***
— Не знаешь, что случилось у Тозиера? Он уже третью смену подряд пропускает. А обычно был как штык. — Понятия не имею, Стэн. Он мне не докладывает. Возможно, чуть грубее, чем следовало. И Урис как назло даже не обижается. Что заставляет чувствовать себя ещё дерьмовее. — Просто спросил, — спокойно добавляет. Если бы я был из того теста людей, которые бьют посуду, чтобы им стало легче, было бы в разы круче. Иногда хочется залезть на самую высокую и опасную горку, чтобы вдоволь выкричаться. Выплеснуть что-то гадкое и едкое изнутри, выбить из себя дух. Но столько вещей зажёвывается, что хочется послать в пизду всех. Каждого, кто хоть как-то проявляет участие. Особенно одного кудрявого обмудка, который клещём сидит в грудине. И только пьёт соки, с небольшими перерывами на то, чтобы выебать мозг. И самое смешное. Я даже не могу его обвинить. Он не давал надежды. Всегда одинаково холоден. За исключением парочки эпизодов, когда его рука инстинктивно дёргалась в мою сторону, но так никогда и не дотрагивалась. Когда наклонялись ближе, чтобы тут же опомниться и выпрямиться. И когда взгляд задерживали неприлично долго, но так ничего и не сказали. Нет, всё-таки, Ричи мудачит. Не может быть всё так безразлично, как он показывает. Будь я понахальнее, уже давно припёр бы его к стенке и потребовал ответа. Какого собственно хуя, Ричи? Почему всегда два шага вперёд и один назад. Всегда оставлять дверь приоткрытой, не захлопывать полностью. Злиться на эту ситуацию, наверное, невероятно глупо, но это то, что я чувствовал. Это мои нерациональные, возможно, детские, но искренние эмоции.////
Я не мог дождаться окончания учебного дня. Прошло всего два урока, но всё дёргалось внутри, как от дурного предчувствия. Какая-то внутренняя паника, у которой совершенно не было подоплёки. Мне так хотелось выругаться. Прямо вслух, на весь класс. На уроке мистера Вайза. Чтобы этот пень профессорский вызвал мою маму п о т о л к о в а т ь о моём поведении. Крикнуть что-то бессмысленное и грубое. Вырывается нервный смешок. Это что-то из рода фантастики, что-то, о чём я могу только подумать. Но никогда не сделаю. — Эдди, я сказал что-то смешное? Поднимаю глаза, сталкиваясь с отталкивающим взглядом мистера Вайза. Ах, да, он же что-то пиздел про Гражданскую войну. Эту тему я уже читал заранее, поэтому не заметил, как отвлёкся на свои мысли. — Едва ли в теме рабства есть что-то смешное. Извините, мистер Вайз, я вас просто не слушал. Лучше бы я и правда молчал. — Мистер Каспбрак, если вам неинтересно, выход там, — указывает своим худощавым неестественно бледным пальцем на дверь. Я поднимаюсь быстрее, чем успеваю осознать, какого хрена творю. Но это один из тех случаев, которые часто случаются дома - мне нечем дышать и просто необходимо сбежать. Я хватаю рюкзак и выскакиваю в коридор, не осознавая, что сейчас наверняка схлопотал первую в жизни двойку по поведению.//////
Уже в уборной я пожалел об этом. Это того не стоило. Что за убогие жалкие выходки. Никому легче от этого не стало. Еблан. Самый натуральный. За спиной открывается дверь кабинки, и Ричи на полном похуизме становится у окна. В зеркале вижу свежую ссадину на подбородке, но костяшки целые. Значит, снова пизданул что-то неправильному человеку. Я всё жду сладостного момента, когда устану переживать по этому поводу. Ведь это тоже того не стоит. Лицо расслабленное, он даже не скрывает, что смотрит на меня. Когда он поджигает сигарету, в двух шагах от меня, даже не знаю, что переполняет меня больше - гнев или удивление. — Знаешь, вообще-то на территории школы нельзя курить, — кидаю. — Тебе бы ещё усы отрастить и морщин прибавить. Будешь вылитый Вайз. Ещё никогда так агрессивно я не мыл руки. Просто бесит. Одним вылетом больше, одним меньше - ему-то похуй, если его турнут отсюда. Найдёт себе новую школу. И хуй на всех положит. — Хочешь? — Чего, блять? — чуть не задыхаюсь от возмущения. Он спрыгивает с подоконника и подходит ближе. Ебануться. — Попробовать хочешь? — настойчиво повторяет. — Я похож на идиота? Смотрю на его сигарету, сжатую между зубов, и открываю в себе новое интересное чувство. Хочется врезать. Так, чтобы напрочь выкинуть его из головы. Осталось придумать, как это сделать. Ричи опускает взгляд на мои губы, и я слегка отхожу дальше. Не удивлюсь, если он силой вдохнет дым мне через рот. Я всё ещё не понимаю, что за черти иногда играют в его глазах. — Мне кажется или ты раздражен чем-то? Чуть не вываливаю ему всё, что я о нём думаю, как слышу в коридоре голос мистера Вайза. Пизда. Даже если выбросить сигарету, тут такая вонь стоит, что хрен отвертишься. Ричи реагирует мгновенно. Подбегает к окну и становится на подоконник. — Какого хрена ты делаешь? — шикаю на него. Он точно своей смертью не помрет. — А на что это похоже? — На то, что ты рехнулся. Второй этаж же. Вообще меня не слушает, открывает окно и выглядывает. Сердце колотится, как угорелое, а ладошки совсем мокрые. Если мы выберемся из этого дерьма, я его убью. — Там есть пожарная лестница. Не успеваю и глазом моргнуть, как этот умалишённый выскальзывает наружу и крепко цепляется за перекладину. Теперь я понял. Он просто ебанутый. — Ты долго ещё будешь копаться? Оглядываюсь на дверь, за которой голос всё приближается, и снова смотрю на Ричи. Выбор невелик. От адреналина в голове кровь стучит, сердце скоро лопнет, но другого выхода я просто не вижу. Тогда мне казалось, что расшибиться в лепешку не так страшно, как быть отчисленным из школы. Становлюсь на подоконник и приказываю себе не смотреть вниз. Только на Ричи, иначе я упаду раньше, чем нужно. Я не помню, как спустился по лестнице. Но когда оказался внизу, первое, что сделал, это оттолкнул Тозиера так сильно, что он упал в траву. — Ты и правда отбитый псих, Ричи! — еле дышу от пережитого. И тут случилось то, отчего моё сердце внутри сделало нехуёвый такой кульбит. Ричи заливисто рассмеялся. Он даже не пытался встать. Просто валялся в траве в кустах и смеялся так искренне, что меня пригвоздило на месте. Я просто не мог отвести глаз. Это был первый раз, когда я услышал его смех. И удивительным образом это совпало с тем, что мы едва не сломали свои долбанные шеи.***
These Arms Of Mine - Otis Redding
— Уверен, что это хорошая идея? — Конечно. Можно сказать, это моя вторая комната. И мне она нравится гораздо больше. Сюда они точно не сунутся. Всё случается в первый раз, и сегодня был первый раз, когда я прогулял школу. Не скажу, что это была стопроцентная вина Тозиера, но это было так. После того, как нас чуть не поймал на курении директор, возвращаться обратно не входило в наши планы. Меня всё ещё слегка потряхивало, и башка не соображала до конца. Наверное, именно поэтому я и нахожусь сейчас рядом с Ричи. И рассматриваю с интересом то, куда он меня привел. Гараж. Обычно у детей тайники на чердаках или в подвалах, но у Тозиера всё прозаичнее. — Они не зайдут в... гараж? По-моему, это первое место, где нужно искать после комнаты. — Они стараются держаться подальше от машины, и вообще от всего, что с ней связано. Тозиер опускает дверь, погружая нас во мрак. Первые пару секунд я вообще ничего не вижу, как он включает ночник, который заливает уютным жёлтый светом, отбрасывая странноватые тени. Это необычный гараж. Точнее, не совсем только гараж. Большую часть пространства здесь действительно занимает машина, но помимо неё, в углу стоит разложенный диван, маленький холодильничек и даже небольшой столик. На котором, конечно же, расположилось радио. Куда Ричи без музыки. Если бы я верил в прошлые жизни, то Тозиер явно жил бы в 60-е. Как максимум. Я засматриваюсь на него. В наглую и совершенно не приструнивая себя. Есть в нём что-то и неказистое, неуклюжее, но настолько чистое и настоящее, что у меня замирает дыхание. Просто оттого, что он стоит и молча прокручивает колёсико радио. Такое не подделаешь. И мне очень не хочется в нём ошибиться. — Раз уж я всё равно тебя порчу... Ричи крутит передо мной маленькой белой бумажкой, и до меня не сразу доходит. Но когда доходит... — Понятия не имею, как я с тобой связался. В ответ он поджигает косяк и блаженно закрывает глаза. Я отвожу взгляд и нервно сглатываю. Сейчас нас ничего не сдерживает. Никакого контроля, кроме того, который мы сами себе выдумаем. А у меня как назло в голове обезьянка бьёт в тарелки. Осматриваюсь по сторонам и всё больше понимаю, что действительно это скорее комната, чем гараж. Здесь даже фотки есть. Совсем маленького Тозиера, будто после десяти-одиннадцати лет его и вовсе перестали фоткать. Такого уюта в его настоящей комнате я не замечал. Могу с лёгкостью себе представить, сколько вечеров в одиночестве он тут проводил, когда становилось совсем невыносимо. А может и не в одиночестве. Даже немного ему завидую. Что у него есть такое логово. — Это первый раз, когда ты нарушил правила? — с любопытством спрашивает Ричи и снимает пиджак, оставаясь в одной футболке. Здесь душновато, но свою ветровку я снимать не хочу. Пока что. — Ты совсем из меня святого не делай. — Вижу, как он приподнимает бровь. — Да. Первый. — Я так и знал, — растягивает губы в улыбке. Сегодня он на удивление часто улыбается. Что-то подозрительное в этом есть, или я просто паранойю. Очень непривычно. — И как ощущения? Вдоволь насмотревшись на обстановку, решаю подойти ближе. Кроме, как на диван, сесть здесь всё равно некуда. — У меня всё ещё сердце колотится, как заведённое. В моей голове совесть говорит голосом мамы, но сейчас почему-то её тонкий голосок умолк. Видимо, от шока. Главное, чтобы потом на ультразвук не перешёл от крика. — Значит, нужно пользоваться моментом. Подойди ближе. Блять, вот оно. Вот момент, когда чувствую, что превращаюсь в желе. Но в голове по-прежнему тихо, и всё ещё не ощущаю опасности. Сажусь рядом с ним и впервые вижу так близко. Вижу, как он облизывает пересохшие губы и чуть хмурится, поджигает второй непонятно откуда взявшийся косяк. На одну секундочку я даже разочаровываюсь. Мне хотелось разделить с ним одну сигарету. — Поначалу ты можешь ничего не почувствовать. Поэтому будь очень осторожен и не переборщи. Время мудрых советов от Ричи Тозиера. И хочется довериться, и стремновато. Но интерес побеждает. Под наблюдающим взглядом беру дрожащими пальцами сигарету и слегка затягиваюсь. Было бы легче, если бы он перестал так пялиться. Или хотя бы моргал. — Как будто смотрю, как ребёнок делает первые шаги. Не бойся, она не взорвётся в твоих руках. Кто знает. — Пока ничего. — В голове уже начинает немного кружиться, но виду не показываю. С одной затяжки только меня может начать уносить. — Только очень жарко. Так и должно быть? — Да, такое бывает. Когда сидишь в тёплой ветровке в закрытом помещении, дурила. Ричи не сдерживает смешка и откидывается на диван. Разрывая, наконец, этот гнетущий зрительный контакт. Я закатываю глаза и выпутываюсь из курточки удивительно долго. Как будто забыл, как она снимается. Очень странно. — С одного затяга... Какое ты недоразумение. Он смотрит, как я верчусь, как уж, и когда всё же снимаю ветровку, облегчённо выдыхаю. По-прежнему жарко. Без разрешения падаю рядом с ним на спину и пялюсь в потолок. Прикольное всё-таки у него место. И вообще он прикольный. Мне даже хочется сказать ему это вслух, чтобы знал. Но, слава богу, стоп-кран пока держится. Ричи ёрзает на своей половине и никак не может устроиться. И каждый грёбанный раз его долбанная нога цепляет мою. Мне ведь жарко. Вся вселенная сосредотачивается только на этом ощущении. На его прикосновении. Я снова лёжа затягиваюсь совсем немного и тут же закашливаюсь. Не чувствую, чтобы вставляло. Какой эффект вообще должен быть? Пока только пустота. Такая тягучесть, и каждая конечность кажется такой тяжелой. Видимо, на меня эта хрень не действует. — Расскажи мне что-нибудь. Поворачиваю голову на Ричи. А вот и эффект. Попиздеть хочется ужасно. Он переворачивается на живот и упирается локтями. С усмешкой затягивается снова и трёт уставшие глаза. — Что ты хочешь узнать? Чего ты боишься, что заставляет тебя почувствовать настоящее умиротворение и покой, что бесит. Что сделало тебя тем, кто ты есть? Почему ты такой, какой сейчас передо мной? — Ты жалеешь, что переехал? Что перешёл в нашу школу? Не знаю почему, но мой затуманенный мозг зацикливается на этом. Если была возможность, он бы отмотал назад? Сделал так, чтобы мы никогда не встретились? — Я действительно не в восторге от вашего города, — честно признается Ричи. — Но проблема, наверное, не в нём и даже не в людях вокруг. Мне не нравится любой город, где мы останавливаемся. Очень трудно позволить себе проникнуться и подружиться с кем-то, осесть, как говорят. Я ведь не знаю, когда в следующий раз мы резко соберем манатки и уедем. Только привыкаешь, как тут же приходится адаптироваться под что-то новое. — Почему всё так? Почему вы так часто переезжаете? В голове флешбеком транслируется самый первый раз, когда я даже не увидел, а услышал Ричи. Тогда он сказал, что его родители сбегают от тех проблем, которые он им предоставляет. Тозиер тяжело вздыхает и снова опускается рядом. Плечом ощущаю его теплоту и совсем незаметно, на несколько миллиметров придвигаюсь ближе. — Если честно, я думаю, что родители до сих пор не могут оправиться. А моё поведение очень удобная причина, чтобы вместо решения проблемы, просто убегать от неё. Без сигареты я бы не спросил этого. Но сейчас во мне ровно четыре затяга травки и язык впереди планеты всей. — Это связано с твоим братом, да? И знаю, что если бы и Ричи не приложился пару-тройку раз, он бы ни за что не доверил то, что доверил. — Если бы не моё дурацкое желание поехать на концерт, этого всего не было бы. Даже этого разговора, скорее всего. Я бы по-прежнему жил в Калифорнии с родителями и братом, не ощущая каждый день того, что ощущаю. Ричи шарит по карманам в поисках нового косяка. Наверное, нам уже пора остановиться, но я боюсь даже сказать слово, чтобы не прервать его. Либо сейчас, либо никогда. — Четыре года назад, на мое двенадцатилетие, я был вне себя от радости, когда мне подарили билет на концерт любимой группы. Я буквально отсчитывал дни до этого события. И, конечно, Билл, мой старший брат, согласился меня отвезти туда лично. Мы планировали заскочить в пиццерию после и отпраздновать, как положено. Но после концерта уже по пути домой Билл не справился с управлением, когда по встречке в нас въехала другая машина. Он был отличным водителем, именно от него я узнал всё о тачках, поэтому для родителей эта новость была двойным ударом. Как и то, что я выжил, а он нет. Как будто я специально. Честно? Я бы поменялся с ним местами, если бы мог, но уже ни черта не могу исправить. Я закрываю глаза и зажмуриваю их так сильно, что появляются разноцветные круги. Догадывался, что будет пиздец, но не думал, что всё настолько. Настолько беспросветно, что ли. — Он был лучшим, понимаешь? Во всём. Родители его обожали. Лучшего старшего брата просто не придумаешь. Очень трудно соревноваться с кем-то, кто уже умер. У тебя просто нет шансов, — Ричи застывает, будто осознал, что сказал. — Боже, это звучит ужасно, сам не знаю, что я несу. У меня голова идёт кругом, и сердце грохочет внутри, но уже по другой причине. Я хотел услышать его историю. И когда я её услышал, мне так сильно хотелось, чтобы она была неправдой. Чтобы Ричи просто выдумал всё это или глупо разыграл. Но он вдруг обессиленно, доверительно зарывается лицом мне в плечо и тихонько сопит. Будто снова провинившийся ребёнок, на которого свалилась слишком большая вина. Которого заставили почувствовать эту вину. — Тебе не должно быть стыдно из-за этого. Ты вообще не должен чувствовать вину за всю эту ситуацию, понимаешь? — начинаю закипать я. — Ты даже за рулем не был, какие к тебе могут быть претензии? Он утыкается острым подбородком мне в плечо и с минуту молча смотрит на меня. Словно я сейчас сказал что-то на другом языке. Всё-таки мы обдолбаны. Я даже не вижу его радужку глаз. Молчит так долго, что когда снова говорит, слегка вздрагиваю. — Дело ведь не только в самой аварии. А и в том, что происходило после. Я оказался никудышным утешением для родителей. Все надежды они полагали на Билла, а в итоге им достался я. Охуеть подарочек, да? — Рич, ты был совсем ребёнком. На глазах которого произошла эта трагедия. Это тебя нужно было утешать. Он видит всё это с точностью наоборот. Или ему так внушили. Внутри меня обволакивает неконтролируемая ненависть к его родителям. Никак не могу избавиться от этого ядовитого чувства. Она такая сильная, что едва не произношу вслух, что я думаю о них. Сколько же лет у них потребовалось, чтобы настолько углубить в нём чувство вины. Что он недостаточно хорош. Что приносит одни разочарования. Что им стыдно за него. — Они потеряли сына, Эдди. Любимого сына. Пусть они никогда не признаются, но я-то знаю, что это так. С этим очень трудно смириться. Все эти переезды, новое место работы, новые школы. Нет постоянного круга общения, ни друзей, ни привязанностей. Наверное, их можно понять. Слишком тяжело было оставаться в том доме, где всё напоминало об умершем сыне. Но блять. Неужели после пары-тройки раз нельзя было догадаться, что это не работает. — У них всё ещё остался ты. И они даже не подозревают, как им охуенно повезло. Ричи хмыкает и лениво потягивается, почти что лёжа на мне. Я этого даже не заметил, потому что всё тело и так онемело. — Да уж, это точно. Я идеал. А теперь передай мне мой косяк, пожалуйста. Легонько бью его в плечо, потому что я серьёзно. Не знаю, насколько сами родители Ричи осведомлены, что он чувствует по этому поводу. Как ребёнку было тяжело справиться со всем этим в одиночку. Сколько прошло времени? Десять минут, час, три? Утро и день как-то сами стёрлись из памяти, и, кажется, мы лежим здесь уже вечность. И нет обязанностей. И времени как такового больше нет. — Эй, — тихонько зовёт Ричи. — Ты не сильно там загрузился? Порядок? Стараюсь прислушаться к своему состоянию. Закрываю глаза, ощущая дикую сонливость. И тут чуть вздрагиваю от неожиданности, когда чувствую робкое прикосновение к щеке. Мягким плавным движением Ричи водит пальцем, будто вырисовывая что-то. Туман. Сплошной туман. Кажется, даже имя моё спроси – я не отвечу. — Я давно хотел попробовать одну штуку. Его голос раздается так близко, что мурашки идут по шее. Настолько тряпичным я себя никогда не чувствовал. Хоть сгибай и разгибай меня, как пластилиновую куклу, мне всё будет побоку. Интересно, у него так же? Как же жарко. Кажется, вся кожа горит. Ричи наклоняется надо мной, и вижу его лицо в сантиметрах от моего. Всё расфокусировано, кроме него. Его тёмных, огромных как блюдца, глаз. Как же сильно мне хочется его поцеловать. Эта мысль так чётко сформировалась в моей голове, что стала навязчивой. Попробовать на вкус. Не помню, кто прикоснулся первым, но когда я ощутил его губы на своих, то полностью потерял те несчастные крохи контроля, которыми обладал. Понятия не имею, как у меня хватило смелости забраться ему под футболку. Но когда я провел ладонями по гладкой коже, он лишь выгнулся и прижался сильнее, поощряя на дальнейшую ласку. Я уже не целовал. Я кусал его, наверняка, больно оттягивая губы, но он не был против. С не меньшей страстью отвечал мне, и стоило приоткрыть рот, как Ричи сделал то, отчего мои колени подогнулись, если бы я уже не лежал. Когда его язык уверенно, мягко скользнул внутрь, я не сдержал сладкого стона. Как правильно себя вести и как отвечать, я не знал, но интуитивно старался прислушиваться к его реакции. И когда я, подразнивая, не спеша ответно провел по его губам, тело Ричи задрожало в моих руках, и он сильнее впился поцелуем. А значит, я всё делаю правильно. И ему также охерительно, как и мне. Случись в этот момент хоть Армагеддон, я бы и его пропустил мимо ушей. Тесно прижавшись и уже лежа на мне, Тозиер как бы спрашивая разрешения, осторожно раздвигает коленом мои ноги. И когда я понимаю, что он хочет, жар затопляет от макушки до кончиков пальцев. Как только я послушно поддаюсь, он тут же льнёт ближе. Позволяет обхватить его своими ногами, сжав коленями по бокам. Одежда невероятно бесит. Но даже сквозь неё, не переставая его целовать, ощущаю сильное, бьющееся в наслаждении напряжённое тело. С влажным звуком он, наконец, освобождает мои саднящие губы и опускается вниз. Проводит языком по подбородку, обводит кадык и нежно целует выемку под шеей. Меня просто разрывает от того, что он творит. Но в паху ощущаю такое сладкое давление, и каждый раз, прижимаясь всё крепче, оно увеличивается, разнося электрические разряды по телу. И держать себя в руках всё тяжелее и тяжелее. Очень хочется царапаться и кусаться. И будучи трезвым и адекватным, я бы постеснялся. Но сейчас-то я не такой. И это офигеть как расслабляет. Чуть прикусываю ему местечко за ухом, и бережно, ласково зализываю укус. Кто знал, что я на такое способен. Но восторженный стон Ричи всё окупает с лихвой. И никакого стыда. Сплошной кайф. Мы всё ещё в одежде и даже не знаю, как это недоразумение произошло. Звонок телефона звучит как выстрел. Вся атмосфера наслаждения и удовольствия рассевается, будто мне всё чудится. — Твой или мой? — Ричи отлипает и крутит головой в поисках телефона. Чувствую вибрацию в кармане и отвечаю голосом таким хриплым, что сам едва не офигеваю. — Мой. Ричи всё прекрасно слышит через динамик, так как продолжает носом утыкаться в шею, как преданный пёс. Как же хочется всё послать и вернуться в его объятия. — Эдди! Ты где? Мне только что звонил мистер Вайз, и тебя не было в школе! Боже, почему эта реальность настигла так быстро и беспощадно? Едва успеваю закрыть ладошкой динамик, чтобы мама не услышала приглушённый смех Тозиера.