***
Деревенский кабак в сравнении с питейным заведением первого района проигрывал по всем статьям. По сути, на моей новой малой родине роль трактира играла средних размеров развалюха с покосившимися стенами и исключительно номинальной крышей. Сидеть там было особо негде, поэтому деревенские, присасываясь к кружкам с пойлом, прислонялись к стенкам. И тут же прилипали к оным, поскольку уборка в нашем кабаке проводилась ещё до рождения Яхве. А когда я впервые попробовала то, что в деревенском рае для алконавтов называли выпивкой, осталась в растерянных чувствах. Без понятия, что планировал получить изготовитель — он же владелец кабака, он же бармен, он же повар — но итогом стало нечто поразительно, хоть и не на все сто процентов похожее на мочу. Трактир первого района выглядел вполне прилично. Здесь было чисто (удивительное дело!), можно было сесть за стол (вообще невероятно!) и подавали выпивку, хотя бы на вид казавшуюся выпивкой. Не знаю, отчего это вдруг я решила, что в Обществе душ должны пить исключительно саке — может, виной всему японские имена и японский же антураж? — но с этим крупно попала. До сего дня я тешила себя иллюзией, что умею пить. Или, по крайней мере, стойко переношу выпивку. Был у меня на потоке приятель, испытывавший необъяснимую тягу к коллекционированию алкоголя. Коллекционировал он его исключительно внутрь, поэтому находился в состоянии практически непрекращающегося запоя и на третьем курсе был отчислен и отправлен в наркологическую клинику. Но это всё лирика и не про приятеля речь. Каждый с нашего потока считал своим долгом хотя бы раз да разделить похвальное стремление товарища. К счастью, товарищ был довольно компанейским и никому не отказывал в желании приложиться, так сказать, к прекрасному. Хотя временами я склонялась к мысли, что, пребывая в вечной алкогольной нирване, он попросту не замечал смены собутыльников. Разве что на утро. И то не факт. В общем, благодаря этому сокурснику я успела перепробовать самый разнообразный алкоголь. Один раз даже рискнула приобщиться к так называемому «коктейлю металлурга», хотя меня усиленно отговаривали. Ничего, осталась жива. И при этом ухитрилась не проблеваться и остаться единственной, кто в конце праздника жизни не оказался в положении лёжа. Да, стоять я могла только на четвереньках. Но другие-то и на это были неспособны. Иными словами, я была подкована в борьбе с «зелёным змием». Так я считала до того дня, когда мы с Гандзю заглянули в трактир первого района и заказали себе «чего-нибудь покрепче». И вот тут оказалось, что в качестве «чего покрепче» здесь дают натуральное ракетное топливо….***
Ой, мать моя женщина! Дорогой мозг, кажется, мы в хламидомонаду. Из чего они гонят своё пойло, спрашивается? И как теперь собрать глазки в кучку и не запутаться в ногах? По-моему, количество последних как-то незаметно для меня увеличилось. Кошмар! Мне пришили лишние ноги! Надо уточнить: это так и надо или всё-таки неправильно? У кого бы спросить? А, точно, я же сюда пришла с Гандзю! Где он? Я осоловело огляделась по сторонам и поняла, что мир медленно, но верно кренится набок. Попыталась встать. Качка усилилась, и меня настигла морская болезнь. Героическим усилием сдержав недостойный зов природы, я ещё раз окинула взглядом всех присутствующих. Народ двоился, троился, в результате чего создавалось впечатление шумной толпы. Гандзю на горизонте не было. Странно. Где он может быть? И как сумел не то что уйти, а вообще встать из-за стола? Я снова попыталась подняться, снова упала обратно на лавку и зауважала наследника клана Шиба. Пил он больше меня, но остался огурчиком. Ууууу, хочу такой же метаболизм! — Гандзю-Гандзю, — с трудом ворочая языком, пробубнила я, — цыыпа-цыпа-цыпа! Мой сосед по столу странно покосился на меня, но промолчал. Я показала ему язык. Чудом не навернулась при этом с лавки. Ой, ужас! Это ж какое похмелье будет, когда меня отпустит…. Страшно даже представить. — Госпоже плохо? — сочувственно поинтересовался кто-то за моей спиной. Я даже не попыталась обернуться. Не хватало ещё, чтоб качка усиливалась. Но воспитание требовало ответить, я и ответила: — Нет. Госпоже слишком хорошо. И госпожа ищет одного господина. — О, разумеется, — неизвестно чему обрадовался тот, кто стоял за спиной. — Я с радостью помогу госпоже. Один момент. Вот тут мне бы насторожиться, каким это образом намерен мне помочь таинственный доброжелатель, даже не удосужившийся спросить, какого именно господина я ищу. Однако ракетное топливо, плескавшееся внутри и застившее мне глаза, не допустило бесполезных сомнений в мою бедовую головушку. Так что от помощи я отказываться не стала. А зря. Спустя какое-то время — в том состоянии, в котором я находилась, бесполезно было пытаться определять временные рамки — ко мне снова подошёл исключительно любезный абориген. С огромным трудом сфокусировав на нём взгляд, я сумела разглядеть моего нежданного помощника. Выглядел он не очень впечатляюще. Такой плюгавенький мужичок с бегающими глазками и нервными ручками. Это должно было стать для меня вторым звоночком и поводом насторожиться, но не стало. Пепел Клааса, в смысле, местное пойло, всё ещё стучал в моё сердце. Мужичок вцепился своими потными клешнями в мою руку и куда-то потащил. Я волоклась за ним, как флаг для капитуляции. Ноги мне подчиняться отказывались, заплетаясь на каждом шагу. Мужику приходилось прикладывать немалые усилия для того, чтобы передвигать меня. Время от времени он бурчал что-то, смахивающее на: «А поживее можно?». Я не отвечала, пребывая в алкогольной эйфории, и хихикала, разглядывая раскачивающиеся стены и норовящий дать мне по лбу пол. Наконец, мы добрались до неприметной дверцы на втором (или всё-таки на третьем?) этаже кабака. Мужичок нервно оглянулся по сторонам, быстро приоткрыл дверь и толкнул меня внутрь. Категорически не готовая к такому повороту событий, я ласточкой порхнула через порог и курицей шмякнулась на пол. Хорошо хоть, руки успела подставить и не разгваздать себе лицо. — Женщина! — громыхнуло у меня над головой. — На колени! «Вот это поворот!» — подумала я и даже слегка протрезвела. Не настолько, чтобы начать адекватно воспринимать ситуацию, но достаточно, чтобы мой бедный мозг начал понимать, что мы куда-то вляпались. После пируэта через порог тошнить начало зверски, поэтому к говорящему я поворачивала лицо с величайшей осторожностью. Ещё дольше пыталась сфокусировать взгляд, чтобы ничего не двоилось и не троилось. А когда добилась желаемого результата, невольно икнула от удивления. Передо мной стоял здоровенный амбал, упакованный в кожу, с кнутом в руках. Само по себе сие дивное видение наводило меня на мысли о «белочке», которая подкралась незаметно. Кажется, галлюцинации — это первый признак. А у меня тут полный комплект: и зрю, и внимаю, и даже обоняю. Последнее заставило меня поморщиться, а мой желудок заинтересовано скакнуть поближе к горлу, поскольку пах амбал отнюдь не розами. Даже от Гандзю и его банды после родео на свиньях пахло лучше. О, точно, Гандзю! — Вы тут Гандзю не видели? — вежливо поинтересовалась я, сдерживая идиотскую икоту, которая не желала отступать, и пытаясь говорить максимально внятно. Амбал рассвирепел и стал удивительно похож на хряка по кличке Мигель. Мигель принадлежал лучшему другу Гандзю — Мамору, и был обладателем на редкость вздорного характера. Даже милашке Бонни до такого уровня было, как до небес. — Молчать, женщина! — рявкнул амбал-Мигель и угрожающе щёлкнул кнутом. — На колени и ублажай господина! Несмотря на то, что алкоголь изрядно притупил мой ум, и так особой остротой не отличающийся, мало-помалу до меня начал доходить абсурд ситуации. Я с огромным трудом села, пытаясь не сильно клониться в сторону, ещё раз внимательно изучила амбала, старательно не позволяя глазам разбегаться в стороны, тщательно обдумала полученные результаты и поражённо разинула рот. Ох ты ж, бляяяяяя…ха от ремня! Кто бы мог подумать, что даже в чужом мире мёртвых есть поклонники «50 оттенков серого». Причём весьма радикально настроенные. Интересно, а за кого меня-то приняли? Мужик тем временем воспринял мой раскрытый рот, как сигнал к действию, и сноровисто расстегнул ширинку. Я, оскорблённая до глубины души подобными инсинуациями, тут же захлопнула рот. Зубы клацнули в опасной близости от самой ценной части мужского тела. — Оборзели вы, сударь? — обиженно спросила я, крабиком отползая к двери. — В эти игры не играю я. Ребёнок я. Я просто Гандзю искала. Моего «господина» мало впечатлили пьяные вопли. Он продолжал наступать на меня, я отползала, путаясь в конечностях. Где Гандзю, когда он нужен? Где мой рыцарь верхом на хряке? Или два раза помощи в одной и той же ситуации ждать не следует? Почему мне так везёт на извращенцев, дорогое мироздание и уважаемый демиург? Сначала некрофил, теперь этот… «господин», прости господи. Ааааа, я передумала! Не надо мне приключений! Верните меня к бабке с козой! А то до момента моего счастливого воссоединения с Куросаки меня всё-таки изнасилуют. Причём в особо извращённой форме. В тот момент, когда я почти готова была последовать мудрому совету королевы Виктории, дверь распахнулась и треснула меня по спине. Этого ранимая душа поэта уже не перенесла. Мир кувыркнулся, земля вздыбилась и ударила меня по лбу. Перед глазами потемнело, и я отключилась.***
Не знаю, сколько времени прошло прежде, чем я очнулась. Не так уж и много, поскольку я всё ещё была ощутимо пьяна, всё вокруг неслось в весёлой карусели, а моё тело покачивалось и куда-то летело. С опозданием дошло, что меня просто несут на руках, осторожно укачивая, будто ребёнка. Я видела только слившиеся в единую круговерть цветные пятна, отчего на душе было легко и хотелось смеяться. Я и не стала отказывать себе в удовольствии. — Эк тебя развезло, Малахольная, — вздохнул кто-то, кто прижимал меня к себе. — Ведь и пила немного. Но нет, стоило отвернуться на секунду, как тут же работорговцу попалась. Ты хоть поняла, что тебя в местный бордель для извращенцев сплавить пытались? Я хихикнула. Похоже, местное пойло было ещё и с наркотическим эффектом. Да чтоб я ещё раз в этом мире алкоголь в рот взяла! Не буду больше пить! Хотя кого я обманываю? Буду, конечно. — Но ты-то понятно — бухая в хлам, — продолжали сокрушаться надо мной. — А вот о чём думали сутенёры? По тебе же видно, что ты, если и не совсем «ку-ку», то слегка «ко-ко» уж точно. И вообще — тощая, заморенная, в балахоне этом. Мощи ведь одни. Тебя бы откормить сначала, чтоб сиськи с задницей выросли, а уже потом куда-то пристраивать. Голос был смутно знаком, и я потратила всего полчаса на то, чтобы узнать его обладателя — Гандзю. Только какого Пустого он меня обзывает? Тоже мне, а ещё друг. На «ку-ку» и «мощи» я крепко обиделась. Сейчас стоило бы сказать что-нибудь меткое и колкое, а потом гордо удалиться в закат, но ни на то, ни на другое я была не способна. Да и заката не наблюдалось. Поэтому я просто попыталась вывернуться у Гандзю из рук. Он же решил, что у меня судороги и тут же обеспокоенно начал интересоваться моим самочувствием. Я оттаяла от такой заботы, и наглый Шиба был прощён. О чём его тут же проинформировали непослушным языком. — Прощаешь меня? — хмыкнул Гандзю. — Класс! Не буду даже спрашивать за что. Эх, женщины! Хватит вертеться, Малахольная, спи давай. Тебе проспаться надо. И я послушно закрыла глаза.***
— Гандзю. — Ммм? — Ты здесь? — Тупой вопрос, но тот факт, что ты вообще относительно внятно говоришь, уже чудо, так что опустим этот момент. Конечно, я здесь. — Это хорошо. А то мне кошмары снятся. — А я при чём? — Скажи им, чтоб не ели меня. — Кто? — Пустые.***
— Гандзю. — Что? — А я красивая? — Во имя Короля Душ, женщина! Что на тебя нашло? — Ты не ответил. Почему ты не ответил? — Если б я знал, что ты становишься такой невыносимой, когда напьешься, никогда не показал бы тебе тот кабак. — Ты не отвечаешь на мой вопрос! Я страшная, да? Ну да, ты ведь так и сказал: ни сисек, ни жопы. А я что, виновата, что ли? Те-ло-сло-же-ние у меня такое, супильное. Не, бустильное. А не, суб-тиль-ное, во! Удавиться мне теперь, да? Мать твою, я ж даже удавиться не могу. Какого хера-то?! Ни ерша у меня нет: ни суперспособностей, ни зампакто, ни отряда в подчинении. И красоты нет. А вам мужикам только сиськи и подавай! — Малахольная! — Ну что?! — Красивая ты. Угомонись. — Правда-правда? — Мне нравишься.***<
— Гандзю. — Ты поспать мне дашь сегодня или нет? — Я тут подумала… — С ума сойти! Ты всё-таки иногда это делаешь? — Вот не буду ничего тебе рассказывать! — Ну и не рассказывай. Я спать хочу. …. — Нет, ты послушай… — Я так и знал, что заткнуться ты не сумеешь!***
— Гандзю, а как ты меня нашёл? — Когда? — Ну, когда меня сутенёр похитил. — А что там сложного? Я здесь иногда бываю по делам семьи, многих знаю. Этого урода ещё в самом начале заметил. Хотел тебя предупредить, но ты уже ухитрилась накидаться и не слушала. Так что когда ты пропала, я просто поймал его и избил. Но мне повезло, что быстро твоё исчезновение обнаружил. — Людей бить нельзя. — Так-то людей…. — А он шинигами? — Тьфу ты! Когда ж тебя отпустит, Малахольная? Совсем дурная стала. — Не злись на меня! Я взрослая и могу пить что и когда захочу. О, точно! Давай выпьем!***
— Есть у меня один маленький апельсин. Маленький гнилой апельсинчик мой. — Ты ещё и петь собираешься?! — Я хорошо пою. — Ага, я слышал твой вой под окнами. — Это я специально. А сейчас всё по-другому будет. И вообще я тут собираюсь песню о Куросаки исполнить, а ты мешаешь! — Ползи на улицу и там исполняй. Должна же ты травмировать не только мою психику.***
— Гандзю. …. — Гандзю. …. — Гандзю! — Да что ж неймётся-то тебе?! — Ты сказал, что я тебе нравлюсь. — Когда? — Сегодня. Наверное, полчаса назад. Или час. Или полтора. У меня нет часов. — Допустим. И что дальше? — Поцелуй меня. — Я с самого начала знал, Малахольная, что у тебя в башке винтиков недокомплект, но теперь тебе окончательно башню сорвало. — Это значит да? — Это значит — спи. — Ты злой. Вдруг я умру во время наших приключений? — Ты, вроде бы, именно на это и рассчитываешь. Или передумала уже в свой мир возвращаться? — А ты поверил в мой рассказ? Вау! Нет, не передумала. Но мне обидно будет умереть нецелованой. — Ты же говорила, у тебя дома парень есть. — Он об этом ещё не знает. Не смотри на меня так! Ну да, вот дожила до старости лет, а с мальчиками не обжималась! И вообще…. — Малахольная, ты что, плачешь? Пьяные слёзы? Не реви, слышишь? Я не знаю, что делают с плачущими девушками. Моя сестра в детстве реветь так и не научилась, а с другими девчонками я не встречался настолько долго, чтобы увидеть их слёзы. Ты сейчас глупость всякую думаешь. А потом проснёшься и пожалеешь. Если хочешь, мы поговорим об этом. Но завтра. — А завтра мне смелости не хватит. — Ты что-то сказала? — Ничего. Спокойной ночи.