Симультанность

       К десяти часам вечера кафе уже пустует, и Антон, переодевшись, спускается вниз. Иванка тоже убежала домой, чтобы спустя час они вчетвером могли встретиться на пляже. Антон спускается с холма и дышит вечерним воздухом. На улицах пусто, в некоторых кафешках до сих пор сидят люди, играет музыка. В самой сердцевине посёлка ярко светится единственный отель, испускаемый им электрический свет дребезжит на водном стекле и освещает всё вокруг себя. Антон идёт мимо узкой береговой линии, минует редкие высокие столбы с жёлтыми фонарями, отбрасывающими на асфальт неровные световые лужи, доходит до изгиба улицы и спрыгивает с асфальта на гальку.        Берег длинный, но узкий и весь в мелкой белой гальке: она приятно хрустит под подошвами сандалий, но босыми ногами по ней особо не побегаешь. Пляж почти пустой, только вдалеке виднеются силуэты компании: видимо, Антон снова придёт самым последним. Луна висит в чистом небе, её свет отражается в воде, смешиваясь со светом фонарей, и лунная дорожка преследует его по пятам, как железная стрелка — магнит.        В семи минутах ходьбы от дома есть небольшой деревянный пирс, шириной он метров в пять, в длину — метров семь. Днём это самое лакомое местечко как для туристов, так и для старожилов, но вечером тут всегда пусто, поэтому никто не мешает им оккупировать этот пирс и наслаждаться пляжем в своё удовольствие.        Антон подходит ещё ближе и видит свечение: Никша снова принёс электрический фонарь, внешне копировавший керосиновую лампу, только вместо фитиля внутри горит жёлтый диод, имитирующий мягкое мерцание пламени.        Первой его замечает Иванка. Она уже переоделась и стоит на пирсе, собирая свои длинные волосы в пучок.       — Антон! — Иванка машет ему рукой, будто это не сегодня они отпахали тяжёлую смену в кафе.        Её возглас привлекает внимание ребят. Лео, стоящий лицом к воде, пытается стянуть с себя шорты. Он высокий, но ниже Антона на полголовы, его каштановые волосы в темноте выглядят совсем чёрными, плечи широкие и мускулистые, хотя он клянётся, что ничего для этого не делает, ему всё равно никто не верит.       — Привет! — Лео, наконец, расправляется с шортами и откидывает их на край пирса. Синтетика опасно свисает вниз. Иванка со вздохом наклоняется, подбирает шорты и, аккуратно свернув, кладёт их на подстилку к другой одежде. Она для Лео вроде мамочки и явно в него влюблена, хотя, конечно, отрицает всё, и это так же глупо, как слова Лео о том, что он не подкачивается.        Антон улыбается друзьям:       — Привет! А Никша где?        Иванка смеётся:       — Мы немного бесились, и Лео толкнул его так сильно, что Никша уронил свои очки в воду. Теперь пытается их найти.        Антон вздыхает, мол, надо нырять и помогать искать. В темноте это сделать намного сложнее, но ждать до утра не получится: Никша слишком плохо видит без очков. Из них четверых он самый хрупкий и может посоревноваться с Антоном в худобе, но Антон высокий, а Никша совсем миниатюрный, едва ли не дышит высокой Иванке в грудь.       — Никша! — Антон снимает с себя одежду, оставаясь в плавках. Он присаживается на край пирса и по плеску воды пытается понять, где друг.        Спустя несколько секунд вода бурлит, Никша выныривает и отплёвывается от мерзкой солёной воды.       — Привет! — Никша кашляет и трёт щиплющие глаза руками. — Кто-нибудь из вас поможет мне, наконец, найти эти чёртовы очки? Или вы хотите всё оставшееся лето быть моими поводырями?        Лео вздыхает, принимая свою вину. Он просит Иванку подержать над водой фонарь (это абсолютно бессмысленно, так как желтоватого мерцания едва хватает осветить метровый радиус) и ныряет в воду. Антон прыгает следом, оставляя подругу одну, сгорбленной над водой в смешной позе и с фонарём в руке.        Очки они в итоге находят. Дно не глубокое, и Антон случайно накалывается пальцем на морского ежа, после чего со злости выбрасывает его далеко в море, как будто ежу не похуй, что там с ним делает какой-то глупый человек. Чёрный комок, размером с крупный абрикос, описывает в воздухе дугу и с тихим плеском уходит под воду. Спустя мгновение из воды выныривает Лео с радостным воплем: «Есть!»        На умывание они тратят весь запас пресной воды из полуторалитровки, которую принесла Иванка. Она бурчит, что все трое — редкостные идиоты, и что им теперь нечего будет пить, но парни пропускают её ворчание мимо ушей, потому что соль, как кислота, разъедает слизистые, ощущается мерзкими соплями на языке и стекает по задней стенке носа в горло. Нырять никто не планировал, но так уж вышло. Зато Никша сидит в чудом уцелевших очках и почти рад жизни.        Конечно, главной темой для обсуждения становится Арсений, потому что сегодня Иванка наконец увидела его и не удержалась, рассказав всё Лео и Никше. Антон говорить об Арсении не очень хочет: он либо начнёт восхищаться этим павлином, либо скатится на ворчание (каким этот павлин оказался капризным). В итоге друзья не оставляют ему выбора, приходится рассказать ещё немного об Арсении, но выбирает он второй путь: так легче не спалить свою явную симпатию.       — Короче, у нас с ним мир, но я вообще не знаю, чего от него ожидать: он то лежит целый день на кровати, весь такой идеал меланхолии, то врывается в работу… странный какой-то.       — А мне он показался милым, — Иванка сидит, свесив ноги с пирса и бултыхая ими в воде.        Никша и Лео сидят рядом, Антон лежит на спине, дерево ещё тёплое и приятно греет кожу, а его километровые ноги почти по колено уходят под воду.       — Он только кажется пушистым, а на деле всё это иголки, а не шёрстка, — задумчиво говорит Антон, вспоминая сегодняшнего ежа. Ранка болит и пощипывает: соль забилась слишком глубоко в повреждённую кожу.        Никша смеётся и толкает его ногу своей:       — Ага, это ты пока так говоришь.       — Ты на что намекаешь? — Лео поворачивает к ним голову. — Попахивает гейством.        — Ты в деле? — Антон старается перевести тему.       — Да успокойтесь, — Иванка поднимает голову вверх. — Антон уже по уши в этом Арсении, просто не сознаётся.       — Чего? — Антон возмущённо подскакивает.       — Отрицать это бессмысленно, — обыденным тоном уверяет всех Иванка.       — Так же бессмысленно, как отрицать вашу странную дружбу с Лео? — Лучшая защита — это нападение.        Иванка перегибается через Никшу, сидящего между ними, и щурит блестящие в лучах луны глаза.       — Ха.       — Вы видали? Лунная дорожка смотрит прямо на меня! — Лео неотрывно глядит прямо на воду. Разговоры об Иванке и чувствах ему не по душе.       — Нет, на меня, — начинает спорить Никша.       — Успокойтесь, она смотрит на любого из нас, это просто физика, — обрывает их Иванка.        Тема с Арсением закрыта, и Антон облегчённо выдыхает. Ему не хочется обсуждать с друзьями свои симпатии. О том, что ему нравятся не только девочки, но и мальчики, знает только Иванка, и он потребовал с неё чуть ли не кровавую клятву, что та будет молчать. Вот как после этого доверять девушкам?        К полуночи они решают расходиться. Иванка с ребятами живут в другой стороне, и, выбравшись на асфальт, им приходится попрощаться. Напоследок Иванка щиплет Антона в бок и, обнимая за шею, шепчет на ухо:       — Извини.        Антон обнимает подругу в ответ. Ладно, девушки — ведьмы, и они могут заставить кого угодно перестать на них злиться одним-единственным объятием.       — Да ладно уж, — бурчит Антон на прощание. — До завтра.        Компания расходится в разные стороны.        Дома первым делом Антон запирает железную калитку. Потом он тихо проходит в дом и ныряет сразу в душевую, чтобы смыть с себя белёсый налёт высохшей соли. На второй этаж он поднимается с мокрой головой, приятно-пресный и завёрнутый в огромное полотенце от ушей до икр, потому что, конечно, не взял никакой сменной одежды. Он надеется, что Арсений уже спит и можно будет незаметно переодеться.        Надежды не сбываются: в комнате горит ночник, шторы задвинуты, в воздухе — концентрат тишины. Арсений лежит на кровати и читает книгу. При виде Антона он откладывает её на грудь и осматривает эту человеческую шаверму с ног до головы долгим взглядом. Антон неловко бурчит:       — Одежду сменную не взял. Ты чё не спишь?       — А должен? — Арсений снова поднимает книгу, делая вид, что не заинтересован в происходящем.       — Не знаю.        Антон подходит к шкафу и открывает дверцу, ищет на полках что-то свежее, находит трусы и, стоя спиной к Арсению, пытается их натянуть, не снимая полотенца. Полы ткани расходятся в стороны, но со спины точно ничего не видно. Арсений продолжает посматривать поверх книги на все эти кривляния и, когда понимает, что весь фронт Антона отражается в зеркале на распахнутой дверце шкафа, ему хочется засмеяться в голос с тупости происходящего. Ну как можно быть таким идиотом?        Несколько секунд Арсений пытается решить для себя: тактично промолчать или поставить Антона в неловкое положение, как обычно это делают во всех комедиях? Правильнее будет, конечно, промолчать, но это бы означало скрыть свой триумф и маленькую победу! Поэтому Арсений садится на кровати и вздыхает:       — Зеркало надо протирать, Антош, а то видно плохо…       — А? — щёлкает резинка трусов, Антон разворачивается вокруг своей оси и смотрит на Арсения.       — Да, говорю, размерчик у тебя ничего такой. — Арсений, как тебе не стыдно, ты же взрослый, интеллигентный мальчик, зачем ты это делаешь?       Антон краснеет ушами. Вспоминает первую фразу про зеркало и поворачивается. Осматривает створку и напрягается. С таким успехом мог просто встать перед Арсением и потрясти своими мудями. Вот идиотина. Надо собраться.       — Подглядывать, конечно, нехорошо, но зависть — ещё хуже, — наконец выдаёт Антон. Он отбрасывает полотенце на спинку стула у письменного стола и натягивает на себя футболку. Стыдиться ему нечего: размерчиком природа не обидела, так что наслаждайся, Арсений, своими шуточками в одиночестве, сука ты такая красивая…        Арсений хмыкает:       — Ладно, мы же днём договорились на мир. Или это был такой же мир, как в пакте о ненападении между Германией и Советским союзом?       — Скорее, как между Германией и Польшей. И Польша здесь не я, — умничает Антон. — Я смотрю, у тебя после вида мужского члена настроение поднимается?        Арсений теряется: обидеться или рассмеяться? Если он обидится, то даст понять, что уязвлён, так что он выбирает второй вариант: улыбается и, закрыв книгу, откладывает её на стул возле кровати, заменяющий ему тумбочку.       — В следующий раз головой думай, а не румяной жопой.       — Ах, так ты ещё и жопу успел мою рассмотреть? — Антон смеётся.        Арсений понимает, что снова загнал себя в ловушку. Он закатывает глаза, показывая, как ему надоел сам Антон, его жопа, член и вообще весь этот бессмысленный разговор детсадовцев о сиськах-письках. Хочется показать средний палец и отвернуться к стенке, но вместо этого он вздыхает:       — Один-один, парень с плоской задницей. И мы не закончили.        Антон фыркает. Он валится в уютную кровать и тянет на себя клетчатый синий пододеяльник. Ему хорошо, и Арсений, конечно, тот ещё придурок, но какой же он классный! Если вся симпатия начала зарождаться исключительно благодаря тому образу, который он сам создал в голове на основе многочисленных фотографий и рассказов, то теперь, вживую, Арсений кажется совсем другим: более приятным и человечным.        Арсений гасит свет, и впервые они желают друг другу спокойной ночи. Антон растекается по кровати кусочком топлёного масла и лыбится в темноту. Арсений отворачивается к стенке, удивляясь своему неожиданно хорошему настроению. Видимо, физическая работа так положительно влияет на него. Не общество же Антона, в конце концов?