In unseren Schatten

      — Эй, — растолкала его женщина. — Уже час после полудня будет. При всём уважении, для сна всё же есть ночь. Смотри, что сделала.        Тараэль разлепил веки. Череп гудел, настойчиво и старательно, но бывало и куда хуже. От светлого проёма взгляд всё же предпочёл отвести: солнце, похоже, уже перекинулось, куда там она сказала, и пробовало на зуб порог башни. Но справа, у самой стенки, темнели какие-то пятна. Пришлось напрячь зрение: на камни опирались связанные в веники еловые ветки. Четыре штуки.        — Что это? — спросил он и зевнул. Плащ женщины с себя стягивать не хотелось совсем, равно как и вставать. Но пришлось, а следом протянул ей кусачую ткань.        — Снегоступы. К ногам привязать и так по снегу идти.        — Чтобы не проваливаться, — понял он.        — Угу. А ещё я тебе не сказала важную вещь.       В её глазах искрилось удовольствие от заготовленной шутки, и Тараэль не нашёл причин отказывать.        — Ну?        — Добро пожаловать на Эндерал!        — Что?        — Как же. Каково посвящение — оказаться посреди нихера с голой жопой? У меня так же было.        Он смутился.        — Но я… и так отсюда.       — Так я говорю «на», а не «под», — хохотнула она. — Ладно, давай собирайся. Выспался хоть немного?        Ответить ей было нечего. Хоть бы потому что она уже перестала его слушать. Урчала под нос какую-то песенку, пыхтела над сумками, подтягивая ремешки, и разве что двигалась всё ещё неуверенно от собственной слабости. Но виду подавать точно не хотела.        Тараэль перевёл взгляд на колючие ветки.        — Ты уже пробовала с ними ходить?        — Естественно. Неудобно.        — И зачем тогда?..        — Без них уже нельзя, — пожала плечами наёмница. — Спустимся ниже — будет лучше. Варежки забери, кстати. Валялись в меньшей сумке…       Неудобство пришлось вкусить через минут двадцать, как закончили сборы. Женщина выдала моток бечёвки и наставила не приматывать пятку, а не то «зарылся бы носом». Тараэль решил не проверять. Но, затянув на затылке завязки «очков», обмазав лицо каким-то жиром и прикидывая, где ставить сапог на еловую ветку, уже готов был поспорить, что над ним попросту издеваются. Чёрт его знает, как его мучительница сумела понять один лишь взгляд, стеснённый костяной пластинкой, но ткнула пальцем себе в ноги, показав на свою пару, и развела руками.        И всё же принимать такую никчёмную участь не хотелось. Потому пришлось присмотреться к белому покрывалу, явно подросшему даже у порога башни. Но и этого не хватило, так что Тараэль попробовал сделать пару шагов по снегу как есть. Выводы были сделаны сразу: провалиться всего-то по колено было лучшим из исходов. Так что пришлось приматывать себя к зелёным мётлам, прятать руки в нелепые варежки и оставлять позади временное убежище, надеясь обучиться ходить заново.        Снаружи стало темнее — налетело облако. Серело плотно, погрузив мир в туман, и Тараэль пропустил женщину вперёд, чтобы сама определяла направление. Себя же посвятил ненависти к дурацким приспособлениям, прилипшим к ступням. Их впору было определять в орудия пыток — до того неудобными сделали ноги. А «зарыться носом» уже звучало не так и плохо. Его спутница справлялась лучше и быстрее, но тоже скоро устала, и пришлось остановиться на привал, наконец сбросив еловые кандалы, хоть и временно.        — Дай, кстати, спрошу, с чего ты взял, что вороны глупые? — подняла к нему голову она, усевшись на поваленный ствол дерева.        Тараэль опустил на него сумки и стянул колючие очки под горло. Глаза запекло.       — Я совсем тёмный, по-твоему? — фыркнул он. — Или на поверхности ни разу не был? Вороны боятся чучел, которые вы в землю втыкаете. Но они ненастоящие, чтоб их бояться.       — Вот оно что… Погоди, вспомню, когда последний раз втыкала чучело в землю, — деланно задумалась девчонка, но сразу прыснула. — Ты, мессир, напутал. То, что отпугивает в поле ворон, зовётся пугалом. Оно собрано из всякого хлама. А то, что однажды было живым, но позже поделилось с человеком шкурой, чтоб он туда соломы напхал, — уже чучело.        Тараэль промолчал, поджав губы.        — Но я тебя поняла, — добавила она и отвернулась.        Уязвлённую гордость царапнуло по привычному месту — почти не больно. Наверно, потому, что не мог найти, зачем ему знать названия каких-то наземных вещей, совершенно не нужных в Подгороде. Утыкаться носом в собственное незнание, однако, не нравилось.        — Ладно, — заговорила наёмница. — Ворон ты видел, пугалами вдохновлялся, но как тебе такое?       — Чего?        — Смотри, говорю, какие следы, — объяснила девчонка, сдерживая смех, и дёрнула подбородком, показывая куда-то за бревно.        Тараэль глубоко вдохнул носом и выбрал сдержать возмущение. Уважения к себе требовать не мог — оно или полагалось ралаиму и рождалось от страха, или поощрялось звонкой монетой, положенной за работу наёмницы. И то и другое сгинуло. Но и понять, допустимо ли терпеть такое, не получалось. Хотя едва ли она всерьёз хотела задеть его или обидеть. Это не имело смысла. Значит, была из тех, кто показывает так свою… приязнь? Хорошо ли это? Плохо ли?..        — Снегом уже присыпало, но ты различишь, — настояла она, показывая за ствол дерева уже пальцем.        Он вздохнул и попытался присмотреться: внизу выделялись здоровенные круги.        — Это следы?.. Чьи?        — Ещё какие следы. Это мамонты. Я одного видела издалека, с другой стороны гор. Там, говорят, они к человеку привычные, а тут вот… как знать.        Она начала весело, но закончила явно тревожно. И всё всматривалась в облако, застрявшее между голых стволов и елей.        — Я не знаю, что с такой животиной делать, если она решится напасть, — задумчиво признала девчонка.        — Её можно убить?        — Всё можно убить. Слышишь чего?        — Ничего не слышу, — ответил Тараэль, стянув капюшон. — Какого оно размера?        — Три твоих роста будет, наверно, а может, и больше.        Он поднял брови. Лохматые твари мелькали на картинках в ветхих книгах, а одно такое чудище все грозились затащить в «Колдобину», чтобы натравить на него местных крыс, среди которых Тараэль в своё время не прочь был бы оказаться из-за достойной платы… Но осознать размер махины как-то не получалось. Было не до этого.        — Встретим — будем думать, — пришёл к единственному выводу он.        — Ну да, это по-нашему, — не скрывая упрёка во взгляде, кисло ответила девчонка.        — Что?        — Да ничего. Ты хоть иногда что-то продумываешь? Прикидываешь?        Тараэль дважды моргнул и наклонил к плечу голову. Вновь внутри закололо: им были недовольны. И это тоже больно елозило по остаткам гордости.        Но девчонка не была больше третьим мечом. Теперь им стал Тараэль. И у неё было право на недовольство.       И каково тебе теперь на её месте?       Он вздохнул и уселся рядом.        — Постараемся пройти мимо и не тревожить их.        — Разумная мысль, — миролюбиво кивнула она, всматриваясь ему в глаза. — Думать не так и сложно, правда?        Наверно, что-то сделалось с его лицом. Потому что она громко рассмеялась, даже не пытаясь сдерживаться, и пихнула его локтем. Он же хотел разве что столкнуть её с бревна в снег.        — Да ладно тебе, — успокоилась она. — На ходу про сложные вещи не побеседуешь. А для тоски есть ночь. Развлекаюсь пока как могу.       — Я тебе развлечение? — огрызнулся он.        — Не обижусь на взаимность, — улыбнулась девчонка, прикрыв глаза. — Нет, можно, конечно, молчать и угрюмо по сторонам зыркать, но это не по мне. А ну стой.       Тараэль застыл в непонимании. Её взгляд остановился на его лице.       — На какой щеке ресница? — спросила она.       — Что?       — Угадай, на какой щеке ресница?       Он растерянно заморгал.        — Да не хлопай ты зенками, в глаз попадёт!       — Зачем?        — У неё спрашивать будешь.       — Угадывать зачем?       — Угадаешь — желание сбудется.        — Какое?        — Ты или прикидываешься, или… Ай, ладно, дай сюда.        Она протянула к его лицу руку. Тараэль оттолкнул её ладонь и подскочил на ноги, не успев и подумать.        — Эх… — донёсся из-за спины грустный вздох.        Что-то царапнуло нижнее веко, кольнуло глаз, и пришлось стянуть дурацкую варежку, чтобы убрать помеху. На пальце темнела тонкая полоска. Ресница. Значит, наёмница не зла хотела.        Не наёмница больше.        Он вздохнул и обернулся, понимая, что смириться не выйдет, пока не заставит себя сам. И что оттягивать нет больше никакого смысла.       — Сиг?..       — Сиг? — переспросила женщина, подвинув бровью повязку.       Тараэль смутился. Пробовать на зуб её имя — впервые — было неудобно. Будто пытался разговорить ножик или кольчугу, назвав на человеческий лад какими-нибудь Самаэлем или Ритой. Но это «приспособление» было живым существом. У живых существ, у людей, есть имена. И Тараэль отлично знал его. Оно гремело над ареной не раз и не два. Оно засело в его голове где-то под строками Раласа, и при всём желании никогда не вышло бы его забыть.       — Тебя не так зовут?       Женщина расплылась в довольной улыбке. Чем он смог её настолько обрадовать, Тараэль не догадывался. И из-за этого стало ещё более неловко.        — А-а, дай-ка угадаю, решил из-за моей кожи и всего остального, что это два слова? «Сиг’Рид»?        Он свёл брови на переносице, но кивнул.       — У меня одно имя — Сигрид. Без вторых частей типа «Нарис». Так уж повезло мне. Когда нужно что-то подлиннее, говорю, что из Остиана. Обычно хватает. Но «Сиг» не так и плохо. Хочешь — буду Сиг.        Тараэль не знал, что ответить. Если он облажался в очередной раз, почему она была настолько довольна? Но сейчас было куда важнее приучить себя произносить это пресловутое имя, избегая в подсознании определять его в названия.       — Сигрид так Сигрид, — почти по слогам проговорил он.        Её улыбка стала ещё шире. Кажется, от удовольствия даже прикусила нижнюю губу. Но на ней и без того блеснула кровь, и он наконец выдохнул, освободившись от взгляда.        — Я думала, не дождусь, — объяснила женщина, намазывая на лицо новый слой непонятного жира.        Тараэль ничего не ответил. Чувствовал, однако, некое облегчение. Будто одной проблемой стало меньше. Но какая же из этого проблема?.. Голова, правда, всё ещё противилась понимать, что такое Сигрид.        — А ещё можно Сири. Но тебе пока рано, — пожала плечами она.       Он вернулся на своё прежнее место и поднял бровь, глянув на неё.       — К одному хоть привыкни, — обронила женщина и отвернулась, чтобы снова всмотреться в туман.        Не согласиться с ней Тараэль не мог. Мало того что первое имя совсем не подходило ей, оно будто не годилось и для его языка. Держать его в голове — одно. Произносить же — совсем другое.        — Сигрид, — старательно повторил он. — Кто додумался?..       — Мать, — отрезала женщина, скользнув по нему слегка раздражённым взглядом. — Да, я не прячу в волосах острые уши, чтоб зваться какой-то -элью, и не топчу праведный путь, чтоб быть трёхтысячной Ритой на этом острове. Могу извиниться за неудобства.        Вновь сделалось неловко. Он всерьёз собрался возмущаться её именем?..       — Прости, — сказал Тараэль, поджав губы.        Женщина ничего не ответила.        Но прежде чем корить себя за длинный язык, он прислушался: где-то далеко затрещало, ломаясь, дерево. А следом донёсся не то вой, не то рёв.        — Это ещё что… — едва слышно пробормотала женщина, озираясь.        — Мамонты?.. — неуверенно предположил Тараэль, глянув на следы и положив руку на меч. — Звук был далёкий, но если эта тварь бегает быстро?       — Если как слоны, то очень быстро. Слоны — это почти как…        — Я знаю, — перебил он.       — Все-то ты знаешь, — огрызнулась она. — Многих ли видел, от многих ли бегал? Я знаю, как слон ревёт.        — То был не мамонт, — понял Тараэль.        Она кивнула и снова завертела головой. А затем грязно ругнулась и прижала к лицу ладони.        — Что?       — Я знаю, что это.        Девчонка опустила руки, и на её лице легко читалось, что ждать ниже по дороге волка или медведя не придётся.        — Заблудшие, — выдохнула она. — Не люди. Горные великаны.        Рёв повторился, смешавшись с чистым трубным звуком.        — Вот это уже мамонт, — испуганно зашелестело не то рядом, не то у него в голове, и Тараэль поднялся на ноги.        — Сойдём с дороги, — решил он. — Обойдём справа.        — А если заблудимся? Это лес! В облаке, к тому же.        О лесах ему известно было примерно ничего. Но переть напролом или ждать своей участи, сидя на месте?..        — Здесь оставаться нельзя.        — Пойдём вдоль дороги, за деревьями, — наконец согласилась девчонка и стала натягивать на сапоги завязки от еловых веток. — Что там происходит?..       Рёв и второй звук, чем-то напоминающий горн, повторялся не единожды, пока Тараэль пробирался по рыхлому снегу. И только уже зарделась надежда, что шум остался где-то слева, земля будто дрогнула. Затем ещё и ещё, и пришлось мигом хватать шедшую впереди наёмницу за капюшон и толкать к ближайшей ели. Следом бросился туда уже сам, и весьма вовремя — мимо пронёсся оживший дом. Только вот едва ли на домах даже верхнего города — да любого из городов — росла бурая шерсть, которую вроде удалось заметить.        — Видела?.. — тихо спросил он, когда махина скрылась за стволами и растворилась в облаке.        Ответом ему стал едва слышный скулёж и бормотание — женщина вполголоса хаяла всё мироздание и его в частности.       — Что такое? — не понял Тараэль и обернулся. Она сидела у самого ствола ели и держалась за голову обеими руками.       — Что?! Ты смотришь, что ты делаешь?! — зашипела она.        — Что я сделал?..       Женщина ничего не ответила, но выставила левую руку ладонью к нему, чтобы смог разглядеть: на жёлтой варежке темнела кровь.        — Что такое? — настороженно повторил он, приближаясь.        — Что-что, перешивать придётся, — злобно выдохнула она и стянула с головы промокшую повязку. — Шевелись!       Тараэль захлопал глазами, соображая. Что-то сделалось с её раной. Просто так — едва ли. И если винила его, то… Всё, что он успел сделать, так это толкнуть её к дереву.        — Ты ударилась?       — Нет, сука, с разгону прижалась! Нежно и с любовью!        А ты облажался. Опять.        Он больно прикусил изнутри губы. Думал минуту назад об одном — как избежать опасности. Но сам, похоже, эту опасность и воплотил. Тараэль присел слева от женщины и промямлил никому не нужное извинение, прежде чем стянуть свои варежки и убрать прилипшие к её лицу волосы. По щеке бежала кровь. Царапины от коры виднелись и у брови, и ближе к волосам, но они не стоили внимания. Стоил светлый узелок, болтавшийся у нижнего края раны.        — На, — не стала дожидаться его заключений она и сунула ему коробочку с иголкой «для живого мяса» и конверт, куда сложила испорченную им нитку. Сидела смирно, но смотрела ровно перед собой, при этом совершенно не глядя. И всё шмыгала носом.        — Я не хотел, — повторил Тараэль, зачерпнув ладонью снега, чтоб хоть как-то убрать с её головы кровь. Женщина поморщилась от прикосновения, когда он прижал руку, но не шевельнулась.        — Я знаю, — сквозь зубы выдохнула она и закрыла глаза.        Так и молчала, не двигаясь. И когда он срезал ножом уже не нужный узелок, и когда стянул новым стежком края раны. И когда решился добавить ещё один между старым — целым — и новым. Она поняла, когда он закончил, и показала на сумку, в которой лежали нарезанные на повязки полосы ткани. А когда Тараэль затянул на её голове тугой узел, едва слышно пискнула и зажмурилась. Вот теперь уже стало совестно до жжения под ключицами.        — Прости, — снова повторил он.        Но едва ли ей пригодились бы его извинения и сокрушения. Женщина стянула варежки и протёрла снегом лицо, наугад, не пытаясь убрать остатки размазанной крови.        — Неплохо. Всё неплохо, — едва слышно шепнула она. — Не тошнит. Болеть перестанет. Всё неплохо. Ничего страшного…       Убедить себя — важное дело. Сложное. Но в такой ситуации — необходимое. Тревожить только зашитую рану — плохая затея, это Тараэль знал по горькому опыту. Практически в половине случаев перешитый заново шов выбирал вздуваться и гноиться, и там уже не обходилось без зелий исцеления, которые не каждая крыса с арены могла себе позволить. Но здесь же… Ладно купить — выменять на что-то не стало бы проблемой. Но выменивать было не у кого на многие и многие лиги вокруг. Девчонка понимала это так же, как и он.        — Я не заметил чёрной дряни возле раны, — решился сказать Тараэль. Не соврал, потому что разглядеть что-либо было сложно, да и смотрел он на другое. Но убедить себя хотелось так же, как и её.        — Тогда не сдохну, — отозвалась она. — Что слышишь?       Он удивился вопросу. А потом удивился себе: мигом забыл, что причиной новой беды, учинённой его усилиями, стала опасность извне.        — Ничего не слышу, — сказал он, помедлив. — Вообще.        — Сходишь проверить?..       — Я тебя здесь не оставлю, — не стал раздумывать Тараэль.        — Греете мне сердце, мессир, — вяло фыркнула наёмница.        — Скажи, когда сможешь идти.       Она подняла на него взгляд и прищурилась.       — Когда шлем мне выдашь. С тобой без него нельзя, вижу.        Он не нашёлся что ответить, и женщина отвернулась. Всё смотрела перед собой и избегала шевелиться лишний раз. Тараэль вздохнул и опустил взгляд на коробок с принадлежностями для шитья. Красная крышка была посветлее его испачканных в крови пальцев, но несколько отпечатков на ней уже успел оставить.        — Чьё это? — всё же решил спросить он.       Она глянула на его руки и подняла брови:       — Моё.        — Я не так спросил. Откуда у тебя это?        Ответ не прозвучал, а её тяжёлый вздох шевельнул тревогу.       — Откуда? — повторил он.        — Соврать? — Женщина развернулась к нему. Её лицо не выражало ровно ничего, за что можно было зацепиться, и тревога крепла.        — Не ври мне.        Она кивнула.        — Выдали.        — Выдали?..        — Выдали. Им они без толку, мне вот, надеялась, тоже…       — Им?       — Им.        — Когда ты на архимагистра работала, выдали? — вспомнил Тараэль, надеясь на безболезненное разрешение. Но она качнула головой в отрицании и натянуто улыбнулась.        — По долгу службы выдали.        В ушах тонко запищало, а лёгкие пропустили вдох. Пришлось мысленно пригвоздить себя к земле, чтобы задать теперь уже главный вопрос:       — Кто ты?       Она хрипло рассмеялась. Так, что сделалось жутко.        — Как вовремя ты интересуешься, а?       Тараэль потянул холодный воздух носом.        — Ты из Красных?       — В каком-то роде.        Перед глазами потемнело.        — Это шутка?       — Нет. Увы.        Это шутка.       Не будь оно шуткой, всё сложилось бы настолько удачно для проклятого Ордена, что впору было бы добавлять к «Пути» тринадцатый том — о великом избавлении. За последние десять лет изоляции Эндерала от внешнего мира Ралата подняла голову чуть ли не выше каменного Мальфаса, державшего над столицей логово Красных. Разумеется, так сложилось благодаря контрабанде. Влияние культа расползлось и далеко на восток, от Дюнного и до самого Порохового утёса, и на запад, от полузаброшенных шахт под Речным до забытых праведными снобами торговых постов. И на самый промёрзлый север, где орденские никак не сумели помешать Отцу откапывать в снегах храм Весов. На поверхности. Прямо под своим носом. Но теперь?.. Отец и его самые преданные прихвостни исчезли. Когда Орден оказался бессилен, год за годом уступая где понемногу, а где и полностью… Ралата обезглавила себя сама. Заслугой Тараэля и этой непонятной девки, что смотрела на него с небывалым любопытством.        Но как Орден мог вызнать о его плане и подослать своего человека?!       — Ты ведь с Нерима?.. — выдохнул он, хороня последнюю надежду на ошибку. — В Святой Орден не попасть чужеземцу…       Женщина весело усмехнулась и полезла в поясную сумку, чтобы вытянуть из потайного кармана аккуратно сложенную бумажку.        — А я всё думала, когда мне пригодится эта писулька. И из всех вероятностей оказалась в той, где вручаю это ненастоящему бывшему ралаиму. Держи.       Он выхватил из её руки листок и развернул, расправляя заломы. Взгляд сразу зацепился за печать с гербом Ордена. Уголок рта пополз вниз. А женщина снова рассмеялась:       — Надо почаще её доставать.        Тараэль постарался глубоко вдохнуть и уткнулся в витиеватый почерк, которым были выведены несколько абзацев.                «Волею Грандмастера Святого Ордена,       Да будет известно читающему сию грамоту, что я, Грандмастер Святого Ордена Теалор Арантеаль, вверенный хранитель его священных тайн и нерушимого порядка, извещаю и наказываю внемлить:       Знай же, что Сигрид из Остиана, носительница данного свидетельства, обладает честью и священным обязательством быть Хранительницей Первой Печати Святого Ордена. Её присутствие и подлинность удостоверяются моей собственной подписью.       Тому, кто чествует и признаёт этот документ, надлежит праведный долг: оказать всяческую помощь и содействие владелице сей бумаги, когда она в своей мудрости попросит об этом. Пусть это будет заповедью и обязанностью для каждого, следующего Пути.       Заверяю сию бумагу моей собственной рукой — Грандмастера Святого Ордена Теалора Арантеаля, а также рукой Тручессы Эндеральских земель Натары Даль’Верам.»               — Хранительница Первой Печати?.. — одними губами повторил Тараэль.       Наконец, женщина смогла заметить, что смеяться с него сейчас и близко не стоило. Он испытывал настоящий ужас вперемешку с неистовой яростью. Всё это время ему помогал избавиться от Отца ёбаный Святой Орден. Святой Орден, которому каких-то двенадцать лет назад не было никакого дела до зверств подземного монстра, когда Тараэль пытался рассказать о нём Красным, едва выбравшись из трупной ямы. Но прошли годы, границы закрыли, а монстр нашёл лазейки, как укрепить своё присутствие, вытравливая праведную падаль. И та решила извести противника чужими руками, при неудаче оставшись не при делах. Слишком удобно.        — Ты что-то не то... — начала женщина, с опаской всматриваясь в его лицо.        — Закрой рот! — рявкнул он. — Ту суку с косами тоже ваши подослали?!       — Суку с косами? Подослали?..        — Не корчи из себя дуру!        — Нет никаких «наших», — изменилась в лице она, разозлившись. — Из меня Хранитель, как из тебя ралаим! Что ты надумал? Что тебя Орден под руку вёл до самой Комнаты? Ты идиот?!       Её хриплый крик и гнев во взгляде самую малость остудили пыл.        — Расскажешь мне, что Красным невыгодно всё, что случилось, а? — спросил в ответ Тараэль. — Что не хотели бы от Отца избавиться? Чудом наши интересы совпали, и ровно там, где я присматривал помощь, появляешься ты! А несколькими месяцами ранее какая-то тварь указывает мне на Калиана.        — Меня не посылал Орден! — рыкнула она и прижала к виску руку. — И я не собираюсь с тобой ораться. Хочешь говорить — давай. Хочешь убить меня — вперёд. Я тебе мешать не буду. Если ты настолько умом тронулся.        Убить её?.. Чёрт возьми, как заманчиво это сейчас звучало.        — Ты башкой подумай хоть немного, дурень, — продолжила женщина, отдышавшись. — Орден бы прислал кого получше. Мага. Способного хоть как-то Отцу навредить… А я и не Хранитель на деле.        Тараэль потряс прямо перед её лицом бумажкой и уронил листок, резко расправив ладонь. Женщина дёрнулась, испугавшись замаха.        — Грандмастер считает иначе, — выплюнул он, кривясь. — Вот ведь незадача. Взялись свои задницы спасать, только когда самих припекло. А тут как раз кстати я. С дюжину лет назад не помогли, так сделаем вид, что передумали. Ублюдки.       Он снова замахнулся, теперь специально, и женщина втянула голову в плечи. Но сразу передумала и упёрла в него злой взгляд. А следом резко подалась вперёд и влепила ему пощёчину быстрее, чем успел хоть что-то сообразить.        — Ты оглох, олух?! — зазвенело в ушах. — Сколько раз тебе надо повторить?! Меня не посылал Орден! Я бы стала тогда тебе показывать эту бумагу?       — А нахрена ты мне её сунула?! — рявкнул он. Что-то отчаянно не сходилось, и подсознание шептало об этом всё громче, особенно когда гнев начал отгорать своё.        — Ты попросил сказать правду, нет? — выдохнула женщина и опёрлась спиной о ель, откинувшись назад. — Сука, я и так тебе хотела всё рассказать вечером. Что ты устроил?.. По-твоему, знай я, как ты к орденским относишься, стала бы вот так вскрываться, если бы они меня подослали?       Тараэль набрал в грудь воздуха, но отвлёкся на жжение кожи на щеке. Под скулой настойчиво бился пульс. Он прижал к лицу ладонь. Взгляд скользнул по голове женщины — рана опять промочила повязку и залила её ухо кровью. Но едва родившаяся злорадная мысль дать Красной подохнуть споткнулась об упрямство, появившееся из неудобства: отправь её Орден, она действительно умела бы больше. Она была бы подготовлена лучше. У неё нашёлся бы клятый свиток телепортации, чтобы слинять прямо из храма Весов. Она знала бы всё об Аркском мяснике и его наставнике, умела бы нормально прыгать сквозь пустоту, залечила бы рану на лице, а не осталась со шрамом. Она не тратила бы все положенные дни под ноль, пытаясь отыскать Надменность, не шаталась бы пьяной по предместьям Арка, не позволила бы вырвать из своей башки лишнее, поделившись воспоминаниями… Он ведь это видел во сне несколькими днями ранее?! Как её посвятили в Хранители?       — Он назвал тебя «пророчицей», — выпалил Тараэль, вспомнив. — Арантеаль.       Женщина скривилась.        — Да, именно поэтому он заставил меня примкнуть к Красным.        …Конечно, это всё могло быть удачно сплетённой ложью, чтобы сбить с толку и заставить довериться. Но злость таяла, и на смену ей ломилась растерянность. Ведь Орден не мог вызнать о плане. Для этого должен был быть кто-то, кто проговорится. Но Тараэль знал, что проговориться было некому. И никого против собственной воли не впускал себе в голову. После такого он не был бы прежним. Не смог бы воплощать задуманное. Оставалось одно.        Он схватил треклятую бумажку с печатью Ордена с колен наёмницы и снова всмотрелся в строки. В самом низу почти незаметно темнело то, что так торопился считать его взгляд. «8234 год от Звездопада, седьмого дня Предательства Килры», самое начало лета…        — Ну давай, скажи мне, как так получилось, — напряжённо выдохнул он, усевшись напротив женщины. — Из тебя никудышный наёмник, чтобы быть от Ордена, это верно. Тебе не выдали эту дрянь после того, как я рассказал тебе всё и ты могла им доложить. Так что получается, аж три месяца как Хранительница Первой Печати? Что за хуйня?       На её лице было заметно облегчение.        — Раз уж ты мне наконец-то милостиво позволил поговорить о себе... Перед тобой помощница остианского конюха, дезертир войска Творцова, бывшая танцовщица аэтернской труппы, а теперь — да, Хранительница Святого Ордена. И по совместительству, наверно, последняя защитница идей Наратзула Арантеаля на этом чёртовом острове. Что-то я точно упустила, но швыряло меня по Нериму знатно, а на Эндерале продолжило, так что вспомню потом. Ну, что уставился? Нет, не настолько сильно ты меня по башке пригрел, чтоб я это всё придумала. К сожалению.       Тараэль моргнул пару раз. Войско Творцово? У культа Творца на неримском Юге и вправду была армия, до полного её разгрома лет эдак десять назад. Танцовщица — пусть, но чтобы человек, поддерживавший младшего Арантеаля, переметнулся под плащ к старшему, наплевав абсолютно на всё, за что стоял?.. А она говорит, что умещает в башке две противоположности одновременно?!        — Что за хуйня? — едва заставил себя повторить он.       Женщина спрятала упрёк во взгляде и решила улыбнуться.       — Я себя то же самое спрашиваю, не поверишь.        На миг подумалось, что судьба свела его с кем-то особо скорбным умом. Что в своём безумии этот человек надумал себе невероятное прошлое, напрочь забыв о нём правду. Потому что она верила, во что говорит. Но в подлинности бумаги из-под руки Грандмастера сомнений не было — его подпись доводилось видеть на бумагах, позаимствованных Ралатой, и ранее.       — Ладно это. — Тараэль сосредоточенно кивнул на бумажку. — Остальное чем докажешь?        Она подняла брови, прекратив улыбаться.       — Станцевать тебе просишь? Или показать, под каким ребром у меня «Свободу вольному народу » выцарапано? У меня не осталось ничего, кроме памяти.        — Тогда расскажешь мне всё, — отрезал он, поджав губы. — И если что-то не сойдётся — я решу, что бумага подписана задним числом. И выпотрошу тебя. Заживо.       Она раздула ноздри.       — Толку мне угрожать? Ты и так меня на грани держишь. Но раньше вечера не расскажу ничего. Пожить ещё хочется, знаешь ли. И рассказ там долгий. А ещё раз на меня замахнёшься — останешься без пальцев. Или ушей. Что-то отрезать успею.        Он не стал ничего отвечать, но поднялся на ноги и вышел из-под сухих ветвей полумёртвой ели, прихватив положенные ему две сумки. Полдня терпеть до разрешения, чтобы… Чтобы что? Убедиться лишний раз, что мир прогнил? Или же поверить безумному рассказу полубезумной женщины, что спокойно могла соврать о чёртовом коробке, но решилась на правду? Абсурдность происходящего трещала меж ушей противной болью, и Тараэль натянул капюшон с очками на положенное место, надеясь уберечься хоть от чего-то, готового навредить. А следом понял, внемля усталости, смывшей и огарки злости, и растерянность, — терпеть был готов и дольше. Решать, что делать после её предстоящего рассказа, не хотелось. Не хотелось судить, что придумано и что истина, но хотелось одного — слепо выполнять задачу. Не думая. Не взваливая на себя больше никакой ответственности. Делая что накажут. Однако навлёк на себя это сам. Когда мог смолчать, не стал, когда мог принять — какая разница, кому послужить последние дни охранником? — отказался. Если бы только можно было возненавидеть подобие своей жизни больше, чем ненавидел уже, он отдал бы за это всё, что осталось.