Давай совершим обмен

      Вера с экрана ноутбука улыбается, немного криво и кажется неискренне, но молчит, ожидая, когда Арина перестанет судорожно прижимать к телу подушку и наконец-то скажет то, ради чего звонит.       В комнате гнетущее молчание, которое разбавляет лишь шум города за окном. У Арины в мыслях была целая речь, а сейчас же она может только бубнить себе под нос, вмиг забыв все слова.       Состояние гадкое. Серые тучи, такие тяжёлые и темные, висят над головами обоих сестер, не давая ледяной до мурашек атмосфере наконец-то покинуть комнату.       — Как прошёл твой день, Риш? — уставшая от длительного молчания, спрашивает Вера.       Арина удивленно, ведь слишком привычна стала тишина, вздрагивает и поднимает растерянный взгляд.       — В больнице дела хорошо, а так... Ну тоже. Типа.       — Это не убедительно звучит, — кисло тянет Вера и устало откидывается на спинку кресла.       Арине даже не по себе становится от такого вида сестры. Обычно, Вера не ведет себя так, не показывает, что грустно, что она устала. А сейчас под глазами мешки, уголки губ опущены... Старшая Листопадова кутается в свой огромный свитер, бубня о том, что здесь, в Хасецу, как-то прохладно сегодня. А кажется, что холодно только ей, что прохлада лишь а её душе.       — Я поссорилась с Юрой, — всё-таки признаётся Арина. — Только без шуток, окей? Я в печали.       — О, ясно.       Какой отличный ответ. Спасибо! — хочется выпалить судорожно думающей, как продолжить разговор Арине. Как, вообще, отвечать на сухое «ясно»?       — А у тебя как день?       — Такое себе, — машет рукой Вера, — скучно было. Твои приятели — задроты.       — Нормальные...       — Отстойные.       — Ой всё, — обижается Арина.       Ну чего она, а? Льет свои помои даже тогда, когда Арина хочет мило, по-сестрински, поговорить...       Юра номер два.       — Вообще, — вздыхает Арина, — я хотела извиниться перед тобой.       Как только слова слетают с губ, становится легче. Будто камень с души свалился — обычно говорят при таком чувстве. Арине лучше, а Вера широко раскрывает глаза, на миг потеряв самообладание, через секунду она, конечно, снова выглядит равнодушной, но Арина-то знает, что чувствует сестра на самом деле.       — Ты что сделала? — щурится Вера. — Твою мать. Не говори, что что-то сломала... Блять. Сама платить за ущерб квартире будешь!       — Я ничего не угробила, — оскорбленно говорит Арина. — Послушай меня, пожалуйста. Молча.       Вера фырчит в ответ, но не противится.       Наоборот, она заинтересована — ясно и дураку. Леность и усталость уступают место легкому волнению, отразившемуся в глазах.       И именно сейчас, когда воздух становится чуть теплее, а за окном начинает ярче сиять луна, Арина смотрит на Веру и видит её настоящую.       Уставшую. Расстроенную. Ищущую поддержки, но получающая от матери: «нет слабости», от отца молчание, а от родной сестры тонны зависти.       Только сейчас Арина замечает болезненную худобу сестры, вспоминает, как та шутила насчёт диет и тренировок. Вера смеялась и говорила, что всё отлично, а сама ног не чувствовала.       Арина могла принести ей чашку чая, но она лишь пожимала плечами и уходила смотреть Гарри Поттера.       Вера боролась всегда. До последнего. До победы.       Арина легко сдалась и ушла в тень, не пытаясь ничего сделать или сказать.       Вера отдала льду жизнь. Продала душу за то, чтобы быть сильной.       Арина всегда хотела только кататься, но не соревноваться.       — Я была ещё худшей сестрой, чем ты, Вер, — мрачно усмехается Арина.       — Чего?       Вере нужна была любовь, доброта, но она получала мозоли на ногах, травмы, увечья и металл в глазах матери. Поэтому сейчас душа под тысячью замками. Поэтому сейчас только панцирь.       Она как Юра, а Юра как она. Оба прячут настоящих себя, светлых и добрых, не желая показывать собственную слабость.       — Тебе было тяжело, но ты продолжала идти вперёд, я только ныла, — не позволяя себя перебить, продолжает Арина.       Вере, судя по её взгляду, это слышать дико.       — Мы сёстры, но я никогда не пыталась понять тебя. И, знаешь, узнав о ситуации с Катей... я решила, что ты монстр.       Для Веры эти слова — удар плеткой по лицу. Она усмехается через минуту, сжав кулаки.       — Но... ты не могла иначе, — дрожащими губами шепчет Арина. — Я не оправдываю тебя, но... Но я тебя люблю.       Всё становится ясно, когда на глазах Веры появляются слёзы.       — Я тоже люблю тебя, Риш.       Арина теперь искренне улыбается, видя перед собой не старшую сестру, а маленькую уставшую девочку, которая плачет навзрыд, закрыв лицо руками.       Май,       Сегодня я плакала.       Сильно.       Из-за чего, спросишь ты?       Во-первых, атмосфера больницы абсолютно уничтожила меня, заставив вспомнить каждое плохое событие.       Болезненные глаза бабушки.       Крики отца.       Слёзы матери.       А во-вторых, от человека... которого я мечтала однажды обнять... сказать, что он лучший и получить улыбку в ответ... я услышала грязь Терпеть тебя не могу, — так он сказал мне, сжав кулаки.       Юра не виноват. Я понимаю Юру и всё так же искренне уважаю, но это больно, чёрт возьми.       В этот день я поняла, что ненавижу больницы. А ещё то, что я хочу увидеть улыбку Юры. Добрую, беззлобную, предназначенную мне.       Хочу стать для него... другом?       Не знаю. Май, я запуталась. В своих чувствах. В не своей жизни. Но одно ч знаю точно:       Юра всё ещё мой ангел.       Странная ассоциация? Да нет. Ему подходит. Ангел с красивыми глазами, божественным умением кататься — вот какой он. За его спиной, каждый раз при катании, раскрываются два белых крыла.       Как у того человека. Ну. Которого я где-то видела. Помнишь? Я писала о нём. О нём, светлом и... Я не помню. Оно и не важно.       Я думаю пойти спать, Май, завтра фотосессия, синяки под глазами меня совсем не украсят, а Веру, мою Веру, только взбесят. Сладких мне снов.       Арина зевает, откладывая дневник. Сейчас она похожа на сонную муху, наверное, даже появление Гермионы Грейнджер — не сможет отправить сонливость в нокаут...       Мистер Ал позволяет себе лечь рядом, спрятав мордочку в одеяле. Так приятно становится. Хорошо, когда под боком есть что-то ласковое и мило мурчащее.       Рука Арины тянется к телефону, ведь тот пищит, желая о чем-то сообщить. Когда палец Листопадовой разблокируют экран, а её глаза опускаются на уведомление... она забывает как дышать.       — Ч-что?.. — шепчет, не веря.       А на экране новость о том, что сам Юрий Плисецкий принял её заявку в друзья.       По телу разливается тепло, оно вызывает трепет в груди и... слёзы на глазах.       — Юрочка...       Арина счастливо улыбается, а бабочки в её животе, которые порхают там уже достаточно давно, теперь вынуждены делить место жительства с кем-то ещё, кем-то очень энергичным, ведь внутри у Арины ураган!

Я снова плачу, Май. От счастья.

      Вера Snow: Ты принял мою заявку... Знаешь, мы поссорились вроде как, но я всё равно рада. Спасибо.       Юрий Плисецкий: не делай из этого что-то такое. и не пиши мне.       Вера Snow: Сладких снов, Юр.       Последнее сообщение прочитано, но упрямо проигнорировано. Но улыбка на лице Арины всё равно от уха до уха. Почему-то, она сама не знает почему, ей кажется, что этот жест со стороны Юры — не шаг, нет, но хотя бы взгляд на тропу мира. Хочется верить в это...