***
— Ты совсем белены объелась, Малахольная? Ты забыла, что нам говорил Джиданбо? В Сейретее намечается какая-то буча, в связи с чем там явно нездоровые разброд и шатания. Эта грёбаная идиотка Кучики оказалась в самом центре разборок, и ты предлагаешь рискнуть собственными шеями, чтобы лезть за ней к шинигами?! Да ещё в компании этих придурков?! Я соглашался проводить тебя сюда, чтоб ты посмотрела на прибытие этих твоих риок, получила своё незабываемое впечатление, устроила себе приключение, которое разнообразит твою постылую жизнь, но рисковать своей шеей и своей семьёй! С ума сошла? — Гандзю…. — Не смотри на меня так! И молчи! Не смей ничего говорить, я тебя знаю! Стоит тебе начать молоть языком, как я тут же подписываюсь на какую-то херню! Что мне за дело до того, что теперь кто-то из этих сволочей убьёт сучку Кучики?! Значит, заслужила! Карма! — Гандзю…. — Даже не думай, Малахольная! Ты меня этим больше не проймёшь! Я согласился отправиться в этот безумный круиз, ладно. Да, признаю, мне даже было любопытно посмотреть на тех, о ком ты рассказывала столько баек. Но — серьёзно? Вот эти дети?! Они — те, про которых ты мне плела басни, а, Арина? Они — те, кто чуть ли не на колени поставит весь Готей? Это даже не смешно! — Гандзю…. — Завтра мы уезжаем. Этот старикашка скоро выпьет из нас все соки. Денег почти не осталось, тут комната стоит столько, будто её из золота строили. Может, нам стоило снимать не комнату на двоих, а вообще одну кровать на двоих? Где-нибудь в сарае. В подвале. Это нам было бы по карману. Пожалуйста, не смотри на меня так, Арина, мне очень жаль. Я поговорю с сестрой по поводу тебя. Может быть, она согласится взять тебя в качестве прислуги в клан. Поверь мне, ты плохо представляешь, что такое приключения, когда с ними в комплекте идут шинигами. В жизни всё совсем не так, как в сказках. Он ушёл, не дав мне произнести ни единого слова. Едрить он долбаный философ! Ну, ничего, я сдаваться ещё не намерена. Узнаешь ты, Гандзю, русскую бабу. Мы и слона на скаку остановим, и хобот ему оторвём. Не вышло с этого бока, зайдём с другого. С этими мыслями я вышла из гостиницы и отправилась на поиски Куросаки и компании. Бой был проигран, но война только началась.***
Улицы городка были ярко освещены масляными фонарями. Или чем-то сильно на них смахивающим. Да, это вам не Шиномори, где спать укладывались, как только стемнеет. Впрочем, если ты встаёшь с восходом солнца, гулять всю ночь напролёт у тебя и не выйдет. Первый район сельским хозяйством не занимался от слова «совсем». Здесь процветала сфера услуг. Гостиницы, игорные заведения, горячие источники, бордели, бои без правил — всё, что только пожелают душа и тело. Сказывалась близость Сейретея. Сельскохозяйственные и ремесленные товары закупались оптом у других районов. Нет, в том городишке, где остановились мы с Гандзю, ничего подобного не было. Здесь как раз жил обслуживающий персонал, поэтому всё, чем располагало местное поселение, — пара гостиниц, пара кабаков и один дом терпимости. На приличные мегаполисы у нас банально не хватило бы средств. Но Шиба весьма охотно просветил меня на эту тему, когда спасал из лап торговцев живым товаром. Где искать Куросаки и прочих, я понятия не имела. Если верить воспоминаниям, то определённо не в гостинице. Скорее всего, они остановились у кого-то из местных, достаточно сердобольных, чтобы пустить приблуд на постой. Город был достаточно большой. Мои поиски грозились затянуться. От тоски хотелось завыть. Я и завыла. Песню по старой привычке. Гандзю рядом не было, останавливать меня было некому.Был бы я ангелом, жил бы я на небе, И пара белых крыльев носила бы меня. Не горбатился б в заботе о насущном хлебе, А также о вине и не вел бы счёта дням. Но родину, увы, не выбирают, И мне до гробовой доски копаться в земле, Сажать капусту и морковь, о лучшем не мечтая — Короче, быть крестьянином, как Бог мне повелел.
Унылая перспективка, что уж там. Гандзю, конечно, утверждает, что поговорит с сестрой обо мне, но давайте будем честны: Куукаку нет до меня дела. Кто я им? Чего ради она будет проявлять благосклонность к какой-то девчонке? Разве что сочтёт, что я грею постель её брату. Но опять же — в этом случае она должна счесть меня подходящей любовницей для Гандзю. Дурацкий вечер. Дурацкие мысли. Дурацкая ситуация. Депрессия, ау! Твой выход!Был бы я монахом, жил бы процветая, Усердными молитвами спасал бы простецов. А после смерти без забот вошёл бы в двери рая Занять достойную ступень среди святых отцов. Но наш Господь доверил мне лопату И повелел с молитвами трудиться и терпеть, Окучивать и поливать с рассвета до заката, А как наступит срок, на грядке с репой околеть!
Интересно, кстати, а как насчёт смерти от старости? Её-то мне оставили? Впрочем, на это надеяться тоже не стоит. Учитывая, как мне везёт, старость моя наступит лет через двести. И все эти двести лет мне грозит провести в обществе козы, петуха и бабки, потому что, видит Король Душ, вот они-то точно бессмертны. Уууу, почему мир так несправедлив?! Почему? Почему я не стала хотя бы Пустой? К чёрту силы шинигами и квинси! Хотя бы Пустой меня сделали!Был бы я бароном, жил бы я в замке. Я б каждый день охотился в лесу на кабана. Любил свою кобылу, собаку и служанку, А в замке бы ждала меня красавица-жена. Но я всю жизнь свою прожил в землянке, Отнимут и её, когда налоги не внесу. Законная жена моя — обычная крестьянка, Порядочная стерва, но зато готовит суп.
Да, а я всю свою жизнь буду жить в покосившейся хибаре без крыши. Потому что чести жить под крышей удостаивается только облезлая рогатая скотина! Ничего-ничего, ещё года три буду питаться одной лишь морковкой и тоже начну мекать. Глядишь, мне выделят загончик и соломку. Чёртов Гандзю! Ему-то это явно не грозит. Можно подумать, он вообще представляет, какого оно — возиться в дерьме и земле. Так, Арина, мы эту мысль уже думали. Давай лучше думать, как нам найти Куросаки.Был бы я нищим, я всё раздал бы людям: Соседу подарил бы дом, а вместе с ним жену. Пошёл бродить бы по земле, а дальше — будь, что будет. Но! Первым делом Господу лопату бы вернул!*
— Может быть, хватит орать как мартовская кошка? — хмуро поинтересовались у меня хриплым голосом опытного курильщика. — Сейчас не март да и ты не кошка. Голос казался мне смутно знакомым. Где-то я его уже слышала. Вот точно слышала. Это же…. Я обернулась. На меня уныло смотрела Йоруичи. Её явно не впечатлили мои вокальные таланты. Зато я ощутила, что настроение медленно, но верно начинает выкарабкиваться из бездонной ямы, в которую его — и меня — загнал Гандзю. — Йоруичи-сан! — возопила я так, будто встретила мать родную. Уныние на кошачьей морде бывшего капитана Второго отряда приобрело новые, доселе неизвестные мне оттенки. Я вспомнила, что она уже не первый день проводила в компании шилозадого Куросаки, по-детски восторженной Орихиме, засранца-Исиды и отмороженного Садо, и прикрутила звук. — Йоруичи-сан, Вас-то я и ищу. — Откуда ты знаешь, как меня зовут? — насторожилась кошка. Я прикусила язык. М-да, незадача. Как-то не подумала я, что имя бывшей шпионки и разведчицы и нынешней диссидентки мне должно быть вроде как неизвестно. С другой стороны, сама виновата. Можно подумать, у них тут тьма тьмущая говорящих кошек. И что делать? — Я слышала, как Вас называл тот рыжий парень, что дрался с Джиданбо-саном, — вот так. Вы не Гандзю, Йоруичи-сан. С Вами аккуратнее надо быть. Я, может, и дура, но не слабоумная. Вы не поверите в то, что я вижу будущее. И не поверите, что мне хочется помочь вашей спасательной миссии по доброте душевной. Ну, оно и правильно. Потому что не о доброте душевной речь. — Вот как? — с явным недоверием протянула Йоруичи. Её терзали сомнения, но она не знала, к чему прицепиться. А, может, не хотела ни к чему цепляться, кто её разберёт. — И зачем же ты меня искала… прости, как тебя зовут? — Арина. Я здесь с Шиба Гандзю-куном. Мы приехали поговорить с Джиданбо-саном, узнать, не нуждается ли он или его семья в чём-то. Дела клана и всё такое, я в это не вмешиваюсь, — именно такой была официальная версия нашей поездки, и, кажется, Гандзю что-то подобное действительно узнавал у милейшего стража врат. Полагаю, опасался, что Куукаку потребует отчёт о проделанной работе. — Гандзю-кун, услышав, как Вас зовут, припомнил, что у его сестры — Куукаку-сама — была давняя подруга, которую звали Шихоин Йоруичи. Я осмелилась предположить, что это Вы. Фууууу, молодец, Арина, можешь взять себе с полки пирожок. Как же тяжело быть дипломатом! Весь этот политес, вся эта вежливость, расшаркивания! Нет, определённо мне куда милее торчать в банде Гандзю. Там рыгают, бьют друг другу морду, бухают, матерятся, и в этом изысканном обществе я выгляжу настоящей леди. — Йоруичи не такое уж редкое имя, — фыркнула моя собеседница. — Но Йоруичи, умеющих превращаться в кошку, единицы, — а вот это уже был блеф, наглый и отчаянно-смелый. Если Гандзю не в курсе об интересных способностях сестриной подруги — а я, хоть убей, не могу вспомнить таких подробностей — то выйдет очень некрасиво. И подозрительно. — Ты служишь клану Шиба, Арина-чан? — проворковала Йоруичи, меняя тему. Ага, служу. Аж два раза. Кстати, а как там Томоко-баа? А то я свалила в закат, довольно невнятно ей объяснив, куда и как надолго ухожу. При воспоминании о тяжёлой бабкиной клюке заныла спина. Как бы она не приласкала меня этой дубинка по возвращении на радостях. Может, Гандзю поговорит с сестрой о Томоко-баа? — Нет, Йоруичи-сан, не служу. Я… хорошо общаюсь с Гандзю-куном. Мы друзья. — Друзья, а? — усмехнулась кошка, и мне захотелось взвыть. Почему, ну почему у всех вокруг именно такая реакция? Эдак я впрямь задумаюсь, что у нас с ним просто обязано быть что-то большее, чем просто дружба. «А разве нет?» — поинтересовался нахальный внутренний голос. «Заткнись, сволочь!» — велела я и затолкала воспоминания о ночи с пьяными признаниями ещё глубже. — Да, просто друзья. — О, у девочки зубки. Не сердись, хорошо? Допустим, та Шихоин Йоруичи и я — одно лицо. Вопрос прежний: зачем ты меня искала, Арина-чан? — Хотела пригласить Вас и тех риока, что прибыли с Вами, в гости к Шиба Куукаку-сама. — А ты уверена, что Куукаку будет рада нас видеть? Ты спрашивала это у неё самой, девочка? — Нет, Йоруичи-сан. В конце концов, как я уже сказала, я не служу клану Шиба, живу в крошечной деревушке в Шиномори — это шестьдесят девятый район западного сектора Руконгая. Я незначительна и ничтожна, — мамочки, мой язык повернулся выговорить это? Слышал бы меня сейчас Гандзю. Он прослезился бы от умиления. — Куукаку-сама никогда не встречалась и не говорила со мной. Но я много слышала о ней от Гандзю-куна, — о да, я тааааак много о ней слышала, что начала заочно уважать эту женщину и сочувствовать всем, кто оказывался под её каблуком. — И что же из того, что ты слышала, заставило тебя сделать вывод, что меня, а уж тем более посторонних людей, будут рады видеть? — Вы хотите попасть в Сейретей, верно? Этот рыжий юноша даже сражался с Джиданбо-саном. А Куукаку-сама хочет насолить Сейретею. Не могут ли ваши желания как-то совпасть, Йоруичи-сан? Йоруичи зажмурилась и улыбнулась, как умеют улыбаться только кошки. Я часто видела подобные ухмылки на морде нашего жирного домашнего Батона. Невольно задумалась, что будет, если свести Батона с Йоруичи, и какими выйдут их дети, и смогут ли они управлять реяцу, и будет ли у них шикай и банкай, и…. С огромным трудом я удержала вконец распоясавшуюся фантазию. — А взамен ты, конечно, хочешь, чтобы я поговорила с Куукаку о тебе, девочка? О твоей службе клану Шиба? — о, ещё одна переговорщица нашлась на мою голову. Чего же они все так хотят меня пристроить на службу? Прямо как дома! «Вот закончишь институт, найдёшь себе приличную работу в офисе, Арина». Почему в романах о попаданках об этом не говорится? О местных аналогиях работы в офисе? Попала в Руконгай — иди на службу в клан шинигами или батрачь на грядках до смерти. Фу, депрессия, фу! Мысли о свадьбе Батона и Йоруичи, где вы там, цыпа-цыпа…. — Нет, Йоруичи-сан, взамен я хочу, чтобы Вы взяли меня с собой. В Сейретей, в смысле. Как угодно. Хоть тушкой, хоть чучелком. Жизнь в Руконгае мне опостылела окончательно, стать шинигами я не смогу никогда, а значит никакого «светлого» будущего для меня нет. Мне хочется приключений, новых горизонтов, интересных знакомств. Да хоть чего-нибудь, что будет отличаться от моего житья в деревне! — В Сейретее опасно, Арина-чан, — покачала головой Йоруичи. — Мы не на прогулку пришли. Нас ждёт тяжёлая битва, возможно, некоторые погибнут. Ты даже не представляешь, во что хочешь ввязаться. В Сейретее находится Готей-13 и…. — Но там нет козы, петуха и морковки! — вырвался у меня отчаянный вопль души. — Пожалуйста, Йоруичи-сан, я только почувствовала запах свободы! Я понимаю, что Готей-13 — это не шубу в трусы заправлять, но я всё равно хочу побывать по ту сторону стены. Прошу Вас! Похоже, Йоруичи не очень поняла мой пассаж про козу, петуха и морковь, но страсть в моём голосе убедила её в искренности моей просьбы. — Сделаем так, девочка. Ты вместе с Гандзю-куном придёшь к нам. Я хочу поговорить с младшим братом старой подруги. И возможно — возможно! — мы отправимся в дом к Шиба и возьмём тебя с собой в Сейретей. Но это будет зависеть не от тебя. Я почувствовала, что радость наполняет меня, будто гелий — воздушный шарик, и я становлюсь всё легче, легче, легче…. Вот-вот взлечу! — Конечно, Йоруичи-сан! Разумеется, Йоруичи-сан! Я понимаю, Йоруичи-сан! — затараторила я, уже прикидывая, как заманить Гандзю в гости к гоп-компании, когда со стороны улицы Трёх Медяков раздались громкие вопли и грохот. Судя по тому, как закатила глаза и выругалась сквозь зубы Йоруичи, заманивать Шибу никуда не потребуется. Он уже сам нашёл Куросаки и Ко и сейчас занимался тем же, чем и всегда. Дрался. — Похоже, Арина-чан, мне придётся оставить тебя. Мои спутники нуждаются в моей помощи, — бросила Йоруичи, намереваясь уйти в спринтерский забег по крышам, но я не дала ей этого сделать: — Думаю, нам лучше пойти вместе, потому что я, кажется, знаю, с кем Ваши спутники, кхм, беседуют. Лже-кошка смерила меня взглядом и хмыкнула: — Ладно, девочка, тогда догоняй.***
Когда мы примчались к месту событий, всё уже было кончено. Посреди улицы в очередной патетичной позе — грудь колесом, подбородок вскинут кверху, глаза сверкают высоким вдохновением битвы — замер Ичиго. Ни дать — ни взять альфа-самец района. Я всё ждала, когда он поднимет лапку и пометит территорию. Напротив, набычившись и сверкая свежим фингалом под глазом, стоял избитый, но несломленный Гандзю. Он пырил на Куросаки одним глазом — второй уже заплывал потихоньку — и этот взгляд обещал смертные кары сопернику. Между этими борцовыми петухами замерла Орихиме. Мать Тереза местного разлива разрывалась между миролюбием и желанием с восхищением оправдывать любые подвиги обожаемого «Куросаки-куна». Тяжелейшая внутренняя борьба неслабо так корёжила бедолагу. Пока побеждало миролюбие. Но с минимальным перевесом. Исида смотрел на всех, как бабкина коза на меня, отчего у меня возникло лютое желание познакомить этих двоих. Я сильно подозревала, что они найдут общий язык хотя бы на поприще ненависти к шинигами. И к простым смертным. И к Пустым. И к арранкарам. И вообще ко всем, кто не является квинси. Хотя вот тут у них возникли бы разногласия…. Какой-то левый дед судорожно цеплялся за косяк за спиной Куросаки, словно боялся вывалиться на улицу. На лице его был написан ужас, в глазах застыла обречённость, ноги дрожали так, будто он порывался пасть на колени, но не был уверен, что это поможет. Мельком окинув взглядом окрестности, я поняла чувства деда: очевидно, он был тем самым бедолагой, на свою голову послушавшим сладкие речи Йоруичи (а кто ещё из этого дурдома на выезде мог договариваться о ночлеге?) и пустивший риок на постой. И вот теперь он мысленно подсчитывал убытки и предвкушал переезд в районы, куда более отдалённые. Лучше всего гляделись Садо и свинья Бонни. Первого я вообще не сразу разглядела. Он весьма успешно мимикрировал под ближайший столб. Да и то — у столба было куда больше эмоций по поводу происходящего. Бонни же с чувством выполненного долга валялась посреди дороги. Это означало только одно: она уже успела знатно наподдать Гандзю под зад. Ладно, экспозицию выяснили. Этой картине явно не хватает заключительного штриха. Не знаю, где находилась в этот момент Йоруичи, добиравшаяся до места действия по крышам, и почему она не спешила вмешиваться, а я сочла, что время для моего появления самое то. Походкой лёгкой, от бедра вышла из-за угла, изящно запуталась в балахоне и грациозно, как кулёк с картошкой, свалилась между Куросаки и Шибой. Оба героя вечера медленно опустили взгляд и уставились на неожиданную помеху. Орихиме была понятным злом и особенно сильно не мешала, а вот что ждать от меня не понимал ни один, ни второй. Причем неизвестно кто больше. Так, внимание их я привлекла. Что дальше? Что мне делать дальше? А, точно! Надо их удивить и сбить с мысли. Перекатившись в позу Клеопатры (вся предварительно изгваздавшись в пыли, а, впрочем, мой балахон и не такие фанаберии переживал) томно посмотрела на одного, на второго и страстно выдохнула тоном Александра Калягина — тем самым, из «Здравствуйте, я ваша тётя»: — Здрааааавствуйте, я тетушка Чарли из Браззззилии, где много-много диких абеззян. Не отреагировали на мой изысканный вид только Садо с Бонни. Бонни — потому что я была привычным, малоинтересным существом, занимающим в ее мировоззрении узкий промежуток между сном и валянием в грязи. Садо — потому что его чугунная психика вообще слабо воспринимала внешние потрясения. Правда, чуть позже, присмотревшись повнимательнее, я поняла, в чем дело. Этот жук просто-напросто под шумок дрых, прислонившись спиной к столбу. Зато остальные к моему маленькому экспромту отнеслись весьма и весьма отзывчиво. Дед таки плюхнулся на колени. Кажется, он отчаялся спасти добро и теперь просто от души мысленно материл Короля Душ за подставу. Во всяком случае, вдохновение на его лице я истолковала именно так. Сказать, что Куросаки удивился моему появлению, значит не сказать ничего. Вот тут я выполнила задачу на пять с плюсом. Он, бедняга, наверное, не ожидал встретить в мире мертвых психичку вроде меня. Орихиме, видать, почуяла во мне родственную душу. Засияла как медный таз. Ээээ, нет, подруга, у нас с тобой разные диагнозы и лежать нам, может, и в одном дурдоме, но лучше в разных палатах. Исида снял очки. Может, надеялся, что так мы все исчезнем, и он сможет и дальше фантазировать о мести шинигами и будущем величии квинси. Не знаю. Пока он добился только того, что, сделав шаг вперёд, споткнулся о деда. Прислушавшись к дедовому шипению, тихо порадовалась. Милейший дедок и впрямь «пару ласковых» для Короля Душ сочинял! Жаль, они все этому недоквинси достались. Зато Гандзю можно было гордиться. Он на мое выступление только скривился так, будто у него разом заболели все зубы. — Малахольная, — тихо простонал он и больше не сказал ничего. — Ты её знаешь, что ли? — поинтересовался Куросаки, подозрительно косясь на противника. Я тоже повернулась к Шибе. На его лице трудно было не заметить это. Это желание сказать: «Нет! Я в первый раз вижу эту чокнутую!» В принципе я понимала подобное желание. Знакомством со мной трудно гордиться. Но Гандзю справился с недостойным благородного клана Шиба порывом: — К сожалению, да. — И добавил, будто у кого-то ещё оставались какие-то сомнения: — Она всегда такая. И её вообще-то Арина зовут. Ичиго посмотрел на меня, потом на Орихиме, потом снова на меня, и, когда он поднял взгляд на Гандзю, в нём мне померещилось понимание и сочувствие последнему. Тут Йоруичи, видимо, решила, что веселья больше не предвидится и спустилась, наконец, с крыши. Сделала она это легко, непринуждённо и изящным слитным движением, исполненным такого чувства собственного достоинства, что во мне аж заныло что-то от зависти. Разумеется, приземлилась чёртова кошка на все четыре лапы, мягко и бесшумно. — Идёмте в дом, — хмуро велела она. — Обсуждать дела удобнее под крышей, а не на улице, перед лицом соседей. Неисправимая оптимистка Иноуэ, которая даже во время драки Гандзю с Ичиго не переставала улыбаться (хоть и несколько потеряно), тут же повисла на любимом «Куросаки-куне», и рыжий под давлением её немалого бюста, а также всего, что к этому бюсту прилагалось, уныло повлёкся к дому. С его спины можно было писать аллегорию скорбного предчувствия близящихся звездюлей. Гандзю галантно помог мне подняться с земли. Поднимал он, правда, так, будто репу выдёргивал, но ведь помог же. Кстати, что-то в последнее время меня вечно тянет на сельскохозяйственные аналогии. Не иначе, жизнь с Томоко-баа сказывается. Потом Шиба мне ещё и балахон отряхнул. Хотя это тоже скорее смахивало на то, что он из меня пыль выколачивал. Подозрительно покосилась. Гандзю сделал невинное лицо и улыбнулся, став дивно похожим на Куукаку. Я сразу задумалась о том, что у них, наверное, общим должна быть не только фамилия, но и гены, и — удивительное дело! — промолчала. Пока мы с Гандзю пантомимой выясняли отношения, проснулся Садо. Ему хватило двух секунд, чтобы оценить изменившуюся диспозицию, схватить в охапку тормозящего Исиду и войти в дом. Я всё больше и больше проникалась уважением к этому мексиканцу. Вот кто не тратился ни на лишние слова, ни на лишние движения! Всё чётко и по делу. Пришёл, увидел, поспал, ушёл! Максимум рационализма — минимум затраченной энергии. И тут очнулся дед. Он осознал, что вандалы, хулиганы и наглые разрушители ценного и кровно нажитого, к которым присоединились подведшая под монастырь говорящая кошка и сумасшедшая девка бомжеватого вида, самым наглым образом собираются скрыться в его доме. То есть объясняться с соседями, которым дракой двух великовозрастных и не обделённых силушкой обалдуев подрихтовало заборы, подправило садики и украсило стены, придётся ему! И эти самые соседи ещё готовы примириться с ущербом, причиняемым шинигами. С шинигами ведь какой спрос? Ты к нему подойдёшь, вежливо так скажешь: «Да какого же Пустого ты, сука, расхерачил мне полдома своим грёбаным кидо? Неужто ты, слепая скотина, не видел, что та тварюга семью метрами левее неслась?», а он посмотрит сквозь тебя, в зубах поковыряет и ответит (если ответит), мол, все вопросы к капитану. А капитаны, что капитаны? Вы их бандитские рожи видели, господа хорошие? Да в тюрьму стоит сажать за одно только то, что такую рожу имеешь. Как к такому с просьбою вежливой подойдёшь? Он ею подотрётся разве. Так вот, с шинигами и их последствиями население худо-бедно мирилось. Но с бандой каких-то там риок мириться явно было не намерено. Дед уже видел перекошенные лица своих добрых соседей, выглядывавших из-за занавесок и готовившихся выйти на разборки. Уже представляя, как его бьют сообща всей улицей, он воздвигся в дверях, намертво вцепился в косяк, а ногами упёрся в порог и всем своим видом показал, что скорее падёт смертью храбрых, чем пустит меня, Гандзю и Йоруичи. Позади уже дружелюбно поскрипывали калитки и шуршали отодвигаемые сёдзё. Я почему-то сразу вспомнила, что меня, конечно, убить нельзя, но вот переломать все кости очень даже можно. И я это вполне прочувствую. Сколько там костей в человеческом теле? Доброжелательные улыбки окруживших нас людей недвусмысленно обещали мне ответ на этот вопрос. Я краем глаза посмотрела на Йоруичи. Между прочим, она могла бы выиграть нам время, если б ненадолго превратилась в человека. Вряд ли народ остался бы равнодушным к внезапному возникновению голой бабы из ниоткуда. Хотя бы секунд на тридцать они точно зависли. Не помню как Гандзю, а мне больше и не надо. Я быстро бегаю. А наша женщина-кошка вообще мастер шунпо. Я уже почти решилась попросить Йоруичи об одолжении, когда вспомнила о Куросаки и Ко, успевших войти в дом. Мы-то сбежим, а они? А ну как соседи решат не бить деда, а подпалить ему хату вместе с риоками? Слова Гина, небось, днём все слышали и то, что в Сейретее этому рыжему и всем, кто с ним якшается, ох как не рады, уяснили. Вдруг именно сейчас эти милейшие люди решат проявить свою гражданскую позицию и сознательность? Пока я терзалась смутными сомнениями, оказалось, что сей дивный мир уже давно родил человека, никакими дилеммами не терзающегося. Лет этак пятнадцать назад. Звали этого человека Куросаки Ичиго. То, что на пороге стоял дед, Куросаки вообще не смутило. Он вышел вместе с дедом, аккуратно поставил старичка в сторонке и повернулся к толпе с видом «эх, раззудись, рука, развернись, плечо». Толпа радостно поприветствовала его покачиванием дубинок и цепов. Гандзю тут же засучил рукава, смачно сплюнул сквозь зубы и встал плечом к плечу с Куросаки. «Общий враг объединяет» — подумала я и скромно пристроилась рядышком. Лезть в драку не мой вариант, но обозначить позицию стоило. Может, даже сумею кого-нибудь лягнуть и внести свой неоценимый вклад в общее дело. Йоруичи взирала на этот балаган со видом мученицы, страдающей за веру. Я порылась в памяти, пытаясь вспомнить, какую-такую выгоду она искала для себя во всей этой свистопляске, но вероятность близкого знакомства моих рёбер и чужих дубинок мешали памяти работать как следует. Предводитель местных — здоровый дебелый мужик, которому на вид можно было дать от тридцати до сорока — уважительно посмотрел на тесак Куросаки. Вспомнил, видимо, как нынче утром этот рыжий паренёк всухую уделал Джиданбо, до сих пор валявшегося в беспамятстве. Этот факт несколько охлаждал пыл местных, но не то чтобы совсем. В конце концов, на их стороне было количество. Правда, лезть первыми они не спешили и ждали нашего хода. Мы с Гандзю, как многоопытные участники многих уличных драк (Гандзю дрался, а мы со свиньёй подбадривали его маловразумительными выкриками с безопасного расстояния), тоже не желали выступать в роли агрессоров. Ближе к финалу драки причина забудется, а кто выступил зачинщиком — нет. Неизвестно, чем бы кончилось это стояние на улице Трёх Медяков, но тут Куросаки, не отличавшийся ни опытом, ни терпением, со свойственным ему тактом сказал: — Какие-то проблемы? Если мне не изменяла память, способности к дипломатии ему достались от отца. Вопрос оказался тем самым камешком, стронувшим лавину. Отбросив лишние сомнения и презрев внушённый ему пиетет перед зампакто, мужик-предводитель от всей широты простой руконгайской души приласкал Ичиго дубиной. Мол, какие у нас могут быть проблемы, добрый человек? Никаких, так, сущий пустяк. Но, во имя Короля Душ, что стоило тебе и твоим уважаемым спутникам пройти мимо? Дальше началось то, что я уже не раз и не два видела в руконгайских кабаках. И на границе районов. И просто между двумя соседними улицами, у которых была затяжная кровная вражда из-за того, что какой-то местной тёте Зине лет пятьсот назад на сто грамм недовесили муки. Единственное, чем отличалась эта драка, — отсутствием слаженности и координации движений и привычки. На моей новой малой родине, к примеру, каждый хоть раз в месяц да участвовал в народной забаве «Пересчитай рёбра ближнему своему», и потому дрались все со знанием дела. А уж когда на соседнюю деревеньку ходили стенка на стенку, то тут любой отряд позавидовал бы скооперированности действий. Да и вообще: чем неблагополучнее район, тем профессиональнее в нём дерутся. Факт. Вспомните хотя бы Зараки Кенпачи. Обитатели улицы Трёх Медяков, расположенной в Первом районе, конечно, дрались временами, но несерьёзно и это было скорее исключение, чем правило. Можно всей улицей, скажем, пойти и запинать одного такого же уличанского, который не очень-то и окажет сопротивление. Или в баре дать в глаз какому-нибудь другому выходцу из Второго района. А в случае чего действительно опасного нужно кричать: «Караул!» и звать на помощь шинигами. Вы можете сказать, что если район, где сейчас находились мы с Гандзю, поставлял индустрию развлечений, то туда могли забрести какие угодно личности. Хоть из того же Зараки. Ага, могли. Но не забредали, вот в чём соль. Сейретей весьма и весьма тому способствовал Так что очень быстро драка, в которую мы ввязались, переросла в банальное избиение младенцев. Куросаки даже свою хлеборезку доставать не стал. Впрочем, он сильно упал бы в моих глазах, если б стал применять боевое оружие против мирных жителей. Так или иначе, зампакто не понадобился. Обошлись кулаками и отнятыми у местных дубинками. Гандзю так вообще, по-моему, был счастлив. С момента нашего прибытия в этот район он оказался оторван ото всех привычных для него развлечений. А тут целая драка. Ближе к концу веселья подгребли Орихиме и Исида, чтобы выяснить, что тут происходит. Отсутствию Садо я уже даже не удивилась. К этому моменту из уличанских на ногах оставался только мужик-предводитель и ещё парочка таких же громил поперёк себя шире. Остальных Куросаки и Шиба аккуратненько уложили отдохнуть штабелями у окончательно перекосившихся заборчиков. Я же с каким-то тщедушным парнем из местных намертво вцепилась в выдернутую откуда-то штакетину. Каждый из нас понимал, что стоит ему разжать руки, как штакетина пройдётся по его зубам и рёбрам, сплошь родным и любимым. А выдернуть её друг у друга мы не могли. Так и топтались рядышком в ритме вальса, пока к нам не подошёл Гандзю и не приласкал пацана кулаком по макушке. Парень икнул, закатил глаза и рухнул на землю. Вместе со мной, так как во время разжать руки я не успела. Гандзю на это только возвёл очи горе и пошёл к Ичиго добивать оставшихся. Последнему, впрочем, особенная помощь не требовалась. Уже поднявшись на ноги и отряхнувшись, я увидела деда-домовладельца. Он сидел в прострации, вытянув ноги и глядя в никуда остановившимся взглядом. Я посмотрела в ту же сторону, но увидела только стену Сейретея, видневшуюся из-за крыш. Интересно, есть ли в Руконгае психушки? А то дед того и гляди съедет с катушек. Если, конечно, уже не. Правда, потом я вспомнила, что в Обществе Душ и больница-то одна и та в Сейретее, а руконгайцы — народ простой: если выживут, так и так выживут; а помрут, так и так помрут. И вообще, как говаривала Томоко-баа, нет такой болезни, которую нельзя вылечить самогоном и козьим молоком. Деду сейчас определённо не хватало самогона. — Малахольная, вернись с небес на землю, мы уходим! — крикнул Гандзю. — Куда это? — поинтересовалась я, деловито поддёргивая повыше подол. Из правого ботинка на меня кокетливо поглядывал большой палец. Ходить босиком я так и не привыкла, хотя большинство руконгайцев делало именно так, и теперь практично размышляла о том, что надо бы где-нибудь раздобыть новые ботинки. Может, удастся уговорить спутников заскочить в сорок восьмой район. Он в южном секторе один из дурных как раз, там вечно все друг друга режут. Наверняка кого-нибудь с моим размером ноги убили. — Домой ко мне, — мрачно отозвался Гандзю. Очевидно, даже с такого расстояния чувствовал предстоящую встречу с сестрой. — Тем более что этим тоже надо с ней поговорить. Вот что драка животворящая делает! А я всё думала, как их на нужную волну настроить? Только когда они успели сговориться-то? Риоки собрали свои нехитрые пожитки и потянулись следом за Гандзю и Йоруичи, которая что-то выспрашивала у моего друга. Видимо, узнавала, чем нынче живёт Куукаку. Я уходила последней и ненадолго остановилась перед охреневшим дедом. — Вы, это, не сердитесь на нас, — вежливо сказала я. — Они не виноваты. Один вообще шинигами, хоть и врио, у них это привычное дело. Я бы вам заплатила, но у меня денег-то…. О, у меня ещё семечки остались! Я пихнула деду в руки кулёк с семечками. Он судорожно его сжал, всё так же глядя сквозь меня. Почему-то мне вспомнился Кролик из советского мультика про Винни-Пуха. — А что подумал об этом Кролик, — бубнила я, нагоняя маленький отряд, — никто не узнал, потому что Кролик был очень воспитанный. — Что ты там опять бухтишь, Малахольная? — крикнул Гандзю. — Ничего. Шагай давай.