***
На секунду Бланк замер у полуоткрытых дверей. Вместо капитана Хенрика - ворчливого, со здоровенной лысиной на желтой макушке, грубоватого, но в тоже время человека исключительно надежного и справедливого - кресло начальника занимала рыжеволосая красавица в форме. Склонившись над просторным столом, заваленным распухшими папками, она увлеченно листала дела резервистов. - А как тебе этот? - шелковым голосом спросила девушка. Она развернула папку, раскрытую на первой странице, и пододвинула сидящему поблизости писарю: щуплому молодому человеку с кислой миной на вытянутой физиономии. Его, к слову, лейтенант тоже видел впервые. Писарь не отрываясь от созерцания настенных часов, безразлично кивнул, даже не покосившись на папку. Девушка задумчиво поправила длинные рыжие локоны. - Нет, пожалуй, - сказала она со вздохом. - Что-то мне в нем не нравится... И подняла голову, встретившись с Бланком глазами. Да, она была хороша! Она была чудо как хороша. До того хороша, что даже лейтенант, вообщем-то равнодушный к противоположному полу, на секунду почувствовал как кабинет расплывается, тускнеет и сужается до привлекательной женской фигуры. А в глазах у девушки, тем временем, загорелись два горячих, ненасытных огня; словно отблески пламени, пожирающего остов подбитого танка, и в ноздрях вдруг появляется ужасная сладкая вонь, и в ушах застревает отчаянный крик экипажа, что сгорает заживо, запертый в своем тесном железном гробу... Бланк сморгнул, стряхивая с себя наваждение. Странное чувство пропало, зрение вернулось в норму. Девушка нахмурила изящные брови, но сейчас же расплылась в приятной улыбке. Она порывисто встала и захлопнула папку. Поскольку продолжать молчать больше не было смысла, лейтенант постучал костяшками пальцев по косяку. - Разрешите обратиться, - сипло сказал он. - Я к капитану Хенрику Штольцу. Не подскажете, где его можно найти? - Ох, разумеется, подскажу! - немедленно откликнулась девушка. - Это мой долг - помогать посетителям… Но для начала, прошу вас, присядьте! Лейтенант заколебался. Заходить в кабинет ему не хотелось. Было в этой девушке что-то незнакомое, неправильное и непривычное. В тонком, дразнящем аромате духов, расплывшемся по кабинету. В провокационной улыбке, играющей на краешках сахарных губ. В бодром и свежем лице, сияющем легким румянцем. В легкомысленно сдвинутой на затылок фуражке, в водопаде огненно-рыжих волос, ниспадающем на нежные плечи... ...А незнакомое означало опасность; оно означало, что старые приемы перестали работать, стали неэффективными, и сейчас вам придется сражаться вслепую, терять людей, погибать самому и еще непонятно, не окажется ли это напрасным… Да, заходить ему не хотелось. А хотелось ему расстегнуть кобуру, выдернуть рывком пистолет, и… Но разумеется, Бланк не стал ничего этого делать. Он вступил в кабинет и уселся напротив писаря, по правую руку от девушки. Писарь обратил к лейтенанту свою кислую рожу, а потом неохотно, словно бы через силу, подтянул к себе какую-то форму и принялся её заполнять. - Я ищу капитана Хенрика Штольца, - повторил лейтенант. - Я за него, - с готовностью проворковала рыжеволосая. - Ах, как у нас жарко! Как парит! Надеюсь вы меня извините, но это попросту невыносимо! Она облокотилась на стол и медленно, напоказ расстегнула верхние пуговицы черного кителя, так что стало видно ложбинку между двух круглых, упругих грудей. - Так на чем это мы с вами остановились? Ах да, на капитане Хенрике Штольце! Не хочу вас расстраивать, но недавно он отбыл по важным делам и сегодня уже не вернется. Но не переживайте, я за него. И как видите, тоже в капитанском звании. Девушка с удовольствием покосилась на погоны с четырьмя железными ромбами, причем словно специально повернула голову так, чтобы продемонстрировать свою нежную лебединую шею, будто созданную для поцелуев. - Итак, чем я могу вам помочь? - Хенрик должен был оставить мне документ, госпожа капитан. Путевой лист на имя Тео Бланка. Секунд-лейтенанта из шестой ударной бригады. - Ммм… Тео… - протянула девушка, будто облизывая имя своим язычком. - Тео… Тео Бланк... Писарь оторвался от формы. Он поглядел на Бланка внимательно и неприязненно хмыкнул. Лейтенант проигнорировал исходящее от него недружелюбие, зато капитан внезапно опомнилась и строго приказала: - Младший капрал Александр! Ступайте в архив - он еще не разобран - и принесите мне дела… как их там… словом, дела резервистов за двадцать девятый год. Все, все до единого! Бегом - марш! Писарь недовольно скривился, козырнул и исчез за дверями. А девушка лихорадочно стала копаться в разбросанных папках. - Путевой лист должен быть вложен в ваше личное дело, - объяснила она. - Но прежде чем отдать его вам, я должна ознакомится с вашим послужным списком. Как вам наверное известно, мобилизации мы не проводим. Поэтому, как начальница, я обязана убедиться, что вас действительно можно отправить в вооруженные силы. А заодно… Девушка цапнула со стола прошитый коричневый прямоугольник. - …заодно познакомиться с вами поближе. Вы ведь не против, чтобы мы с вами познакомились ближе? - капитан зачем-то медленно облизала свои полные губы. - Если так надо, - безразлично сказал Бланк. - Конечно, надо, конечно! Именно так и надо! - живо отозвалась капитан. - Приступим. Она раскрыла папку на первой странице и пару секунд недоуменно пялилась в верхний правый угол листа, где находилась фотография Бланка, сделанная еще до списания его на гражданку. Потом внезапно посерьезнела, оторвала взгляд от стола и вгляделась лейтенанту в лицо. - Вы меня разыгрываете. Признавайтесь, вы меня разыгрываете, - она закусила губу. - Вы ведь не Тео Бланк, верно? - У меня есть паспорт, - сухо сказал лейтенант. Она опустила взгляд на фотографию. Затем подняла и снова всмотрелась. – Вы немного изменились, – извиняющимся тоном произнесла девушка. – Простите, я немного засомневалась. Бланк равнодушно пожал плечами. Он бы сам себя не узнавал, если бы не глаза. Глаза остались прежними: пустыми, холодными, цепкими, глазами штурмовика. Между тем капитан, видимо для того чтобы сгладить неловкость, торопливо уткнулась в дело и принялась бормотать: - Год рождения…-пятый. То есть сейчас вам тридцать один год. Тридцать один, правильно я говорю? - Так точно, госпожа капитан. - В возрасте пятнадцати лет вы успешно прошли испытания, - продолжила рыжеволосая красотка, - и были приняты в кадетское училище имени Пламенной Ветви. Ого… В девятнадцать - участие в первом военном конфликте, в Леохии. В девятнадцать... До чего же у вас, то есть у нас в стране, - поправилась она, спохватившись, - все милитаризированно! Простите, невольно вырвалось. Конечно же, наша великая нация под мудрым управлением канцлера абсолютно правильно воспитывает молодежь в духе патриотизма и служения родине! Она стесненно кашлянула, перелистнула страницу и принялась читать дальше. - Медаль за мужество во время операции “Плацдарм”. Так… “невзирая на опасность, бросился к получившему ранение сержанту Гюнтеру Гамму, после чего вынес с линии огня леохийского пулеметчика, и тем самым спас ему жизнь”. Ах, наверное, это было действительно страшно… Перед глазами Бланка возникли буйные леохийские джунгли, непролазный душный подлесок и болото слева от узкой петляющей тропки. Он увидел неподвижную черную воду с застывшими сгустками гноящейся ряски, ощутил забивающий обоняние смрад - будто не болото это было вовсе, а гниющее месиво из раздавленных тухлых яиц - и густые заросли тростника на другой стороне, откуда, не отпуская гашетки, долбил по ним пулеметчик. Присев и погрузившись в теплую воду по шею, упираясь ботинками в хлюпающее вязкое дно, он волок сержанта Гюнтера Гамма за талию, весь облепленный каким-то липким, вонючим дерьмом, задыхаясь от напряжения, жадно глотая крупицы стоячего влажного воздуха, а по сторонам - совсем близко, смертельно близко - взлетали фонтанчики брызг, словно бы по болоту бил невидимый ливень. На середине пути сержант ненадолго очнулся. Он повернул к Бланку черное лицо с белыми пятнами глаз и мучительно перекошенным ртом, застонал и с усилием выдавил: “не спасемся... не спасемся вдвоем... уходи”. А рядовой Тео Бланк только скрипнул зубами и рванул что есть мочи, упрямо потащив его дальше, прекрасно осознавая, что сержант-то полностью прав, и что шансов выбраться из этой проклятой трясины у них двоих практически нет... - Нет, - глухо сказал лейтенант. - Это было не страшно. - А как? - живо поинтересовалась девушка. - Тяжело? - Тяжело, госпожа капитан, - сипло подтвердил Бланк. - Но не страшно. - Я бы с удовольствием послушала о вашем подвиге… Не хотите ли со мной поделиться? - она вдруг наткнулась на пустой взгляд лейтенанта и прикусила губу. - Что же, продолжим тогда. Военная академия Тайно Установленного Согласия... ну и название для диверсантов... ах, прекрасное название, хочу я сказать! Какое точное! Тайное согласие!.. Великолепно! Снова медаль за мужество, конфликт вымаран… Медаль багрового шара, железный крест, железный орел… Сколько же у вас наград, прямо уму непостижимо! Ах, как же здесь все-таки жарко! Я уже вся мокрая, Тео, обратите на это внимание... Она протянула тонкие пальцы и расстегнула еще одну пуговицу. Ложбинка между грудей стала глубже, а пышные, округлые формы с капельками сладкого пота, казалось, вот вот разорвут ткань и окажутся на свободе. - Шестая ударная бригада… Что-то я о ней слышала. Кажется, это элитное боевое формирование, да? Орден “Стали-в-Огне”, и снова ничего не написано. Простите, я подзабыла, за какие заслуги его выдают... вы не напомните? Лицо Бланка не сменило выражения, точнее его отсутствия, но в душе лейтенант был поражен. Об ордене "Стали-в-Огне" слышали все. Помнится еще в младшей школе, на уроках Миролюбия, старая калоша Хатшеф лупил кулаком по столу и орал на весь класс: - "Обучаемый такой-то такой-то! Встать! Перечислить Стальные ордена в обратном порядке!". И обучаемый, опасливо уставшившись в пол, начинал лопотать, запинаясь: орден "Стального сердца", орден "Стальных листьев", орден "Стали-в-Огне". Разве можно такое забыть? Женщины. Тыловые работницы. Офицеры. Позор. - Присуждается за героизм при выполнении задачи, несмотря на тяжелые или несовместимые с жизнью ранения, - делая паузы между словам, чтобы не раскашляться, произнес лейтенант. - В последнем случае - посмертно. Девушка наморщила очаровательный лобик. - Какой ужас, - с чувством сказала она. - Страшно представить: такой привлекательный мужчина и мог умереть... Вам повезло, что вы отделались тяжелыми. - Повезло, - равнодушно подтвердил Бланк. - А за что вы его получили? - Я подбил вражеский танк, - коротко сказал лейтенант. - Из БМП. Девушка молча и пристально посмотрела в его пустые глаза. Она словно стремилась проникнуть в его воспоминания, понять, что пришлось ему пережить, но Бланк сморгнул, и она отвернулась. - Я подбил вражеский танк, - безучастно повторил лейтенант. - Из БМП. Потом, когда лежал в госпитале, ко мне приехал полковник Цешембеш. Он вручил мне орден и наградной пистолет. Это все, госпожа капитан. Его начинала утомлять эта возня и хождение вокруг да около. Бессмысленные комментарии, легкомысленная красота капитана, ее ухоженные рыжие локоны и тошнотворная для военного женственность тоже не вызывали расположения Бланка. Да и послужной список, который у любого нормального человека должен был вызывать уважение, заставлял капитана лишь поражаться и задавать вопросы, немыслимые по своей глупости и идиотизму. Причем чем дальше, тем больше. И это было странно. Очень странно. - Отставка в чине лейтенанта, - капитан дошла до конца. - Списаны по состоянию здоровья четыре года назад - ужасно, мне вас искренне жаль, - получаете двойную ветеранскую пенсию. Не женаты - а вот это замечательно, просто прекрасно… Не привлекались, не... Ну, на этом можно заканчивать. - Путевой лист, госпожа капитан, - сипло напомнил лейтенант. - Ах, да, - протянула девушка. - Но постойте, мы же только что встретились! Может быть, еще немного поговорим? Давайте поговорим о вас... обо мне... о нас двоих... - Путевой лист, - повторил Бланк и закашлял. Он кашлял долго, хрипло, навзрыд, с болью в обожженных легких и весь сжимаясь от ненависти к своей неизлечимой болезни. Кашель рвал его изнутри, продирая горло и заполняя рот липкой, соленой мокротой. Бешено заколотилось сердце в груди. Старое ранение вновь подвело лейтенанта, причем подвело его в самый неудачный момент. В восхищенном взгляде девушки появилась неприкрытая жалость, она словно утвердилась в худших своих опасениях. Капитан закрыла обложку личного дела. Она поднялась, с легкостью передвинула тяжелое кресло и поставив его рядом с Бланком, уселась в него, после чего принялась нежно поглаживать лейтенанта между лопаток. Когда Бланк, наконец, закончил кашлять, девушка прижалась к нему плечом и мягко проговорила: - Простите, Тео, - прохладная ладонь красавицы легла на ладонь лейтенанта. - Раньше я еще сомневалась, но теперь я абсолютно убеждена, что вам нельзя ехать в армию. Вы серьезно больны. Все что вам нужно - это нежность, любовь и забота. Лишь она одна пойдет вам на пользу. Лишь она одна подарит вам здоровье и счастье. Ее слова ошеломили Бланка. Как? Как, нельзя?! И причем тут любовь - ведь война, пришельцы, капитан Хенрик Штольц… О чем она вообще говорит?! Восприняв его потрясенное молчание за интерес, красотка рассмеялась мелодичным бархатным смехом: - А знаете, что я придумала? Давайте я к вам сегодня приду! Вы ведь пистолет дома не носите? Уверена, что не носите. Возьмем бутылочку хорошего вина... Или две... Выпьем, посидим, поговорим… Потом, если вы разрешите - раздену вас и сделаю расслабляющий массаж. Я большая профессионалка в массажах, самых разных массажах, можете даже не сомневаться. Когда я смажу вас маслом и начну нежно разминать вам спину и шею, вам не захочется даже думать о чем-то другом, кроме моих теплых, ласковых пальчиков... Ай! Капитан громко вскрикнула, потому как Бланк внезапно вскочил и чуть не опрокинул стул, а вместе с ним соседнее кресло. - Лист, - страшным, надломленным голосом проскрипел лейтенант. - Мне нужен лист, госпожа капитан. Он уже выписан. Отдайте его! Отдайте мне лист! Взгляд у него был совершенно пустой, ледяной. Девушка тоже вскочила, с поразительной ловкостью избежав падения вместе со своим накренившимся креслом. - Нет, Тео, - твердо сказала рыжеволосая капитанша. - Я не могу вам его дать. Как вы не понимаете? Вы серьезно больны! Даже простая дорога способна вас погубить! Несколько долгих секунд они смотрели друг на друга в упор. Лейтенант буравил девушку взглядом, полным леденящего горя и ненависти, а капитан отвечала на него с мягким укором и жалостью. Не произнося ни слова, красавица словно бы говорила: "ну зачем ты так со мной, Тео? Ведь ты сам прекрасно все понимаешь. Почему бы тебе просто не согласиться на встречу? Она тебе точно не навредит. А там, глядишь, мы и отыщем с тобой что-нибудь общее, что-нибудь, что сделает тебя снова счастливым". Бланк протолкнул дыхание, застрявшее в горле, и произнес: - Не надо ко мне приходить, - сказал он оглохшим голосом. - Незачем вам ко мне приходить. Прощайте, госпожа капитан. Надеюсь, мы с вами больше не встретимся. И резким движением прикоснувшись к виску, развернулся на каблуках, после чего не оглядываясь вышел из кабинета. - Тео, постойте! - воскликнула ему вслед рыжеволосая красотка. Но лейтенант не остановился и только ускорил шаги.***
Когда писарь вернулся, сгибаясь под тяжестью папок, девушка вернула кресло на место и задумчиво смотрела в окно, на фиолетовый грозовой фронт, неумолимо подползающий к городу. - Как все прошло? - писарь свалил документы на стол и вытер пот со своей кислой физиономии. - Мы поругались, - отозвалась капитан. - Да неужели? - ехидно откликнулся писарь. - Да. И все же, я чувствую, мне повезло встретить чудесного человека, - протянула суккуба, одетая в военную форму. - Храброго, скромного, верного своим принципам. Только глаза у него страшные… как у убийцы. - Он и есть, - неприязненно скривился писарь. - Что он и есть, мой милый свояк? - Бланк и есть убийца. Натасканный профессиональный убийца. - Ты преувеличиваешь. Тео просто очень больной и очень несчастный человек, он нуждается в нашей любви и нежности даже больше других. Писарь неприятно засмеялся и покачал головой. - Человек? Какой же он человек? Он не человек. Он - солдат. Штурмовик из шестой ударной бригады. Какая любовь? Какая нежность, о чем ты говоришь? Разве штурмовой винтовке надо, чтобы ее любили? Я тебе что, мало рассказывал об этих пустоголовых убийцах? Об Алаберии, после того, как туда ворвалась шестая? Тьфу, мясники! Целая бригада кровожадных, безмозглых маньяков, которым человека убить, что тебе муху прихлопнуть. Он еще долго плевался, иронизировал и бурчал что-то, источающее едкий сарказм, но рыжеволосая суккуба его больше не слушала. Выпрастав хвост из под юбки, она с мечтательной улыбкой начала поглаживать сердечко на конце. - Он будет моим, - прошептала она. - Сегодня же будет моим... И, игнорируя писаря, потянулась ладонью под юбку.***
Когда Бланк добрался до дома - панельной семиэтажки у старого, проржавевшего ангара депо - было сильно за полдень. На скамейках возле детской площадки сидели мамаши, не слишком бдительно наблюдая за тем как их малолетние чада возятся в квадратной деревянной песочнице. Столик в центре был занят группой подростоков: тремя девчонками и двумя пареньками. Попивая лимонад из огромной стеклянной бутылки, они увлеченно резались в карты. Играли они, само собой, не на деньги, а так как это было принято у молодежи - на исполнение желаний. Девчонки, не сговариваясь, объединились и теперь громко хихикали, глядя как оставшийся с полной рукой паренек лезет под стол, задирая холщовую рубашку и оглашая двор петушиными криками "ку-ка-реку!". У единственного подъезда, на лавке укрытой в тени высокого ясеня, развалился старик Теодор. Лениво отмахиваясь от мух свернутой в трубку газетой, он в двухтысячный раз рассказывал историю о том, как в девяносто седьмом чуть было не разбогател, открыв собственную писчебумажную лавку. Первое время дело шло в гору - ровно до тех пор, пока Теодор сам стоял за прилавком и сам исполнял обязанности и продавца, и бухгалтера, и управителя. Но стоило ему нанять себе на подмогу людей, а самому ненадолго отойти от работы, как предприятие моментально пошло под откос. Продавцы все как один оказались ворьем, таскали деньги из кассы, а бухгалтер, сразу показавшийся ему очень подозрительным молодым человеком, подсовывал Теодору липовые накладные - не иначе как за долю украденного, забранную у продавцов. - Ворье. Все как один ворье, - убежденно говорил Теодор. - Если бы не они, жил бы сейчас где-нибудь в Мандбургких горах, в роскошном двухэтажном доме с поместьем. Была бы у меня конюшня и псарня, ездил бы я на охоту... Страсть до чего я охоту люблю! Его единственный слушатель - сухонький, но еще бодрый старичок Дитрих соглашался и терпеливо кивал. Он дожидался, когда закончится история несостоявшегося богача Теодора, чтобы поведать свою собственную, о службе в Министерстве Дорог и Путей при давно свергнутом императоре Франце. Тогда даже самые мелкие чины в его министерстве почитались равными унтер-офицерсткому званию, а обыватели из рабочих были обязаны кивать ему дважды и обращаться не иначе как “благородие”. Не то что сейчас, со старческой горечью замечал Дитрих, когда объявили республику и все стали одинаково невыразительными “господами” и “госпожами”... Игнорируя заинтересованные взгляды мамаш, Бланк прошел мимо детской площадки, оказался у входа в подъезд и не поздоровавшись со стариками, слепо поднялся на лестницу. На своем этаже лейтенант снова встретил соседей. Мужчина и женщина вернулись с прогулки, но на этот раз они успели зайти к себе раньше, чем лейтенант попал на площадку. - “Тео-то наш совсем плох”, - услышал Бланк, когда проходил рядом с их дверью. - “Лишь бы с ним ничего не случилось... Лишь бы они не опоздали!”. - “Не опоздают. По небу понятно, что не опоздают. Подозреваю, даже сегодняшней ночью могут войти”. У самой квартиры лейтенанта снова скрутило. Согнувшись от болезненных спазмов в груди, Бланк нащупал замочную скважину, провернул ключ и, утирая обильные слезы, ввалился в прихожую. Еще ничего не видя, он сразу почувствовал, что воздух внутри тяжелый и влажный. Похоже, в его отсутствие была генеральная стирка. Бланк вслепую отыскал тумбочку у входа и сел на нее. Через слезы проступила бечевка, провисшая под развешенным мокрым бельем; из-за угла послышался негромкий стук и шипение: Элиза сушила и приводила в порядок одежду, отглаживая ее утюгом. Утирая глаза рукавом, Бланк бессмысленно уставился себе на ботинки. Потом, словно бы спохватившись, наклонился к шнуровке и стал разуваться. Шипение стихло. Из-за угла показалась белокурая грустная мордочка. Глаза у Элизы были припухшие, красные и было понятно, что девушка долго ревела. Увидев лейтенанта, она вышла в прихожую и понурившись, стала тихо докладывать: - Здравствуйте, господин Бланк. Я тут ваши вещи постирала… Они немного мокрые, но я их утюгом просушу, не волнуйтесь. Носки вот вам в дорогу собрала, теплые… Если прямо сейчас не поедете, то я к вечеру вам пирожков напеку. Будет что поесть по пути… Девушка замолчала и тихонечко шмыгнула носом. Бланк поднял голову. - Спасибо. Я никуда не еду, - чужим голосом сказал лейтенант. - Вы н-не едете? П-правда? - задохнувшись, пролепетала Элиза. - Правда, - сипло сказал лейтенант. - Не дают путевой лист. И похоже, уже не дадут. Элиза всплеснула руками и, не сдержав чувств, радостно вскрикнула: - Так ведь это прекрасно! Я за вас ужасно переживала: как вы там один, в армии! А теперь мы с вами, получается, будем по-прежнему вместе! Но увидев, как исказилось лицо лейтенанта, тут же сделала серьезную рожицу и виновато сказала: - Не обращайте внимания, господин Бланк. Вы про меня правильно утром сказали: я странная, ненормальная девушка. Что попало несу... Извините меня. Вы ведь простите меня? Простите? Элиза сложила лапки на груди. Она сделала большие глаза и умоляюще посмотрела на Бланка. - Прощу, - подтвердил Бланк. - Тебе я что угодно прощу. А теперь - я к себе. Не заходи ко мне и не стучись. Хорошо? - Как прикажете, господин Бланк! Как прикажете! Я вам сейчас супа сварю, вашего любимого - с клецками! Вы занимайтесь там своими делами, я к вам даже близко не подойду, - радостно затараторила девушка, а лейтенант поднялся с тумбочки, стащил расшнурованные ботинки и заперся у себя в зале. Там он засел за столом, расстелил на нем промасленную серую ветошь и достав пистолет, принялся его разбирать. Лейтенант вынул обойму, передернул затвор, извлекая патрон, но не до конца, и патрон так и остался заряженным в ствол. Бланк уставился на пистолет - тяжелый, черный армейский наградной пистолет, врученный ему Цешембешем. Ему вдруг вспомнилась утренняя поверка и построение. Бланк застыл с пистолетом в руке. Воспоминание было до того красочным, до того рельефным и ярким, что лейтенант на мгновенье поверил, будто с ним случилось невероятное: время потекло вспять и он очутился в расположении своей воинской части. А инвалидность и четыре года жизни гражданского - это всего лишь выдумка, дурацкий, бессмысленный сон. Душный беспросветный кошмар, от которого он, слава богу, проснулся. Бланк увидел плац, залитый утренним солнцем, оранжевый от форменных беретов штурмовиков. Он увидел высоченных, широкоплечих солдат с задранными вверх подбородками, в черных рубахах с закатанными до локтей рукавами и раскрытыми ладонями, по уставу заведенными за спину. А полковник Цешембеш уже проходится перед рядами, осматривает их с грубоватой отцовской заботой, а за спиной его, высоко на флагштоке, реет знамя их шестой ударной бригады - оскаленная морда горного барса, черная на ярко-оранжевом фоне... Лейтенант неторопливо поднял пистолет и, запрокинув голову, приставил себе к подбородку. Палец Бланка лег на курок. В этот момент в дверь застучали, замолотили чем-то железным, тупым. В нее все молотили и молотили, и Бланк замотал головой. Нет, нельзя, стиснув зубы сказал себе лейтенант. У меня нет права сбежать. Это было бы слишком просто для офицера. Это был бы позор - так трусливо сбежать. Я дал слово. У меня есть задача, у меня есть четкая цель: присматривать за своей экономкой. Я обещал за ней присмотреть. И уж если я остаюсь, то я должен за ней присмотреть… Лейтенант вставил обойму в приемник. Затем он сунул пистолет в кобуру и стремглав ринулся в коридор, пока Элиза, не дай бог не открыла. Мало ли кто там ломится в дверь? Кто вообще может ломиться к ним с таким глухим ожесточением, с этим смутно знакомым, суровым упрямством? Нет, он не позволит Элизе встретиться с ним, кем бы он ни был. Не раньше, чем тот сумеет пройти через Бланка.***
- Я открою! - крикнул Бланк, мотнув головой в сторону кухни. - Хорошо, господин Бланк! - послушно отозвалась Элиза. Она что-то ополаскивала в раковине, так что из-за шума воды голос девушки звучал немного неразборчиво и приглушенно. Лейтенант отворил. В коридоре, наискосок от двери стоял Майор. Он совсем не изменился за последние годы, разве что слегка располнел, и все так же походил на огромного, красного краба. Все такой же крепкий, коренастый, усатый, с широкой сизой шеей и маленькими глазками под густыми бровями. На мужчине был тяжелый штурмовой бронежилет, разгрузка топорщилась от магазинов и черных рифленых гранат, на животе лежал автомат. Трехпалая ладонь без мизинца и безымянного пальца - не ладонь, натуральная клещня - настороженно сжимала рукоятку. Ствол был направлен в сторону, но лейтенант знал: достаточно одного резкого полурывка, чтобы изрешетить его прямо в дверях. Бланк отступил полубоком, освобождая дорогу в квартиру. - Майор? Как вас сюда зане... Майор не дал ему договорить. Между ними состоялся странный, напряженный диалог. - Ты один? - оставаясь в темном подъезде, перебил его Майор. - Нет, - сказал Бланк, покосившись назад. - Не один. На кухне звякнула кастрюля. Должно быть Элиза набирала воду для супа. Майор медленно, не выпуская Бланка из вида, отодвинулся глубже в подъезд. - Кто там? Жена? - мотнул он квадратным подбородком. - Экономка. - Молодая? - Молодая, - коротко кивнул лейтенант. - Студентка. Черное дуло автомата слегка дрогнуло, сместившись в сторону дверного проема. - Красивая поди девочка, эта твоя подруга-студентка, - напряженно заметил Майор. - Не знаю, - честно сказал Бланк. - Может быть красивая. Не разбираюсь. Мне все равно. И она мне не подруга. - Уверен? - продолжил мрачно допытываться Майор. - Полностью, - сипло сказал лейтенант. Он слишком много говорил за сегодняшний день и теперь даже короткие фразы давались ценой першения в горле и всхлипами в больных, искалеченных легких. - А может быть ты просто спишь с ней? - с грубоватой прямотой спросил Майор. - Нет, - Бланк отрицательно помотал головой, - даже в мыслях такого не было. - И давно она у тебя? - Года полтора-два. - Странного за ней ничего не замечал за последние дни? - Не замечал, - коротко сказал лейтенант. Недоумевая от этого странного допроса, смысл которого от него пока ускользал, он сглотнул густую слюну. Растревоженное горло першило совсем уже невыносимо и Бланк, не сдержавшись, сипло закашлял в кулак. Некоторое время Майор пристально разглядывал его - бледную тень того красавца-штурмовика, косая сажень в плечах, служившего когда-то в его батальоне - а потом вдруг разом поник. Усы Майора понуро осунулись. Рука разжалась, бросила рифленую автоматную ручку и бессильно свесилась вдоль коренастого тела. - Прости, Тео, - хрипло проворчал он. - Прости, лейтенант. Такое сейчас время. Сейчас не то что сослуживцам, собственной тени нельзя доверять… Я пройду, Тео? Пустишь? И не дожидаясь ответа, перекатился через порог. Оказавшись в прихожей он, не разувая замызганных глиной ботинок, свернул по направлению к залу. Там Майор прошел в угол напротив окна, стащил со спины тяжеленный рюкзак и, прислонив его к боковине, бухнулся на застонавший диван. Смяв одеяло, он сгорбился, положил автомат на колени и устало уставился в пол. Бланк затворил дверь и прошел вслед за Майором. Он встал сбоку от дивана и напряженно вытянулся, ожидая получить установку. - Так зачем вы здесь? Вы объясните? - Объясню, - Майор поднял голову, обратив на Бланка глаза. - Объясню, лейтенант. Он ненадолго замолчал, переводя дух. Ему словно противно было произносить эти слова, до омерзения не хотелось рассказывать, но рассказывать было необходимо. Необходимо было с чего то начать, и как истинный военный, Майор начал с самой сути, с самого главного, что объясняло все творящееся с Хольтией за последние месяцы: - Все, Тео, кончено, - не сказал, а буквально сплюнул Майор. - Просрали. Еще до начала боевых действий просрали. Всю верхушку обработали и подчинили пришельцы, вплоть до офицеров генерального штаба, а война... Не было никакой войны. Почти никакой не было. Один вонючий спектакль, чтобы мы не восстали и не начали драться по-настоящему. Вот и все объяснения, мать их. Вот и все объяснения, Бланк.