Ибо крепка, как смерть

Когда Геллерт спустился вниз и, немного проплутав в коридорах, вернулся в зал с цветочным ковром, мадам Эвелина снова подозвала его к себе. — Профессор Тахов не преувеличил ваших талантов. Я не ожидала, что вы с Вивиан так быстро управитесь. И вы произвели на девочку впечатление. Она улыбнулась сомкнутыми губами и прищурила глаза, как довольная кошка. — И боюсь, что обидел, — прямо сказал Геллерт. – Может быть мне стоило признаться... — Что вы не любите женщин? – она приподняла брови. — Но дело ведь не в постели. И неужели вы могли предположить, будто я настолько глупа, что надеюсь, подложив под вас симпатичное тело, не важно с каким набором аксессуаров, набросить на вас узду? — Тогда зачем? Геллерту было любопытно, что она ответит, даже если солжет. — Если бы вы с Вивиан поладили... — мадам Эвелина снова прищурилась, — я бы отдала вам ее. Так вам будет гораздо легче разговаривать с чистокровными семьями. Геллерт снова пожалел, что плохо подготовился к этому вечеру. О Вивиан он не знал почти ничего. Интересно, предлагает ему старуха брак с Розье самой чистой крови или родословная Вивиан подпорчена? В любом случае, Геллерту это было не нужно. Ему понадобятся соратники чистокровные и нет, но они пойдут за Геллертом Гриндевальдом, и им должно быть этого достаточно. — Вы не задумывались о том, — продолжила мадам Эвелина, — что ваши дети могли бы унаследовать ваши таланты? Геллерт засмеялся. — У моего отца были конюшни. Он разводил фестралов. Кропотливая селекция, улучшение породы скрещиванием с дикими особями и тому подобное, но магическую породу невозможно улучшать таким образом. Иначе ради такой великой цели я сделал бы над собой усилие и поступился своими постельными вкусами. Он хотел вызвать у мадам Эвелины ответную улыбку, и ему удалось. Она со смехом потрепала его по руке, и ее александритовый перстень с легким стуком ударился о серебряное кольцо на пальце Геллерта. — Вы самоуверенный молодой человек, Геллерт. Основания для этого у вас, несомненно, есть, но знаете ли вы, чего хотите? Власти, конечно, но для чего? Будь у вас семья и собственные дети, вам бы легче было ответить на этот вопрос. «А тебе было бы сподручнее мной вертеть», — мысленно добавил Геллерт. *** До начала обеда оставалось еще полчаса, и Геллерт, взяв бокал ледяного вина, медленно прошелся по залу. Для такого подчеркнуто традиционного собрания, посвященного старинному празднику, собралось необыкновенно много молодежи. Геллерт смутно узнавал тех, кто учился на младших курсах, когда он покинул школу. Бывшие одноклассники знакомили его со своими младшими братьями и сестрами. Вивиан, кажется, позабывшая о своей обиде и снова безмятежно улыбающаяся, присоединилась к нему и представила целый выводок юных выпускников Бобатона, своих кузенов и кузин. И, если не считать мягкого напоминания мадам Эвелины, никто не показал и тени сомнения в том, что Геллерт не обладает достаточно чистой кровью или достойной репутацией, чтобы находиться здесь, пожимать руки их сыновьям, отцам и братьям, целовать запястья их дочерей и жен. Определенно его визит был подготовлен. Европейская магическая знать жаждала перемен, и они отчаянно нуждались в том, чьими руками эти перемены будут вершиться. Геллерт был блестящей кандидатурой. Молодежь пошла бы за ним из-за его славы дурмстрангского бунтаря, а те, кто постарше не могли не принимать во внимание его магическую силу и пророческий дар. Но, так как он не принадлежал ни к одному чистокровному роду, пойди дела не слишком хорошо, пожертвовать им было бы легко. Обмениваясь ничего не значащими фразами, Геллерт снова и снова заглядывал в глаза волшебникам и волшебницам и задавал сам себе вопрос, что именно должен им сказать. Нетрудно было догадаться, что они хотят услышать, но это они должны были пойти за ним, а не он стать пешкой в их руках. Свое недавнее видение о шахматной доске Геллерт не забыл. *** Большая столовая Розье представляла собой образчик изумительной магической игры с пространством. За столом разместилось больше сотни человек, но наложенные на помещение чары создавали иллюзию близости, но не тесноты, и даже сидящие на другом конце стола воспринимались как сотрапезники и собеседники, чем изящно пользовалась мадам Эвелина, ловко подталкивая и направляя разговор. Соседями Геллерта были белокурый юноша, один из кузенов Вивиан, только что закончивший школу и служащий во французском министерстве Магии, и сумрачная ведьма в серой мантии, с небрежно скрытыми иллюзией и косметикой следами неосторожного обращения с Темными искусствами. Вначале беседа шла вразнобой, но, как большинство разговоров в последний год, неуклонно катилась к обсуждению надвигающейся маггловской войны. Дав теме вспыхнуть на разных концах стола, мадам Эвелина обратилась к Геллерту. — Месье Крафт рассказывал, что у вас были видения о предстоящей войне. — Да, — ответил Геллерт, — с раннего детства. — Странно, что это не вызвало никакого интереса у европейских правительств и у международной конфедерации, — удивился его белокурый сосед. Геллерт пожал плечами. — Я никогда не скрывал своих пророчеств о войне. — В этом утверждении была доля лукавства, лишнего внимания властей он всегда избегал. — Но какой толк нашим властям от видений, касающихся магглов? В маггловскую политику они не вмешиваются, предоставляя событиям идти своим чередом. — А наши правительства могли бы что-то сделать? – спросила волшебница, сидящая возле мадам Эвелины. — Меня всегда изумляли подобные вопросы, Хасанна, — с горячностью воскликнул с другого конца стола молодой волшебник. — Что мы, от рождения наделенные властью менять саму природу вещей, мы, которые могут сдвигать горы и останавливать время, могли бы сделать с магглами? Говорившего Геллерт вспомнил — наследник старинной итальянской семьи, он учился в Дурмстанге на пару лет младше. Соседка Геллерта, темная ведьма мечтательно опустила веки: — О! Очень многое! Вы ведь согласны, господин Гриндевальд? — она неожиданно живо повернулась к нему. Теперь взгляды всех сидящих обратились к Геллерту. Мадам Эвелина довольно щурилась, Эмрих Крафт улыбался. — Признаться, мне магглы никогда всерьез не мешали, — сказал Геллерт, ему вероятно следовало волноваться, но он вдруг ощутил странное спокойствие. — Мои интересы лежат довольно далеко от всего, что касается магглов. И у меня всегда были сложности с послушанием, особенно когда дело касалось бессмысленных законов, запретов и статутов. По столовой прокатился едва слышный смешок и еще менее заметный возмущенный вздох. И Геллерт вдруг понял, о чем хочет им рассказать. — Но недавно, — продолжил он, — я узнал о трагедии одной магической семьи... Геллерт рассказывал историю Арианы, не называя имен и немного спутав факты, так, чтобы невозможно было отыскать реальных действующих лиц, но понимал, что Аль был бы в ярости. И все же рассказ уже начался и требовал завершения. Если не считать звуков голоса Геллерта, в столовой воцарилась тишина, изредка нарушаемая позвякиванием посуды; невидимые слуги, воспользовавшись паузой, наполняли бокалы гостей. Геллерту казалось, что он говорил сдержанно, скупо подкрашивая историю эмоциональными штрихами, однако, когда он закончил и обвел взглядом собравшихся, то увидел десятки лиц, охваченных самыми разными чувствами. Мелькало среди них и презрение, но преобладали боль и гнев. Зеленые глаза Вивиан были полны слез. Геллерт помолчал несколько секунд, изумленный тем, какой отклик вызвал его рассказ, и тем, что его собственное сердце колотилось от волнения, и спросил: — Почему мы позволяем им делать это с нами? Мы, наделенные силами, чтобы менять мир. Он снова обвел глазами гостей и встретился со жгучим взглядом молодого итальянца. Тот хотел что-то сказать, но ему не дал пожилой волшебник, дядя Эмриха Краффта. — Это не первая печальная история подобного рода, — заметил он. — Хотя столь трогательного рассказа мне еще слышать не приходилось. И вопрос, который вы, молодой человек, задали, я тоже слышал не раз. Но вы ведь понимаете, что вместе с разрушением старых законов многие утратят власть. — Дядя, к чему нам власть, которой мы не пользуемся? — покрасневший от волнения Эмрих даже приподнялся со своего места. – Посмотри, как развиваются магглы. То, что сейчас лишь тихие трагедии отдельных волшебных семей, скоро станет реальностью для всех волшебников Европы. И об этом говорят не только пророчества господина Гриндевальда, но и сведения, которые может легко получить любой, кто этим озаботится. — И у вас есть ясные представления о том, как предотвратить трагедию? Поделитесь с нами, Эмрих? Эмрих повернулся к Геллерту с раздражающей беспомощностью, а мадам Эвелина снова довольно опустила веки. — Если не пренебречь Статутом, ничего не выйдет, — подчеркнуто спокойно сказал Геллерт. Его вдруг охватил жгучий азарт, который он прежде испытывал, только работая над зельями. Захватывающий миг, когда добавляешь сильнодействующий ингредиент и ждешь реакции, которую лишь отчасти можешь предугадать. Взрыва не последовало. Сперва воцарилась тишина, а потом несколько человек разом попытались заговорить, однако мадам Эвелина всего парой фраз изящно и решительно увела беседу от политики. Обед закончился в относительно непринужденной атмосфере, но едва мадам Эвелина предложила перейти из столовой в гостиную к кофе и ликерам, Геллерт поспешил исчезнуть из столовой. Он чувствовал устремленные на него взгляды и знал, что многие хотят заговорить с ним, но решил дать им повариться в собственном соку. *** Замок Розье, как многие зачарованные замки, обладал собственными своеобразными представлениями о том, что нужно его обитателям и гостям, и когда Геллерт вышел из столовой извилистым коридором, увел его к зимнему саду. Несмотря на ночь и зиму, царившие за стеклянными стенами, здесь стояло солнечное лето. С высокого купола лился свет, ласкающий жарким южным теплом. Вокруг росли фруктовые деревья; одни утопали в пене цветов, на других висели плоды: созревающие и уже спелые абрикосы, персики, апельсины, черешня, инжир. Аромат цветов и запахи фруктов, земли и нагретой солнцем зелени успокаивали. Геллерт прошел между деревьями и остановился у стеклянной стены. За ней начинался обрыв, и внизу у подножия скалы кипели в темноте серые волны залива, но шум прибоя и ветра в оранжерею не доносился, здесь лишь тихо капала вода и жужжали пчелы. Вдруг тишину прервал шорох листьев. Геллерт поспешно обернулся, и с ближайшего дерева, чуть ли не Геллерту на голову, обрушился вихрь белых кружев. Мелькнули светлые туфли, чулки, панталоны, взметнувшиеся юбки, взметнувшиеся косы, и, легко притопнув ногами по гравию, перед Геллертом приземлилась девушка, даже скорее девочка, лет тринадцати-четырнадцати. Бледное скуластое личико, темные косы по плечам и светло-зеленые кошачьи глаза, которыми мадам Эвелина, похоже, наградила добрую половину своего потомства. В руке девочка держала большой оранжевый абрикос. — Простите, что напугала, — сказала она. Геллерт улыбнулся: — Я всякое повидал, но девочки, падающие с деревьев вместо абрикосов, — это что-то новое. — Я не упала, а спрыгнула. Она покосилась на зажатый в руке абрикос, но, видимо, была слишком хорошо воспитана, чтобы жевать во время беседы. — Вы правнучка мадам Эвелины? – предположил Геллерт. Она кивнула и представилась: — Винда Розье. — Я... — Я знаю. Геллерт Гриндевальд. — Рад знакомству, мадемуазель. Абрикос исчез в складках платья, и девочка сделала изящный реверанс. — Довольно хлопотный способ добывать себе абрикосы, — заметил Геллерт. — В Бобатоне не учат призывающему заклятию? — Учат, — ответила она лаконично, — но палочка отобрана. — Почему? – удивился Геллерт. — Я наказана за то, что подслушивала. Геллерт мысленно поблагодарил судьбу, что его родителям, как правило, не было до него особого дела, и сказал: — Надеюсь, услышали что-то интересное, раз уж наказание оказалось таким суровым. — Вашу... – она склонила голову набок, словно подбирая точное слово, — речь. — И что же, она того стоила? Винда поджала губки. — Немного слезливо, но вы их встряхнули. Геллерт расхохотался, хотя укол обиды все же ощутил. — Метко подмечено, — сказал он. — Ну, а вы что думаете? — Я думаю, что прабабушка не дала вам договорить. Хотя ситуация простая. Магглов все больше, места для волшебников все меньше. Магглы изобретают оружие, против которого скоро будет трудно защититься магией. Чего же мы ждем? — Она решительно взглянула на него. — Все говорят, что вы сейчас самый сильный маг. Это правда? — Возможно, — осторожно ответил Геллерт. — Если не нашелся кто-нибудь не только сильнее, но и достаточно хитрый, чтобы скрывать свою силу. — Неважно. Один из самых сильных. Сколько вы можете убить магглов? И я не имею в виду эти нелепые непростительные проклятия, которых все так боятся. — Несомненно, есть заклятия более разрушительные. — Так сколько? Можете уничтожить целый маггловский городок? Например, Иль-де-Кампе у подножия нашего замка. Сколько вам понадобится времени? — Несколько минут, — с преувеличенным легкомыслием сказал Геллерт. — Городок ведь совсем не большой. Но ты ведь понимаешь, Винда, — добавил он серьезнее, — что это не будет война магов против магглов? Те, кто сейчас держат власть в магическом обществе, и те, кто много лет считали, что Статут о Секретности — это залог их безопасности, и магглорожденные маги — с ними со всеми придется сражаться. Волшебники будут убивать друг друга. И мадам Эвелина позволила мне сказать очень многое, но не хотела скандала в разгар обеда. Винда приоткрыла рот, явно собираясь горячо возразить, но по оранжерее прокатился гулкий звук гонга. — Мне пора. — Она выпрямилась, неожиданно взрослым жестом расправляя складки платья. — И вам, кстати, тоже. Вы же не пойдете к снежной чаше Имболка в таком виде? — Традиционные мантии? — обреченно спросил Геллерт. Она закатила глаза. — А вы как думали? — Подозреваю, что некоторые старики с большей готовностью простят мне нападки на Статут, чем появление на ритуале в таком виде, — ответил Геллерт, указывая на свою куртку. Винда засмеялась и проговорила сквозь смех: — Можете вовсе отменить Статут, но в традиционной мантии. До встречи, мсье Гриндевальд. Она поспешно развернулась и исчезла в глубине сада.