***
Райнер простонал, жмурясь от яркого солнца, дразнящего блондина, лежащего на кровати. Рядом с ним посапывал Бертольт, как-то странно поджав под себя ноги, наклонив голову в сторону. — Голо-ва, — Браун приподнялся с кровати, оглянулся, увидев рядом друга, слегка офигел и отвернулся. Райнер явно перебрал с элем вчера. Казалось, что его голова сейчас треснет пополам, и из излома выйдет Афина, только вот Райнер не Зевс, поэтому ему нужно выпить таблетку от головы и постараться больше не пить, тем более некачественное пойло. Гувер потёр глаза и зевнул. Его рубашка была застёгнута на пару пуговиц, а волосы взъерошены. Райнер махнул рукой, видя, что Берт смотрит на него осуждающе, что он вчера перепил. Этот тяжелый, сверлящий взгляд. Умывшись, Райнер спустился вниз, сразу ввалился на кухню, где Лаура заваривала чай, суетливо бегая по кухне. С улицы слышался стук, характерный для того, что кто-то рубит дрова. Действительно, Майк рубил дрова, подкатив на своей рубашке рукава до локтей. Подбежав к Лауре, Браун схватил её за руку и начал смотреть на неё взглядом, пропитанным презрением и это было не из-за её внешности, а из-за того, что родилась она не здесь, а там, на вражеской земле. Такое ощущение, что Лаура была виновата во всех смертных грехах и война началась из-за неё. Эркель попыталась вырваться, но будучи слабой женщиной, смогла только дёргаться пару раз и испугаться. Райнер ударил девушку по лицу, она рухнула на пол, отползая назад. Парень схватил женщину за ногу и потащил к себе. — Чего тебе надо? — крикнула Лаура, вцепившись рукой в ножку стола. Райнер отпустил её ногу и задумался: «А в чём виновата эта несчастная?» Жертва обстоятельств. Ни больше, ни меньше. Он должен ненавидеть её из-за того, что она родилась в других местах. Как глупо. Тупо. Чужой, навязанный стереотип. Чужая ненависть. Глупости. Предрассудки! — Ты не виновата, это всё предрассудки, — Райнер наклонился и протянул женщине руку. Лаура растерянно посмотрела на парня, а потом неуверенно вложила в его руку свою маленькую ладошку. Браун с легкостью поставил Эркель на ноги. — Извини. Я бывает делаю, а только потом думаю. Браун выглядел виноватым и раскаивающимся. Его взгляд был направлен на собственные руки. Он молча присел за стол, прикрыл глаза руками и тяжело вздохнул. — В чём же я не виновата? — поинтересовалась Лаура. Она выглядела такой несчастной, обиженной самим миром, хоть и пыталась выглядеть сильной. — В том, что твои земляки убивают моих друзей! — одним взмахом руки Браун скинул со стола салфетки и кувшин с водой. Лаура обрадовалась, что переставила чайник со стола на столешницу. Да, женщина радовалась этому. Странно, но она не могла радоваться чему-то другому. Её всегда сторонились. Свои, чужие – не важно. Полученные шрамы на лице, да и на теле в двенадцать лет поставили крест на нормальном существовании Лауры. От неё шарахались, как от прокажённой. Она часто натягивала на себя капюшон, считая себя уродкой, некрасивой и ужасной. Эркель стала затворницей, полностью отдалась прочтением книг и стихов, помогала маме по хозяйству, отец же тоже сторонился дочь, считая, что она опозорила их семью, оказавшись в горящем сарае. Пожар начался из-за непотушенной сигареты, брошенной в сено. Эркель помнила боль и запах жареного мяса. Ужасно! Её левая часть лица горела очень сильно. Хорошо, что соседи облили её водой прежде, чем пожар изувечил и правую часть. Дотронувшись подушечками пальцев до изувеченной стороны, Лаура поняла, что вот-вот заплачет. Такая несправедливость к ней с самых ранних лет. — Убивают... — Эркель вздохнула. — Давай чаю мне завари. Голова болит... — разнылся Райнер, словно малое дитя. Лаура поставила на стол возле Райнера кружку, а потом и чайник.***
Перезимовали. Снег растаял, опять на севере страны произошли столкновения. Эрвин видел, как умирают его люди, но ничего не чувствовал, кроме разочарования, что солдаты такие слабаки. Леви всё пытался поговорить с Райнером, но тщетно. Браун отмахивался, говорил, что ничего не знает, и Микаса унесла секрет в могилу, не нужно ворошить прошлое. Такие ответы Леви не устраивали, он хотел ворошить прошлое и знать, что там случилось. Хорошее, плохое – не важно. Неведение было трудным, невыносимым, изнуряющим… На поле боя Аккерман сдавал свои позиции. Эрвин заметил, что один из лучших его воинов за родную землю, стал часто промахиваться, разговаривал очень мало и только по делу. Это было катастрофой. Раньше Леви клал одной автоматной очередью сразу пачку врагов, сейчас же всего несколько штук. Пару раз он получал ранение в руку. Был ужасно несобранным и пустым, что ли. Точнее: опустошённым. Возвращаясь из северных фронтов, разведчики проезжали через малонаселённые деревни, где их встречали недобрым взглядом. Из-за ухудшения позиций на северных фронтах, жители были напуганы, что враги отберут их портовые города и торговля, и добыча рыбы накроется медным тазом. Однако, враги ночью собрали все свои пожитки и покинули чужие землю. Причина была очень веская: смена правительства. Час от часу было нелегче. Неизвестно, кто придёт к власти. Нынешний государь был не слишком хорош в тактиках и искусстве ведения войны, поэтому отвоевать своё у разведки получалось. С потерями, но получалось. Войска врага была не слишком хорошо обучены и брали своим огромным количеством. Сплоти всех этих людей в форме с автоматами в одно целое, возьми над ними командование и всё. Сильная, кровожадная, непобедимая армия готова. Разведчикам оставалось ждать вестей, оставаясь на родной земле. Народ волновался. Всем было страшно, они чувствовали опасность на подсознательном уровне. Никому не хотелось поражения. Эрвину нужны были люди. Он поставил правительству ультиматум, что ему нужна большая армия хорошо обученных солдат. Правительство долго думало, а потом выделило Смиту тридцать тысяч солдат. Было много, очень много лиц, смотрящих на Эрвина, который стоял на трибуне и толкал свою речь. Правда, теперь осталось ждать ответа врага и решать нападать первыми, врываясь на вражескую землю словно вихрь и сметать всё со своего пути или же отбиваться от врага на своей земле. Ждать... Эрвин пришёл к Микасе. Она опять поправилась, пока его не было. Вес у девушки постоянно скакал. Когда Смит был рядом, она сильно худела, как только уезжал на фронт – набирала килограммы. — Скучала? — Эрвин так нежно обнял Микасу и поцеловал её в висок, что казалось они давно женаты и безумно любят друг друга. — Очень, — с сарказмом ответила девушка, а лицо её не выражало ничего. Хелен уже накрыла на стол, поставила бутылку вина, сырную нарезку, фрукты. Приготовила стейк с дольками картошки и сливочный соус. Микаса надела красивое пышное платье цвета марсала. Плечи были открыты, на шее красовалось дорогущее колье, подаренное Эрвином. Губы девушки были ярко-красными и так просились на страстный поцелуй. Тени, ресницы, румяна... Неужели она готовилась к его приходу? Да! Она готовилась. Ей захотелось сбежать от него, поэтому она была готова переступить через себя, сделать вид, что полюбила его, а потом взять деньги, дорогие украшения, чтобы продать и убежать. Куда угодно, хоть к врагам, только никогда больше не видеть Эрвина, не ощущать на своём теле его руки, навсегда забыть его голос. Эрвин налил вина себе и своей «женщине». Милая, хоть и натянутая, улыбка Микасы – радовала. Он всегда пользовался большой популярностью у женщин, но они не любили его должным образом. Не встречали с работы с горячим, вкусным ужином, не спрашивали, как прошёл его день, да и не нравились ему. Они были в его жизни, чтобы быть. Не более. А он служил для них перевалочным пунктом, пока они не найдут партию повыгоднее, да побогаче. Когда Леви и Микаса поженились, Эрвин считал Микасу такой же, как и остальные, однако между Аккерманами была нежность, которую они дарили друг другу. Зависть... Микаса сводила с ума своими оголёнными плечами и выпирающими ключицами. А кожа... Её кожа, словно бархат. Хочется трогать, касаться губами, чувствовать запах мыла, которым она моется. А губы... Её губы так и влекут дотронуться до них своими губами, углубить поцелуй, коснуться её языка своим. А ноги... — Как на работе? — спросила Микаса, которой надоело наблюдать за взглядом мужчины, который раздел её глазами. Его взгляд вообще выражал отвращение и ничего больше. — Жив, — прошептал Эрвин, но потом откашлялся и добавил: — Мне выделили новую армию. В ней тридцать тысяч голов. Они отлично обучены. Думаю, я смогу одержать победу, — он опустил глаза в свою тарелку и начал отрезать от своего стейка кусочек, — потом мы с тобой уедем подальше отсюда, поженимся, родим ребёнка, нет, лучше двух: мальчика и девочку. Ты сможешь заниматься чем захочешь, я поддержу любое твоё хобби, а для детей мы наймём гувернантку. — Мило, — сдерживая слезы, произнесла Микаса. Этого никогда не будет, сволочь! Я лучше убью себя, чем стану твоей женой и рожу тебе ребёнка. Такого же ублюдка, как и ты! Микаса вцепилась руками в бокал вина. Подавила в себе нарастающий гнев и попыталась сдержать слёзы. — Выпьем за нас? — как же отвратительно было произносить последнее слово. До тошноты в горле. — Да! — Смит поднял свой бокал и улыбнулся, соприкасаясь бортиками их бокалов. Микаса выпила вино до дна, хоть там и было налито пару глотков. Хелен потушила свет и зажгла свечи. Аккерман стало ещё отвратительней ужинать с Эрвином. Романтический вечер... Они ели полтора часа, а потом он поднял её на руки и понёс в спальню. Этот вечер должен был закончиться именно так, чтобы он поверил в искренность Микасы. Ей было мерзко, противно, когда Эрвин начал покрывать её тело поцелуями. Ей казалось, что сейчас зайдёт Леви и увидет это, но он мёртв... Возможно, он сейчас рядом с ней в образе призрака и считает жену шлюхой. Микаса и сама невольно считала себя такой, но ей нужно было переступить через себя, расслабиться, чтобы Эрвин ни о чём не догадался. Как можно расслабиться, если тебя ласкает человек, которого ты ненавидишь? — Подожди! — Микаса остановила Эрвина и тяжело дышала от накатившихся слёз. — Мы должны предохраняться, потому что дети должны рождаться в браке! — Да, ты права! — согласился Эрвин. Микасе стало легче хотя бы от этого, она прикрыла глаза и смирилась со своей участью на которую пошла сама. Сегодня он был крайне нежен с ней, осторожен, но Микаса всё равно чувствовала лишь боль. Слёзы безмолвно текли по её глазам, падая на подушку. Она молилась, чтобы это побыстрее закончилось, и он ушёл. Только вот Эрвин впервые остался с ней на ночь, крепко обнял и уснул. Микаса выскользнула из его объятий, как только он захрапел и на ватных ногах отправилась в душ. Открыла ледяную воду и заплакала. Она намылила себя, желая, чтобы тело смыло и забыло про чужие губы, блуждающие по нему. Она тщательно помыла свою грудь, которую он ласкал своими губами. Микаса помыла голову, в которую он запускал свою руку, чтобы углубить поцелуй. Тело покраснело, покрылось мурашками, а Микаса не чувствовала холода, пока её не отпустили мысли и воспоминания о муже. Девушка никогда ещё не испытывала такого холода. Она надела светлый льняной комплект: майка и трусы-шортики, замоталась в сухое полотенце и помчалась в спальню, стуча зубами. Эрвин проснулся. — О, Боги! Да ты замёрзла! Иди ко мне! — он прижал её к себе и укутал в одеяло, целуя её лицо. Я только отмылась от твоих поцелуев, козёл! Микаса согрелась, а после её сморил сон. Кошмары ей не снились, лишь поля, ромашки, много булочек. Сны были хорошими, но от них было нелегче. Когда Аккерман проснулась, то почувствовала запах кофе. Он был очень ароматным, вкусным... Девушке захотелось как можно скорее выпить чашечку, желательно с круассаном. Словно услышав желания любимой, Эрвин появился в спальне с подносом, где стояла маленькая белая чашечка кофе, на тарелке лежало три круассана, а на середине подноса стояла маленькая вазочка с маленькими оранжевыми цветочками, которые были не больше одуванчиков. — Доброе утро, как самочувствие? — Эрвин поставил поднос на прикроватную тумбочку, а после поцеловал Микасу в щёчку. — Доброе. Со мной всё отлично... — монотонно пробормотала Микаса. Ей перехотелось пить кофе и есть круассаны. Наверняка напиток варил Эрвин специально для неё. — Я сварил тебе кофе и купил круассаны. Будешь завтракать? — У меня от кофе голова болит, а булки я не люблю. — Давай я принесу тебе чего-нибудь другого? — Эрвин присел на кровать и погладил девушку по щеке кончиками пальцев. — Нет. Оставь это. — Микаса изобразила на лице подобие улыбки, свесила ноги с кровати и взяла в руки чашечку. Кофе был невероятно вкусным и ароматным, да и круассаны были воздушные, с шоколадной, клубничной и черничной начинками. Микаса поблагодарила Эрвина за вкусный завтрак. Он извинился и ушёл на работу. Она была рада этому, уткнулась лицом в подушку и плакала. Плакала так сильно, что у неё потемнело в глазах, а зубами она порвала наволочку. Такое ужасное душевное состояние было у Микасы, что хотелось выть от несправедливости. — У вас всё хорошо? — Хелен была крайне наблюдательна, она докладывала Смиту о каждом шаге Микасы. — Нет! Я нечаянно порвала наволочку. Зашей её! — приказала Микаса, спрыгнула с кровати и пошла вниз. Хелен покачала головой и начала выполнять.***
— Браун! — окликнул солдата Леви. Райнер понял, что сейчас начнутся расспросы. Парень шёл из душа, а на его шее висело белое полотенце, которым он вытирал лицо. — Расскажи, что ты знаешь о Микасе! — Оставьте прошлое в прошлом, капитан! — Райнер тяжело вздохнул. Он не хотел рассказывать, что сделал Эрвин с Микасой. Да, он знал об изнасиловании. В тот день ему нездоровилось, он остался в штабе, услышал крики, но боялся вступиться за девушку. Потом он успокаивал Микасу, говорил, что нужно сходить в больницу и в полицию, но она категорически была против этого. Боялась, что Эрвин убьёт Леви. Расскажи Браун сейчас Аккерману об этом, Леви убьёт командира, а сейчас они находятся в неопределённом положении. Война не закончилась. Им нужен Эрвин, чтобы победить. — Просто расскажи! Что может быть ужасного в прошлом моей жены? — настаивал Леви. Его бесила эта скрытность. — Микасу... Её... — Райнер опустил голову. Он решил сказать правду капитану, но не всю. — Её кто-то изнасиловал. Кто, не знаю. В коридоре появился Эрвин. Брауна перекосило от подобного. — Что ты сказал? — Леви был ошарашен этой новостью. Какая-то паскуда посмела залезть на его жену... Скорее всего это кто-то из ублюдков, которые с ними воют! Желание отомстить опять вспыхнуло в Аккермане. — Что такое? — Эрвин подошёл к Леви и Райнеру. — Представляешь, Райнер рассказал, что какая-то сука изнасиловала Микасу! Найду, задушу тварь собственными руками! Дулом автомата сам изнасилую ублюдка! — Леви, сжимая кулаки, побежал куда-то вперёд. У Эрвина волосы на голове зашевелились. Он перевёл взгляд на Райнера, который приоткрыл рот и отходил назад. Командир понял, что подчиненный знает, кто залез на Микасу. — Зайди ко мне, Райнер, — Эрвин открыл дверь своего кабинета и указал парню туда. Браун неуверенно зашёл в кабинет. Смит зашёл следом и захлопнул дверь. — С чего ты взял, что Микасу изнасиловали? — Эрвин сделал удивлённое лицо, как будто был поражён этой новостью. — Я был в штабе... — тут Райнер прикусил язык. Понял, что сказал то, что говорить было нельзя и отошёл назад. — Понятно, ты знаешь, что это был я. — Эрвин одарил Брауна тяжелым взглядом, смотрящим прямо в душу. — Нет, сэр. Я ничего не видел, не слышал и не знаю! — отчеканил Райнер, хоть был напуган такими знаниями. — Слушай сюда, сопляк, — командир схватил подчинённого за ухо и дёрнул на себя. Райнер ударился лбом об командирский стол. — Если об этом хоть одна живая душа узнает, я перережу глотку твоей тёлке из госпиталя! — Не смейте приплетать сюда Кристу! — Браун резко дёрнулся, а потом ударил Эрвина по лицу кулаком. Удар пришёлся в правый глаз, значит, синяк обеспечен. — Я никому не расскажу о том, что вы насильник! Это будет на вашей совести, не на моей. Но! Если с головы Кристы упадёт хоть один волос, я вас не прощу и убью самым жестоким способом! — после этих слов Райнер выбежал из кабинета, с силой хлопнув дверью. Уму непостижимо! Этот ублюдок посмел угрожать Кристе! Райнер четвертует за любимую и кожа живьём сдерет! Чхать он хотел на порядок. Райнер переоделся и побежал к Кристе, чтобы побыть с ней. Эрвин направился в госпиталь, держась за ушибленный глаз. Он хотел, чтобы ему дали мазь от синяков. Возле входа в госпиталь, под большим могучим клёном, Смит увидел Райнера и Кристу, они обнимались и о чём-то разговаривали. Сердобольная Ленц, увидев Эрвина, подбежала к нему. — Командир Смит, что с Вашим глазом? — девушка обеспокоенно смотрела на мужчину с покрасневшим глазом, даже не догадываясь, кто стал причиной такого состояния командира. — Ударился об дверь. — Соврал Эрвин, кидая на Райнера косые взгляды. — Пойдёмте скорее! Я приложу Вам примочки, помажу специальной мазью, и всё быстро пройдёт за пару дней! — Криста, улыбаясь, пошла в госпиталь. Эрвин ухмыльнулся, посмотрел на Райнера и пошёл за девушкой. Надо бы убрать Райнера. Он слишком много знает и не умеет держать язык за зубами. Несчастный случай мог случиться с каждым. Обычный кирпич, упавший с крыши, или неудачное падение и удар головой об поребрик. Эрвину, правда, было интересно, знает ли Гувер? Успел ли Райнер рассказать ему о поступке командира? — Вот и всё. Вы нам целым и здоровым нужны! — Криста мило и добродушно улыбалась, приложив к правому глазу марлю, смоченную в какой-то прохладной мази. — Спасибо тебе, ты очень добрая и хорошая! — Эрвин улыбнулся, придерживая марлю, чтобы та не упала. — Это моя работа. Не стоит благодарности. — Ленц перекладывала повязки, бинты, пузырьки с мазями и смущённо улыбалась. Райнер стоял у входа в кабинет, наблюдая за любимой и этим ублюдком. Браун волновался за жизнь Кристы. Он пожалел, что рассказал Леви о секрете Микасы. Эрвин точно устроит на Райнера охоту. Парень точно знал это. Чувствовал одним местом. — Я завтра зайду. Посмотришь мой глаз? — вежливо спрашивал Эрвин, собираясь уходить из кабинета. — Конечно-конечно! — восторженно сказала Криста, как будто ей назначил свидание принц датский, а не командир просил посмотреть его ушибленный глаз. Эрвин ушёл, зацепив плечом Райнера. Он сделал это специально, чтобы показать, что он всё контролирует, и они с Кристой у него на прицеле. Райнер подошёл к девушке, обнял её и прикрыл глаза. Им нужно было бежать, только куда и каким образом, Браун не знал. Ленц же не догадывалась о проблемах и обратной стороны Смита. Он так и остался для неё святым человеком, который вёл свою страну к победе. Эрвин был благородным, честным, умным, настоящим лидером. Криста даже находила его очень красивым, по сравнению с её Райнером. Эрвин вернулся в штаб с перевязанным глазом. Он решил носить повязку, пока синяк не пройдёт; его сильно раздражал тот факт, что его внешность была изувечена. Пока синяк не пройдет, он не поедет к Микасе. Она не должна видеть его таким, у них только-только всё наладилось. Они стали близки, она полюбила его. Как же он теперь счастлив. Ничто и никто не сможет испортить его настроение и окрылённое чувство. Однако, в его кабинете возник Леви. Его чёлка была растрёпана, пряди торчали в разные стороны, как будто напрысканы лаком. Эрвин уже побоялся, что капитан узнал, кто надругался над его женой. — Я убью всех этих мразей! Абсолютно всех! Уроды, они не только убили мою жену, но ещё и обесчестили! — сжимал кулаки Леви. Эрвин никогда не видел его настолько злым и жестоким. Казалось, он готов убить сейчас всех врагов, вооружившись автоматом. Сесть в танк и проехаться по вражеским городам. Такое состояние Леви, была Смиту на руку. Его лучший боец вернулся. Теперь-то они точно смогут одержать победу. Эрвин молодец, смог довести Леви до состояния безжалостного убийцы. Осталось только дождаться результатов выборов и придумать план наступления на вражескую землю.