Руконгайка

      Мне снились грядки. Я ворочалась с боку на бок, пытаясь вырваться из кошмарного сна, но вырваться не получалось. Грядки простирались от бабкиной хибары до стен Сейретея, и все их надо было прополоть. Шестьдесят восемь руконгайских районов, требующих прополки. Если кто-то когда-нибудь спросит меня, как выглядит отчаяние и безысходность, я опишу ему этот сон.       К тому же, меня мутило. Даже во сне я осознавала, что та чёртова морковь, которой мы поужинали с Томоко-баа, видимо, сгнила.       И тут, в тот момент, когда я окончательно погрузилась в бездны отчаяния и мрака, за моей спиной раздался голос: — Давай так. Оборачиваться ты не будешь.       Разумеется, я тут же обернулась. Надо же посмотреть, кто так нагло вламывается в мой кошмар и мешает мне морально разлагаться? Но сзади, к моему огромному удивлению, никого не оказалось. — Э-э, вы где? — совершенно глупо спросила я. — Я же не просто так велел тебе не оглядываться, — в голосе невидимки явственно прозвучало самодовольство, — моё могущество столь высоко, что простые смертные не способны уразуметь его. Узреть мой истинный облик обычным людям не под силу, ибо их глаза слишком слабы для этого, а ум чересчур скуден.       Выспренняя речь прошла мимо моего скудного человеческого разума. Я пыталась понять, что не так с этим голосом. Он звучал так, будто… Я опустила глаза. Ну да, будто шёл снизу.       Мой собеседник едва доставал мне до колен. Больше всего он напоминал садового гнома из старых компьютерных игр про «Гарри Поттера». Да-да, того пиксельного расплывшегося уродца цвета переваренного мяса.       На мордочке «гнома», осознавшего, что его инкогнито раскрыто, появилось неприятное выражение. Он словно хотел в туалет и держался из последних сил. Спустя несколько секунд до меня дошло, что это просто смесь раздражения, злости и досады. — Вот каково ты — нечеловеческое величие! — фыркнула я. — Так и не приходит слава земная! — Заткнись! — злобно буркнул «гном». — Много ты понимаешь, глупая человечья девка! Знаешь ли ты, кто я?       Я только пожала плечами. Обычно моё любопытство носило весьма избирательный характер. В данном случае оно чувствовало, что так и так будет удовлетворено. Судя по всему, мой новый знакомец не упустит возможности прихвастнуть. А раз так, зачем тратить слова и вопросительные знаки? Они, чай, не казённые.       И действительно — долго оставаться в блаженном неведении мне не дали. Не дождавшись взволнованных вопросов и положенных ахов-вздохов, «гном» оскорблённо поджал губы (личико его от этого перекосило так, что давешние Пустые и несостоявшийся любовничек-некрофил показались мне настоящими аполлонами), а затем горделиво приосанился и со всем возможным пафосом и апломбом произнёс: — Я — демиург этого мира!       С минуту мы стояли молча — он ожидал моей реакции, я пыталась вспомнить значение слова «демиург» — а затем я разразилась громким хохотом. Вернее, не так. Я заржала аки лошадь.       М-да, морковка и впрямь дурно на меня влияет.       Пока «гном»-демиург хватал ртом воздух от негодования, я пыталась успокоиться. Удалось далеко не сразу. А потом мне пришло в голову, что вообще-то местным демиургом должен Кубо считать. Ну, вроде как. Сию бесценную мысль я тут же озвучила, наблюдая, как «гнома» буквально распирает от возмущения и ярости. Лишь через несколько минут он с видимым трудом взял себя в руки и процедил: — Человек, о котором ты говоришь, лишь жалкий провидец, которому я даровал возможность заглядывать за грань моего творения. Сделал я это лишь для того…, — но договорить ему не дал новый приступ моего хохота. Нет, такими темпами я помру со смеху! Хотя, если вдуматься, не худшая смерть. От дикого, сумасшедшего хохота я начала икать, но перестать смеяться было выше моих сил. Подумать только, Кубо — провидец! Держите меня семеро!       Потом мой взгляд упал на «гнома», и я решила, что подобный поворот событий вполне логичен. Скажи мне, кто твой демиург, и я скажу, кто ты, как говорится.       «Гном» сиял как светофор. Он краснел, желтел, зеленел и снова краснел. А в следующую секунду внезапно высоко подпрыгнул и с силой, которую заподозрить в нём было невозможно, ударил меня по лбу. Я захлебнулась смехом, нелепо хрюкнув напоследок, и рухнула в ближайшие заросли. Здравствуй, крапива, а я почти соскучилась по тебе. «Можно было бы обойтись и без таких реалистичных подробностей», — уныло подумала я, разглядывая волдыри на руках и наощупь пытаясь определить, что у меня на лбу. Даже наощупь выходило, что там зреет шикарная шишка. — Заткнись! — голос «гнома» стал визгливым. — Не смей смеяться, никчёмная, безмозглая девка! О, Силы творения, ну почему это должно было случиться именно со мной?       Ох, мужик, да я последние десять дней задаю себе этот вопрос. И знаешь что? Я нашла идеальный ответ. Потому что. Вслух я, разумеется, ничего не сказала. С меня и одной шишки хватит. — Послушай меня, девчонка! — «гном» принялся нарезать круги. — Мы, демиурги, вовсе не так всемогущи, как рисует нас жалкое человеческое воображение. После сотворения мира мы практически лишаемся возможности влиять на него. Нам остаются лишь крохотные точечные воздействия — и ничего глобального. Только наблюдать, как бесполезные и беспомощные существа, населяющие наши детища, крушат и уничтожают всё, что мы с любовью строили. Это несправедливо! Но любая попытка повлиять на ключевые моменты судьбы мира приводит к катастрофе. Раньше я сомневался в этом, однако затем сам совершил ошибку, попытавшись подправить кое-что в будущем моего творения. Я сотворил проклятый артефакт. Здесь его называют Хоугиоку. — Вообще-то, — осторожно начала я, на всякий случай отодвигаясь подальше, — Хоугиоку сделал Урахара Киске. Так в манге написано и так в аниме показывали. — Урахара Киске?! Ничтожный фигляр! — презрительно скривился «гном». — Что бы он смог без моих подсказок? Что бы он сделал, если бы я не вкладывал в его безмозглую голову свои идеи и не направлял его кривые руки?       Вопросы явно не требовали ответов, и я промолчала. За честь хитрожопого бывшего капитана тире торговца всяким хламом вступиться, конечно, хотелось, да и жизнью в окружении бабки, козы, петуха и некрофилов я дорожила не так чтобы слишком, но вот в последний момент мне в голову пришла мысль, что убить меня могут медленно и больно. Иногда и меня могут посещать мудрые мысли.       Боли я боялась. — Хоугиоку должен был стать моим триумфом, — тем временем распинался незадачливый демиург, — но стал моим провалом. Мироздание не замедлило напомнить мне, чем чреваты вмешательства в судьбы миров. Один крохотный камешек — и история моего творения превратилась в нескончаемый ад. То, что ты видела в пророчествах, которые называешь этими идиотскими словами «аниме» и «манга», — последствия моего своеволия. Хуже того, мой бедный мир обречён переживать эти последствия снова, и снова, и снова. События закольцевались сами на себе. Как только этот сумасшедший мальчишка, Ичиго Куросаки, и иже с ним побеждают Яхве, цикл обнуляется и откатывается к своему началу — к моменту, где чёртовому рыжему лишь предстоит обрести силы шинигами! Ненавижу рыжих, имей в виду. Я уклончиво промычала, чувствуя, что от меня ждут какого-то участия в разговоре. — Я долго думал, как исправить ошибку. Спустя несколько циклов мне, наконец, пришло в голову идеальное решение. Сам я вмешаться не могу, ибо сделаю только хуже. Обитатели этого мира изменить свою судьбу не в силах, поскольку находятся внутри кольца и даже не осознают этого. Решение лежало на поверхности: необходимо призвать чужака из иного мира. Кого-то, кто не будет подвержен проклятью моего детища. Человек, избранный судьбой, звёздами и Силами творения. Особенный и способный стать движущей силой, которая разомкнёт кольцо. Я долго выбирал, тщательно рассчитывал. Обращался к гороскопам, астрологическим картам, различным гадания, взывал к первохаосу — источнику всей магии во всех мирах. И мне указали на того, кого я так долго искал. На девушку, которой предстояло обрести ни с чем не сравнимое могущество, заключить в себе силы шинигами, Пустых и квинси, сравняться, а затем и превзойти величайших героев моего мира.       К концу «гномьего» монолога я, верно, должна была напоминать шарик, так меня раздуло от гордости и самодовольства. Я знала! Зна-ла! Я здесь не просто так, я здесь по делу. Ну, держись, мир, Арина идёт тебя спасать! Те шинигами с Сокацуями ещё пожалеют, что не признали во мне Избранную с первого взгляда. Ух, и устрою я им тут дым коромыслом! Так, с чего бы начать?..       И тут «гном» остановился, воззрился на меня с мукой человека, который просил бразильский кофе ручного помола и тщательной прожарки, а получил растворимый «Нескафе 3-в-1», и возопил: — Я же всё просчитал, так почему вместо идеальной Избранной сюда попала ты?!       Вот так и приходит весёлая птица-обломинго. В этот момент я отчётливо поняла — не будет халявы. Хрен тебе, Арина, по всей морде, а не силы шинигами, Пустого и квинси в ассортименте. Тебе не арранкаров в баранки скручивать, а морковку до скончания века полоть. Не разделывать тебе Пустых под орех, а огребать от бабкиной козы под зад. Не воевать с Ванденрейхом и Айзеном, а вёдрами охотников до свободной любви гонять. Причём при условии, что вовремя явится рыцарь на упитанном хряке. И не бывать тебе в Готее-13, Руконгаем, небось, обойдёшься.       Стоило мне всё это осознать и ужаснуться перспективе до конца своих дней слушать петуха-зомби, обслуживать сатанинскую козу, жить на морковке да наблюдать помятые рожи в местном трактире, как у меня помимо воли вырвался вопль: — Верни меня обратно! Слышишь? Немедленно! Хватит! Я нагляделась на свою мечту! Не хочу больше попаданкой быть! У меня дома мама, и папа, и брат-придурок, и кот-жирдяй. И вообще магистратуру я не за-кон-чи-лааааа! — Прекрати ныть! — «гном» поморщился как от зубной боли. — Можно подумать, мне ты тут очень нужна. Да если б я мог, вернул бы тебя на место сразу же. А себе вызвал ту девушку, которую и собирался. Только чтобы вернуться в свой мир, тебе сперва надо умереть в этом. Иначе никак. — Так убей меня! — возмутилась я. — Демиург ты или кто? Домой хочу! — О, Силы творения! Женщина, ты совсем тупая? Ты слушала, что я тебе говорил? Я не могу вмешиваться в судьбу своего мира и всех, кто в нём обитает! А нравится тебе или нет, ты сейчас — часть этого мира. Значит, моё влияние на тебя не распространяется. — То есть, — внезапно успокоившись, сказала я, — мне надо самой подстроить свою смерть?       Мысль заработала на всю катушку. В принципе, в Руконгае умереть как нефиг делать. Особенно, когда живёшь вдалеке от стен пресветлого Сейретея. Шестьдесят девятый район вполне под это определение подходит. Надо лишь попасться на глаза каким-нибудь Пустым, или местным разбойникам, или…. Но тут я вспомнила, чем закончилось моё прошлое знакомство с Пустыми. Разве не тогда должно было закончиться моё весьма бесславное существование?       «Гном» полюбовался моим лицом и сказал: — Наконец-то я вижу проблеск мысли на твоём не обезображенном интеллектом лице. Верно. Ошибка в заклинании, сделавшая возможным твоё появление здесь, наделила тебя бессмертием. Ты уязвима для атак, твоё тело можно кромсать и резать на части, жечь и топить, но ты не умрёшь. Если честно, я пока не представляю, как именно тебя прикончить.       Ой, мама…. Ой, мамочка, это что ж, я никогда тебя не увижу? И папу с братом, и кота, и Димку с соседней улицы, который почти признался мне в любви? Я ведь столько времени и сил потратила, чтоб до него донести светлые перспективы наших потенциальных отношений! А теперь всё насмарку?! Ну уж нет! Я выберусь из этой бракованной мечты. Как-нибудь да выберусь. Бабкиной козой и соседским петухом клянусь!       «Гном» открыл рот, явно намереваясь сказать что-то ещё, но тут в сон ворвался противный скрежет. Сорняки начали исчезать, рассыпаться, растворяться. Демиурга стёрло, словно гигантской губкой. Я поняла, что лежу на тюфяке, солома из которого колет мне бока, за окном надсадно скрипит петух, а в углу бубнит Томоко-баа. Сон закончился. Но теперь я точно знала, что надо делать. — Операция «Унесённые Руконгаем» начинается!