Руконгайка

      Суровые руконгайские будни теперь несколько скрашивались поиском идеального способа самоубийства. Дело это, как оказалось, нелёгкое. Все варианты при ближнем рассмотрении выглядели как-то… не вдохновляюще. Прям как в том высказывании: «Резать вены — это вульгарно, вешаться противно, стреляться накладно, травиться ненадёжно, прыгать с высоты страшно. Так что же делать, чёрт побери?».       Казалось бы, мой список должен выглядеть богаче и экзотичней хотя бы наличием в нём Пустых, но… Вот именно. «Но». Идиотский союз, о который веками спотыкается человечество. Я вот тоже споткнулась. Да с размаху так.       Сначала внезапно обнаружилось, что в Обществе Душ нет ни одного пистолета. И ружья тоже нет. Даже кремниевого. Даже заряжающегося с дула. Про такие чудеса техники, как автоматы, я вообще, пожалуй, промолчу.       Сперва я, конечно, удивилась, но потом вспомнила, что единственным персонажем «Блича», пользовавшимся пистолетом (да и то — скорее вариацией на тему), — был Старрк. Все прочие предпочитали сурово и по-мужски сходиться врукопашную и меситься до кровавых соплей. Нет, выглядело-то эффектно, но что делать таким, как я, например? Тем, у кого не хватает апгрейда выходить один на один с толпой Пустых?       Оказалось — все давно продумано без меня. Простые как табуретка руконгайцы пользовались самодельными пращами и — в особо торжественных случаях — самодельными же луками. Ну, то есть на зайца и с пращой можно, а вот против местных бандюганов солиднее, ежели с луком. Правда, я таа и не поняла, почему в месте, куда регулярно попадают мёртвые из разных эпох, так никто и не изобрёл не то что пистолет, а даже порох. И это притом, что последний был известен ещё древним китайцам. Хотя, может, у китайцев своё посмертие?..       По идее, честь двигать науку и насаждать прогресс принадлежала мне как попаданке, вот только… Вот только попандцы, знающие всё обо всём, — это книжные штампы. У меня же как были нелады с химией в моём мире, так и остались.       Итак, застрелиться не выйдет по техническим причинам. Отравиться тоже, увы, не получится. Тут всё было гораздо прозаичнее. На яд нужны были средства, коими мы с бабкой не располагали. А местное пойло и хавчик на меня не действовали, к сожалению. Вернее — действовали, но не так, как надо.       Вскрыть вены — это уже было из области более доступного. Но тут во мне проснулась донельзя романтичная натура, которой я в себе не подозревала. Эта самая натура, манерно оттопыривая мизинчик и растягивая гласные, заявила, что резать вены следует в соответствующей обстановке: в дорого обставленной ванне, полной горячей и чистой (эх, мечты, мечты…) воды, и, желательно, при свечах или приглушённом свете. Аристократка, ёпт. Вот уж чего от себя не ожидала. Но, в конце концов, единственный доступный мне нож был заляпан жиром, к которому приклеились намертво козьи колтуны. Мысль о том, что коза станет частью моего самоубийства, была невыносима.       Поиски Пустых я решила отложить на крайний случай. Всё-таки при таком раскладе последнее, что я увижу в этой своей жизни, будет страшенная харя маски. Я ещё не настолько отчаялась.       В конечном итоге решено было вешаться. Верёвка у меня имелась, вонючее мыло тоже. Найти сук покрепче — не вопрос. Лес большой, деревьев много. В общем, дёшево и сердито.       Сказано — сделано. В один из дней, закончив все свои дела, я прихватила с собой верёвку и мыло и, насвистывая легкомысленную песенку и предвкушая возвращение в XXI век со всеми удобствами, потопала на поиски подходящего сука. В голове смутно вырисовывался образ одиноко стоящего на берегу реки дуба. Помнится, ветки у него были впечатляющими.       Стоило отметить, что наш шестьдесят девятый район, который носил поэтичное и как бы намекающее название Шиномори*, постоянно подвергался нападкам Пустых. И это при том, что близлежащие районы особенно от набегов не страдали. Объяснений этому феномену не имелось, похоже, даже у всезнающего двенадцатого отряда, но факт оставался фактом: в лесу, занимавшем львиную долю района, Пустые кишели кишмя. Практически в любое время суток и года.       Правда, лесные Пустые были то ли чересчур скромными, то ли чересчур тупыми, и лес покидали редко. Так что местные жители могли считать себя в безопасности, если не уходили далеко от поселений. Другое дело, что, сидя на месте, ты рисковал помереть от голода и холода.       Кроме Пустых, по дороге мне могли попасться разбойники — эдакие бледные подобия Зараки Кенпачи, наводившие ужас на местных жителей. Они убивали всё, что движется, а что не движется, двигали и убивали.       Пустые, маньяки, дерево у быстрой и глубокой реки, в которую можно упасть, если оборвётся верёвка. Короче говоря, умереть я намеревалась с гарантией.       Однако первым, на что я наткнулась в лесу, был хряк. Здоровый и откормленный ездовой хряк. О, так это, стало быть, где-то здесь обретается и мой рыцарь? Чудно! Хотя, конечно, странно. Если память мне не изменяет, обитать остатки некогда великого клана Шиба должны были где-то в другом месте. Впрочем, мне-то что за дело? Я тут задерживаться не планирую. С этой мыслью хряк решительно был оставлен позади.       К моему огромному разочарованию, свин оказался единственным живым существом, попавшимся мне на пути. Даже собственно хряковладельца отыскать не удалось. Куда именно сегодня сгинули разбойники и почему разбежались все Пустые, понятно не было. К счастью, река за ночь не высохла. Да и дуб стоял на своём месте. Это несколько обнадёживало.       Верёвку я намыливала со всей тщательностью. Потом, с не меньшим старанием, вязала узел. Ради успеха предприятия парой дней раньше я взяла пару уроков у того мужика из посёлка, которому чуть раньше задвигала речи о банковском мультипликаторе и двигателях торговли. При жизни он был то ли палачом, то ли просто профессиональным душителем — чёрт его разберёт. Дядька оказался широкой души человек и долго разглагольствовал о способах удавления и узлах. К концу лекции у меня открылись глаза на многие удивительные вещи, но моей решимости они не поколебали.       Справившись с узлами, я привязала к верёвке камень, дабы облегчить её закрепление на суку, и начала прилаживать своё будущее средство умерщвления на облюбованном дереве. М-да, метала снаряды я хреново. Помнится, по физкультуре меня переводили всегда условно-досрочно. Камень с верёвкой никак не желали попадать куда надо.       На седьмой неудачной попытке за моей спиной раздался чей-то кашель. Я недовольно оглянулась и узрела своего давешнего рыцаря. Рыцарь сей представлял собой лицо руконгайской наружности и по всем признакам опознавался, как Шиба Гандзю. Судя по его грязному и потрёпанному виду, ездовой хряк в очередной раз морально и физически восторжествовал над хозяином. — А что ты тут делаешь? — недоумённо поинтересовался у меня Гандзю, озадаченно рассматривая петлю. — Не видишь, что ли? — огрызнулась я в ответ. — Повеситься пытаюсь, — боюсь, мои слова были не очень-то вежливы, но неудачи уже начинали меня злить. Гандзю вытаращился на меня с таким видом, словно я прямо на его глазах обратилась в Пустого. — Повеситься? — тихо переспросил он. Я закатила глаза: — А чем ещё, по-твоему, может заниматься девушка, забрасывающая верёвку на сук? Качели себе делать? Вместо того чтобы задавать дурацкие вопросы, лучше бы помог. — Ну уж нет, — открестился мой рыцарь. — Не хочу, чтобы меня считали убийцей. Я печально посмотрела на него, потом отвернулась и продолжила попытки. — Что за мужики пошли? — бубнила я себе под нос, раз за разом промахиваясь мимо вожделенной ветки. — Не осталось в мире джентльменов, ох, не осталось. Нет, помочь девушке. Что я, о многом прошу? Всего-то верёвку помочь закрепить! Права была моя бабушка, когда говорила: «Мужики, внучка, только для развлечений нужны. Больше пользы от них никакой!».       За моей спиной икал и сопел остолбеневший Гандзю. В нём боролись аристократическое благородство семьи Шиба и руконгайская осторожная практичность. Первое требовало немедленно вытащить девушку из петли и провести с ней душеспасительную беседу. Второе рекомендовало не только не снимать петлю, но ещё и выбить камешек из-под ног обнаруженной идиотки. Или хотя бы просто не вмешиваться в происходящее. Мало ли кем может оказаться встреченная дева.       Победила осторожность.       Наконец, с сотой примерно попытки верёвка была закреплена. Со счастливой улыбкой среднестатистической дебилки я полезла на лежащий на бережку валун. Победно огляделась. Отметила, что у Шибы дёргается глаз. Улыбнулась ему. Если вдуматься, у мужика, ездящего верхом на свинье и живущего под каблуком у деспотичной сестры, радостей в жизни маловато. Надо с ним поласковей. Обнаружила в кустах мелкого Пустого, застенчиво глазеющего на наш маленький дурдом и не спешащего вылезать на свет божий. Подумав, улыбнулась и ему тоже. В конце концов, скоро в Уэко Мундо к власти придёт Айзен, и там с радостью тоже станет напряжно. Обнаружила, что забыла прихватить петлю. От души выматерилась. Заметила во взгляде Гандзю что-то, смутно похожее на уважение. Слезла с валуна. Прихватила петлю. Взгромоздилась обратно.       Улыбаться повторно я не стала. Вместо этого картинным жестом накинула петлю себе на шею, затянула узелок потуже, шагнула вперёд, верёвка натянулась и…. Ничего не случилось. То есть краем уха я услышала, как поскрипывают мои кости и позвонки, ощутила непередаваемое ощущение нехватки воздуха, но на этом дело кончилось. Солнце всё так же светило прямо в левый глаз, Гандзю попеременно серел и бледнел, намереваясь то ли драпать, то ли блевать, то ли терять сознание, Пустой смущался и шуршал кустами. Звездец! Я грустно поболтала в воздухе ногами, ощущая, как в голове от нехватки кислорода и подступающей боли взрываются петарды.       Ещё пару минут мы изображали немую сцену из гоголевского «Ревизора». Наконец, осознав, что счастья-таки не случится, я вцепилась руками в верёвку, слегка подтянулась на ней и, глотнув воздуха, буркнула: — Не везёт мне в смерти — повезёт в любви! Ладно, вытаскивай меня. До Гандзю не сразу дошло, что обращаюсь я к нему. — Что я, прости, должен сделать? — поинтересовался он, приобретя нежно-салатовый оттенок. Я полюбовалась на его рожу и любезно повторила: — Снимай меня отсюда. Не видишь, что ли? Самоубийство не удалось. Не болтаться же мне тут, как белью на заборе?       Этого нежная душа наследника клана Шиба уже не выдержала. Тихо всхрапнув, он мужественно рухнул в обморок. Я скосила глаза в сторону кустов. Обретавшийся там Пустой сноровисто отползал в лес. Его хрупкая конституция тоже не переносила разговаривающих удавленников. — И снова всё самой, — печально констатировала я и попыталась подтянуться на верёвке ещё выше, но тут сук не выдержал издевательств. Ветка хрустнула, треснула и вместе со мной полетела в воду.       В речку я вошла чисто, без брызг и всплеска. И уже собиралась выныривать, когда мою многострадальную голову догнал сук. Перед глазами замелькали звёздочки и искры, я хлебанула воды и поняла, что тонуть — это больно, но окончательно утопнуть мне, похоже, тоже не светит. Оскорблённая на весь мир, я даже не особенно старалась выплыть, но река сама выкинула меня на берег. Её, наверное, тоже раздражали девицы, ведущие себя не так, как положено правильным утопленникам.       Оказавшись на твёрдой земле, я обнаружила, что Гандзю успел прийти в себя. Слабость, очевидно, была кратковременной. Теперь несчастный мужик, огрёбший за один день впечатлений на всю жизнь, сидел и ошалело смотрел перед собой. Кроме того, встреча со мной серьёзно закалила его дух. Во всяком случае, отфыркивающуюся и отплёвывающуюся меня он воспринял вполне стоически и философски. — А теперь куда? — флегматично спросил он, когда я ухитрилась собрать ноги в кучу и встать более-менее вертикально. — К дерьму и морковке, — мрачно ответила я. Стянула с шеи верёвку вместе с примотанной к ней палке и торжественно вручила Гандзю. Если так подумать, то я же его ещё не благодарила за спасение от некрофила-любителя? Так что вот, будет презент. Сомнительно, что другие девушки когда-нибудь ларили ему орудие несостоявшегося самоубийства. Затем, не обрашая внимания на изгвазданную одежду и ежеминутно потирая шею, развернулась и потопала в сторону посёлка. В шее с неприятным хрустом вставали на место позвонки. Ощущение было, как вовремя массажа у мануала-садиста.       Через пару десятков шагов меня догнал голос Гандзю: — Эй, Малахольная, как тебя звать-то? — Арина, — буркнула я. — А меня — Гандзю. — Знаю! — И просто из женской пакостности добавила. — Придурок.       Так началась наша дружба.