Давай совершим обмен

      Кабинет Александра Ивановича Пешко — носит гордую цифру «восемнадцать» и сразу бросается в глаза количеством ожидающих. Благо, удобных диванчиков достаточно и никто не стоит у стены, явно этим раздраженный.       Стоит Арине подойти, как десятки глаз впиваются в неё, заставляя нервничать. Какая-то девушка, слегка старше самой Листопадовой, неодобрительно хмыкает, оглядев её с головы до ног (именно так, сверху вниз).       Пальцы Арины непроизвольно сжимают край белого сарафана. Смущает. Сильно.       — Здравствуйте, — робко говорит она.       — Здравствуй, девочка, — отвечает один старичок, улыбаясь в густую бороду. — По записи? На какое время?       — На без пятнадцати двенадцать.       — После меня будешь, — та самая недружелюбная девушка усмехается, — Листопадова. Не ожидала увидеть такое ЧСВ* в больнице, думала, ты доктора на дом вызовешь.       Либо эта незнакомка знает Веру и является ещё одной несчастной душой, которой та насолила, либо это просто девчушка, увлекающаяся фигурным катанием, тут хочешь, не хочешь, а о Листопадовой знать будешь.       — Ясно, — кивает Арина и, нехотя улыбнувшись, отворачивается.       Конфликтовать не хочется, извиняться, не зная, в чём виновата, тупо, поэтому она решает проигнорировать.       На часах десять минут двенадцатого, а, как становится ясно, Пешко ещё нет на рабочем месте. И это один из лучших докторов? Увольте. Даже в больнице, находящейся в захолустье, где в детстве жила Арина, врач всегда был вовремя, а этот... Ещё в половину одиннадцатого «чуть-чуть» припоздал.       Интересно, если отлучиться ненадолго — Листопадова не пропустит свою очередь? Она пару секунд думает, затем решает, что быстро пройдётся и всё будет хорошо.        Уже шагая по коридору, при этом оглядываясь, Арина прекрасно понимает, куда идёт и какую цель преследует.       Где-то здесь Юра. Должен быть, по-крайней мере...       Стоящий у окна красный автомат — привлекает внимание. Листопадова достаёт с рюкзака кошелёк, щурится, выбирая между зелёным чаем и горячим шоколадом.       Нереально сложный выбор.       Невольно вспоминается беззаботное время, когда целые дни Арина посвящала ноутбуку и визуальным новеллам в нём. Что поделать, нарисованные люди ей нравились больше, чем настоящие. От них не было проблем, они не раздражали, а просто вызывали улыбку. И в этих самых новеллах — Арине сложнее всего было выбрать, что надеть, что поесть на завтрак, а не всякие там: в какую сторону бежать и всё такое.       Всё-таки выбрав чай, руководствуясь воспоминанием о том, что в одно утро, в одно просто прекрасное утро, Плисецкий пил именно зелёный (правда охлажденный) чай, Арина идёт на поиски, мысленно исправляя себя: на прогулку!       Юры (интересностей!) нет ни в хирургическом отделении, ни в зелёном коридоре, с подсолнухом в большом горшке, и даже не возле выхода.       Вздыхая, Арина косится на часы, ещё нормально, до приёма достаточно времени, поэтому она поднимается на второй этаж, ну и гул тут! Множество людей, сидящих у какого-то кабинета, громко смеются, забив на правила приличия. Арина проходит мимо и слышит в след насмешливое:       — Пха, эта... звезда-пизда.       Она лишь мельком смотрит на сказавшего такое парня, чувствуя неприятное жжение в груди.       Обычно Арина всегда проходит мимо, услышав гадость о себе, делает вид, что ей плевать или что она вовсе ничего не слышит, увлекшись музыкой в наушниках. Но сейчас...       Злость заставляет сжимать зубы, после того как до ушей доносится мерзкий смех и очередное оскорбление.       Эти люди не имеют права!       — В таком ток блядь ходить будет, — фыркает молодой парень, тот, из-за  которого и загорелся весь сыр-бор.       Арина останавливается, делает глоток чая, надеясь, что это её успокоит, но всё зря. Парень продолжает смеяться, ему поддакивают друзья.       — Как всем хоккеистам давать — так можно, а мне...       Боже. Что бы сказала Вера?       У Арины от напряжения ладони потеют, она разрывается между тем, чтобы уйти, трусливо опустив голову, и тем, чтобы наконец-то закрыть придурку рот.       — Словами ранить можешь, а на что-то нормальное способен? — неожиданно для самой себя, выпаливает Листопадова, обернувшись.       Парень замолкает, подняв на неё взгляд. Испуганный взгляд жалкой крысы. И больше слов он не находит, его друзья тоже.       У Арины чувство эйфории. Неужели она, да, именно она, смогла так дерзко ответить на обиду?       На лице улыбка, взгляд уверенней, чем когда-либо, Листопадова гордо идёт вперёд, расправив плечи. Кто крут? Она крута.       Это, пожалуй, одно из самых лучших достижений в её жизни.       А второе лучшее достижение носит название: «найти Плисецкого в огромном здании».       Сердце подпрыгивает в груди, когда взгляд натыкается на розовое худи. Юра стоит, опираясь о стену боком, сжимает телефон, зевает, затем морщится, услышав ворчание старушки рядом. За секунду — в нём столько эмоций, что хочется продолжать стоять и смотреть, но Арина всё же делает шаг к нему, глубоко вздыхая.       И что это, простите, за чувства? Это странное волнение, трепет внутри... Арина не должна ощущать такое, но она ощущает, даже слишком хорошо.       Пугающе то, что Юра находится в кардиологическом отделении. Значит, у его дедушки проблемы с сердцем?       Ладно. Хватит тут стоять! Смелее!       — Прости, — неуверенно говорит Арина, положив руку на хрупкое плечо Юры.       Несчастный вздрагивает, настороженно обернувшись. Когда видит Листопадову, раздраженно вздыхает, так тягостно и громко, что половину России этот вздох грозит снести с лица Земли.       Плисецкий оглядывается и, видимо, убедившись, что рядом нет опасных личностей, от которых он, собственно, скрывается, нехотя говорит:       — Тебе не сюда, дура.       — Знаю, я... это, — теряется Арина, смущенно глядя в сторону, — убиваю время до приёма. И... — она делает шаг назад, затем в сторону, будто пританцовывая.       Юра на это изгибает бровь, пребывая в непонятках. Боже... Да нечего тут понимать, Арина просто от смущения помирает...       — Я подумала, что ты где-то здесь, — наконец говорит правду она, слегка улыбнувшись. — И что нужно извиниться. Прости, что расспрашивала. Это совсем не моё дело.       Юра, всего лишь на секунду, замирает, наклонив голову, будто слова действительно доходят до него в нужном контексте, затем сухо усмехается.       — Насрать, я об этом даже минуты не думал.       — Хорошо тогда.       Арина, не зная, куда себя деть, нервно улыбается, протягивая стаканчик с чаем, которого ещё осталось много, она ведь только пару глотков сделала, чтобы горло смочить.       — А я тебе чай купила, — сбивчиво сообщает Арина. — Зелёный. Не знаю, как ты к нему, но однажды ты пил, поэтому...       Что-то слишком она тараторит. С чего бы?       — А? — сначала не понимает Юра. — Сам куплю, — уже фыркает он, — если захочу. Чё ты, вообще, от меня хочешь?       В последнем вопросе столько уныния и отчаяния, что Арине не по себе. Неужели, она его настолько достаёт своим присутствием? Эх...       — Просто как-то... печальненько, — с глумливой улыбкой выдаёт Листопадова, закинув руку за голову. — Больница — мрачное место, я тут только тебя знаю, вот и тянусь к тебе. Хах... чё я несу, а?..       — Да какой-то бред, — кисло отвечает Юра. — Ты ток его и несёшь в последнее время.       — Тебя это бесит?       — Гм... Меня всё в тебя бесит, дебилка!       И всё-таки, в начале он мешкал...       Арина вздыхает. Ну что же сделать, на какие рычажки потянуть, чтобы добиться (вернуть?) к себе расположение Юры?       — Помню, — подняв взгляд, начинает Арина, — в детстве, ну, не совсем раннем, но всё же, я очень много времени проводила в больнице. Это был... не лучший период в моей жизни.       Юра выглядит настолько равнодушным, что легко может занять первое место в конкурсе «самых незаинтересованных людей мира», хотя, в силу титула, он явно на этот конкурс забьёт...       — Мы с сестрой... не любили ту больницу, — упрямо продолжает Листопадова, — но не могли не навещать бабушку.       После сказанного, Юра поднимает голову и, наверное, смотрит Арине в глаза, по-крайней мере, две чёрные линзы очков глядят ей прямо в душу.       Лицо у него спокойное, что редкость, ведь почти всегда он психует, кривится или так гадко усмехается, что убейте, пожалуйста.       Волнение заставляет глубоко вздохнуть. Арина, поняв, что Юра смотрит на неё слишком долго, пытается как можно искренней и добрее улыбнуться.       —...и ты думаешь, что мне интересно? — наконец произносит Плисецкий. — Дурочка наивная.       Последнее говорит так фальшиво и по-детски, что Арина тихо хмыкает. Зачем эта напускная грубость? Зачем вытаскивать свои иглы, когда всё так хорошо? И дело явно не в том, что Вера когда-то сказала ему гадость, нет, тут что-то большее.       Никто не станет прятаться в свою ракушку просто так. У всего есть причины. Поэтому... Арина не будет винить Юру и обижаться, тогда, возможно, она сможет разбить толстую скорлупу и посмотреть на него настоящего.       — Думаю, что ты не злобный гном, которому плевать на чувства людей, — после недолгой паузы, Арина пожимает плечами.       Со стороны Юры слышится неодобрительный фырк.       — Сколько раз мне нужно извиниться, чтобы ты простил? Сколько раз, скажи, пожалуйста.       — Отвали просто, пожалуйста, блять.       Теперь Юра искренне злится.       — Сколько раз нужно сказать, чтобы ты перестала ко мне лезть?!       — Не ори, в больнице мы, — напоминает Арина, поджав губу. — Я п-просто, — она заикается, — пытаюсь помириться с тобой...       — Хватит мямлить! — то ли удивленно, то ли раздраженно кричит Плисецкий. —  Ага, помириться, охотно верю. Терпеть не могу таких лицемеров. Терпеть не могу тебя, Листопадова.       Слишком ненавистный тон...       Как больно от этого.       — Прости...       Арина не может отыгрывать Веру сейчас, не может надеть маску и, сохраняя спокойствие, сказать что-то успокаивающее. Ей жутко неприятно и обидно, поэтому возвращается настоящая она, забитая девчонка, которая никогда не защитит себя от нападок. Вот она, Арина, вот младшая Листопадова, а не та крутая девушка, давшая сегодня отпор хаму...       Арина делает шаг назад, с силой сомкнув пальцы на бумажном стаканчике.       — Ты чё шарахаешься? — изгибает бровь Юра.       А что делать после того, как говорят, что терпеть тебя не могут? Смеяться? Арина готова только заплакать.       — Просто ухожу, — найдя в себе силы, отвечает она. — Прости, что бесила. Я не... должна была пытаться что-то исправить. Я... дура, — сбивчиво говорит она, привлекая внимание остальных посетителей больницы.       Все, кажется, даже дышать перестают, внимательно вслушиваясь. Такая тишина пугает, стены, вмиг посерев, начинают сужаться, грозя раздавить,  ставшую совсем крошечной, Арину.       — Я... восхищалась тобой, вот и... пыталась сделать так, чтобы ты простил.       Арина хочет уйти. Подальше от любопытных глаз, от мрачной ауры Плисецкого, которая, подобно морской волне, накрывает с головой, заставляя задыхаться.       — Ли... — Юра не успевает договорить, как она машет рукой, случайно той, в которой стаканчик.       Успевший остыть чай безобразным пятном украшает сарафан. Только этого не хватало! Абсолютное уничтожение Арины перед Юрой, что может быть лучше?.. Она, униженная собственной неуклюжестью и неудачливостью, мельком смотрит на него, сморгнув слёзы.       И слёзы не обиды, совсем нет, Листопадова редко когда плачет вообще, но уж слишком сегодня гадкое настроение. Стены больницы давят, принося детские, не совсем радужные воспоминания, а кумир, тот, с которым хотелось поладить, говорит, что терпеть не может.       После такого — приз, ввиде слёз, в студию!       — Девушка, осторожней, — недовольно произносит стоящая неподалёку дама, возвращая в реальность.       Арина, покраснев, в первую очередь из-за самой себя (своей тупости и слабости!) поворачивается к ней, извиняется, скомкано и невнятно, а затем спешит уйти.       Юра даже ничего не бросает ей в спину.       Конечно, что он может сказать? Ничего. Слишком гордый, чтобы извиниться, да и извиняться перед Ариной (Верой) он ни за что не будет. Хотя... когда их взгляды встретились, очки, правда, сильно мешали понять, но всё же Плисецкий выглядел сбитым с толку.       Остальное время до приёма — Арина проводит в прострации, с сожалением глядя на пятно от чая. Ей в это время настолько горько, что словами не описать.       Внутри всё холодное-холодное, а перед глазами, то бабушка, то Катя, то Юра, говорящий о ненависти.       Терпеть тебя не могу — какие, всё-таки, сильные и грязные слова, от которых не отмыться. Люди часто бросают что-то вроде такого, особенно — во время ссоры, стремясь ужалить как можно больнее. А потом они забывают об этом, хуже, когда сразу.       — Девушка, ваша очередь.       Даже осознание того, что злость Юры не направлена на настоящую Арину не успокаивает ничуть. Он ей это говорил, Вере бы, наверное, не стал... Просто потому, что она не подходила бы к нему, не вела бы себя как дурочка, пытаясь отогнать печальные мысли и поговорить со знакомым человеком.       С человеком, который...       — Девушка?       Слабый толчок в бок и Арина приходит в себя. Она слегка вздрагивает, подняв взгляд. Совсем забылась...       Дедушка, которой здоровался с ней в самом начале, улыбается.       — Простите?       — Ваша очередь, говорю. Замечтались вы.       Если бы это были мечты...       Выдавив вежливую улыбку, Листопадова кивает и поднимается на ноги.       Раз. Два. Три.       Глубоко вздыхает.       Прочь всякие мысли, прочь грусть. Нужно быть уверенной. Нужно просто взять и открыть чёртову дверь.       Потянув на себя дверную ручку, Арина хотя бы какую-то цель выполняет и входит.       В светлом кабинете, в каждом углу которого фикусы, её ждёт невысокий блондин, с забавным пивным животиком. Пешко Александр — собственной персоной.       Мужчина, быстро спрятав бумажный конверт в карман, кивает головой, сказав:       — Добрый день. Какие у вас проблемы?       — Здравствуйте, — неуверенно отвечает Арина, — я... Листопадова. От Якова. Фельцмана...       — Отлично!       Уж слишком радуется Пешко, даже не по себе становится. Ну да ладно.       Арина молча проходит, всё ещё борясь с тяжёлыми чувствами, и натягивает улыбку.       Испытание начинается.       — А что именно болит? Яшка сказал, что у тебя давление часто повышено. Будем мерять, что ж? Голова. Что с твоей головой? И что за пятно? Облилась? Беда, — как из пулемёта строчит Александр.       Арина уже на вопросе о голове — перестаёт понимать.       Во время осмотра, хочется смыться с лица земли. Александр болтает, много болтает, рассказывая о своём  достижении в онлайн игре, о том, как его бесят невоспитанные люди, и что они с Яковом с самой школьной скамьи друзья!       При этом он забывается, когда измеряет давление, чуть не расплющив руку Арины к чертям, потом вообще отлучается из-за, как он говорит, шестого чувства, которое подсказывает, что жена забыла покормить попугая Лёшу...       В общем, замечательный приём, но, в принципе, Арине грех жаловаться.       Надо бы открыть Якову глаза, а то он чересчур сильно Пешко гордится, а Пешко... просто Пешко, с ним бы по чашке чая, а не жизни доверять, хотя, может, с другими он более профессионален.        — Не нашёл никаких проблем, — разводит руками Александр, — ты абсолютно здорова!       — Отлично?..       — Замечательно! Так Яшке и скажи, а то он переживает, такой дурашка.       Сказанное — очень умиляет. Пешко с такой теплотой говорит о Фельцмане, что появляется улыбка. Вот это дружба.       — Окей! — Арина довольно кивает, подумав, что зря вообще переживала. — До свидания!       А деньги-то — хорошие ушли. Немного жаль, ведь единственное, что сделал доктор — измерил давление и посоветовал препарат от головных болей, в основном они с Ариной просто обсудили жизнь.       — Давай, Верочка, Яшке привет.        Как-то быстро, было столько волнений и зря. Прям как кровь из пальца брать, кажется, что адски больно, а на деле — раз и сделано!       Забивая голову бестолковыми мыслями, лишь бы не вспоминать о плохом, Арина направляется к выходу, даже не глянув в сторону кардиологического отделения.       «Ну и что, что там Юра?» — тихо вздыхает она. — «Он меня послал. Всё. Больше не хочу слышать такие обидные вещи, тем более, не за что...»       Погода, пока Листопадова проторчала в больнице, немного (сильно) подпортилась. И сейчас, вместо жгучего солнца, на небе красуются серые тучи. Умом погоду России не понять...       Остановившись у сосисочной, Арина озадаченно хмурится. Может, сосиска в тесте скрасит день? Но она такая калорийная... нельзя вес набирать, пока Арина — Вера, а то беда будет.       Но, с другой стороны, это же всего лишь маленькая сосисочка... Одна единственная...       А, к чёрту.       — Сосиску в тесте, пожалуйста, — решительно объявляет Арина, наклонившись к окошку.       И всё зря, оно закрыто.       — Эх...       Сегодня явно день неудач... Только с одним свезло, с приёмом, а так сплошные разочарования. Хочется домой, обнять подушку и пожаловаться дневнику на жизнь. Обычно помогает успокоить нервишки.       Арина садится на бортик небольшого фонтана, достав телефон. Время вызывать такси? Идти пешком слишком лень... А может?..       Не, Якову звонить — перебор и хамство. Он, конечно, самый лучший покровитель, но это не значит, что ему можно сесть на шею и свесить ножки.       Взгляд неосознанно падает на больницу, находящуюся в метрах десяти. Плохая больница. Только плохое и принесла...       Забивать голову всячиной — больше не получается и Арина, спрятав лицо в ладонях, замирает, позволив себе вольность ввиде проявления эмоций. Ей станет легче, если она поддастся чувствам, а не будет их глушить. Хотя, если сразу подавить, то потом, когда захочешь выплеснуть, уже не получится и ты, или придёшь в норму, или будешь продолжать ходить с тяжестью на душе.       — Бабушка... — тихо шепчет Листопадова, а потом, вспомнив, что на улице, замолкает.       «Что бы ты посоветовала мне? И... ты бы оценила всю эту авантюру? Нет... если бы ты только жила, всё было бы по-другому...»       Арина понимает, что сейчас расклеивается как жалкая рекламная брошюра, упавшая в лужу, но насильно заставлять себя улыбаться не хочет. Ещё чуть-чуть погрустит и домой поедет... А там... включит Гарри Поттера и, отключив мозг, будет наслаждаться!       Громкий звон телефона пугает, заставив от неожиданности подскочить. Чертыхнувшись, Арина поднимает телефон, лежащий у неё на коленях и, увидев, кто звонит, нервно усмехается. Яков что, следит за ней или просто Ванга?       — Алло?       — Слышишь, Вера?! — кричит в трубку Фельцман, ну что Арина уже сделала не так? Алло без должного уважения сказала? — Связь ужасная! Алло?       — Да я вас слышу! — пытается перекричать тренера Листопадова.       — Хорошо, — резко сбавляет громкость Яков, — приём закончился?       — Да, минут десять назад. Всё ровно!       — Вот как. Это отлично. Ты где? Я еду,  скоро буду проезжать мимо, могу захватить тебя.       — Если не сложно, — скромно улыбается Арина, — спасибо большое.       — А Юра не с тобой?       Ну зачем спрашивать очевидные вещи? Листопадова ловит грустинку и печально отвечает:       — Конечно нет. С чего бы?       — Ладно, тогда сейчас буду.       Фельцман сбрасывает, а Арина в очередной раз думает о том, что он... заботится о ней больше, чем родной отец. Владимир, конечно, ею сильно любим, родитель же, но он даже не звонит ей, только в день рождение...       Яков, слава Богу, приезжает довольно быстро, не дав ещё одному поводу для грусти окончательно заполнить голову.       Арина плюхается на заднее сидение, буркает благодарность и куксится, прижавшись к дверце машины. Яков, чьё лицо видно в зеркале, недоумевающе хмурится.       — Что за кислое лицо, Листопадова?       — А... — Арина пожимает плечами, уставившись в окно. — Просто...       — Не надо врать! — обижается Фельцман. — Я тебя с малых знаю и такое лицо не значит, что всё хорошо!       На самом деле, всё совсем не очень...       Тягостный вздох срывается с губ, ещё больше раздражая Якова, чтобы он не взорвался, Арина решает сказать, что её тяготит.       — Почему меня Плисецкий так ненавидит?..       — Чего?       — Почему Юра меня ненавидит? — уже громче повторяет Арина.       Яков удивлённо смотрит на неё.       — Он тебя не ненавидит, — уверенно заявляет он. — Не выдумывай.       — Юра сегодня сам об этом сказал... Что терпеть не может, — вспомнив, что Вера не тряпка, Арина спешит добавить: — Какого, вообще, хрена? Я чё, груша для морального битья ему?! Противный малой!       — Не ори.       — Есть, сэр...       Твёрдый голос Якова заставляет умолкнуть. Арина опускает взгляд, принявшись, будучи очень нервозной личностью, кусать губы.       — Ненависть — слишком громкое и сильно чувство. Юрке оно не свойственно.       Но он же намекает на это каждый раз, а сегодня и прямым текстом сказал...  Листопадова не решается высказаться, а просто продолжает слушать.       — А ты бы не злилась, если бы кто-то сначала к тебе по-доброму относился, а потом столько грязи на голову вылил?       — Злилась...       — Вот и Юра злится, — резонно пожимает плечами Фельцман. — Ещё учитывай то, что он ранимый подросток, ты сама такая.       — Я не ранимая...       — Молча слушай.       Ладно, так уж и быть... Говорить всё равно нечего, да и не хочется.       — Юре нелегко. Представь, сколько негатива он получает от сверстников,  которые быть не такими как всё — как огня боятся. Тут уж надо бить первым.       Как Арина и думала раньше: никто не станет выпускать иголки просто так.       — Ну а чё, — не сдерживается она, — просто не дать мне шанс?!       — Цыц, — поднимает палец Яков, требуя снова заткнуться.       — Все же видят, как мне стыдно и как я пытаюсь, — не унимается Арина. — А он!..       — А ты мозг включи.       Чего? Обидно!       — Вы с ним похожи.       — В том, что мозги не включаем? — бубнит Листопадова, получая саркастичный фыр в ответ:       — Не поясничай тут, — Яков сводит брови к переносице, — в том, что оба как кактусы. Только так и прячете свои чувства. Скажу честно, вы, как только ко мне пришли, как два волчонка диких были.       Арина действительно заинтересовывается. Она чертовски плохая сестра, раз даже не задумывалась о том, каково было Вере, брошенной матерью в жестокий мир спорта.       Юра уходит на второй план. Арина прикрывает глаза, вспоминая. Вот Вера, уставшая сильно, показывает изувеченные ступни, коньки были малы, но до выступления оставалось пять минут и делать было нечего, вот её пятки кровоточат, а она, смеясь, говорит, что дурацкие девчонки — завистливые суки, в руки которым нельзя давать иглы.       Чёрт... Арина и вправду никогда не думала о чувствах сестры.       — Как только вы паладили с Юрой, я был рад, думал, вдруг смягчитесь, но потом, — Яков кидает на Арину недовольный взгляд, — кое-кто нос задрал! А Юра, тоже баран упрямый, в ответ надулся.       Кто бы мог подумать, что история Юры и Веры такая длинная и глубокая? Кто бы мог подумать, что у них было что-то вроде дружбы? Точно не Арина.       — Я сейчас хочу всё вернуть, а Юра морозит меня... Или орёт как истеричка, — вздыхает она.       — Я бы тоже хотел, чтобы вы перестали ссориться, — фыркает Яков в ответ, — но вы такие истерички! Вообще... мне очень жаль Юрку, я-то вижу, что он одинок, хоть и не показывает этого...       Арина обнимает себя руками, повесив нос. Одинок, значит? А, если подумать, то она ничего о его жизни вне катка — не знает. А хочется...        — Если ты продолжишь исправляться, — улыбается Яков, заметив как Арина грустит, — Юрка тебе откроется. Он добрый мальчик.       — Даже, если терпеть не может?       — Это просто слова. Не правда.       Арина и сама не понимает, но почему-то после услышанного — становится легче. Она поднимает взгляд на Якова и улыбается ему:       — Спасибо. Вы правда лучший покровитель, Яков.       Фельцман пытается сделать вид, что ему плевать, но уголки его губ приподнимаются тоже.