Хозяйка Велена.

      Ведьмак вел кобылку под уздцы, увозя Милку все глубже в кромешную ночную тьму веленского леса. Лошадка уже привыкла полагаться на ночное зрение своего хозяина и покорно повиновалась любому его движению. Кот предполагал, что маленьким девочкам должно быть страшно ночью в лесу, но Милка сидела в седле спокойно, вглядываясь в небо. Иногда из-за туч выглядывали звезды, и девочка улыбалась им. Шум и запахи деревни остались далеко позади. Ночной лес ударил по чутью ведьмака тысячами звуков и ароматов, кипевшей в нем жизни. — Крег не в силах изменить свою природу, — вдруг прошептала Милка. — Но воля его сильна. — Ты еще встретишься с своим братишкой, вот увидишь, — проговорил Гаэтан. — Я живу на свете слишком давно, чтобы ошибаться в таких вопросах. Он будет искать тебя! — Ты слышишь мысли, как и я? — спросила девочка. — Ведьмакам моей школы сложно общаться с людьми, — ответил Кот. — Мутация не выжгла в нас эмоции, как в других представителях моей профессии, скорее наоборот сделала нас более чуткими. Меня учили использовать эту способность, чтобы предвидеть удар, но возможности оказались несколько шире. Ведьмаки школы Кота способны ощутить саму сущность существа. Поверь мне, человеческая сущность бывает куда ужаснее, чем у самых страшных чудовищ. Твой названный брат жаждет расправы, он получает удовольствие от боли и страданий других, я чувствую это! — Рыбак рыбака видит из далека, — констатировала ведунья, тревожно вглядываясь во тьму. — Хотя, нет, с тобой все иначе. В пылу схватки тебя охватывает ярость, которую ты не можешь контролировать. — Хм… А ты действительно очень проницательна, — задумчиво отметил Гаэтан. — Значит, знаешь о чем я думаю? — Ты пришел потому, что чувствуешь свою вину передо мной, — прочла его мысли Милка, и ее голос дрогнул. — Ты думаешь, я должна ненавидеть тебя. — Я лишил тебя самого дорогого — любви близких, — проговорил Гаэтан, с ноткой сожаления в голосе. — Если захочешь отомстить, я всегда к твоим услугам! — У меня нет близких, — выдохнула Милка. — Та женщина, в доме которой ты нашел меня в Доброве, не была мне матерью. Она рассказывала, что нашла меня совсем маленькую в лесу, и попрекала, что я много ем и сплю, била меня… Девочка всхлипнула и замолчала. Ночь веяла прохладой, из темноты слышался шелест листвы, качающейся на ветру. Где-то совсем рядом заухал филин. Изредка из-за туч выглядывал месяц, тусклым светом освещая лес. Лошадка устало топала копытами. — Ты не знаешь, что со мной делать. Воспитание маленьких девочек не входило в твои планы, — тихонько захныкала девчушка. — Справа голодные волки, они учуяли нас и скоро нападут. Слева что-то прячется, хочет когтями распороть мне живот. Впереди люди, они убили торговца и делят его вещи между собой. Один из них хочет убить остальных и забрать все себе. — А ты, молодчина Милка! — прошептал ведьмак. — Думаю, нам стоит притормозить. Пррруу, Сивка! Путники остановились и замерли. Через несколько минут впереди, метрах в ста, послышались крики людей и шум схватки. Они подождали еще немного. Крики сменились испуганным воплем, к которому добавилось злобное рычание волков. — Голодные звери почуяли запах крови и решили напасть на разбойников, забыв про нас, — шепотом прокомментировала начинающая ведунья. Вопли стихли, а рычание сменилось взвизгиванием и еще какими-то гортанными звуками. — Оно думает, что сожрет всех! — в ужасе пролепетала Милка. — Не оно, а они. Это накеры, у них просто коллективный разум, — прошептал ведьмак, удаляясь во тьму. В лунном свете блеснуло лезвие меча. Милка вжалась в седло, обняв шею лошади. — Ты думаешь, что он самый сильный и защитит тебя? Поэтому стоишь спокойно? — решила она поговорить с лошадью, пока из темноты доносились гортанные звуки, рычание и вой. — Нет ты думаешь, что спасешь его, если он будет сильно ранен. Ты сможешь увезти его от опасности. Знаешь, ты очень храбрая лошадка, я таких еще не встречала. Сивка ничего не ответила, только обмахнула ногу девочки хвостом. Милка погладила лошадь. Звуки схватки стихли и через некоторое время к девочке в полной тьме бесшумно и стремительно начали приближаться два больших желтых кошачьих глаза. — Давно ли проснулся в тебе дар? — спросил, разгоряченный схваткой, ведьмак. — Когда я была маленькой, то слышала цветы, разговаривала с бабочками, червяками и с рыбками в реке. Я понимала их, а они меня нет. Потом я начала слышать кошек, собак, свиней и коз, а потом в Добров пришел ты, — Милка устало потерла глаза. — И я перестала слышать вообще! А две недели назад я вдруг начала слышать всех, и людей тоже. Сначала я слышала лишь в пределах дома, потом деревни, сейчас не знаю. Чужие мысли роем жужжат в моей голове. Я очень устала, не могу спать. — И ты надеешься, что я смогу снова выключить твой дар? — ведьмак взял Сивку под уздцы и повел их дальше, куда-то во тьму. — Может и так, — неуверенно проговорила девчушка. — Иначе я скоро сойду с ума. — Не сойдешь, — Гаэтан вытащил что-то из кармана и дал Милке. — На-ка вот, пожуй. — Это горькое, но ты думаешь, что это поможет, а еще ты думаешь… — девочка взяла в рот то, что дал ей ведьмак, и начала жевать, а потом уснула, обняв лошадь за шею. Через несколько часов ведьмак вывел Сивку на небольшую поляну, посреди которой рос высокий раскидистый дуб. Девочка спала так крепко, что Гаэтану приходилось придерживать ее, чтобы она не вывалилась из седла. Вытащив из-под корней дуба заветный камень, Кот снял Милку с лошади и затащил ее в свой тайник, располагавшийся под корнями дерева. Там было все по прежнему: земляной пол, полки с реагентами, мешки, на обитой деревом стене, красовались ведьмачьи трофеи, а вместо потолка свисали корни дерева. Только большой сундук при входе был открыт и пуст. Видимо, Геральт все же побывал здесь. «Хороший, он мужик, все же!» — подумал Гаэтан. Он положил Милку на деревянное ложе, которое сам когда-то сколотил на скорую руку, потом снял с себя куртку, чтобы накрыть девочку, но передумал. Ведьмак выскочил из своего тайника и подошел к дремлющей Сивке. Он снял с лошади вещмешки и вернулся обратно в землянку. — Спит, как убитая, — проговорил Кот, щелчком пальцев зажигая свечу. — Сонный корень в таком количестве, кого хочешь вырубит. Девочка была невысокой худощавой, с гладкой белой кожей, на которой проступал легкий румянец. Детское тело уже обещало в скором времени превратиться в женское. Под зеленоватой льняной рубахой и передником проступала наливающаяся грудь. Длинные каштановые волосы заплетались в толстую косу за спиной. «Мягкие слегка округлые черты лица, большие глаза и пухлые губы, нос слегка длинноват. В целом она полностью оправдывает свое имя. Милка, значит милая», — думал ведьмак. Он извлек из вещмешка свой алхимический набор. — Ты обладаешь способностями, за которые тебя все вокруг будут ненавидеть, — прошептал Гаэтан, гладя девочку по руке. — Ты даже не представляешь, как я тебя понимаю! Он достал из набора тонкую иглу, а затем быстро уколол Милке палец. На пальце выступила капелька крови. Девочка вздрогнула, но не проснулась. Найдя в наборе ком чистой ваты, ведьмак отщипнул от него небольшой кусочек и смочил его в каком-то веществе, а потом собрал кровь с пальца Милки. Вата сначала покраснела от крови, а потом начала быстро чернеть. — Так и знал, — выдавил из себя Гаэтан. — Ты не человек! Ведьмак начал рыться в своем вещмешке и извлек оттуда небольшую книжечку. — Розовый — гуманоиды, то есть люди, эльфы и прочие краснолюды, красный — животные, — читал он шепотом. — Синий и голубой— иксиноиды, белый — огры, сиреневый и фиолетовый — вампиры, жёлтый — драконоиды, зеленый — гибриды, серый — реликты. Черного в списке нет. Может у реактива срок годности истек? Он бросил использованную вату на пол и взял еще один чистый кусочек, снова смочил его в веществе из бутылька, проткнул себе палец иголкой, и собрал свою кровь. Через некоторое время вата начала зеленеть. — Нет, с реагентом все нормально, — задумался ведьмак, любуясь, как сладко спит девчушка. — Ты одним взглядом погасила во мне ярость, тогда в Доброве. Ты читаешь мысли, без магии. Я не чувствую ее ни в тебе ни рядом с тобой. У тебя нет близких. Кто ты, милая? Гаэтан накрыл Милку своей курткой, прибрал немного свой тайник, выкинул использованную вату, покормил Сивку и сел на пол возле кровати, где спала девочка, а затем впал в медитацию.       Милка проснулась и сладко потянулась на деревянном ложе. Гаэтан, почувствовав это, вышел из медитации. Утреннее солнце пробивалось сквозь корни дуба и тускло освещало небольшую землянку. — Как ты спала? — поинтересовался ведьмак, присаживаясь на кровать рядом с девочкой. — Я отдохнула немного, но мой дар не ушел, — опечалилась Милка, закрывая глаза руками. — Вот идет медведь, далеко, не здесь. Он очень зол потому, что наступил на капкан. А вот птички поют, это самцы, они хотят понравиться самкам. Слепой крот столкнулся в земле с другим слепым кротом, и очень недоволен этим. Тетя Маришка печет пирожки, а дядя Эдгар ворчит на Крега. Крег избегает его. Стасика укусила собака. Оно хочет выйти из пещеры, чтобы подкрепиться, но боится тебя, будет ждать темноты. Кроты оказались разнополыми и теперь знакомятся друг с другом. На сосне сидит галка, она следит за тем, как ее галчонок учится летать, волнуется за него. Вук чистит хлев, он скучает по мне, — Милка расплылась в улыбке, а потом продолжила, не отрывая рук от глаз. — А комар, что хочет укусить тебя в шею, думает, как будет откладывать яйца в твоей крови. Девочки бегают по лесу, играют в прятки, одну укусила змея потому, что девочка спряталась рядом с ее норой. Ты голоден, Гаэтан. Ты хочешь показать меня своему другу и развратной женщине с белыми волосами. Ты думаешь о ее груди. — Я думаю, что ты слишком много болтаешь, — строго сказал Кот, шлепнув себя по шее, комар улетел. — Давай сначала позавтракаем, а потом кое-что попробуем. Они расселись на кровати поудобнее, и ведьмак извлек из вещмешка сверток, который им дала в дорогу тетя Маришка. В свертке оказался большой кусок пирога и бутыль с козьим молоком. Тишина во время завтрака была недолгой. — Может тебе не стоит заглушать свой дар? — начал Гаэтан. — Ты хочешь посмотреть, что из этого получится. Ты думаешь, что так я смогу проявить свою истинную сущность. Что за сущность? — обеспокоилась Милка, прожевывая пирог. Она быстро осмотрела свою руку и потерла уколотый палец. Ранка давно уже затянулась без следа, но ведунья все же запротестовала. — Нечестно делать что-то со мной, без моего ведома! Ты думаешь, я не человек, да? — Из твоих слов я понял, что в деревне Добров не было твоих родственников, — начал ведьмак, виновато потирая гладко выбритый подбородок. — Знаешь ли ты, кто твои родственники? — Нет, — ответила девочка, покачав головой. — Чего ты боишься больше всего? — продолжил допрос Гаэтан, с подозрением глянув на Милку. — Смерти, — твердо, не задумываясь ответила девочка, и ее зеленовато-карие глаза блеснули. — Хороший ответ, — констатировал ведьмак и нахмурил брови. — А лес тебя не пугает? — Нет, я знаю его. В нем нет места для доброты, но и лютой ненависти в нем не встретишь. Если проявить слабость, он проглотит тебя, если силу, то сбережет. — Хм, а людей боишься? — Гаэтан прищурил желтые глаза. — Смотря каких, с людьми все сложнее, — надула губы Милка. — А что любишь больше всего? — не унимался ведьмак. — Смотреть, как Вук рубит дрова, — смущенно ответила девчушка, краснея. — Что ненавидишь? Милка замолкла не надолго, а потом ответила, тщательно подбирая слова: — Зимой холодно и голодно, а еще зимой тихо и очень красиво. Я люблю зиму, но когда она длится слишком долго, мне становится невыносимо грустно. Я ненавижу эту грусть. — Доедай пирог и вылезай наружу, я жду тебя там. Кот собрал вещмешки, пошарил по полкам и направился к выходу из тайника. Милка осмотрела землянку, заметив висящие над головой, ведьмачьи трофеи. Сперва она отпрянула в сторону, в страхе наступив на какой-то мешок. В мешке что-то хрустнуло. Девочка замерла, потом, взяв себя в руки, подошла к висящим на стене головам чудовищ и коснулась одной из них. — Ты просто хотел выжить, — прошептала она. — Ты был очень стар и неповоротлив, таким тяжело охотится на серьезную дичь, поэтому ты убивал людей. Ты думал, что хитрее их. Ты скрывался в тумане, но ведьмак оказался быстрее тебя. Девочка убрала руку, тяжело вздохнув. Она быстро привела себя в порядок и насупившись вылезла из тайника. Утренняя прохлада окутывала просыпающийся лес. На траве лежала роса. Пели птицы, жужжали насекомые. Солнышко начинало пригревать, развеивая ночные кошмары. — Ты хочешь, чтобы я с помощью своего дара поискала своих родственников, — заявила ведунья ведьмаку, стоящему возле снаряженной в путь кобылы. — Да, — ответил Гаэтан. — Может попробуешь? Милка отошла немного от дуба, повернувшись лицом в сторону леса, и закрыла глаза руками. Так прошло около двадцати минут, а девочка все продолжала стоять. Ведьмак оставил Сивку, подошел к Милке и коснулся ее плеча. Медальон на его груди в форме оскалившегося кота дрогнул. — Шум. Слишком много мыслей, — прошептала девчушка. — Надо не так! — Что ты задумала? — заволновался ведьмак. — Если не умеешь с магией управляться, лучше не надо. Девочка открыла глаза и отпрянула от Гаэтана: — Отойди! Кот одним прыжком вернулся к лошади, и отвел животное подальше. Сквозь побледневшую кожу девочки стали проглядывать сине-красные прожилки вен. Она провела руками по лицу, а потом расплела косу. Длинные густые волосы волнами окутали хрупкую девичью фигурку. Милка медленно подняла руки к небу, затем резко присев, коснулась ладонями земли. Последовал толчок, земля затряслась. Сивка заплясала на месте, ведьмак аксием успокоил кобылу. Милка качнулась и упала ничком на землю. — Что ты творишь?! — зарычал Гаэтан. Он достал флягу и подбежал к девочке. Приподняв ей голову, ведьмак плеснул начинающей ведунье в лицо водой. Милка завертела головой, хватая ртом воздух: — Трижды этой, трижды той, трижды снова, девять… — Что ты видела? —  Кот склонился над Милкой, пытаясь убрать каштановые волосы с ее лица. Медальон продолжал дрожать. — Я видела женщину с зеленой кожей и луком в руках, она поклонилась мне, — приходя в себя, рассказывала обессилившая девочка. — И другую смуглолицую женщину, крупную и сильную, с мечом, она одета в шкуру какого-то пятнистого зверя, тоже поклонилась мне. А светловолосая, вся в цветах, девушка, она не кланялась, а просто приветствовала меня. И были еще многие другие, красивые и не очень. И была меж них старуха, страшная такая! — С зеленой кожей говоришь, дриада что ли? — поймал мысль ведьмак. — Может тебя в Брокилон отвезти или в Зерриканию? Странно, но я все еще чувствую сильный магический заряд в тебе. — Голова болит, — захныкала Милка, поднимаясь с земли и отряхивая одежду. — С магией то, осторожно надо, — проговорил ведьмак, помогая девчушке подняться. — Управлять магией не просто, этому учиться нужно! Девочка попыталась собрать волосы и заплести их обратно в косу, но прическа явно не лежала. То ли руки двигались от слабости неловко, то ли волосы, зажив своей жизнью, не желали покоряться хозяйке. — Давай поедем к той тете с голой грудью, — предложила ведунья, немного шатаясь на месте. Она достала из кармана юбки резной гребешок и предложила его ведьмаку. — Ты ее тоже видела? — поинтересовался Кот, охотно приняв гребень. Гаэтан, привыкший полагаться на свое чутье, не совсем понимал, почему он ощущает родственную близость с Милкой. После резни в Доброве, Геральт попросил объяснить Кота, почему он оставил в живых именно эту девочку. Тогда Гаэтан ему ответил, что она похожа на его младшую сестру. Сходством с сестрой Кот мог так же объяснить свое чувство вины перед этим ребенком, и даже то, что он не глядя забрал девочку из приёмной семьи потому, что почувствовал опасность для ее жизни, исходящую от названного брата. Но это объяснение скорее было удобным, чем правдивым. На самом деле Гаэтан не видел сходства Милки ни с кем ему прежде знакомым, а сейчас вообще подозревал не человеческую природу в начинающей ведунье, но чувство родства и ответственности за ее жизнь по неизвестной причине только росли и укоренялись в его мятущейся душе. Кот принял гребень из рук ведуньи привычно, так, будто он ежедневно долгие годы помогал этой девочке приводить прическу в порядок. — Нет, поэтому поедем к ней, — сказала Милка, поворачиваясь к ведьмаку спиной, предоставляя ему возможность расчесать свои волосы. — Все кого я видела с презрением относятся к людям. Только та, беловолосая красавица с цветами, думает мне надо с людьми быть. Ах, да! Ты ведь сомневаешься, что я человек. У тебя гариденты могут быть просрочены. — Я уж и не знаю, что и думать! И не гариденты, а реагенты, — проворчал Гаэтан, пытаясь причесать непослушные волосы ведуньи. — И зачем нужно было их распускать? Все запуталось! Так магии больше что-ли? — А Лилле сказала, ну та с цветами, что через три месяца на полную луну я должна снять с себя всю одежду и расплести волосы, чтобы полить своей кровью землю, — проговорила девочка. — Кровью полить? Черной магией попахивает, — разнервничался Гаэтан. Каждый раз касаясь гребнем волос, он чувствовал, как магическая сила, исходящая от ведуньи, наполняет его. — Кровь сама польется, — стыдливо пояснила Милка, покраснев. — Так у всех женщин раз в месяц бывает. Мне тетя Маришка рассказывала. — И, почему с женщинами всегда все не просто?! — воскликнул ведьмак. Волосы ведуньи вдруг покорились ему и стали гладкими, как шелк. Каждый раз проводя по ним гребнем, Гаэтан ощущал прилив сладостной эйфории. Неизвестная магия переливалась в него, исцеляя, тонизируя, возрождая. В чувства его привел вопрос девочки: — А что такое секс? — Тебе еще рано знать! — Гаэтан заплел волосы ведуньи в косу и потер ладонью свою коротко-стриженную голову. — Нам надо ехать. Кейра на Коломнице. Посмотрим, что она скажет о тебе. Он запрыгнул в седло и на скаку подхватил Милку, сажая ее перед собой. Волосы девочки пахли молодостью и свежестью юного тела вкупе с сыростью и плесенью койки, на которой она спала в подземном убежище ведьмака, но было еще что-то еле уловимое, горько-сладкое и манящее, как магия, которую эти волосы испускали еще совсем недавно. Через час езды солнышко стало пригревать, близился полдень. Берег был уже близко, от реки веяло прохладой, вдалеке слышалось журчание воды. — Стой! — вскрикнула девочка. Гаэтан притормозил Сивку: — Кровь! Человеческая… Он повел носом, вдыхая встречный ветер: — Где-то рядом убили людей, а тела перенесли. К реке, если не ошибаюсь. — На берегу три девушки водят хоровод, — тревожно прошептала Милка, — и стонут. — Полуденницы? Три сразу? Странно! — нахмурившись, проговорил ведьмак. — Нужно подготовиться к встрече. — А в камышах сидит Водная баба с пятью утопцами. Они ждут нас! — Ждут? — Она не хочет, чтобы я к людям шла, думает, они меня испортят, — лицо девочки стало серьезным. — О ком ты? — спросил Кот, спрыгнув с лошади. — О той старухе, — выдавила из себя Милка, побледнев от страха. — Она считает, что людям нельзя доверять, а ведьмакам тем более! — Что еще за старуха? — Только не отдавай меня ей! — взмолилась девчушка, спрыгнув с лошади на Гаэтана, обхватывая его шею руками. — Пожалуйста, не отдавай! — Она управляет чудовищами? — встревоженно спросил ведьмак, не зная как реагировать на объятья. — На земле и на воде, она вещая везде, — всхлипнув, пояснила маленькая ведунья, прижимаясь от страха ближе. — Я что-то слышал о ведьмах с Кривоуховых топей. Мне говорили, что они погибли во время шабаша на Лысой горе, — успокаивающе сказал Кот, осторожно обнимая Милку в ответ. — Она ест детей, — девочка уткнулась в плечо ведьмака. — Но я скоро перестану быть ребенком! — Думаешь, она боится тебя? — Кот разжал объятия и серьезно посмотрел на ведунью. — Нет, но ее гложет обида. Она хочет съесть мои руки и ноги, чтобы вспомнить, как была молодой, — ответила девочка, отстраняясь. Она напряженно глянула в сторону берега. — Нельзя убивать полуденниц! — детское испуганное лицо вдруг стало взрослым и серьезным. — Почему?! — удивился Гаэтан. — Потому, что это нечестно! — выпалила Милка, вдруг воспрянув духом. — Это девушки из моей деревни, они шли на берег пускать венки, чтобы искать женихов, а по пути на них напали бандиты, потешились и убили. А тот мужик, что сидит в кустах возле воды, снял венки с их голов, и сложил их на берегу. Вот они и пляшут вокруг. Стонут… — Полуденницы — чудовища, их надо устранить, — ответил ведьмак. — И что там еще за мужик в кустах? — Они не виноваты в том, что с ними случилось. Они страдали и страдают, я чувствую! А ты хочешь убить их еще раз, — настаивала девочка, распуская волосы. — Не смей! — Гаэтан поймал ее руку, чувствуя как вибрирует медальон. — Не надо! — вырвала руку Милка, ее лицо побледнело, а по небу побежали тучи, закрывая солнце. — Раз, два три, четыре, пять, начинаю колдовать. Подул пронзительный ветер и взметнул волосы ведуньи. Гаэтан хлебнул, что-то из бутылька, его глаза почернели, а кожа стала матово-бледной, с красными пятнышками полопавшихся сосудов. Ударил гром и блеснула молния. — Пошли вон! — заорала Милка грубым гортанным голосом, повернувшись в сторону берега. Полил проливной дождь. Ведьмак ринулся к реке, на ходу выхватывая серебряный меч. Выбегая из леса, он действительно заметил на берегу три сложенных вместе увядших венка. Полуденницы, появляющиеся только в солнечную погоду, исчезли. Из воды полезли утопцы, и Водяная баба не заставила себя ждать. Гаэтан рубил легко и привычно, уходя от любого выпада, уворачиваясь от ударов. Когда бой был окончен, он подошел к камышам, где была спрятана его лодка. Вытащив из нее трупы истерзанных и обглоданных девушек, он по одной выбросил их на берег, и начал промывать судно от крови. С одного борта лодка оказалась поломана утопцами. Бледная, как смерть, Милка медленно вышла из леса и подошла к трупам. Дождь лил, как из ведра. Начинающая ведунья постаралась положить мертвых девушек красиво, распрямляя руки и ноги, насколько позволяло трупное окоченение. Она пригладила девушкам волосы и под голову каждой положила венок. — Ты, Лавала, всегда была красивой, хоть мы и не ладили с тобой, — шептала Милка нежно. — И ты, Настасья, тоже красавица. А ты была добра к людям, Софья. Не плачьте только, тех кто обидел вас прошлым вечером, сегодня ночью съели волки, а волков тех распороли когти накеров, а накеров порубил ведьмак. Гаэтан смотрел на все это и диву давался, но предпочитал не мешать. Он вытянул судно на берег, свистнул Сивку, и занялся починкой лодки. Девочка закончила возиться с мертвячками и дождь неожиданно кончился, но небо все еще хмурилось. — Мне надо ополоснуться, — с наигранным спокойствием, заявила Милка, стучащему молотком Гаэтану, отправляясь вдоль берега к кустам. — Только не заплывай далеко! — намеренно громко выкрикнул ведьмак. Гаэтан шкурой чуял опасность, но делал вид, что занят работой. Милка остановилась на берегу, тревожно поглядывая исподволь на ведьмака. Она начала ковырять ногой в иле, как-будто что-то нашла. Стальной меч бесшумно скользнул из ножен. Кот внезапно ринулся в кусты. Сидящим в засаде, оказался немолодой лысоватый мужчина без ушей, он пытался отбиться от ведьмака камнем, но Гаэтан был куда проворнее нападающего. Кот вышел из кустов держа меч на горле у безухого. — Не губите, мастер ведьмак, пожалуйста. И простите, коли что не так, — застонал мужчина. — Кто ты, и зачем здесь? — холодно произнес Кот. Его бледное с красными прожилками лицо искривляла ярость. — Не губите! — взмолился безухий. — Я староста деревни на Кривоуховых топях. Доченька у меня заболела. Ну, вот я к Хозяйке то и пошел. А больше не куда нам идти то, только она одна у нас благодетельница. Всем остальным до простых людей дела то нету. Вот она и говорит мне, поди мол девчонку мне приведи. Трупы девушек в лодку сложи, а венки их на берегу оставь, а сам спрячься. Как примчится ведьмак, начнет полуденниц рубить, ты девчонку хватай и ко мне приведи. И вот я здесь. Не губите меня, мастер ведьмак. Доченька болеет сильно. — Правду говорит, — холодно прокомментировала Милка. — Опусти меч. Гаэтан замешкался, уж очень ему хотелось рубануть по безухой голове. — Ну, пожалуйста… — ведунья настаивала. Ведьмак недовольно скривился, но меч опустил. — Не ходи больше к ведьме, — вкрадчиво произнесла девочка, глядя старосте в глаза. — Помогу я дочке твоей. Фляга есть у тебя? — Вот есть, только не новая она, — мужчина судорожно вынул из-за пояса потертую флягу и протянул Милке. Ведунья открыла крышку и вылила из фляги всю, имеющуюся там жидкость, а потом вернула сосуд назад хозяину. Ее вымокшая под дождем грива клоками торчала в разные стороны. Под пристальными взглядами двух взрослых мужчин, девочка на миг почувствовала себя неловко, и попробовала хоть как-то пригладить свою прическу, но безрезультатно. Собравшись, она вынула из кармана гребень. — Когда я закончу, зайдешь в реку и наберешь воды, потом отнесешь эту воду дочке, — строго по взрослому изрекла Милка, обращаясь к старосте. — Сначала умоешь ей лицо, потом пусть попьет немного, а уж потом на ногу полей. Да, скажи ей пусть не лазает по заборам и яблоки у соседей не ворует. Может тогда и болеть не станет. — Да, она хорошая девочка то у меня, только озорная малек, — запричитал староста. — Вот упала и ногу поранила, а нога вздулась вся и жар поднялся. Совсем дело плохо стало.       Ведунья направилась к реке. Она осторожно начала заходить в воду в том месте, где камыши росли не так густо. Гаэтан не спускал глаз с безухого, а староста печально косился на лежащих возле самого берега мертвячек. Девочка шла по мелководью все дальше и дальше. Оказавшись по пояс в воде, она опустила руки в реку, почувствовав ее течение. Затем Милка начала одной рукой поливать себя, а другой стараться расчесать гребнем непослушную гриву, наклоняясь к воде как можно ниже. — Водичка, водичка умой мое личико, — приговаривала она. — Что не нужно забери, малым деткам подари. Пусть они тебя попьют и здоровьем воспоют. Ты разлетайся добротой, мертвым подари покой, и любовью напитай, наш живой зеленый край. Девочка присела, окунаясь в реку с головой, и ее длинные расчесанные волосы, как темные речные водоросли понесло течением. Вдруг невысокая волна хлынула на берег, омыв собой трупы подружек, и пробежала по ногам стоящих подле них ведьмака и старосту. Безухий еле слышно охнул, вздрогнув всем телом. — Мне это кажется или трава действительно стала зеленее? — шутливо изрек Гаэтан, глядя, как Милка выходит из воды с заплетенной косой. Вредоносный дурман токсичного эликсира покинул его тело, как только волшебная волна коснулась его ног. Из-за туч выглянуло солнце, защебетали птички. Лес оживился, и жизнь в нем заиграла яркими красками. — Набирай воды, — скомандовала девчушка онемевшему от увиденного старосте. — И все, как я говорила сделай! — Спасибо тебе, госпожа, — мужчина побежал в реку набирать воды. — Как звать то тебя, благодетельница? — Милкой кличут, — просто по детски ответила ведунья и улыбнулась. Когда староста, наполнив флягу, скрылся в лесу, Гаэтан подошел к Милке. Он присел на корточки и взял ее за руки. Руки у девочки были холодными, она выглядела очень устало. Гаэтан заглянул в ее каре-зеленые глаза и сочувственно улыбнулся: — Ты ничего от меня не скрываешь, милая? — Ты думаешь, что магия очень быстро растет во мне и не понимаешь откуда я знаю, как с ней управляться, — прочла его мысли девочка. — Это все благодаря тебе! Я искала и нашла. Мне теперь многие подсказывают. — Кто они, эти многие? — Ты хочешь знать, нашла ли я родственников, — печально изрекла девочка, и начала выжимать на сквозь мокрый передник, держа слишком длинную паузу. — Да, нашла. — Они люди? — выдохнул ведьмак. — Не знаю, не хочу о них говорить! — прохныкала Милка, схватившись руками за голову.