Ибо крепка, как смерть

Сразу после аппарации Альяс потерял сознание и безжизненно обмяк у Геллерта на руках. Эннервейт не подействовал, и когда Геллерт уложил Альяса на постель, тот, толком не очнувшись, застонал и заметался. Геллерт, сжав губы, смотрел на его посеревшее лицо и окровавленные ладони. Начиная с того мгновения, как выяснилось, что камень Аардверка не один из Даров Смерти, все пошло не так: глупая жадность Гнарлака, архонты, охранявшие коллекцию, маггловское оружие — и то, что невозможно было одним лишь усилием воли все исправить, вызывало злость и почти детскую обиду. Геллерт магией отправил одежду Альяса в дальний угол, сбросил собственную куртку и опустился на колени возле кровати, оглядывая распростертое перед ним тело. Кожа Альяса была сейчас очень бледной, гораздо бледнее, чем Геллерт запомнил. Сильное тело выгибалось от боли, и его изломанная поза была почти прекрасна. Но, хотя Геллерт был не слишком чувствителен к чужим страданиям, смотреть, как Альяс мучается в той же постели, где всего сутки назад они наслаждались друг другом, ему вовсе не нравилось. И его беспокоило, что он плохо представляет себе, какой вред могло причинить маггловское оружие и какое потребуется исцеление. Рана была всего одна: аккуратное круглое отверстие под правым ребром, ярко алеющее на фоне белой кожи. Крови вытекло мало. Геллерт взял палочку и прижал пальцы свободной руки к краям раны, запуская щупальца магии внутрь тела. Маленький кусочек свинца пробил бок, пронизал тело насквозь и застрял в нижнем ребре, натворив по пути бед. Магическое зрение показывало картину, словно нарисованную впечатлительным художником. Геллерт увидел, как раскаленной лавой заливает внутренности кровь из пробитой вены, как в муках корчится раненая печень. И неясным чувством понял, что тело Альяса трепещет в смертном ужасе, а душа, которой следовало бы заставить тело исцелять себя, мечется от боли, готовая ускользнуть окончательно. Геллерт нахмурился: дела обстояли хуже, чем он ожидал. В некоторых аспектах между Темными искусствами и магической медициной лежал всего один шаг. Только этот шаг легко мог оказаться шагом между жизнью и смертью. Однако искать профессионального колдомедика было нельзя. Чары достаточно запутали следы аппарации, но высунуться в магический Нью-Йорк, наверняка кипящий новостями об ограблении, означало явить себя МАКУСА во всей красе. Этого Геллерту сейчас совсем не хотелось. Так что выбора не оставалось: Геллерт должен был справиться сам. Он, как мог, убрал кровь внутри тела и очень осторожно попытался хотя бы на время залатать пробитую вену. Здесь требовалась такая же точность, как когда он рассекал защитную магию в сокровищнице Аардверка, только действовать приходилось почти вслепую. Да и подчинить себе живую плоть и не сломать ее было сложнее, чем работать с чистой магией. На все ушло не больше пары минут, но эти минуты Геллерт в буквальном смысле держал жизнь Альяса в руках, что должно было бы потешить гордыню, но вызвало только нервозность. Когда Геллерт закончил, то почувствовал, как по спине текут струйки пота. Альяс немного затих, только грудь прерывисто вздымалась. По крайней мере, умирать он стал медленнее и даже немного пришел в себя. — Как больно... — прошептал он, едва шевеля губами. Геллерт призвал из своих запасов несколько склянок с зельями, приподнял голову Альяса и влил ему в рот сначала кроветворное, потом обезболивающее. Альяс откинулся на подушки, на мгновение открыл глаза и снова зажмурился. Зелья не могли снять боль полностью, но слишком одурманивать его Геллерт не хотел. — Теперь нужно вытащить свинец, — сказал Геллерт скорее самому себе. Это было то самое заклинание, которым Альяс сводил его с ума наслаждением прошлой ночью. Магия скользила в глубине чужой плоти и почти осязаемые ощущения дрожали на кончиках пальцах. Геллерт нащупал неживое среди живого — маггловскую пулю — и осторожно потянул ее. Он опасался, как бы она заново не разорвала наспех залатанные сосуды. Едва пуля шевельнулась, Альяс коротко вскрикнул, дернулся и вскинул локоть, едва не выбив у Геллерта из руки палочку. — Не отвлекай, — сердито процедил Геллерт сквозь зубы, — а то прикончу тебя ненароком. — Прости, — всхлипнул Альяс и прикусил губу. Терпел боль он, и правда, из рук вон плохо. Обычно Геллерту приходилось исцелять самого себя, а не других, и он и не подумал, что стоило бы дать Альясу зажать в зубах свернутый платок или полотенце. А еще обездвижить магией. Теперь отвлекаться на это было поздно. Но Альяс больше не дергался, только приглушенно стонал, кусал губу, так что на подбородок скоро потекла струйка крови, а когда влажный кусочек свинца с неприятным звуком выскользнул из раны, снова потерял сознание. Геллерт похлопал Альяса по щеке. Потемневшие веки даже не дрогнули. Использовать бодрящие чары означало тратить ресурсы тела, и так истощенного, но для того, что Геллерт задумал дальше, необходимо было, чтобы Альяс мог колдовать. — Эннервейт, — произнес Геллерт. Тело Альяса затрепетало. Он пришел в себя и посмотрел на Геллерта измученным взглядом. На покрытом испариной лице ярко проступали редкие веснушки и рыжеватая щетина. Кровь из прокушенной губы пачкала рот. Геллерту до дрожи в руках захотелось встряхнуть его и потребовать немедленно прекратить все это. Он не хотел видеть Альяса таким жалким. Вместо этого он сердито сунул волшебную палочку Альясу в руку. Тот, поморщившись, прикоснулся ей к краю раны и прошептал заклинание, заглядывая внутрь собственного тела. — Очень плохо, — произнес он мгновение спустя. Голос его звучал растеряно. — Я не медик, как ты понимаешь, — сказал Геллерт, — но у меня есть идея, как восстановить разрушенные органы и сосуды. Слушай, и очень внимательно. Альяс слушал, и, к облегчению Геллерта, вид у него больше не был жалким, а на осунувшемся лице читалась сосредоточенность и даже увлеченность. Когда Геллерт закончил, Альяс сказал: — Это весьма... — он помолчал, подбирая верное слово, — эффектное решение. Но тебе тоже будет больно. Очень. Геллерт раздраженно кивнул. — Я знаю. Это — Темные Искусства. Но эти чары подействуют быстро, а иначе придется возиться с тобой несколько недель, — Геллерт не стал добавлять «если ты вообще выживешь». — Я не собираюсь оставаться в Штатах так долго. И тебе не советую. Он жестко взглянул Альясу в лицо: — Ну что? Геллерт не сомневался, что Альясу хватит искусности, но хватит ли ему решимости и сил. Тот покачал головой — от движения его, похоже, замутило — он тяжело сглотнул и сказал: — Покажи мне, что делать. Геллерт поднял волшебную палочку. Он впервые вел в их совместном колдовстве, но Аль следовал так же легко, как и играл первую роль, и даже сейчас, когда рана обессилила его, движения палочки были точны и полны энергии. Воздух тихо гудел и дрожал. Одна за другой тугие плети чар оплетали и пронизывали их тела, нагреваясь и наливаясь багрянцем. И вот магия обхватила их целиком, пульсируя, как живое чрево — Геллерт знал, что она требует последней расплаты, ощутил, как тянутся к душе ее жадные, ненасытные руки. Аль это тоже почувствовал, и Геллерт, поймав его вопросительный взгляд, кивнул: — Позволь ей. Аль медлил. Он знал, что должен будет это сделать: искренне пожелать причинить другому боль и позволить причинить ее самому себе — но никак не мог перешагнуть черту. «О, не разочаровывай меня», — мысленно взмолился Геллерт и настойчиво стиснул руку Аля. — Ну же! — шепнул он. — Все дело в намерении. Ведь так? И он отдал чарам контроль и силу, позволяя своей магии причинить Алю боль, позволяя его магии причинить боль себе. И что в этом было ужасного? Разве люди не делают это друг с другом постоянно? Аль кивнул, следуя за ним, и на Геллерта хлынуло ощущение такого полного телесного единения с другим человеком, какое невозможно в самом страстном любовном акте. Он успел поймать изумленный взгляд Аля, и в тот же миг правый бок пронзила боль, такая пронзительная, как будто туда воткнули раскаленный железный прут. Геллерт согнулся пополам, все его существо инстинктивно пыталось бежать от пытки, но магия сцепила их с Алем намертво, ее крошечные сгустки метались между их телами, как пауки, ткущие паутину. Перетерпевая боль, Геллерт уткнулся лицом в тут же промокшую от пота простыню и вцепился зубами в жесткую ткань. Аль кричал. Магия текла между ними, сличая здоровую и искалеченную плоть, воссоздавая разрушенное с мощью и скоростью, на которые не была бы способна никакая иная сила. А потом боль ушла, гудение магии стихло. Некоторое время Геллерт сидел на полу, прижавшись лбом к мокрой простыне и приходя в себя. Дыхание постепенно выравнивалось. Он на ощупь отыскал руку Аля, стиснул ее в своей, ощутил ответное пожатие. — Никогда не приходило в голову, — пробормотал Геллерт, — но это заклинание тоже можно использовать в эротической магии. — Главное, чтобы никто из участников во время этого не умирал от разрыва печени. — В голосе Аля звучала уже знакомая ирония. Геллерт поднял голову и испытал прилив гордости за собственную искусность и изобретательность. На лицо Аля вернулись краски. Рана на боку затянулась нежной розовой кожей, и Геллерт был уверен, что тот снова абсолютно здоров. Ему самому чары тоже не причинили вреда. Все, что осталось, — пронизывающая тело легкая дрожь и слабость, но после пережитой боли, она была даже приятной. А та расплата, которую потребовали темные искусства от его души, казалась совсем незначительной рядом с мощью сотворенной магии. Аль сел, ощупал собственный бок и поморщился. — Кажется, осталась трещина в ребре. Переломы магическому исцелению любого вида поддавались плохо. — Легкая боль несколько недель, пока зарастает само, — сказал Геллерт, — или сильная боль на эту ночь от зелья костероста? — Лучше пусть само, — Аль смущенно улыбнулся и снова потрогал след от пули на боку. — Хороший пример к нашему разговору за ужином. Не стоит недооценивать магглов. И, заметив, как исказилось лицо Геллерта, коснулся его щеки и просто сказал: — Ты спас мне жизнь. Геллерт протянул руку и убрал с его лица рыжую прядь. Потом провел пальцем по нижней губе. Ранка от укуса зажила, но запекшаяся кровь пачкала рот. Конечно, Геллерт думал о смерти, и не раз. О чужой и о своей собственной. Но сейчас он ощутил с какой легкостью «может быть», которое он представлял сегодня утром, читая письмо Аля, могло бы превратиться в «никогда». И не было бы ничего: магии, неразгаданных тайн, смеющихся глаз. Горячей ладони, которая успокаивающе гладила его по лицу. Он вдруг обнаружил, что задыхается, рванулся вперед и прижался губами к запекшимся губам. Вылизывал их, пока не исчез медный вкус крови, а пересохшая кожа не стала влажной и мягкой. Аль неожиданно неловко пытался в ответ поймать губами его губы и язык и судорожно болезненно вздыхал. — Ты не слишком измучен? — спросил Геллерт, прерывая поцелуй. Аль тихо засмеялся. — Не настолько, чтобы не хотеть тебя, — ответил он и откинулся на подушки, приглашающе протягивая руки. Геллерт взобрался на кровать и навис над ним, опираясь на локти. Несколько мгновений они смотрели друг на друга. Улыбающееся лицо Аля, окруженное рассыпавшимися прядями, казалось совершенно открытым, и все же за улыбкой Геллерту чудилась загадка. И хотя это Аль был обнажен, а Геллерт одет, его охватило вдруг чувство непривычной беззащитности, от которой хотелось ускользнуть в веселье или в похоть, но он медлил. Аль прижал ладонь к его груди, царапнул ногтем сосок сквозь ткань рубашки. — Эй! — позвал он. — Ты здесь? И, не дожидаясь ответа, он обхватил Геллерта бедрами за талию, просунул руку между их животами, расстегивая ширинку. Забрался под белье. Пах прошило острым удовольствием, и Геллерт потерся о горячую ладонь, позволяя возбуждению туманить мысли. — Хорошо,— пробормотал Аль. Он крепко обхватил член Геллерта и направил между своих ягодиц. — Как хорошо, — повторил Аль, жмурясь, — быть живым. Геллерт не выдержал, толкнулся, и плоть под ним поддалась и сжалась вокруг члена, восхитительно горячая. Аль тут же еще крепче обхватил его ногами и, забравшись руками под рубашку, до боли вжал пальцы под лопатки. Действительно, это было потрясающе — ощущать себя живым. Геллерт прижался щекой к виску Аля, двигаясь в нем рваным ритмом, и так же неровно, глотками, вдыхая запах его волос. Похоть бродила в крови, как хмель, готовясь накрыть с головой. И только когда Аль тихо вскрикнул, Геллерт вспомнил о его сломанном ребре и приподнялся на руках. От возбуждения его слегка потряхивало. Он взглянул на зажмуренные глаза Аля, на заломленные брови, над которыми блестели капельки пота. — Аль! Тот разлепил влажные ресницы, и Геллерт, столкнувшись с затуманенным, совершенно ошалевшим от наслаждения взглядом, неожиданно кончил. По телу словно прокатилась штормовая волна, он выгнулся, вжался в Аля, изливаясь в него. Тот снова подался навстречу, крепче стискивая руки и ноги. — Подожди, — прошептал Геллерт, прислоняясь мокрым лбом к его лбу. Аль разжал бедра, позволяя ему выскользнуть из себя. Геллерт бездумно провел ладонью по его животу, отыскал пальцами нежную круглую отметку шрама. Ему захотелось прижаться к ней губами, долго изучать языком, но Аль нетерпеливо надавил на плечи, заставив опустится между своих раздвинутых бедер. Внутри у него было мокро от семени, пальцы легко скользили по тугим, гладким стенкам. Аль застонал негромко и хрипло, совсем не похоже на то, как стонал от боли. Геллерт наклонился, накрыл ртом влажную головку члена, позволил ей упереться в небо, и Аль тут же вскинулся, мелко вздрагивая. Во рту у Геллерта стало солоно и горько. По его телу тоже еще гуляла дрожь, как после недавних темных чар, дыхание все еще было тяжелым, а рубашка совсем промокла от пота, но делать лишние движения не хотелось, и Геллерт просто рухнул на постель рядом с Алем и лениво обнял его. Аль прижался щекой к плечу. Они лежали молча и неподвижно, отдыхая. Время текло неумолимо, и, по-хорошему, пора было подниматься. Разобраться с Гнарлаком, замести следы и исчезнуть из Нью-Йорка. Но Геллерт медлил. Его завораживало ощущение уместности и правильности происходящего. Как будто все так и должно было быть: голова Аля на плече, пальцы, запутавшиеся в темно-рыжих прядях. Словно откликом на его мысли, Аль сказал: — Знаешь, ты самое удивительное, что со мной случилось за последние несколько лет. Геллерта разобрал смех. — Если вспомнить, что мы только сегодня побывали в величайшей коллекции магических артефактов — комплимент недурной. — Он приподнялся, заглядывая Алю в лицо. — Значит скромный кабинетный ученый, да, Аль? — И праздный путешественник? — в тон ему спросил Аль. Глаза его смеялись. — Нет, этому я, пожалуй, сразу не поверил. Ты слишком хорош, чтобы бездельно скитаться по миру в поиске случайных развлечений. Но встретить тебя в подземелье Аардверка я все же не ожидал. — Нашел то, что искал? — спросил Геллерт. Красиво очерченные брови Аля сдвинулись, и между ними обозначилась морщинка. — Нет, — он помолчал и задумчиво добавил: — «Тринадцатый ключ» Валентина, единственный экземпляр его последней и самой непонятой работы по алхимии. Думаю, теперь он утрачен безвозвратно. Уникальный труд... Последнее что хотел слышать Геллерт это упреки в вандализме, так что он легко улыбнулся и сказал: — Ты напишешь лучше. Ведь правда? Он тщательно отмерил в свои слова лести, иронии и искренней уверенности и не просчитался. В смеющихся глазах Аля вспыхнули гордость и ответное восхищение. Их руки опять соприкоснулись, пальцы сплелись. Геллерт уже понял, что не насытится Алем за одну ночь или две. Он и не помнил, когда испытывал такую жадность не к тайнам или вещам, а к человеку. Ему хотелось заниматься с ним любовью и разговаривать дни и ночи напролет; может быть, снова сражаться плечом к плечу. Возможно, когда-нибудь даже рассказать ему о Дарах. И какие бы обстоятельства не держали Аля в Англии, Геллерт собирался расправиться с ними. Он потянулся за быстрым поцелуем, и уже готов был изложить Алю свои намерения, но тот заговорил первым. Геллерт ждал вопроса о том, что искал в подземелье он сам, и убедительная ложь уже вертелась на языке, но Аль сказал другое: — Мне нужно кое-что рассказать тебе. – Его пальцы мягко сжали ладонь Геллерта. — В этом путешествии я использовал вымышленное имя. Но я хочу, чтобы ты знал настоящее. Геллерт еще не осознал, что именно его взволновало, но сердце пропустило удар. — Меня зовут Альбус Дамблдор, — сказал Аль. И Геллерт едва услышал, как тот повторил: — Альбус. — И добавил: — Так что Аль вполне подходит. Скрыть потрясение стоило Геллерту чудовищного напряжения. Он прикрыл глаза и заставил губы изогнуться в улыбке. — Хорошо. — Он поднялся с постели. — Извини, мне нужно в ванную. *** Пренебрегая маггловскими устройствами, Геллерт заставил воду лить с потолка, зашел под нее прямо в одежде и подставив лицо холодным струям. Как он мог быть таким легкомысленным очарованным мальчишкой? Уже больше десяти лет назад, в год своего совершеннолетия, в год полный озарений и разочарований Геллерт решил, что если судьба когда-нибудь столкнет их с Альбусом Дамблдором, то Геллерт убьет его. Самым быстрым и эффективным способом, не считаясь с ценой. А как еще Геллерт мог поступить? Естественно, он собирался уничтожить единственного человека, способного встать у него на пути. С тех пор прошло немало времени, и он решил, что сумел обмануть судьбу. Он даже имени этого ни разу не слышал. До сегодняшнего дня. Альбус Дамблдор. Аль. Геллерт прижал ладони к мокрому лицу. А ведь можно было бы сделать это прямо сейчас. Вернуться в комнату, направить волшебную палочку Альбусу в грудь, произнести быстрое, точное, безжалостное заклинание, против которого тот не успеет создать защиту. Как бы Альбус ни был хорош, но не против владельца бузинной палочки. Геллерту приходилось убивать. Он, в конце концов, был темным магом и встал на этот путь осознанно. Но именно потому, что он знал Темные искусства и знал, какую плату требуют они от своих адептов, он чувствовал с безжалостной уверенностью, что это убийство толкнет его слишком близко к грани, которую ни одному темному магу лучше не переступать, если тот хочет оставаться хозяином собственной судьбы. Он мог бы убить Альбуса Дамблдора прямо сейчас. И это раскололо бы его собственную душу на тысячу частей. Так ни на что и не решившись, Геллерт высушил одежду и вернулся в комнату. Альбус тоже встретил его одетым. Он стоял у постели, волшебная палочка опущена, а другую руку он протянул Геллерту в самом умиротворяющем жесте. — Мне очень жаль, — мягко проговорил он. — Я не думал, что это сделает тебе так больно. — Ошибаешься, мне не больно, — солгал Геллерт. — Что ты обо мне знаешь? — Не больше, чем ты сам рассказал мне. — Альбус умоляюще взглянул на него. — Геллерт, я всего лишь назвался вымышленным именем. Все мои поступки по отношению к тебе были так искренни, как только могли быть. Он сделал шаг вперед. Очень смело, учитывая, что Геллерт целился палочкой прямо ему в грудь. — Пожалуйста, милый, объясни, что случилось? Говорили они по-прежнему на немецком, но Аль сказал «милый» по-английски, «sweetheart» — так, как ни разу до того Геллерта не называл. И почему-то это нежное слово превратило злость Геллерта в нестерпимо горькое чувство, которому он не знал имени. Он отступил на шаг и опустил палочку. — Убирайся прочь, Альбус Дамблдор. — Голос звучал как чужой. — И сделай все, чтобы больше не попадаться на моем пути, потому что в следующий раз я убью тебя. Лицо Альбуса было таким же изумленным и беззащитным, как в тот миг, когда его ранила маггловская пуля. Не сказав больше ни слова, он поднял с пола сумку и окровавленный плащ и аппарировал. Геллерт резко взмахнул палочкой, и магия, даже не оформленная в заклинание — просто концентрированное отчаяние и ярость, — прокатилась по комнате, круша мебель и сотрясая стены.