Миг бесконечной привязанности

Когда в Облачных Глубинах показывается Фея, Вэй Усянь застывает в немом ужасе. Когда же позади нее вырисовывается силуэт Цзян Чэна, в ужасе застывает уже Цзинь Лин. Умная собака, не только отыскала главу ордена Цзян, она ещё и привела его прямо к месту нахождения своего хозяина, подобрав колокольчик, который тот где-то обронил. — Мы должны рассказать ему о произошедшем, — говорит Ванцзи, когда Цзян Чэн отлучается, дабы повидать Лань Сичэня. Услышав это, Цзинь Лин и Вэй Ин начинают синхронно мотать головами. Ванцзи смотрит на них, как на кроликов в своём саду. — Лань Чжань, ты не можешь! Ты же знаешь Цзян Чэна, он ему потом житья не даст. — Вэй Усянь прав! — Цзинь Лин, возможно, впервые говорит это. — Я глава ордена, я сам за себя отвечаю! После недолгой паузы Ванцзи переводит взгляд на четвёртого человека, все это время молча наблюдавшего за разговором. — Что думаешь, Сычжуй? — Э? Я? — тот моргает, не ожидав, что его мнением поинтересуются. Теперь же, когда все начинают на него смотреть, ситуация становится неловкой. — Я... — он виновато смотрит на Цзинь Лина, который нервно сжимает руки в кулаки, стоя возле Вэй Ина. — Я считаю, что глава ордена Цзян имеет право знать, — произносит он твердо. Как и ожидалось, Цзян Чэн не в восторге. Он крайне не в восторге, и на голову Цзинь Лина сыплются многочисленные угрозы поломать ему ноги и закрыть на неделю в сарае, чтобы сидел там и не рыпался. Ладно уж, про происшествие с деревом решили все же умолчать. — Цзян Чэн, да ведь такое с кем угодно могло случиться. В последнее время он неплохо справлялся, Лань Чжань подтвердит, не кипятись так, — Вэй Ин встает между ними, после чего получает свою долю ругани, и поспешно прячется за спину Лань Ванцзи. Мало ли что, а получить Цзыдянем по хребту никому не захочется. Спасает положение Лань Сичэнь, который все же утихомиривает Цзян Чэна, когда он уже собирается покинуть Облачные Глубины, волоча племянника на буксире. Ругаться при этом не перестают оба. — Вам стоит переночевать в Гусу, Саньду Шеншоу. Я распоряжусь, чтобы вам приготовили комнаты. Дорога, как-никак, долгая, а вы только недавно добрались, — говорит он, вежливо улыбаясь. Догадываясь, чего сейчас ему стоит эта вежливость, Ваньинь уступает. — Не вижу причин отказывать гостеприимству Цзэу-Цзюня, — неохотно отвечает он, выпуская локоть Цзинь Лина. Который не упускает возможности скрыться из виду сразу же после этого. Лань Сычжуй натыкается на него, когда идет кормить кроликов. Если самого Цзинь Лина еще можно не заметить, то огромную черную собаку, свернувшуюся у его ног, вряд ли. — Молодой господин Цзинь. — Свали. Цзинь Лин отворачивается, всем видом показывая, что не желает с ним говорить. Оставив попытки выйти на контакт, Сычжуй молча принимается за свои обязанности. Осмелевшие кролики прыгают прямо по Фее, которая терпеливо сносит это безобразие. — Она очень умная, — тихо замечает Лань Юань, снимая с ее спины пушистые комочки. — Разумеется,— хмыкает Жулань. — Это ведь моя собака. Фея тычется мокрым носом в протянутую руку, но отказывается от предложенной морковки. Сычжуй мягко улыбается, трепля ее по загривку. Цзинь Гуанъяо всегда говорил, что Фея гораздо честнее, чем ее владелец. — Молодой господин Цзинь, — произносит Сычжуй снова. — Ханьгуань-Цзюнь сделал это ради вашей пользы. Цзин Лин издает возмущенный звук, повернув голову в его сторону. — Я теперь глава ордена! — говорит он, цепляясь за эти слова так, будто они решат все его проблемы. — Никто и не пытается это оспорить, Цзинь Лин. Мы просто беспокоимся о тебе, — отвечает Лань Юань слегка раздраженно. — Обо мне не нужно беспокоиться! — Но ведь это нормально, беспокоиться о друге. Цзинь Лин мгновенно округляет глаза, таращась в его сторону. И даже почему-то краснеет. — Мы друзья? Ты считаешь меня своим другом? Всем своим видом он напоминает щенка. И Лань Сычжуй даже немного понимает учителя Вэя, который постоянно так и норовит потрепать племянника по голове. — Считаю. Как и Цзинъи. Можешь спросить его сам, — он улыбается, опускаясь рядом на траву, в минутном порыве не заботясь о чистоте траурных одежд. С Цзинь Лином так хочется быть искренним. Осторожно-искренним, но тем не менее. Жулань молчит. Ему никогда не говорили, что считают себя его другом, и он не знает, как на это реагировать. — Ты станешь хорошим главой, Цзинь Лин. Просто... «Тебе нужно немного подрасти», — заканчивает Сычжуй про себя. При всем его желании быть с ним искренним, вряд ли это то, о чем стоит говорить вслух. Если только не с целью спровоцировать собеседника на очередную перепалку. — Просто что? — Цзинь Лин внимательно смотрит на него. Спрашивает не с подозрением, а потому, что хочет знать. — Нужно время. Ничего сразу не бывает, ты ведь сам понимаешь. Жулань переводит взгляд на кроликов, копошащихся в траве, коротко кивая. Сычжуй наблюдает за ним. — Если тебя что-то беспокоит, ты всегда можешь поделиться этим со мной. Или с Цзинъи, — добавляет он. — Еще чего не хватало, рассказывать что-то этому идиоту, — слышится в ответ. — Тогда, что насчет меня? Цзинь Лин снова поднимает голову, словно раздумывая. Не отрицает сразу — это уже хороший знак. — Так ведь и ты сам никогда не говоришь о том, что беспокоит тебя, — неуверенно отвечает он в итоге. Это справедливо. — Ты прав, — спокойно признает Лань Сычжуй. — Но что, если, начиная с сегодняшнего дня, мы изменим это? — Что беспокоит тебя больше всего прямо сейчас? — отвечает Цзинь Жулань вопросом на вопрос. — Я... — ... Сычжуй не хочет врать Цзинь Лину. Он и не имеет права врать, если уж на то пошло. Вряд ли бы кто-то смог это проверить, но хватало того, что он бы знал об этом сам. Поэтому он отвечает честно: — Я бы не хотел об этом говорить сейчас. Лицо Цзинь Лина принимает разочарованное выражение. Он как ребенок, которому наобещали кучу всего, а затем заявили, что это была просто шутка. Он собирается вскочить, но Сычжуй не дает ему этого сделать, хватая Цзинь Лина за край одежды. Это действительно нелегко и глупо потакать его капризам, но Цзинь Лин выглядит так, будто никогда больше не сможет ему доверять, если Юань смолчит или скажет неправду. — Это может быть неприятно, — предупреждает он, собираясь с духом. — Ничего, я готов, — заявляет Цзинь Лин, тут же меняясь в своем настроении. Он снова усаживается рядом, и его нетерпеливый взгляд грозит просверлить дырку в собеседнике. Сычжуй глубоко вздыхает. Он все еще может соврать и оставить Жуланя в неведении. Но в таком случае все его речи о взаимном доверии обернутся просто пустым звуком. — Моя семья... Моя родная семья принадлежала к ордену Вэнь, — говорит он, глядя в сторону. Он ожидает, что Цзинь Лин сходу бросится на него с упреками и, возможно, с кулаками. Но когда тот открывает рот, то произносит только: —....Хорошо. Это звучит больше как вопрос, но тем не менее. Прежде чем Сычжуй успевает ответить, их прерывает один из адептов Юньмэн Цзян, издалека окликивая Цзинь Лина. — Молодой господин Цзинь, вас повсюду ищет глава ордена! — Дядя... — Цзинь Лин хмурится, но, видимо, решает не спорить. Или, возможно, цепляется за удобно подвернувшуюся причину, чтобы уйти. Но прежде чем он успевает это сделать, Сычжуй снова хватает его, на этот раз за руку. — Это не все, — торопливо произносит он. Цзинь Лин останавливается. — Вэнь Нин — мой близкий родственник. Я последний выживший из побочной ветви Вэней, которые жили вместе с учителем Вэем в Илине. Цзинь Лин замирает. — Цзинь Лин! — раздается голос теперь уже самого Цзян Чена, для которого даже правила Облачных Глубин не помеха. — Тебе что, особое приглашение нужно?! — А... Да, — Цзинь Лин поднимает взгляд на Лань Юаня. — Прости. Дядя не отцепится, если его оставить там орать. Поговорим чуть позже. — Иду я, иду! — добавляет он уже громче. А после действительно уходит, сопровождаемый верной Феей. Сычжуй видит, как он несколько раз оглядывается по дороге, но сам остается стоять на месте. Он чувствует себя потерянно. Лань Сычжую нравится Цзинь Лин. Он вспыльчивый, он гордый, он всегда говорит то, что хочет сказать. Он живой. И ему не нужно ежедневно думать о четырех тысячах правил, что выбиты на стене у входа в Облачные Глубины. Он незрелый, и ему недостает опыта. Во всем: в битвах, в жизни, в общении, иногда Сычжуй удивляется, как он вообще дожил до пятнадцати лет. Изначально он заинтересовал его, когда Лань Юань узнал, что тот тоже был сиротой, как и он сам. Хорошие взаимоотношения среди кланов всегда поощрялись, поэтому не было ничего такого в том, что многие адепты дружили между собой. Но не Цзинь Лин. Казалось, он не знал, что такое вежливость и доверие. — Не удивительно, что даже адепты ордена Ланлин Цзинь его терпеть не могут, — сказал как-то Цзинъи. — Даже если он единственный кандидат в наследники главы ордена, это не дает ему право так зазнаваться. — Не думаю, что дело только в этом, — ответил тогда Сычжуй. Да, Цзинь Лин избалованный и раздражающий. Но чем больше времени они проводят вместе, тем больше Лань Юань находит его социальную неловкость милой, а упрямство очаровательным. А еще он осознает, насколько Цзинь Лин одинокий человек. «Лань Юань», — произносит Цзинь Лин однажды, когда он и несколько других адептов впервые пробуют алкоголь, втайне от Ханьгуан-цзюня. Сычжуй так поражен, что даже не сразу вспоминает, что это его имя. Позже Цзинь Лин обращается так к нему еще несколько раз. Он очень старается, чтобы это звучало мимоходом, как что-то само собой разумеющееся, но Цзинь Лин плох в притворстве. То, как он нервничает, говорит Сычжую о том, что на сей раз это не является выходкой избалованной госпожи. Тем более что в таком случае Цзинъи был бы первым, кого начали бы называть по первому имени. «Цзинь Лин», — говорит Лань Юань в следующий раз, когда пытается его угомонить. Цзинь Лин смотрит так, будто не может решить, рад он или раздражен. Он выглядит как человек, которого он — Лань Сычжуй — хочет защищать. Даже если гордый наследник Ланлин Цзинь не позволит ему этого сделать. — Вы что, поругались? — крайне громким шепотом интересуется Цзинъи, когда они с несколькими другими адептами приходят вместе с Вэй Усянем, чтобы проводить Цзинь Лина и Цзян Чена. Молодой глава выглядит так, будто не спал всю ночь. И Лань Сычжуй догадывается, что сам он сейчас представляет собой похожее зрелище. — Потом, Цзинъи, — говорит он вместо ответа, когда Цзинь Лин ловит его взгляд. — Потом. Впервые Сычжуй не знает, как завязать разговор. Но, к его удивлению, Жулань тот, кто говорит первым. — Дядя, мы с Лань Сычжуем отойдем на пару минут. Это важно, — добавляет он, прежде чем Цзян Чен успевает возразить. — Эй, а как же мы?! — возмущенно вопит Лань Цзинъи. Лань Юань успокаивающе хлопает его по плечу, в то время как Цзинь Лин вообще не удостаивает Цзинъи своим вниманием. — Мы скоро вернемся, — говорит Сычжуй, хотя ни в чем не уверен. Вряд ли, конечно, Цзинь Лин уводит его, чтобы устроить драку вдали от свидетелей. ... Ведь так? Если нет, зачем он так настойчиво тащит его туда, где людей нет совсем? Цзинь Лин вдруг останавливается. Молчит, прикусывая нижнюю губу. Сычжуй давно заметил за ним эту дурную привычку. Был бы это Цзинъи, он бы уже сто раз его одернул. Но это Цзинь Лин, поэтому Лань Сычжуй молчит тоже, терпеливо ожидая. — Ты... — Цзинь Лин несколько раз несильно пинает стоящее рядом дерево носком обуви. — Я? — мягко переспрашивает Юань, скрывая волнение. — То, о чем ты говорил вчера... Это действительно то, что беспокоит тебя больше всего? Это немного странный вопрос. Лань Сычжуй чуть наклоняет голову. — Меня беспокоит, как это воспримут другие, если вдруг узнают, — отвечает он честно. «В особенности ты», — заканчивает он мысленно. Цзинь Лин поворачивается к нему. Его глаза горят лихорадочным огнем, но Сычжуй не может прочесть эмоции, которые в них отражаются. — Ты жалеешь, что родился Вэнем? Какого ответа он от него ждет? Что он начнет оправдываться? Да, он чувствует вину перед Цзинь Лином, но это не значит, что он бы отказался от своей семьи. — Конечно нет, — упирается Лань Юань, смело встречая его взгляд своим. — Моя бабушка и остальные были замечательными людьми. Я не жалею, что они были моей семьей. Цзинь Лин опускает голову. — Иногда я жалею, что родился в Ланлин Цзинь, — произносит он вдруг. Слышать подобное от Цзинь Лина, который обычно всеми способами подчеркивал то, как он гордится принадлежностью к семье Цзинь, по меньшей мере странно. Да он и сам сейчас как будто силой вытягивает из себя каждое слово. «Тебе не нужно говорить о том, о чем ты не хочешь», — вертится у Лань Юаня на языке. Но Цзинь Лин впервые вот так в открытую делится с ним своими переживаниями, и останавливать его было бы неправильно. К тому же он и сам хочет знать больше о том, о чем Жулань обычно молчит. — Мой младший дядя... Он совершил множество ужасных преступлений. Мой близкий родственник, который, казалось, всегда желал мне только добра, взял меня в заложники. И теперь я никогда не узнаю, что из его слов было правдой, а что нет. Деяния этого человека оставили огромное пятно на репутации нашего ордена. А теперь будущее Ланлин Цзинь зависит от моих решений. Цзинь Лин делает паузу. Он дышит так, будто бы бегал по лесу несколько часов кряду. Сычжуй не решается прикоснуться к нему. — Среди членов ордена Ланлин Цзинь было много других, великих людей. Что насчет вашего отца? Цзинь Лин перестает сопеть. — Мой отец был великим человеком, это не обсуждается, — резко говорит он, гордо тряхнув волосами и скрестив руки на груди. Сычжуй замирает. Вот они и пришли к тому, с чего начали. — Но, возможно, и у него были недостатки, — внезапно добавляет Жулань, замолкая. — Но это не делает его плохим человеком. Недостатки есть у всех. Ваш отец, ваш дед... — Мой дед... — Цзинь Лин запинается. — Мой дед отдал приказ уничтожить то, что осталось от твоей семьи. И смотрит так, что у Сычжуя все внутри обрывается. Он медленно подходит ближе, словно боясь спугнуть дикого зверька, а затем бережно сжимает Цзинь Лина в объятьях так, чтобы он легко мог вырваться, если захочет. Разве не глупо? Они оба переживали из-за одних и тех же вещей. Он почти смеется от нахлынувшего облегчения и бесконечного тепла. — Не нужно винить себя за то, в чем ты не виноват, Цзинь Лин. Он говорит ему то, что хотел бы услышать от него сам. Услышав это, Жулань дергает головой. Но они слишком близко друг к другу, и прежде чем он успевает осознать, Сычжуй утыкается в уголок его губ своими. — Молодой господин Цзинь... — Лань Юань делает шаг назад, поднимая руки в защитном жесте. — Ты!.. Он ожидает от него удара, криков о том, что Цзинь Лин «не обрезанный рукав», что он натравит на него Фею, в конце концов. Но явно не того, что происходит после. Прежде чем Сычжуй успевает сформулировать в своей голове оправдания, Цзинь Лин тянет его за траурные одежды, из-за чего их рты грубо сталкиваются. А затем, отстранившись, орет, не заботясь о том, что их могут услышать: — Я тебе не девчонка, чтобы целовать меня так!! Сычжуй в ступоре провожает его взглядом, когда Цзинь Лин, поначалу попытавшись гордо удалиться, срывается вдруг на бег, шелестя травой под ногами. — Что ты с ним сделал? — допытывается Лань Цзинъи позже. — Он выскочил, как учитель Вэй, когда за ним гонится Фея. И сразу же затребовал, чтобы они с главой Цзян отправлялись обратно. — Я думаю... Думаю, мы помирились, — все, что отвечает ему Лань Юань. В голове помимо воли всплывает образ Цзинь Лина в тот момент. И он настолько очаровательный, что Сычжую хочется плакать.