Ибо крепка, как смерть

Кто-то так громко скребся в дверь, что Геллерт проснулся. Он спал на животе, матрас и подушка мягко проминались под его весом, простыни пахли свежестью, и Геллерт испытал страшный соблазн укрыться с головой от солнечного света и снова уснуть, но шебуршение за дверью продолжалось. Кто-то снова и снова толкался в нее, и дверь подрагивала и билась о косяк; тихо звякала запертая щеколда. Геллерт перевернулся на спину и огляделся. Светлая и чистая комната с побеленными стенами и небольшим окном была почти пуста — только кровать и пара выкрашенных голубой краской стульев. Один из стульев придвинули к самому изголовью кровати, и на его сиденье лежала Бузинная палочка. Геллерт тут же схватил ее, сел и посмотрел в окно. Белые занавески оставили раздвинутыми, предоставив ему возможность полюбоваться умиротворяющим видом, не вставая с постели. Зеленые луга, сады, пасущееся в отдалении стадо рыжих коров. Такую картину Геллерт мог бы увидеть и в равнинной Европе, но чутье времени и места, которое проснулось с — о счастье! — полностью вернувшейся магией, подсказало, что он находился в Южной Англии. Над горизонтом золотился закат того же дня, чей рассвет Геллерт видел на железнодорожной насыпи. Дверь снова дрогнула, и послышались странные звуки — нечто среднее между мяуканьем и ревом, какой мог бы издавать лев размером с шишугу. — Тебе туда нельзя, Мармелад! — сказал звонкий голос за дверью. — Да, Альбус сказал «нельзя». И мне тоже нельзя. Голос Геллерт узнал. Под дверью поскребли когтями, и рев стал более требовательным. — Какой же ты упрямый! — сказала Ариана. — Мне, между прочим, тоже любопытно. Дверь опять толкнули. Геллерт направил на нее палочку и исследовал замок. Дверь была заперта, но не зачарована. Его хотели уберечь от вторжения, а не удержать внутри. Он отпер замок, и, хотя заклинание было самым простым, обращение к магии, снова послушной и сильной, отозвалось в теле почти чувственным наслаждением. Низзль снова боднул дверь, щеколда щелкнула. — Ой! Не заперто! — воскликнул Ариана. Ручка повернулась, и дверь начала медленно открываться. Ариана замешкалась на пороге, но низзль никаких сомнений не испытывал. Он вразвалочку пробежал к постели: полосатый хвост торчком, кисточка на кончике развевается, как вымпел. За прошедшие месяцы Мармелад вырос почти вдвое, и Геллерт охнул от неожиданности, когда он одним движением запрыгнул ему на грудь. — Мармелад! — возмущенно воскликнула Ариана. Она одернула юбку, тоже прошла в комнату и остановилась в ногах кровати. Низзль ткнулся влажным носом Геллерту в подбородок. — Он по тебе скучал, — сказала Ариана, — Ты ведь был здесь, когда мне его подарили. Уверена он тебя считает частью нашей семьи. Мармелад очень ревниво относится к тому, чтобы у нас все было хорошо. — Она сузила глаза и требовательно спросила: — Из-за чего вы поссорились? Ариана находилась в том оживленном настроении, которое делало ее обычно некрасивое бледное лицо ярким и миловидным. Блестящие глаза рассматривали Геллерта с жадным любопытством, и он сделал вид, что увлечен почесыванием низзля за ухом и не расслышал вопроса. — Между прочим, ты проспал больше полусуток, — сказала Ариана. — Но Альбус сказал, что это нормально. Ты потерял много крови, и еще тебя опоили чем-то… — Дербенником, — рассеяно сказал Геллерт и невольно скривился, вспомнив солоноватый вкус. — А где Альбус? — У себя в комнате. Сказал, что тоже поспит пару часов. Он ушел вчера вечером, а вернулся только под утро. Я проснулась от того, что они с Аберфортом ругались. Точнее, Аберфорт ругался, а Альбус пытался тебя лечить. Всю кухню залило кровью! Я испугалась. Не очень сильно. — Ариана вздохнула. — Альбус велел нам не путаться под ногами, и очень злой Аберфорт повел меня гулять. Я успокоилась. Мы встречали рассвет, и Аберфорт говорил, что хочет забрать меня к себе, но он работает на ферме в Йоркшире и там же и живет вместе с другими работниками. В общем, мы решили, что это невозможно. Да я и не хочу. Жизнь Аберфорта Геллерта не интересовала. Он посмотрел на свое левое плечо, вспомнил серебряную струну заклинания, горячую боль, брызги крови — почти черной в рассветных сумерках. Геллерт провел ладонью по гладкой коже, от раны не осталось ни следа. И чувствовал он себя совершенно здоровым, только страшно голодным. — Никогда не видела Альбуса таким расстроенным и сердитым. Не только этой ночью — все последние месяцы он сам не свой, — продолжила Ариана. — Так из-за чего вы поссорились? Из-за этого твоего Нового Авалона? Знаешь, — она многозначительно подняла брови, — мне кажется, Альбус ужасно тебя любит. Не успел Геллерт и слова сказать, Ариана воскликнула: — Пожалуйста, не делай такое лицо, Геллерт, у меня проблемы с магией, а не с мозгами. Вы с Альбусом… Уж понятно, что вы не на почве интереса к трансфигурации и древним рунам друг другом увлеклись. А про Новый Авалон и твои подвиги постоянно пишут в газетах последние недели. Я не любительница политических новостей, но… — она замолчала, некоторое время рассматривала Геллерта с совершенно непонятным выражением лица, и вдруг сказала, — Я рада тебя видеть. Она явно готова была продолжать свой сбивчивый монолог, но за приоткрытой дверью раздались шаги. — Ой, кажется, Альбус проснулся. — Ариана испугано прижала ладонь к груди, тут же подбежала к Геллерту и попыталась взять Мармедала на руки, но тот крепко вцепился когтями в одеяло и потянул его за собой. Геллерт осознал, что под одеялом на нем ничего нет, и тоже схватился за одеяло. Когда в комнату вошел Альбус, Геллерт с Арианой выглядели совершенно нелепо, перетягивая между собой одеяло и возмущенно шипящего низзля. — Я же просил сюда не заходить, Ариана, — сердито сказал Альбус. — Вас и на час нельзя оставить. Геллерт повернулся к нему, сжимая одеяло в руках. Взъерошенный вид Альбуса подтверждал, что тот только что поднялся с постели. Волосы наспех собраны в хвост, на порозовевшей щеке отпечатался след от подушки. Геллерту вдруг показалось, что мир стал невозможно хрупким, до того хрупким, что даже биение сердца могло его разбить. Мармелад наконец отцепился, и Ариана крепко прижала его к груди. — Я пойду прогуляться, — сказала она. — Дойду до мыса. — Хорошо, — рассеянно кивнул Альбус. — Морские виды и морской воздух очень успокаивают нервы, — поделилась Ариана. — Это Альбус вычитал в одной маггловской книжке. В голосе ее звучала тщательно замаскированная под простодушие язвительность. Не дожидаясь ответа, Ариана развернулась и вышла из комнаты, любопытная пушистая морда низзля торчала над ее плечом. Альбус взглянул на Геллерта, отвел глаза, и тот ощутил на себе все проведенные в тюрьме недели. Голодный, заросший, и мылся в нормальной ванне уже больше месяца назад. — Тебе надо поесть, — сказал Альбус. — Сначала в ванную, — неловко произнес Геллерт. — Да, конечно. Альбус взмахнул палочкой, и в ногах постели появилась стопка одежды и полотенце. — Подгони размер сам. Действие дербенника ведь полностью прошло? Геллерт кивнул. От слишком ровного тона Альбуса — словно врач разговаривал с пациентом — стало неуютно. — Ванная на этом этаже, сразу направо от двери. Я пойду разогрею еду. Очищать тело при помощи заклинаний совсем не то же, что мыться в горячей воде. Геллерт вытянулся в ванне и на несколько минут забыл абсолютно обо всем. Но голод не дал ему расслабляться долго, оказался даже настойчивей неспокойного сердца. Геллерт как следует вымылся и подошел к зеркалу, чтобы избавиться от отросшей щетины. Взглянув на свое отражение, он заметил не без легкого тщеславия, что тень пережитых страданий не испортила его красоты, даже придала ей выразительность и глубину. Недели тюрьмы и все, что их сопровождало: утраты и лишения, предательство, несправедливый приговор и страх — стерли с его лица последние следы юности. Черты стали определеннее и резче. Пережитое могло бы озлобить его, но этого не случилось. Геллерт нашел в собственном взгляде гораздо меньше жестокости, чем видел, когда в последний раз смотрел на себя в зеркало в ночь Бэлтайн. Теперь из зеркала смотрели ясные и чистые глаза человека, который точно знает, куда идет, и уверен в правильности выбранного пути. И это было удивительно, потому что на самом деле Геллерт никогда не знал так мало о том, что ему следовало делать дальше. Он отвернулся от зеркала и стал одеваться. Альбус был почти одного с Геллертом роста, зато шире и в плечах и бедрах, но Геллерт заколдовал только штаны, а рубашку просто надел как есть, и она свободно лежала по плечам. Высушив полотенце и повесив его на пустой крючок, Геллерт вышел из ванной. Дом оказался просторнее дома Альбуса в Хогсмиде, и, пока Геллерт плутал в поисках лестницы вниз, спускался и шел по нижнему этажу на кухню, у него было время поразмыслить о том, что говорить и как действовать, но волнение и голод слишком кружили голову. В тюремной камере он столько раз вел воображаемые диалоги с Альбусом, а сейчас не знал, что именно хочет сказать. Он решил только, что будет начеку. Старшая палочка послушно лежала в руке, и он знал, что власти над ней не утратил. Когда Геллерт вошел на кухню, Альбус так взглянул на него, как будто надеялся, что тот аппарирует куда подальше прямо из ванной и избавит их обоих от объяснений и неловкости. Настороженность в синих глазах задела Геллерта, и больно. Никто не назвал бы его благородным рыцарем: Геллерт был вором и мятежником, привык брать, что хочет, и не слишком щадил тех, кто стоит у него на пути — но на Альбуса в его собственном доме нападать не стал бы. Геллерт сердито поджал губы, но вдруг понял, что, несмотря на обиду, тело требует своего. Пахло жареным цыпленком, и от голода закружилась голова и заурчало в животе. Альбус обещал его накормить; пусть кормит. — Садись, — спокойно сказал Альбус. Тарелка опустилась на стол. Картошка, несколько кусков куриного мяса, мягкий сыр. Геллерт накинулся на еду, стараясь не заглатывать куски слишком жадно. Альбус сделал себе чашку чая, но за стол не сел — прислонился к подоконнику, на котором лежала стопка книг и валялась вышитая подушка, должно быть принадлежащая Мармеладу. Новый дом Альбус и Ариана еще не обжили, но он уже начал приходить в тот уютный беспорядок, который Геллерт помнил по хогсмидскому дому. Альбус молчал, Геллерт мог только рассматривать его склоненное вполоборота лицо. Растрепанная рыжая прядь касалась щеки, покрытой легким розовым загаром. Бороды, которую Геллерт видел в своем пророчестве, Альбус так и не отрастил. — Как ты узнал, где меня искать? — спросил Геллерт, утолив первый голод. Альбус пожал плечами: — Многое писали в газетах: ты стал довольно популярной персоной. Еще кое-что я узнал от Проциона Блэка, весьма заносчивого отпрыска британской аристократии, который очень паршиво владеет окклюменцией. Совершенно нерационально Геллерта кольнуло ревностью, когда он вспомнил насколько Блэк хорош собой и как уверенно держится. Как будто это что-то значило сейчас. — Ты появился очень вовремя, — натянуто сказал Геллерт. — Не знаю вышел бы толк от этого аврора или нет. Ты был прав: помощник из него получился так себе. Глаз Альбус так и не поднял и сказал очень сдержанно: — Я рад, что с тобой все порядке. Тебя, конечно, ищут по всей Европе, но ты свободен и здоров… Геллерт отодвинул тарелку. — И у тебя на лице написано, что ты мечтаешь, чтобы я убрался отсюда как можно скорее. Альбус поставил чашку на подоконник. От резкого движения чай выплеснулся на подушку и растекся темным пятном. — Ты сумасшедший! — Глаза Альбуса потемнели от злости. — Ты не имеешь никакого представления о том, что допустимо, а что нет. Ты, как животное, для тебя не существует ничего, кроме твоих желаний. Геллерта словно подхватило волной — не тем чувством времени и судьбы, что несет провидца вперед, а отчаянием и обидой. Банальной истерикой. Он вскочил из-за стола: — Я провидец, Альбус! Меня ведут не мои желания, меня ведет судьба. И есть лишь одно, чего я хочу только для себя — ты. Альбус молчал. Геллерт сделал несколько шагов к нему и спросил: — А ты? Чего хочешь ты? Ты напал на специальный вагон Баварского аврората, усыпил пятерых авроров и атаковал еще двоих. Но Старшая палочка все еще у меня в руках, и значит, ты пришел не за ней. Ты пришел за мной. Альбус в отчаянии всплеснул руками: — Да провались все! Геллерт, я же теперь боюсь к тебе спиной повернуться. Геллерт зло усмехнулся: — А я вот не боюсь. Хочешь? Он развернулся к Альбусу спиной и стянул через голову просторную рубашку. Дернул застежку на штанах. — Напрасно не боишься, — сказал Альбус. Голос его звучал глухо и зло. Геллерт вышагнул из штанов и, обнаженный, оперся на стол ладонями. Вымученные тюремными ночами телесный голод и любовная тоска разом нахлынули на него. Кровь взревела в ушах от возбуждения, и он едва услышал шаги Альбуса, когда тот подошел и встал рядом. Геллерт до темноты в глазах захотел, чтобы Альбус взял его прямо сейчас. Жадно, без всяких прелюдий. Приготовился терпеть боль, жаждал ее... Но Альбус лишь коснулся ладонью между лопаток и протяжно вздохнул. Дыханием обдало шею. — Аль, — хрипло прошептал Геллерт. Тепло чужого тела стало еще ближе. Альбус невесомо поцеловал плечо, затылок, шею. Едва ощутимые прикосновения. Совершенно невыносимые. Геллерт не выдержал, развернулся, схватил Альбуса за талию и впился в губы. Застонал, почти зарычал, прикусил губу, так что к знакомому вкусу поцелуя примешался одуряющий привкус крови. Альбус вскрикнул и сжал его плечи, и тогда Геллерт развернул его спиной к столу, толкнул, прижав ягодицами к столешнице. Альбус не сопротивлялся, только рвано выдыхал ему в рот. Нетерпеливым жестом Геллерт избавил его от одежды. Теперь они оба были обнажены, и одно только прикосновение кожи к коже сводило с ума. Геллерт то прижимался всем телом, дурея от близости, то отстранялся, беспорядочно водил ладонями по груди, животу, бедрам. Горячая кожа, щекочущее прикосновение коротких волосков. Чужой член, тяжело пульсирующий рядом с его собственным. Альбус оперся руками о стол и просто позволял тискать себя. Смотрел потемневшими глазами. Его лицо чуть раскраснелось, дыхание хрипло срывалось с губ. Такая бездеятельность ему не подходила. Геллерт хотел, чтобы он отвечал, но и остановиться не мог, не мог отнять рук от его податливого тела. Скоро одних прикосновений стало мало. Он подхватил Альбуса под колено, навалился, заставил опрокинуться спиной на стол и направил член между ягодиц. Альбус едва успел прошептать заклинание, но все равно сжался. Геллерт упрямо толкнулся в него, хрипло вскрикнул, на миг зажмурился. Тесно. Жарко. Так ослепительно хорошо. Альбус запрокинул голову, шумно втянул воздух сквозь прикушенную губу, но когда Геллерт начал двигаться, застонал, и Геллерт почувствовал, как дрогнул под животом его член. Вскоре короткие стоны срывались с его приоткрытых губ в такт каждому толчку. Все закончилось быстро и бурно. Тело сковало судорогой — больше мучительной агонией, чем наслаждением. Геллерт всхлипнул, вошел глубоко, прижимаясь лобком к ягодицам, а когда снова обрел способность дышать, оперся дрожащей рукой о стол возле бедра Альбуса и потянулся другой к члену. Альбус отвел его ладонь в сторону. Тогда Геллерт опустился на колени, между его раздвинутых бедер. Ровный, увитый крупными венами член тяжело подрагивал над животом. Не похоже, что Альбусу совсем не понравилось. И хотя Геллерт чувствовал раскаяние за несдержанность — еще минуту назад разума в нем было немногим больше, чем в оголодавшем животном — он собирался искупить свою грубость. — Аль, — тихо шепнул он и провел языком по мягкой коже между мошонкой и сгибом бедра. Обычно такая ласка сразу заставляла Альбуса шире разводить ноги и сладко вздыхать. — Не надо! — Альбус упер ладонь ему в лоб, отстранил от себя и встал на ноги. Силы вдруг покинули Геллерта. Он сполз на пол и обнял колени Альбуса, прижимаясь к ним лицом. Геллерт должен был бы возненавидеть человека, который заставил его чувствовать себя таким жалким. Не получалось. Еще немного и он начал бы умолять: «Не гони меня, только не гони меня прочь», но вместо этого он сделал то, чего не делал никогда — распахнул перед Альбусом свой разум. В этот миг Геллерту было нечего скрывать, он открыл все: тоску, которая охватывала его тюремными ночами, и отчаянное желание доказать свою правоту, и страх оказаться лицом к лицу в битве, и любовную жажду. Лишь затуманил сумбур пророческих видений, оставив только образ судьбы, которая, как великий змей, сжимала вокруг Геллерта могучие кольца. Образы и эмоции хлынули потоком от него к Альбусу, и тот тихо ахнул, по его бедрам прошла дрожь, и он тоже сел на пол и привлек Геллерта к себе. — Тише-тише, — прошептал он, словно успокаивая ребенка, — не надо так. С некоторым усилием Геллерт снова призвал Окклюменцию и уткнулся Альбусу в плечо, тайком вздыхая от облегчения. С далекого детства он не чувствовал себя так в чужих объятиях — только радость и покой, и ни капли вожделения. Геллерт прикрыл глаза, едва осознавая, что погружается в дрему. Из сладкого оцепенения его выдернул щекотный и мокрый толчок в бок. Геллерт приоткрыл глаза и обнаружил низзля, который взглянул на него круглыми желтыми глазами и снова ткнулся носом. — Уйди, Мармелад, — Альбус отвел морду низзля прочь жестом, который показался Геллерту похожим на тот, которым он отстранял его самого. — Вечно он стремится поучаствовать во всех важных событиях — Мне кажется, я сейчас усну прямо на полу, — признался Геллерт, снова закрывая глаза и прикладываясь к плечу Альбуса щекой. — Ты измотан и душевно, и физически — это очевидно и без легилименции. Я не собираюсь тебя прогонять. Давай ты вернешься в свою комнату и выспишься, а завтра мы поговорим. Если хочешь, я дам тебе успокаивающее зелье. — Не думаю, что оно мне понадобиться, — Геллерт с трудом подавил зевок и почувствовал, как тело Альбуса вздрогнуло от смеха. — Ты точно не будешь спать голым посреди нашей кухни. Он поднялся и потянул Геллерта за собой. Призвал с пола рубашку и штаны и охапкой сунул ему руки. — Мою одежду ты уничтожил без следа, — вздохнул он. — Ты без нее хорошо выглядишь, — пробормотал Геллерт. Альбус взмахнул палочкой, и на плечах у него появился темно-красный бархатный халат. — Я смотрю, к тебе уже вернулось хорошее расположение духа. Но Ариана скоро придет с прогулки. Геллерт почти забыл о девушке. — Ты знаешь, — сказал он, — Ариана догадалась, что нас с тобой объединяет не только, как она выразилась, «любовь к трансфигурации». Альбус обескураженно вздохнул, и Геллерт подумал, что тот опасно обольщается, когда считает сестру несмышленым ребенком. Но он слишком устал, чтобы сосредоточиться на этой мысли. Они вернулись в комнату Геллерта вместе, и Альбус решительно подтолкнул его к постели и велел: — Ложись. Вместо того чтобы послушаться, Геллерт обнял его и потянулся за поцелуем. Альбус коснулся губами его губ. Очень сдержанно, как будто всего несколько минут назад он не стонал в голос, обхватив бедра Геллерта своими. — Я не останусь, — сказал Альбус. — Я сделал тебе больно? — спросил Геллерт. — Не больше, чем я хотел, если ты говоришь о сексе. Хотя я всегда находил кухонный стол малоприспособленным для подобных упражнений. А что касается прочего… — он куснул губу — нервный жест, которого Геллерт прежде за ним не замечал, — вероятно, меньше, чем я тебе. Но тебе нужен отдых. Геллерт не стал возражать и настаивать, забрался в постель и вытянулся под одеялом. — Ты представить себе не можешь, какое это наслаждение — настоящая мягкая постель, — пробормотал он, прикрывая глаза. Шаги Альбуса приблизились, и теплые пальцы скользнули по скуле. — Ох, Геллерт, ну что мне с тобой делать? Геллерт потерся щекой о его руку. Альбус вздохнул. — Из твоего, довольно оглушительного, надо сказать, откровения, — сказал он, — я понял, что отказаться от поиска Даров и уступить мне Старшую палочку ты все же не готов. Им и в самом деле стоило перенести все разговоры на завтра: глаза у Геллерта слипались, и он едва собрался мыслями, чтобы ответить: — Хочу я этого или нет, моя судьба связана с Дарами, — пробормотал он. — Пророческий дар твердит мне об этом с самого детства. Но и мы с тобой связаны, Аль. Связаны силой, которой ничто не сможет противостоять. Но что ответил Альбус, он уже не услышал, потому что провалился в сон.