное, что полезное ты сделала — помыла Ледовый дворец, — на этом моменте Юра насмешливо хмыкает, на что получает: — И до тебя дойдём, Юра!       Теперь-то и ему не до смеха.       — На льду ты как корова, прости за грубость.       Обидно как...       — Падаешь постоянно. Ни одного прыжка я от тебя не видел. И на дорожке шагов ты ляпнулась!       Арина не знает, куда себя деть.       — Доиграешься, — поднимает указательный палец Яков, — и заставлю с детской программой выступать! Как в старые добрые. Мила...       Арину только что уделали. Она, превратившись в грустную тучку, опускает голову. Вообще-то, она успехи делала, но эти успехи для опытной Веры — неудачи. Настоящее фиаско. Блин, Яков как сварливая мамочка сейчас, хотя мать Арины кричала хуже, от её криков плакать хотелось, ведь они были наполнены злобой, ненавистью и разочарованием...       Упала, Арина! Это бездарно! Мне хотелось, чтобы ты стала чужой для меня в тот момент. В судьях был мой бывший партнёр по катанию, видела бы ты его взгляд! Я разочарована, Арина, иди к себе и не подходи ко мне сегодня.       Это было давно, но всё равно осталось крохотным шрамиком в сердце. Сейчас — не так. Яков ругается, но чисто в воспитательных целях. И глаза у него от ярости не темнеют... И не кривится он, когда на себе взгляд ловит.       Пожалуй, он как любимая бабушка. Та тоже кричала, но почему-то это выглядело так смешно... Зоя не умела ругаться, через несколько минут сама же смеялась над своими высказываниями и подбадривала, мол, а теперь на лёд! Сейчас получится, мои крики — как заговор на удачу!       Арине так дороги эти воспоминания... Как бы она хотела ещё раз увидеть бабушку, обнять её и сказать, что теперь она не будет пускать всё на самотёк, теперь... она готова снова надеть коньки.       — К тебе претензий меньше, Мила. Только, ради Бога, перестань сжимать кулаки при катании! Ты не боксёр! Юра, — Яков вздыхает, кажется, выдохся, пока на Милу за недокрученный лутц вопил, — а чем ты занимался до моего прихода?       — Дорожку шагов катал! — рявкает Плисецкий в ответ.       Снова ошибка. Мина взрывается.       — Скажу твоему дедушке, что у него внук — врун! Ты в телефоне сидел, а иначе не запутался бы в собственных ногах минуту назад.       Яков — сокол. Всё-всё видит. Юра этого тоже ожидать не мог, поэтому секунду мешкает, затем:       — А деда ругаться не будет, он знает, что я не робот! И я всего один раз лоханулся, а... Листопадова и сегодня падала, дважды.       Ещё один сокол... Арина косится на Юру, в немом вопросе, ну и зачем нужно было это говорить? Яков, слава Богу, машет рукой.       — Это что, спортивный клуб для нынешних и будущих чемпионов или детский садик?! Юра, за собой смотреть надо! Такое вялое катание от человека, в шкафу которого куча медалей, это конец света! Кстати... А где Никифоров и Жора?       Арина нервно сглатывает, неосознанно отступая назад. Главное, чтобы её не спросили, а то она врать плохо умеет... Хотя... Мишу-то на счёт три уделала.       — Вера. Где. Виктор?       Паника.       — У него интервью для ютуб канала... Он говорил...       Ага. Интервью. С Маккачином. На самом деле, Виктор — просто задница. Видите ли, ему показалось, что у Маккачина плохое настроение, вот он и решил остаться с ним, вдруг бедняга в депрессию впадёт.       — А у Жоры же... ну температура под сорок, ещё вчера он звонил, помните? — мягко говорит Мила.       — Точно, запамятовал... Всё из-за вас, дети! Всё нервы вымотали!       Арине кажется, что разбор полётов никогда не закончится, но даже такая пытка не может длиться вечно и, через пятнадцать минут, Яков разгоняет всех по разным сторонам катка. Ну, то есть Милу с Юрой, а Арине приказывает балетные па плясать, ибо у неё ни грации в катании нет, ни плавности. А ещё, она носок не тянет!       И снова Яков на немецком матерится... Всё, раз раскрыли, то можно не скрывать...       С горем пополам, но Арина всё же снова садится на шпагат, а через несколько секунд подскакивает, ведь это адская боль, принимаясь делать наклоны. Неподалёку Яков орёт, вот действительно орёт, на Юру, тот нехотя, но катает свою старую программу и, не слушая требования, украшает её прыжками. Арина вот совсем не хочет слушать, о чём они говорят... Но... громко болтают! Любой бы услышал. А она не подслушивает, нет, нет, Арина ни за что не будет так делать.       Убеждая себя в этом, Листопадова немного приближается.       — А чё вы раньше на немецком не разговаривали?       — Не хотел, чтобы кто-то слышала. Вдруг, немецкий не один я хорошо знаю! А вообще, не отвлекайся, Юра!       — А-а, вы на нём только материтесь, да? А как переводится то, что вы утром сказали... Ну, шайса какой-то. Или как-то так.       — Никак! Сам выучи, а потом расскажешь мне. Тебе, Юра, обязательно нужно знать иностранные языки! Много иностранных языков! И для ума полезно, и...       — Я японский так сяк знаю. И английский. А Листопадова ничего не знает...       Арина резко выпрямляется, из-за чего в глазах темнеет. Нет, ну что это такое? Она, между прочим, знает... э-э-э... Украинский! Очень сложный язык! И немного английский, ну, в играх на нём она понимает, о чём речь идёт. Поэтому, обидно!       — Чего ты к ней прицепился? Только ссор мне тут не хватало, — вздыхает Яков, — хоть ты будь умней, Юр, не трогай Веру... орать не будет.       От Якова такой подставы Арина никак не ожидала! Она грозно хмурится, не менее грозно направляясь к бортику, чтобы, пылая праведным гневом, возмутиться.       — Яков...       — Листопадова! А ну не прохлождайся! — кричит Яков, подавляя мини-бунт одной маленькой Арины. — Сейчас к тебе подойду! И, если не дай Бог, твоя нога будет кривой в прыжке... тебе конец!       Юра за спиной Якова радостно улыбается, махая рукой. Не, ну справедливость, чё! Сами болтают, при чём про неё, а Арине «Ну не прохлождайся!»       Арина вздыхает. Вредины. Бубня под нос, она возвращается на своё место. Конец близко. Арина не то чтобы ногу ровно держать не сможет, она не прыгнет.       — Тебе нехорошо?       И, конечно же, опасения оправдываются. Прыгнуть не получается, Арина, сидя на полу, потирает ушибленный затылок, грустно глядя на Якова. Тот, к удивлению, не кричит, спокойно смотрит.       — Голова кружится, — врёт Листопадова.       Но, на самом деле, она просто бездарь.       — Со здоровьем не шутят, Вера...       Яков присаживается перед ней на корточки, через секунду касается её лба рукой, проверяя температуру. Сколько беспокойства и заботы сейчас в его глазах — словами не описать. Арина улыбается. Он удивительный, хоть и кричит часто, ворчит на неё, за спиной говорит, что она... простыми словами: какашка.       — Температуры нет! — хмурится Яков. — Но, может, давление скакануло. Как тогда, в Сочи. Вот ты дурья башка! — он снова переходит в режим «злобный тренер Фельцман». — Могла бы сказать, а не позориться своим отвратительным катанием! Я что, зверь? Вон, Жоре плохо стало — я его домой отпустил. Не мучал, представляешь! Снова в больницу загреметь хочешь?       Что... Вера лежала в больнице?       — Иди посиди в раздевалке, лица на тебе нет! И в понедельник — сходи на осмотр. Это требования тренера!       Под таким напором, глаза Якова прямо в душу смотрят, Арина может только кивнуть. Даже стыдно... Он думает, что ей нехорошо, переживает, а это всего лишь банальное неумение ничегошеньки делать.       — Спасибо, Яков...       — Всем добрый день!~ — звонкий голос заставляет подскочить и Якова, и Арину.       Торжественное открыв дверь с ноги, при этом улыбаясь во все тридцать два, Виктор машет рукой, в который держит белый пакет. Все, даже разговаривающий по телефону Юра, смотрят на него, озадаченно моргая.       Ого. Да у Якова венка на лбу надулась! Кажется, сейчас мировую звезду... отзвездячат.       — Витя...       — На улице так жарко! — смахивает пот со лба Никифоров, а Фельцман возмущенно вытягивает голову, ведь тот не даёт ему договорить. — Я купил всем мороженое! Не знаю, какое вы любите, поэтому купил своё любимое, Белочку, Маккачин тоже его обожает.       Затем следует двухминутная тирада Якова, которую Виктор слушает с улыбкой на лице. Арине и самой не верится, но она заканчивается довольно быстро и тренер, голод, ведь, не тётка, соглашается на перекус, подсвечивая: очень короткий! И потом — сразу на лёд, а Листопадова, если не полегчает, домой!       Почти можно назвать происходящее — крутым, да только Юрий, который даже мороженое взять не подходит, выглядит крайне хмурым и грустным, направляясь к Якову.       Что-то случилось? Арина чувствует как сердце снова пропускает удар. Волнуется, но надеется, что не зря.        — Извините, но мне домой надо, — виновато говорит Плисецкий, надевая на голову капюшон. — Там... Ну надо, короче.       Яков пару секунд внимательно смотрит на него, будто сканируя, а затем кивает, ответив:       — Хорошо, Юра. Иди.       Арина провожает его взглядом.       Боже, пусть у него просто живот болит, а не какие-то серьезные проблемы.       — Вер, ты зависла.       — А? — приходит в себя Листопадова, повернувшись к севшему рядом Виктору, тот улыбается, пальцем показывая ей на лицо:       — Мороженое, хрю-хрю, вытри.