Украденные шансы

Жизнь не настолько скупа, чтобы дать нам только один шанс. Rebelde way

      — Что-то произошло?       Дайчи вздрагивает, ведь голос Асахи, как и его большая тень, кажутся жуткими в пустой полутемной раздевалке. Сколько же он сам здесь сидит?       — Ты ушёл переодеваться и пропал, вот я и решил проверить… — словно услышав его вопрос, неловко объясняется Асахи, и он не выдерживает:       — Что с Сугой?       — С Сугой?.. Эм, с Сугаварой-куном?       И снова — словно это не его Суга, ведь они с Асахи никогда не звали его так официально.       — Да ты издеваешься. Это шутка какая-то, да? Суга — это Суга, почти три года он для нас просто Суга и…       — Но Сугавара-кун перевёлся к нам лишь несколько месяцев назад, — обеспокоенно перебивает его Асахи, и на это Дайчи уже не знает, что ответить. Что вообще можно ответить, когда кажется, что ты попал в какую-то другую жизнь, хотя такого и быть не может…       Но такое может быть. И эта мысль стреляет в голову тупой болью в затылке, которая переползает в шею и сползает по спинному мозгу, а потом ударяет в ноги, которые тут же становятся ватными, и Дайчи больше силой волей заставляет себя встать со скамейки и, легко оттолкнув плечом поникшего Асахи, выйти из раздевалки.       Другая жизнь, значит… Это многое бы объяснило, как бы дико ни звучало. Но не зря же люди об этом думают, пишут книги и снимают фильмы о всяких-разных параллельных вселенных, в которых вроде и всё так, как в их собственных, но что-то и отличается, а потом и вовсе идёт не так. Словно вселенная так даёт им шанс — что-то понять, что-то исправить…       Дайчи стискивает зубы и прибавляет шаг, выходя из ворот школы. В своём мире он бы с удовольствием отмотал всё на день, да даже на какой-то час назад, чтобы Суга — его Суга — был жив и здоров, чтобы именно он встретил его с любимой улыбкой на утренней тренировке. Здесь не-его Суга смотрит на него с уважительным равнодушием, и Дайчи не знает, что делать. Что нужно от него этому миру?       Может, это просто сон? Дайчи на минуту сомневается, ущипнуть ли себя за руку. В его мире Суга ведь… Суги ведь нет. Но что там, что здесь, эта боль не угаснет.       Щипок выходит ожидаемо болючим, но, похоже, перед Дайчи всё тот же чужой мир, хоть и такой же, как и собственный. Наверное, только и можно понять, увидев Сугу. Дайчи же просто идёт вперёд, куда глаза глядят. Впереди виднеется магазинчик тренера, и он обходит его по другой стороне улицы. Наверняка и в этой жизни Укай-сан устроит ему головомойку за то, что он решил прогулять уроки и тренировки.       Но сейчас это всё не важно. Сейчас он просто идёт вперёд, так легче понять, что делать дальше. Порой хочется перейти на бег, пугая сонных утренних прохожих, но ноги не хотят. Он сам не хочет — сразу тогда задохнётся от мысли, что этой тропой они бегали всей командой для тренировки выносливости.       В этой чужой жизни всё такое же. Старый детский сад, в который он ходил, небольшая пекарня, в которую он с Сугой иногда забегал к приветливой Сато-сан за свежими булочками. Знакомая до каждого сантиметра небольшая волейбольная площадка, за возможность позаниматься на которой в детстве он частенько устраивал потасовки. И дома всё так же, тихо-тихо, потому что мама с отцом на работе до вечера. Так никто и не узнает, что он прогулял школу, никто не задаст вопросы, на которые он сам не знает ответов.       В этой жизни собственная комната кажется чужой без их совместной с Сугой фотографии в одной из рамок на компьютерном столе. Вместо него рядом с Дайчи улыбается только Асахи, который тоже тогда с ними был в караоке, и на этом фото они были втроём.       Суга ведь был и на командном фото с прошлого года, и на общем фото их класса со школьного фестиваля два года назад, когда они устраивали кафе с горничными. Сейчас его там нет, и Дайчи, сорвав с себя школьный пиджак, одним махом сметает рукой тяжёлые рамки. Похоже, одна из них разбивается, а он успевает порезать палец о стекло и запачкать и школьную рубашку. Толстовку и джинсы, в которые он переодевается, хоть удаётся не замарать. И хорошо — так меньше к нему внимания. Дайчи, правда, и сам не знает, куда пойдёт сейчас. Куда угодно, чтобы избавиться от душного ощущения бессилия и непонимания всего вокруг.       А получается, что он идёт к школе, словно ноги сами его туда ведут, он спохватывается, разворачивается, возвращается в шумный центр города, а потом снова — туда. К тропе в полутёмках с опадающей сакурой, которая ничем не отличается от той, что осталась в его собственной жизни.       Так скоро и начинает темнеть, и Дайчи давится привкусом дежавю, замечая в нескольких метрах знакомый силуэт. Суга беспокойно вглядывается ему в лицо, теребя ремень школьной сумки, и Дайчи кое-как заставляет себя развернуться к нему спиной. Надо уйти. Это не его Суга, но это не значит, что он не такой же любопытный и цепкий. А у Дайчи сейчас нет ответов даже для самого себя.       Этот Суга такой же, ведь за спиной шумят быстрые шаги, и Дайчи вздыхает на уверенное «Савамура-сан!» ему почти в затылок. Он всё-таки останавливается, не убегать же.       — Ты не на тренировке, — пытается как можно безразличнее сказать он, но выходит резко и совсем недружелюбно.       — Как и ты, — и этого Сугу тоже так просто не пронять. Улыбается и шагает рядом в его ритме, и Дайчи готов задохнуться и сесть на бордюр, потому что от этой лёгкой улыбки сдавливает приступом лёгкие, и чтобы освободиться, можно только закричать, чтобы этот чужой Суга так не улыбался, эта улыбка ему не принадлежит. Или попросить его улыбнуться снова, и это одинаково больно.       — Я принёс тебе конспекты за сегодня. Отдашь завтра-послезавтра, ничего страшного, — продолжает Суга, не дождавшись его ответа, и Дайчи, автоматически принимая пару тетрадей, даёт волю колючему болезненному вопросу:       — Почему?       Наверное, он застаёт его этим врасплох, потому что Суга неловко чешет скулу, да и улыбка у него немного беспомощная. Как всегда, когда он не знает, что делать. То есть — как было всегда у его Суги. Дайчи не устаёт поправлять сам себя, а этот Суга всё равно по-родному улыбается.       — Я думаю, всегда надо помогать тем, кто попал в беду. У тебя же что-то случилось, Савамура-сан?       «Случилось. Потерял любимого человека, а теперь смотрю на него и теряю снова, миллиарды раз за минуту с каждой улыбкой и словом. И не знаю, что делать», — конечно, Дайчи не говорит об этом, просто жадно всматривается в светлое лицо, давя в себе болезненное желание прижать ладони к чужим щекам, зарыться пальцами в волосы и поверить, что этот Суга настоящий. И он просто молчит.       — Прости, я, наверное, некрасиво пытаюсь влезть в твои дела, — Суга снова неловко улыбается и отводит взгляд. — Я что в школе, что в команде недавно, я понимаю это. Когда-нибудь мне хочется заслужить и твое доверие, и всех остальных ребят.       — У тебя получится, — хрипло выдыхает Дайчи. — Ведь ты — это ты.       — Что? — непонимающе хмурится Суга, но Дайчи просто хлопает его по плечу. А ведь хочется крепко его обнять, пусть и на секунду поверить, что чужое тепло может быть родным.       — Иди домой уже. Пожалуйста.       Наверное, что-то в его голосе такое, от чего Суга не спорит, просто медленно кивает и, помявшись, идёт вперёд. И Дайчи сдаётся.       — Я завтра отдам тебе конспекты.       И Суга на миг замирает, прежде чем развернуться к нему с широкой улыбкой:       — Тогда до завтра.       Он машет ему рукой перед тем, как снова повернуться спиной и пойти вперёд. Дайчи ждёт несколько минут, прежде чем отправиться следом. Может, он не готов к тому, чтобы принять этот мир и этого Сугу, но готов хотя бы попытаться понять. Для чего-то он оказался здесь, в этом должен быть смысл!       Ветер бросает горсть лепестков в лицо, и Дайчи вдруг чувствует неприятный холодок — словно на затылок и шею плеснули ледяной водой с кусочками льда, что тут же поцарапали кожу. Тревога, снова тревога. Пусть это и другой мир, но это ощущение беспокойства и страха не меняется. Он не может от него отмахнуться, а если попробует, то оно надавит только сильнее. Поглотит.       Дайчи ускоряет шаг. С аллеи к оживлённой шумной дороге он уже выбегает, и спустившийся вечер разбивается сотнями огней и тысячами слов. Беспокойных, кричащих. Словно… красных.       Обычно по этой дороге транспорт идёт друг за другом, но на этот раз машины стоят, сгрудившись в затор. Дайчи пытается метнуться вперёд, туда, где собирается толпа. Получается не сразу, пробиться сквозь зевак сложно, он распихивает толпу локтями, и тут неожиданный тычок в спину выбивает его вперёд. Дайчи же смотрит вниз — как по серому асфальту расползается красное, задевает носок его кроссовка.       Вперёд посмотреть так страшно, он не хочет, он уже ведь всё понимает. Он не сразу поднимает взгляд.       Лицо у Суги бледное, почти серое. Широко раскрытые потемневшие глаза кажутся на нём провалами. Он словно знал, что Дайчи будет на него смотреть. Его лицо повёрнуто именно к нему, хоть тело и кажется изломанной фигурой. Наверное, удар машины сломал ему шею или позвоночник, или… Дайчи не хочет об этом думать, но думает-думает-думает, не в силах отвести взгляд от лужи крови, расползающейся из-под головы.       Он может зажмуриться только тогда, когда по глазам режет алый отблеск мигалки на подъехавшей скорой. Её сирена оглушает, разбивает все мысли вдребезги, и Дайчи машет головой, прижав ладони к ушам.       Вот бы это было сном. Вот бы всё было сном.       — Дайчи, Дайчи! Тебе что, снится кошмар?       Он распахивает глаза и подаётся вперёд, на голос. На самый родной и любимый голос, и Суга, тихо ойкнув, потирает лоб.       — Тихо-тихо, всех перебудишь, а нам ещё ехать несколько часов.       Может, это сон? Или же всё остальное? Или же его снова перебросило куда-то… Какая это жизнь сейчас? Может, самая верная и настоящая? Ведь Суга жив и отчаянно зевает, сидя рядом на сидении в автобусе, в котором сопит и вся остальная команда. За окном же ничего не разглядеть, только полосу фонарей.       — Ну что, в себя пришёл? — аккуратно дёргает Суга его за рукав, и Дайчи медленно кивает:       — Да, это просто был кошмарный сон.       — Тогда снова спи. А то Некома завтра нас порвёт с сонным капитаном.       Некома, значит… Их точно сейчас ждут тяжёлые деньки. Намного тяжелее, чем раньше — потому что Дайчи тревожно.