Хозяйка Велена.

Яркое солнце играло на полупрозрачной воде множеством бликов. Тоскливые березки и ивы склонялись над руслом мирно бегущей реки. Прохладный ветерок шелестел листвой и шуршал в камышах. Лодка тихо скользнула по глади воды. Ведьмак сидел на веслах и пристально поглядывал на Милку. Ему удалось найти перед отплытием в кожаном вещмешке узелок, который прихватила девочка из дома тети Маришки, и Милка переоделась в сухую одежду, но чувствовала себя начинающая ведунья все равно не лучшим образом. В зелено-карих глазах мелькала то печаль, то негодование, она постоянно терла виски, видимо пытаясь хоть как-то отстраниться от информации, что потоками вливалась в ее голову. Девочка сидела, съёжившись на носу лодки, вполоборота к ведьмаку, стараясь не смотреть на него. — Вот бабуля Хамовских будет плакать, когда увидит, что стало с Лавалой. Это была ее любимая внучка, — печально изрекла Милка, обернувшись в сторону удаляющегося берега. Ведьмак не ответил. Нежелание Милки поведать ему о своем происхождении оставило в его душе неприятный след. Он дивился необычным проявлениям магии, внезапно обнаружившейся в девочке. Чародейкам, друидам, ворожеям, заклинателям и прочим, применяющим колдовство, приходилось вбирать в себя магию из различных источников, мест силы, а иногда даже вытягивать ее из крови живых существ, затем они посредством полученной энергии изменяли что-то в этом мире по своему усмотрению. Каждое из этих действ нарушало законы природы, и природа жестоко мстила нарушителям за это. Мало кто оставался в живых после такого, а судьбы тех, кто превозмог можно было назвать счастливыми с большой натяжкой. «За сверхспособности приходится платить, как и за все хорошее в этом мире», — думал Гаэтан. С Милкой все было иначе. Сила рождалась в самой девочке, девочка и была источником той магии, которую дарила этому миру, питая и обогащая его. Вырабатывая заряд, организм ведуньи выталкивал его из себя весь без остатка. Если для колдовства израсходовалось меньше силы, чем было выработано, то остатки магии концентрировались в ее волосах. Их то и собрал ведьмак с помощью гребня, когда расчесывал Милке волосы. Чудесной была и сама природа силы, производимой девочкой. Уж больно легко и гармонично мир воспринимал те изменения, которые в него вносились. «Кто ты?» — этот вопрос мучил Кота. — Хочешь я расскажу тебе сказку, Гаэтан? — произнесла Милка, страдальчески глядя куда-то в воду. — Слушаю, — выдавил из себя Кот. — Жила-была Дева Леса, звали ее Мара. — начала девочка. — Издревле она хранила покой и равновесие в южных и северных лесах. Нрав у нее был суровый, но не жестокий. В джунглях далекой земли, которая сейчас зовется Зеррикания, жил великий охотник Канахан. — В Зеррикании нет джунглей, — прервал ее ведьмак. В его голове пронеслось: «Только не лги!» — В том то и дело, что нет, — измотано ответила Милка. — Слушай дальше! Так вот, не было такого зверя, которого Канахан не смог бы добыть, такой рыбы, какую не смог бы поймать. И пошел охотник по свету искать того, кто сможет его одолеть. Долго ли, коротко ли бродил Канахан, но не было ему равных не в силе не в ловкости. Наблюдала за ним Мара и дивилась его храбрости. Полюбился ей разудалый охотник. Тогда обратилась она прекрасной женщиной и пришла ночью к его костру. Так и свершилась их любовь. Но, что есть жизнь человеческая по сравнению с жизнью Девы Лесов — одно мгновение! Старалась Мара, вдыхала молодость и здоровье в стареющее тело любимого, да только старость, она людьми не только телом ощущается. Попросил охотник отпустить его, и не посмела Дева ему перечить. Так и умер ее любимый от старости. Ошалела тогда она от потери, забилась в самые глухие болота, прячась от мира. Но мир не дал ей покоя, все слышала, все знала она, что твориться кругом. И тогда с помощью магии создала себе Мара тихое место — Аард Цербин. Нет в это место дороги, и здесь оно вроде, а вроде и нет. Спряталась она в Аард Цербене, и предалась в одиночестве и покое своей тоске. Ведьмак недовольно скривился. Двенадцать лет назад он потерял свою младшую сестру, единственную родную душу, которая воспринимала его, мутанта, как близкого человека. Сестра умерла от старости, и за ее смерть не кому было мстить, и винить было некого. Возможно поэтому, Гаэтан перестал общаться с людьми и брать заказы, шатался по лесам, убивал чудовищ, что попадались ему на пути, отрубал им головы, обрабатывал их и продавал, когда сильно требовались деньги. А два года назад, внезапно для себя, Гаэтан решился взять заказ из деревни Добров. Люди не пожелали принять ведьмака, как своего, как человека, не заплатили и даже пытались убить. Тогда он порубил их всех, и мужчин, и женщин, и даже детей, лишь испуганный взгляд Милки смог остановить его ярость. — Ну и как эта история связана с тобой? — спросил ведьмак, прищурив желтые глаза. Милка тяжело вздохнула. Вид у нее был изнемогающий, под глазами от усталости появились синие круги. — Слушай дальше, Гаэтан! — девочка повернулась к ведьмаку. — Спряталась Мара в Аард Цербене, ничего она больше не слышала, не знала, что в ее владениях происходит, а далекой земле, что сейчас зовется Зерриканией, началось стихийное бедствие. Из глубины стали пробиваться вверх огненные потоки, поднимая и переворачивая огромные земляные пласты, небо заволокло дымом и ядовитыми газами. Услышала об этом Лилле, Дева Полей, попыталась она прорваться с помощью магии в Аард Цербин, но не вышло у нее ничего. — Лилле — Дева Полей?! — удивился ведьмак. — Ее люди Живией зовут, а эльфы Данамэби, — уточнила Милка. — Хорошую, ты себе учительницу выбрала! — одобрил Гаэтан. — Ничего себе! — Как бы не старалась Лилле унять извержение, а сил у нее не хватало. Не могла она и за степями, и за полями следить, а тут джунгли под землю уходить стали. Тогда попросила она великого золотого дракона Зеррикартермента о помощи, и расправил дракон над погибающей землей свои крылья. Спасти лес так и не удалось, и Огненный горы все еще плюются лавой, но жизнь все же продолжила там существовать, установилось хрупкое равновесие. — Не везде, — добавил Гаэтан. — Появилась бесплодная пустыня Корат. — Если б не дракон, вся Зеррикания пустыней бы стала, — печально согласилась Милка. — Вышла однажды Мара из Аард Цербина, узнала, что с землей, где она с Канаханом счастлива была, сталось, и залилась горькими слезами. С горя слепила она себе трех дочерей из глины и воды, вдохнула в них жизнь, и строго наказала им хранить лес, сама же удалилась опять в свое убежище. И они хранили лес, плохо хорошо ли, а хранили. Не просто это, хранителем быть! Устанавливать равновесие — это как целиться в быстро движущуюся цель, а не попадешь гибнуть все начнет. Равновесие — это очень сложная гибкая система взаимоотношений всего живого, которая постоянно изменяется во времени и требует корректировки. Мара раз в году выходила из Аард Цербина, слушала лес, внимала, и ругала дочерей за ошибки, и наказывала их потому, что не справлялись они. Слезы вдруг градом покатились из глаз Милки. — Ну разве ж так можно поступать?! — всхлипывая, выкрикнула она. — И что это за жалость такая к себе любимой, что может заставить бросить все на милость глины и воды? Это предательство! — Глупая ты еще, — задумчиво проговорил ведьмак, перестав грести. — Маленькая! Не жалость это и не предательство. Горе это! Горе горькое! Не знаешь ты еще о горе ничего, вот и рассуждаешь так. Хорошо, что Мара этот мир в клочья не разнесла. А ведь могла бы! Милка нахмурилась, обиженно уставившись на Гаэтана, но слезы лить перестала: — Хотели дочери, чтобы Мара вернулась и снова о них и о земле заботится начала. Каждый раз, когда весной выходила Дева Леса из своего убежища, дарами и цветами встречали ее, но отвергала она дары и каждый раз снова возвращалась в Аард Цербен. А лес тем временем гнить начал, поползла по нему зараза всякая, расплодились чудища разные, люди стали с ума сходить. И решили тогда сестры, что не будут более слушаться мать, потому что нет у них сил быть хранительницами. Стали они жить в свое удовольствие: принимать дары, варить человеческое мясо в котле, из волос нити судеб прясть, да волю свою всему живому нашептывать. А когда пришла весна нашли сёстры способ ворваться в Аард Цербин и убили свою мать. Кости ее в болото бросили, а для души темницу волшебную создали Аард Кербин. Заточили Мару в корнях высокого дуба, чтобы не мешала более ведьмам она. Не могла вырваться Мара, тогда вложила она всю любовь свою в один единственный желудь, коих на том дереве множество было. Подхватила желудь сова, бросила его в землю рядом с деревней Добров. Вырос из желудя дуб, питаемый всеми соками леса, в тайне от ведьм. Пришел из деревни дровосек и срубил дуб, а на следующий день на пеньке нашла одинокая женщина девочку. — Вот так поворот! — ведьмак разинул глаза от удивления и улыбнулся. — Так эта Мара, мать тебе что ли? А ведьма старая — сестра получается? Девочка закачала головой «нет», а после утвердительно кивнула. — И кто тебе эти сказки рассказывает? — недоверчиво спросил Гаэтан, шутливо нахмурив брови. — Старуха страшная или Лилле, а может дриады или воительницы Зеррикании тебе вещают? — Лес, — ответила ведунья, умывая заплаканное лицо в реке. — Старый он, обо всем знает, все помнит. Встряска ему нужна, ураган или пожар какой, чтобы старые больные деревья погибли. А то не дают они к свету молодым пробиться, заражают их болезнями всякими. Гнилью от них разит. — Странная ты, все же! — проговорил ведьмак, проведя рукой по коротко стриженной голове. — А вроде и добрая, вот и старосте с дочкой помогла, полуденниц пожалела, Хамовских, что голодом тебя морили, вырезать не дала, при этом лес поджечь предлагаешь! Крега — маньяка в живых оставила, меня за то, что я вырезал всю деревню два года назад на твоих глазах, не осуждаешь. Почему? — Маленькая я еще, глупая, — опуская глаза и упрямо сжимая губы, ответила ведунья. — То-то же! — ведьмак взял весла и продолжил грести. — Ты средь людей помалкивай о даре своем и сказки им свои не рассказывай. А то испугаться они, вилами в бока тыкать начнут. Чужой ты будешь меж них. Понимаешь? — Никогда я не буду чужой: не тебе, не людям, никому живому, — хмуро ответила Милка. — Ты не веришь мне? — Разберемся, — ведьмак активно заработал веслами. Вдалеке показались берега Коломницы. Крепостные укрепления, грозно торчащие из воды остро заточенными кольями в сторону деревни Рудник, были разобраны, а вместо них новая хозяйка острова воздвигла большую гостеприимную пристань. Крепкие дубовые сваи из цельных стволов, вбитых в берег, держали длинный пирс, соединяющийся с пристанью. Множество лодок пришвартовывалось и отшвартовалось от него. — Теперь большая часть этих лодок принадлежит дяде Эдгару, — заключила Милка. — Он сегодня утром выкупил их все, а люди, что на лодках гребут, теперь его работники. Он обещал щедро платить им за переправу и разгрузку. Сам же Эдгар сегодня дома решил остаться. — Наверное, всю ночь волновался, где его приемная доченька. Увез ее какой-то проходимец, ведьмак, — начал шутливо предполагать Гаэтан. — Не спал. Вот и решил передохнуть сегодня. — Вся семья ночью не спала, — пояснила ведунья тоскливо, — и из-за меня, и из-за Крега, и из-за сокровищ, что ты им оставил. Да, только не в этом дело! Груз, что на лодках сейчас переправляют, прибыл в деревню издалека, в сопровождении солдат в черных доспехах. Один ящик упал с повозки и разбился, а внутри еще один железный ящик оказался, запаянный со всех сторон. А важный господин, что с солдатами был, испугался сильно. Он боялся того, что в ящике. Эдгар заметил это, и не пришел сегодня, а работников своих новых об опасности не предупредил. Уж очень понравились ему сокровища твои, и хочет он преумножить их любой ценой. И стыдно ему, вроде, за жадность и за трусость, и заработать хочется. — Надо будет накормить тебя, да корня сонного тебе дать, чтоб поспала еще немного, — отозвался Гаэтан, причаливая к пирсу. — А то вид у тебя уж больно усталый. Ведьмак легко запрыгнул на пирс, привязал лодку, затем снова заскочил в нее, подхватил вещмешки и помог подняться Милке. Оживленная пристань жужжала и суетилась. Грузчики ругались, выгружая из лодок ящики со знаком солнца. Управлял процессом невысокий крепкий мужчина с бородой, заносчивого вида. Удивив Гаэтана, мужчина направился к нему. — Как жизнь, дружище! — спросил Ламберт. — Какими судьбами? — Ну, здравствуй, дорогой! — отозвался Гаэтан, ведьмаки пожали друг другу руки и обнялись. — Дело у меня есть к Кейре. — А это кто с тобой? Вид у нее какой-то нездоровый, — Волк наклонился к девочке. — Уж не заболела ли ты, милашка? — Для больных скрытая пристань есть, с другой стороны острова, чтобы местных не пугать, — прочла его мысли Милка. — Я не больна, я просто сильно устала. Ламберт вопросительно уставился на Гаэтана, скорчив недовольную мину. — Особые способности у девочки проявились, в том числе и магические. Не справляется она пока, устает сильно, — пояснил Кот, приобняв ведунью за плечи. — Я бы покормил ее, а потом спать положил, а там уж Кейра потом пусть обследует. — Тут говорят у нас всплеск какой-то был магический, — начал Ламберт, пристально разглядывая девчушку, но не найдя в ее облике ничего особенного, перешел на другую тему. — А Кейра бьется с Катрионой. Универсального лекарства найти пока не удалось. Настроение, надо сказать, у нее так себе. — Но обстроились вы тут по-королевски! — заметил Гаэтан. — А крыша башни, золоченная что ли? На солнце блестит. Прям дворец, а не башня! — Новая императрица Нильфгаарда нас спонсирует, — похвалился Ламберт. — Вы на кухню идите, там Нисса накормит вас и спать девочку положит. А я сейчас разгрузку проведу и подойду к вам. — А ты, изменился приятель, — улыбнулся Кот, идя с Милкой за руку к мощенной камнем дороге в башню. — Покладистый стал, домашний. — На себя посмотри! — иронично бросил им вслед Волк. — Я думал, ты вольный охотник, а ты маленьких девочек спасать взялся. Ну прям, как Геральт! — Ламберт, Ламберт… — задумчиво проговорил себе под нос Гаэтан, потерев ладонью коротко подстриженную голову. *** Прибыв на остров два года назад вместе с Ламбертом, Кейре удалось выработать заклинание, уничтожающее Катриону, очень помогли записи придворного чародея Александэра, что сгинул вместе с прежним хозяином Мышиной башни. Найдя способ лечения от самой смертоносной болезни в истории, Мец в сопровождении ведьмака приехала в Вызиму, где красная лихорадка выкосила половину населения. Чародейка обеззараживала воздух, заколдовывала воду и пищу для больных. Вскоре эпидемия медленно, но верно начала угасать. Кейра праздновала победу и получила от новой императрицы Нильфгаарда, Цириллы Фионы Элен Рианнон, солидное вознаграждение. Но не тут-то было, болезнь мутировала и вспыхнула в Вызиме с новой силой, что сильно расстроило императрицу. Ламберт тогда заметил, что Катриона бушует теперь по всему континенту, везде, кроме Велена. Странным образом, болезнь прокатилась по Велену и исчезла. Мец предположила, что жители этого края как-то получили иммунитет к красной лихорадке, поэтому исследовательскую лабораторию решили организовать в Мышиной башне. На восстановление Коломницы и изучение Катрионы Цирилла выделила огромную, по царским меркам, сумму. Кейра обустроилась со вкусом, достойно оплачивая услуги, оказываемые ей местным населением. Чародейка появлялась то в одной, то в другой деревне, обследовала и лечила людей от всевозможных хворей. Ничего особенного, что могло воспрепятствовать возникновению красной лихорадки, в жителях Велена чародейка не обнаружила. На Коломницу потянулись больные из богатых семейств с разных частей континента, ищущие последнюю надежду на спасение от Катрионы. Мец экспериментировала на них, и они, о чудо, выздоравливали. Чародейка догадывалась, что своим выздоровлением они обязаны не ей, а флоре и фауне самого Велена. Лекарство было у нее под носом, а она никак не могла его рассмотреть. Утро сегодняшнего дня началось со странного сообщения. На связь с Кейрой через мегаскоп вышла встревоженная Франческа Финдабаир. По ее словам, в Велене зафиксирован сильнейший магический всплеск, на который эльфы не могут не отреагировать, поэтому в срочном порядке в Велен отправлен отряд во главе с Филавандрелем для проведения расследования. Кейра, уже привыкшая по утрам нежится в объятиях Ламберта, не сразу сообразила, о чем идет речь. — Если бы в Велене случился магический всплеск, то я первая кто узнал бы об этом, — стараясь прийти в себя, после ночи страсти, заявила она. — Я уже несколько лет плотно занимаюсь исследованиями этого края. — Вы, люди, считаете магией лишь те проявления, которые идут в разрез с привычным ходом жизни, — с некоторым высокомерием в голосе ответила Франческа. — А сама жизнь, воспринимается вами, как некий естественный фактор, который в принципе должен существовать. Так вот, жизнь — это тоже магия, Кейра, причем самая могущественная из всех возможных. — Я не намерена слушать поучения, Франческа! — ответила Мец, пытаясь пригладить растрепанные волосы. — Лучше объясни, что происходит. — Филовандрель будет у тебя примерно через неделю, он все и объяснит, — закончила разговор Финдабоир, выключив мегаскоп. — И, что такого может заинтересовать эльфов в нашей непроглядной глуши? — задумчиво изрекла Кейра, вожделенно поглядывая на обнаженное тело своего любовника. Ламберт лежал, небрежно раскинувшись, на большой дубовой кровати, нисколько не стесняясь своей наготы. После завтрака Кейра намеревалась произвести привычный обход лечебницы. Ламберт собирался на охоту, он ежедневно обследовал остров на наличие чудовищ и их гнезд. Но их планам не суждено было сбыться, распорядитель Михо Валески доложил, что в деревню Рудник прибыл Морвран Воорхис, правая рука императрицы Нильфгаарда, и к обеду важного гостя следует ожидать на Коломнице. Отдав распоряжения для подготовки встречи генерала на острове, Кейра вместе с Ламбертом кинулись к мегаскопу, узнать, чем обусловлен внезапный визит Воорхиса. Цинтия, придворная чародейка и доверенное лицо Цириллы Фионы Элен Рианнон, известная ярым патриотизмом имперской политики, в двух словах пояснила встревоженной Мец, что генерал в Велене проездом, чтобы завезти образцы Катрионы, собранные по всему континенту, для анализа. — Это не эпидемия, а настоящее стихийное бедствие, — говорила Цинтия. — Эта зараза выкашивает на юге целые города, медленно, но верно подбираясь к Нильфгаарду, столице империи. Императрица обеспокоена, необходимо принять срочные меры в кратчайшие сроки, пока ситуация не вышла из-под контроля. Мы ждем Ваших указаний, Кейра! — Я обещаю удвоить усилия, — напряженно проговорила Мец. — И дать ответ, как можно скорее. А обеззараживающие заклинания работают? — Да, но не везде, — сообщила Цинтия. — Я лично выезжала в Геммеру… Связь была прервана ударом молнии, проекция Цинтии замигала, а потом совсем исчезла. На улице грянул гром и хлынул дождь. — Похоже, что мир вокруг сходит с ума, пока мы тут наслаждаемся жизнью, — приобняв Кейру, с улыбкой изрек Ламберт. — Ну, кто-то наслаждается, а кому-то предстоит с кровью трупов повозиться, — надула губки Мец. — Каждому свое, дорогая! — ответил Ламберт. — Ну и хам! — игриво оттолкнула его чародейка. — Будешь плохо себя вести, превращу тебя в лягушку. — А если этот, Морвран, будет протягивать к тебе руки, то я зарублю его, — ведьмак силой притянул к себе Кейру и поцеловал.       Генерал вошел в просторный холл Мышиной башни, оценивающе измерив хозяйку взглядом. Кейра была прекрасна, как, впрочем, и все чародейки. На ней было зеленое удлиненное платье на бретельках, бесстыдно обнажающее грудь и плечи. Крест анх поблескивал на шее россыпью цирконов. Длинные волосы соломенного цвета собирались в элегантный пучок на макушке. Она игриво улыбнулась гостю. Из чего Морвран сделал вывод, что лекарство не найдено, и сейчас ему будут рассказывать о том, как это не просто, а еще обязательно попросят увеличить содержание. — А Вы неплохо устроились в этой глуши, — учтиво заметил Воорхис, снимая кожаные перчатки с рук. — Я привез образцы лихорадки из разных мест, чтобы проверить универсальность нового лекарства. Смею надеяться, оно у Вас есть. — Да, мне есть чем похвастаться, — заявила Кейра, изображая самодовольство. — Я очень прониклась местным колоритом, чего и Вам советую. Веленская глушь успешным образом научилась давать отпор Катрионе. — Вы прекрасно выглядите, Кейра, — заметил Воорхис, элегантно целуя предложенную чародейкой руку. Чародейка пригласила генерала в гостиную, где для важного гостя был накрыт стол. Усаживая Морврана на почетное место, она сразу же налила ему полный бокал вина. Генерал понял, что не ошибся. «Соблазнить, напоить, уложить спать, чтобы забыл зачем приехал, — думал генерал. — Знаем мы эти фокусы». Он сделал маленький глоток и скривился. — Всем известно, что Вы предпочитаете нильфгаардское, — виновато сказала хозяйка, присаживаясь по правую руку от генерала. — Но к сожалению, мы узнали о Вашем визите слишком поздно, чтобы приобрести это прекрасное вино. — Я еду в Оксенфурт по делам торговой гильдии, — пояснил генерал, нехотя приступая к еде. — Императрица просила меня заскочить к Вам, завезти образцы и узнать, как идут дела. — Работаю! — заявила Кейра. — Как Вам новая пристань? — Она достойна похвалы, — заметил генерал. — И тот вздорный охотник на чудовищ все еще при Вас. Из чего я заключаю, что с личной жизнью все в порядке. — Вы, Ламберта имеете в виду? Да, мы довольно близки, — сообщила Кейра, опуская глаза. — Попробуйте вот этот салат, в этих краях овощи имеют очень насыщенный вкус. Надеюсь гроза не застала Вас на воде? — К счастью нет, — ответил Воорхис, пережевывая салат. — Мы переждали грозу в деревне. Но странное дело, не ожидал, что река способна волноваться, как море, даже во время грозы. — Знаете, как говорят, в тихом омуте черти водятся, — отозвалась чародейка. — Это про Велен.