***
Love Me Tender - Elvis Presley
Каждый раз, когда я наблюдал за Ричи и его отношениями с родителями, вплоть до его реакций, мимики, жестов, он всегда держался пофигистично. Видно, что многое его ранило, но он почти всегда держал себя в руках. А сегодня произошло что-то из ряда вон. И психованным, разъярённым, Ричи видеть непривычно. Кафе уже полчаса как закрыто, но у Тозиера есть свои привилегии. Как и ключ от заведения. Тихонько распахиваю дверь, выпуская на свободу звонкое звяканье колокольчика по помещению. Я думал, ему плевать. Но, видимо, тебе никогда по-настоящему не будет похуй, когда дело касается твоих родителей. Они умудряются добраться до тебя в любом возрасте, бьют так точно и метко, как никто другой. И твоё детское сердце готово принимать и прощать их снова и снова. Будь тебе десять, тридцать или пятьдесят. И надеяться, что всё между вами наладится, несмотря на то, сколько бы раз они тебя ни разрушали. Отрывали кусочки раз за разом. Безразличием. Резким словом. Непониманием. Ричи лежит на барной стойке, уткнувшись лбом о холодный стол. Руки безжизненно разбросаны в стороны. С виду кажется, что он отключился. Даже хочется, чтобы он вырубился и проспался. Но когда я подхожу к нему ближе, его глаза открыты. Немигающим взглядом он вперился в столешницу. Я не знаю, как ему помочь. Чувствую такую беспомощность, что хочется выть. Так не должно быть. Люди, которые должны оберегать нас сильнее остальных, причиняют самую сильную боль. Так не должно быть. — Эдди, это очень неподходящий момент. Боязливо подхожу к нему ближе. — Я волновался за тебя. Ричи грустно улыбается и подкладывает руки себе под щёку, чтобы лечь удобнее. Вот сейчас он напоминает мне потерянного ребёнка. Очень ранимого и совершенно непонимающего, что ему делать дальше. Как справляться с этим нахлынувшим на него ощущением обиды. То ли крушить всё вокруг, то ли разрыдаться. — Почему ты вообще здесь? — В темноте у него глаза блестят как-то дико. — Почему не отстанешь от меня? Ох, блять, спросите что попроще. Что-то, что я сам понимал бы. — Я тебе мешаю? Я могу уйти. Пожалуйста, скажи нет. Я заебусь гадать, если меня прогонят. — Не мешаешь. Наверное, — еле слышно хрипит Ричи. Кажется, каждое слово даётся ему с трудом. Сажусь на барную стойку рядом с ним, свесив ноги. В темноте, без посетителей и в полнейшей тишине кафешка воспринимается совсем по-другому. Будто отдельное живое существо, которое сейчас отдыхает от людей. Ну и дебильные у меня мысли. Не хочу на него давить. Если он хочет помолчать, не буду вытягивать из него ничего. Он молчит около пяти минут. Слышу только его размеренное дыхание и биение своего сердца. Учащённого, будто в ожидании чего-то ужасного. Но Ричи не буянит, не психует, посуду не бьёт. Казалось, все свои последние силы он потратил на перепалку с родителями дома. И сейчас он пуст. Даже двигаться не желает. По-прежнему лёжа на столе, одной рукой Тозиер медленно тянется к моей фенечке на руке. Удивительно, что он её рассмотрел в этом мраке. Холодные пальцы аккуратно перебирают нитку, стараясь занять себя. Моя кожа горячая по сравнению с его. Или это мне так кажется, потому что невероятно жарко в груди. Наигравшись несколько минут, Ричи поднимает на меня глаза. И что-то щёлкает во мне, подсказывая, что я пропал. Окончательно и бесповоротно. — Знаешь, наверное, я не буду отсюда увольняться. Убирает руку от меня и подпирает ей свою щёку. — Думал, что после того, как накоплю на подарок, свалю, но здесь даже неплохо. Иногда чаевые очень нихуёвые. И притом... Он запинается, и я приподнимаю брови, как бы спрашивая. Но потом вспоминаю, что мы в темноте и он, наверное, не заметил. — Что притом? — Так даже лучше. Что я буду здесь чаще. «Чаще, чем у себя дома». Так он копил на подарок родителям. Вот же блять. Произошедшее в их доме снова вспыхивает в моей голове, и от досады едва не стону. Б л я т ь. — Я слышал, что произошло у тебя дома. — Решаю не скрывать это от него. — Я как раз подошёл к тебе, как услышал... Ну, а потом ты выскочил и уехал на машине так быстро, что едва тебя догнал. Ричи цокает и закрывает глаза ладонями, трёт их так, будто вдавить в себя хочет. — Блин. Кажется, я только и делаю, что устраиваю перед тобой сцены. Прости. Представляю, что ты думаешь обо мне. Даже в таком состоянии его вообще тревожит, что думаю я? Случись подобное со мной, я был бы настолько подавлен, что похуй, кто что думает. Особенно парень, который таскался бы за мной, как делаю я. Прилип, сам толком не зная, на что надеюсь. — Вообще не парься на этот счёт. Серьёзно. Уголки губ Ричи дёргаются, но буквально секунду спустя снова погружается в себя. Так не годится. — Где тут включается свет? Эта темнота нагоняет на меня депрессию. Подскакиваю со стойки и кручу головой в поисках выключателя. Я уважаю его желание погрустить и побыть одному, но киснуть ему не могу позволить. Так и до депры недалеко. Чуть не падаю, спотыкаясь о стул, но тут в кафе загорается свет, ослепляя меня. Моргаю несколько раз, чтобы привыкнуть. Так-то лучше. Ричи садится обратно за стойку, но уже поворачивается ко мне лицом. Боже. Он вообще спит? Чёрные синяки под глазами залегли так глубоко, делая взгляд больным, тяжёлым. Даже застываю на секунду от этого вида. Но ничего не говорю. — Хочешь чего-нибудь? Раз уж мы здесь, — спрашивает Ричи. Надо говорить. Что угодно. Лишь бы он не застывал так больше, что хочется проверить, дышит ли он или нет. — Пойдём по классике? Молочный коктейль, пожалуйста. Медленно подхожу к нему, отгоняя странную мысль – это похоже на свидание? Очень незапланированное, чертовски депрессивное, но свидание. Никогда на них не был, но, наверное, так люди и делают. Ходят по кафешкам и проводят время вместе. Простые вещи, имеющие огромное значение. Сегодняшний вечер имеет значение. — Жалко, что я на машине. Так нажраться хочется, ты бы знал. Помимо коктейля Ричи ставит нам картошку фри и кусок пирога. Если не получается запить горечь – её можно заесть. — Я бы не составил тебе в этом компанию. Ты видел, какой ужасный из меня выпивоха. — Да уж. Пить ты явно не умеешь. Даже не знаю, хорошо это или плохо. Ричи откусывает картофелину и долго медленно жуёт, будто она резиновая. Уверен, он сейчас даже толком вкуса не ощущает. Перегибаюсь через стол и без спроса макаю в его соус картошку. Просто чтобы его чуточку подразнить и отвлечь. Знаю, что так делают только парочки или очень близкие друзья, но мне интересно, как он отреагирует. Тозиер чуть приподнимает бровь, но ничего не говорит. Молча поддевает тарелку, толкая ближе ко мне. Что ж, лёд растоплен. — Ты когда-нибудь мечтал о чём-то, что желал всей душой? Чтобы прямо бредить чем-то? Ковыряет трубочкой в стакане с коктейлем, но так и не пробует его. Хочу провести пальцем по фиолетовым синякам под глазами. Они просто не дают мне покоя. — Ты имеешь в виду в глобальном плане? Или типа хочу новый икс-бокс, мама, умираю? — уточняю я и отпиваю свой напиток. Ванильный. Вполне сносно. — В глобальном. Что-то, что удерживало бы тебя на плаву, и ты не рехнулся. Какая-то мысль или надежда на что-то лучшее. Кто-то сказал, что узнай, о чём человек мечтает, ты узнаешь человека. Но, видимо, я довольно приземленная личность, не обладающая глубиной, способной сразить наповал. У меня нет "американской мечты", к которой я стремлюсь. Я просто хочу понять однажды, какая же моя эта страстная мечта. Для меня это уже будет значить полцарства. — Я бы очень хотел иметь что-то подобное. Но я понятия не имею, кто я. Иногда и вовсе кажется, что плыву по течению 24 на 7. А когда очнёшься от такого, понимаешь, что просто охуеть сколько времени прошло. А ты всё ещё барахтаешься в этом течении. И хер его знает, куда оно тебя приведет. Наверное, звучит это совершенно бессмысленно. Он совсем перестал есть. Даже ради компании. Завис взглядом в стакан, не реагируя на меня. А я понимаю, что никогда не задумывался толком над ответом. Никогда не задавали мне такого вопроса. — А у тебя есть такая мечта, да? — продолжаю. — Чего бы ты хотел больше всего? Тозиер поправляет сбившиеся волосы, убирая их с глаз. Дёргает плечом, и кудряшки снова падают на лоб. Живут своей жизнью, ей-богу. — Раньше мне бы многое хотелось исправить. А сейчас я бы просто хотел свалить. Будто меня и не было. Я замираю, не поднося картошку ко рту, и говорю: — Это очень драматично прозвучало. Тонкий лед. А я не хочу провалиться слишком рано. Но и общаться на нейтральные темы кощунственно после всего, что сегодня было. Сделать вид, что всё окей и натянуть маску, будет самое глупое и болезненное, что можно придумать. — Знаю, что родители твердят, будто любимчиков у них нет и всех детей любят одинаково, но... это не так. У них ещё как есть любимчики. Как и у всех. — Я единственный ребенок, вряд ли могу об этом судить, — тихо отвечаю. В голове прокручивается его фраза "Был брат. Сейчас нет". И я не уверен, хочу ли я знать всю историю. Что-то подсказывает, что там не всё так радужно. — Тебя подвезти домой? Резко поднимаю на него глаза, но он уже встает из-за стола, чтобы убрать и выключить за нами свет. Понимаю, что рано, что мы вообще друг другу никто, но это слишком неожиданный конец. Я не успеваю даже среагировать, как быстро полюса настроения поменялись, и сейчас мы снова на отметке «чертовски неоправданно холодно». Сам виноват. Я влез, блять, туда, куда меня вообще не звали. И сейчас мне "мягко" указывают границы. И даже несмотря на всё это. Проглотив свою гордость и робость, я был готов позвать его к себе. Потому что домой ему сейчас возвращаться всё равно, что идти на эшафот. Но я не мог выговорить и слова, потому что боялся отказа. Он бы всё равно не зашёл. Это не тот случай, когда пережди, и станет легче.