Путеводитель по романтическим клише.

Тойя медленно выводит на листе линии, внимательно глядя на экран ноутбука. Обучающее видео постоянно приходится ставить на паузу, потому что смотреть со стороны гораздо проще, чем пробовать самому. Когда пропорции тела в очередной раз съезжают, Тойя глухо рычит и отшвыривает блокнот в другой конец комнаты. Карандаш летит туда же, когда автор видео задорно говорит, что ничего сложного в рисунке нет. Тойя захлопывает ноутбук и медленно выдыхает. Зачем он вообще пытается научиться рисунку, если это все равно никогда не будет иметь смысла? Он не талантлив и не способен. И точно не сможет посвятить этому свою жизнь. Просто баловство на переменах было. Теперь — на набережной. Суть не меняется. Все бесполезно. Тойя сползает ниже, укладываясь на подушку, и прикрывает глаза. За пределами комнаты слышится какая-то возня. Кажется, кто-то пришёл, но встречать гостей он точно не собирается. Полежав еще немного, Тойя снова садится и открывает ноутбук. До того, как видео снова запустится, он закрывает вкладку и включает музыку. Мэрилин Мэнсон отлично подходит под настроение «Пошла моя жизнь нахер». Подобрав с пола блокнот и карандаш, он садится обратно на кровать и уже бездумно водит карандашом по чистой странице, успокаивая себя. Линии складываются в языки пламени и трещины. В комнату стучат, и в дверь, не дожидаясь, заглядывает Фуюми, мягко улыбаясь: — Эй, там Найя пришла. Принесла суши. Вегетарианские, без рыбы. И острую лапшу для тебя. Иди к нам. Тойя поднимает взгляд на сестру, кусая изнутри щеки. Выходить из комнаты ему хочется меньше всего. Особенно к Найе. — Может быть, попозже. Я пока не хочу есть. — А разговаривать? — И разговаривать. — Зануда. Беззлобно. Фуюми не настаивает, поэтому быстро закрывает дверь. Видимо, спешит к суши. Немного подумав, Тойя выводит на чистом листе очертания рук. Самая красивая часть человеческого тела. Хотя, наверное, парню в семнадцать лет стоит иметь другое мнение на этот счет. Но все эти изгибы в суставах, линии запястья, вены и сухожилия, мышцы завораживали. Странное удовольствие доставляло дорисовывать кольца, браслеты, шрамы, татуировки, какие-то предметы. Например, пистолет. Восстановить вчерашнее по памяти казалось невероятно сложным, будто все произошло много дней назад. Сказывался шок. Но вот подрагивающий пистолет отпечатался на сознании отчетливо. Казалось, Тойя помнит даже рельеф на черном металле. Получается вполне натурально даже без ютубовских туториалов. Вот что значит личный опыт. Это не анатомически рисовать голых девушек, которых только на картинках видел. Разве что запястья рук, сжимающих пистолет, выглядят слишком тонкими, но в этом определенно что-то есть. Интересно, у того парня будут проблемы с его работодателем? Семьей? Его сестра выглядела встревоженной. И откуда он, черт возьми, знает, как пользоваться пистолетом и простреливать колени? Сюрреализм какой-то. Но, чего греха таить, это было… весело? Не очень-то подходящее, конечно, слово, но как по-другому объяснить эти эмоции, адреналин. Это не батончики воровать. Хотя этот магазин Тойя все равно намерен ограбить. Дверь чуть приоткрывается, а потом снова закрывается. Вместо нормального стука незваный гость перестукивает акриловыми ногтями. — Да заходи уже, — ворчит Тойя, делая музыку тише. — Все равно ж вломилась. — Ничего не вломилась, — приятно смеется Найя, открывая дверь. — Вовремя вспомнила, что в прошлый раз ты меня отчитал, что я захожу без стука. Чего ты тут сидишь как недовольный жизнью сыч? — Откуда ты знаешь, как выглядит недовольный жизнью сыч? — слабо улыбается Тойя. — Уверена, что точно так же, как ты сейчас, — говорит Найя, откидывая с глаз черные пряди и садясь на кровать Тодороки. — Я, конечно, люблю Фуюми и пришла к ней, но надеялась, что ты тоже спустишься. — Ты пытаешься выманить меня едой? — хмыкает Тойя, напряженно наблюдая, как Найя пролистывает его блокнот. — Если тебя нельзя выманить едой, то я уже и не знаю, что мне делать. Мог бы приятно проводить время в компании двух прекрасных и образованных дам, а вместо этого предпочитаешь рисовать голых девушек, летающие части тела и огнестрельное оружие. — Тебе не нравится? — спрашивает Тойя, стараясь сделать свой голос максимально равнодушным. Получается плохо. Найя неопределенно пожимает плечами, продолжая перелистывать страницы. Вздохнув, она захлопывает блокнот и наконец говорит: — Круто, что у тебя есть творческое хобби. Хотя меня, конечно, напрягает, что ты рисуешь какие-то жуткие готичные картинки. Мог бы рисовать что-нибудь милое. Портретики там. Даже, может, зарабатывать на этом. Но больше всего меня бесит, что ты предпочитаешь рисовать тут криповатые картинки, а не общаться со мной и Фуюми. Тойя поджимает губы, но никак не комментирует это. Найя поправляет выбившиеся из небрежного хвоста пряди. Она даже не пытается скрывать своего осуждения. Ее тоже можно понять. В школе мальчики буквально дрались за минутку общения с ней. Поэтому попытки игнорирования воспринимаются как личное оскорбление. Найя — воплощение идеала. Девочка, которую всем ставили в пример. Ее ненавидели и хотели быть на ее месте. Невероятно красивая. Высокая, с женственной фигурой, длинными черными волосами, переливающимися шелком на свету, большими светло-серыми глазами и пухлыми губами, чистой светлой кожей. Неудивительно, что модельные агентства сразу вцепились в нее, хоть ей и было только шестнадцать лет. А злопыхатели даже не могли поныть, что она пустая кукла. Потому что Найя была еще и умной. Ее аттестату Тойя мог только позавидовать. Не говоря уже про ее повседневную сообразительность. Конечно, легко быть умницей и красавицей, когда отец и брат работают в собственной IT-компании. У Найи были возможности, лучшие репетиторы, тренажерные залы и личные тренера, салоны красоты, самая качественная косметика, еда, одежда. Родители вложили в нее много денег, сделав чуть ли не самой завидной невестой если не Японии, то их города точно. И, конечно же, это счастье должно было достаться Тойе. Энджи пока сильно не настаивал, ограничившись лаконичным: «Присмотрись к Найе. Она хорошая девушка. Это будет отличная партия». На данный момент его больше интересовало образование сына. Но ощущение, что Тойя — породистая лошадь, которую можно неплохо толкнуть и получить выгоду, никуда не девалось. Разговоры о слиянии двух компаний только подливали масло в огонь. Будто уже все давно решено. Тойя знал, что Найе и отец, и мать, в отличие от него, строго наказали, к кому она должна прицепиться и ни в коем случае не отпускать. И Найя подчинялась. Не столько из какой-то любви к Тойе, сколько из нежелания потерять благосклонность родителей, которые давали ей все, что она захочет. И Тойю тошнит от этой позиции. Он помнит Найю сопливой девчонкой, у которой долго не рос передний зуб, и которая обсыпала его в детстве песком и воровала машинки, потому что они ей нравились больше, чем куклы. Ну какая невеста? — Пойдем лучше погуляем, — тянет Найя. Она чуть заваливается на подушку и запускает пальцы Тойе в волосы, задумчиво их перебирая. — Куда гулять? — вздыхает Тойя, пытаясь отстраниться. Найя обнимает его и кладет подбородок на плечо. Взгляд у нее невероятно тоскливый, но Тойя не сомневается, что это все наигранное. — В кафе сходим. — Просто в кафе? Или… на свидание я не согласен. — Тойя, я уже и не жду от тебя, что ты пригласишь меня на свидание! — восклицает Найя и улыбается. — Я скорее обзаведусь морщинами и кошками, чем ты меня куда-нибудь позовешь. Хотя бы просто погуляй со мной. Не избегай. — Я не избегаю. Я просто… занят. — Чем? — поджав губы, недоверчиво протягивает Найя, приподнимая черные брови. — Нигде не учишься, на работу не ходишь, курсы никакие не посещаешь, спортивные секции — тоже. Только по улице с утра до ночи шатаешься с какими-то своими друзьями. Хоть бы раз меня на прогулку позвал. — Разве тебя отпустят из твоего модельного агентства? — уклончиво говорит Тойя, уже даже не обращая внимания на то, что его волосы перебирают. — Ты же вечно занята. Работаешь, учишься, ездишь за границу, занимаешься благотворительностью, играешь на флейте. — Скрипке, вообще-то. И ты отмазываешься. Уж один денек я бы для тебя выкроила, если бы ты позвал. Сказала бы своему агенту, что жизнь существует и вне работы. Личное, все такое. Но ты же даже не пытаешься. У тебя есть кто-то на стороне? Ты это, учти, у меня есть деньги на киллера. — Откуда ты вообще знаешь, что я где-то там гуляю? — вздыхает Тойя, убирая от себя руки смеющейся Найи. — Ну, твоя сестра — моя лучшая подруга, — загибает палец девушка. — Тебя почти никогда не бывает дома. Пару раз на мои сообщения ты отвечал, что занят на тусовке с друзьями. А еще как-то раз мне звонил твой отец и спрашивал, не со мной ли ты проводишь все свое время, и знаю ли я каких-то там твоих друзей, к которым ты уходишь. Видимо, его тоже очень волнует вопрос твоих бесконтрольных гуляний. Я, кстати, сказала ему, что мы с тобой часто видимся, поэтому он может не волноваться. Ты мне должен, что я тебя прикрыла. — Я тебя об этом не просил, — слабо улыбается Тойя. — Нельзя просить благодарности или платы за то, что ты решила сделать сама. — Ну что ж, — хлопает в ладоши Найя, резко подскакивая. — В таком случае, пойду скажу твоему отцу, что соврала, чтобы прикрыть твою задницу, и на самом деле я без понятия, где ты шляешься с десяти до двенадцати почти каждый день вместо учебы. — Ну что ты начинаешь, нормально же общались, — смеется Тойя, перехватывая Найю за запястье и утягивая к себе. — Что ты хочешь? Кроме свидания? Найя насмешливо щурит глаза и, выкрутив руку, переплетает с Тойей пальцы. Скорчив максимально задумчивую мину, будто она разрабатывала стратегический план, она наконец выдает: — Сходи погулять с нами сейчас. — С кем «с нами»? — Со мной. С Фуюми. Ей как раз Таками звонил. — Угх, Таками, — недовольно стонет Тойя, запрокинув голову. Найя только скептически приподнимает бровь и качает головой. — Не понимаю, почему он тебе не нравится. Он милый, веселый, дружелюбный, общительный. Очень положительный парень. Если бы он не запал на Фуюми, я бы точно подхватила его себе. — Бесит меня своей энергичностью, — вздыхает Тойя, откидываясь назад и раскидывая руки в стороны. — Не люблю людей, у которых изо рта вылетает тысяча слов в минуту, и только три из них — осмысленные. Не понимаю, что моя сестра нашла в нем. Не хочу верить, что все дело только в смазливом личике. — Это просто ты недовольный жизнью сыч, — ворчит Найя, пиная его по колену. — Таками очень умный и способный парень. У него будет отличный аттестат. Вставай давай. Пойдем гулять. Хоть посмотрим, как выглядит нормальная романтическая пара. Может, научишься чему. — Мы не романтическая пара, чтобы я учился. — Обсудим это, когда я дорисую плакат «Тодороки Тойя, давай встречаться», раз ты так упорно не понимаешь намеков. Ну пошли, чего ты лежишь. Еще раз нарочито громко недовольно простонав, Тойя все-таки поднимается и идет к шкафу. Достав оттуда одежду, он оборачивается на Найю, которая продолжает стоять рядом с кроватью, скрестив руки на груди. Недолго они осматривают друг друга, а потом Тойя скептически спрашивает: — Собираешься смотреть, как я переодеваюсь? — Ой, да что я там не видела, — тут же отмахивается Найя, игнорируя, как Тойя удивленно вскидывает брови, и направляется на выход. — Но если ты так стесняешься, я спущусь к Фуюми и скажу, что ты пойдешь с нами. — Дай угадаю. KFC? — Боже, да! — тут же оборачивается Найя, делая испуганные глаза. — Я пыталась вразумить этих двоих, но Фуюми слишком потакает своему парню. Надеюсь, там есть вегетарианское меню. * — И, в общем, я в абсолютнейшем замешательстве! — восклицает Кейго, взмахивая руками. — С одной стороны, я хочу спасать людей. Я мог бы пойти в полицейскую академию. А с другой — я так хочу в небо! Авиация, все дела. А с третьей стороны, мой отец говорит: «Ты что, дурак? Иди на бухгалтерское дело или экономику». Уже пора бы определяться, а я все никак. — А мое мнение не учитывается? — строго спрашивает Фуюми, поправляя очки. Таками быстро поворачивается к ней и дважды моргает, словно птица. Тодороки выглядит недовольной и осуждающей. Немного подумав, парень кивает: — Конечно, учитывается, хорошая моя. Если оно не состоит в чем-то вроде «Ты что, дурак? Иди на бухгалтерское дело или экономику». Фуюми расширяет глаза и тут же поджимает губы, что сразу выдает, что ее мнение, в общем, и состояло в чем-то подобном. Подумав, стоит ли продолжать этот разговор, когда ее так осадили с одной фразы, Фуюми все-таки говорит: — Я против авиации. Это опасно. — Самолеты — самый безопасный транспорт, — флегматично говорит Найя, помешивая трубочкой свой смузи. На вкус — редкостная дрянь. Но на большее в этой забегаловке рассчитывать не приходится. — Зато если рухнет, то шансы нулевые, — назидательно говорит Фуюми. — К тому же, наверняка, это будет отнимать много времени. Не хочу, чтобы он уехал на какую-нибудь военную базу, и я не могла даже дозвониться ему полгода. — Я почти уверен, что это работает немного не так, — встревает Кейго, но девушки не спешат обращать на него внимание. — Это в море на полгода уходят. Да и вообще, кто говорит про военное направление? Можно пойти в гражданскую авиацию. Будет тебе магнитики из разных городов привозить. Круто же. Таками, иди в гражданскую авиацию. Хочу магнитик из Зимбабве. — Там есть аэропорт? — Никакой авиации! — восклицает Фуюми, пиная подругу под столом. — У меня на него планы. Я не хочу, чтобы он разбился на самолете. — Девочки! — пытается привлечь внимание Кейго. — Я еще не решил. У меня еще целый год. Может, я захочу быть актером? Моделью? — Могу дать номерочек агента, — кивает Найя. — У тебя хорошие данные. Будешь нарасхват. — Смотри, не дотяни с выбором, как Тойя, — вздыхает Фуюми, отправляя в рот картошку. — Ну спасибо, — недовольно ворчит терпеливо молчавший всю встречу Тойя, мрачно перебирая кусочки курицы и выбирая самые прожаренные. — Да ладно, я думаю, это хорошее решение, — улыбается Кейго, наклоняясь чуть вперед. — Лучше, чем поступить на профессию, от которой тошнит, лишь бы была. Тяжело было принять такое решение? Тойя угрюмо молчит, задумчиво мокая курицу в острый соус. Не стоит, наверное, озвучивать, что решение заняло от силы минут десять. Это слишком странно. — А ты уже определился, или еще в поисках? — предпринимает еще одну попытку заговорить Таками. — В поисках. — А какие варианты? — Никаких. Кейго глубокомысленно хмыкает и вздыхает, понимая, что разговор не клеится совершенно. Поразмыслив, он снова обращается к Фуюми: — Так значит, если я пойду в полицию, ты не будешь возражать? Фуюми поджимает губы и многозначительно молчит, но Кейго профессионально делает вид, что не понимает намека, и корчит максимально невинное выражение лица. В конечном итоге, Фуюми вздыхает: — Ну ладно, если ты очень захочешь, я тебя поддержу. Помогать людям — это здорово. И не так пугает, как авиация все-таки. — Ув, ты такая замечательная, — улыбается Таками, тут же обнимая девушку за плечи и целуя ее в щеку. — Но не беспокойся так за меня. Я у тебя крутой. — Ну вот разобьешься ты на самолете, и где я найду себе такого милого и хорошего парня? — капризно тянет Фуюми, поглаживая пальцами щеку Кейго, из-за чего тот разве что не мурчит. — Меня сейчас стошнит, — едва слышно бормочет Тойя под смешок Найи, но Фуюми все равно улавливает и восклицает: — Тодороки Тойя, я в тебя сейчас картошкой кину за такие слова. — Да ладно, все нормально, — машет рукой добродушно Кейго. — Ничего страшного, не обижайся на него. Он просто завидует нашему счастью, вот и ворчит. — Недовольный жизнью сыч, — мимолетом бросает Найя и потягивает из трубочки смузи. Тойя резко наклоняется, пихая ее плечом, но на шипение принимает невинный вид, будто это было случайностью. — О, я люблю сычей, — кивает Таками. — Прикольные птицы. У них глаза такие… — Фуюми, почему ты встречаешься со слабоумным? — озлобленно спрашивает Тойя. — Тойя, серьезно! Прекрати это! — Забей, детка. Найя права. Он просто недоволен жизнью. — Как хорошо, что у тебя мозг, как у птицы, чтобы всегда радоваться жизни, как дурачок. Ай! Фуюми, какого черта? — Я предупредила, что кину в тебя картошкой, и я это сделала. — Что за детский сад? — морщит нос Найя. — Я сейчас отсяду от вас, если вы продолжите этот цирк. Знаешь, Тойя, если у тебя плохое настроение, то не надо портить его остальным. А ты, Фуюми, не опускайся до его уровня. Хотя бы у меня на глазах. Бери пример с Таками. Забей. — Если тебе так не нравится, то зачем звала меня? — фыркает Тойя. Найя только пожимает плечами. — Мне плевать на ваши ссоры. Только едой не кидайтесь. Фуюми надувается, глядя на брата, который снова угрюмо утыкается в свою порцию, будто ничего обидного не было. Заметив ее беспокойство, Кейго осторожно гладит ее по плечу и переплетает пальцы. Фуюми действительно хочется, чтобы они с Тойей хоть немного поладили, и Таками это знает, поэтому старается не провоцировать конфликты и не реагировать на колкие замечания. Чего он не понимает, так это того, почему Тойя не может сделать того же ради своей сестры. Это ведь не так уж сложно. Все молчат, задумчиво колупая свою еду. Атмосфера оставляет желать лучшего. Найя кидает быстрые взгляды на присутствующих. Она предвидела конфликтную ситуацию, но сдаваться просто так все равно не собирается. Она пришла поболтать и поесть, и все так и будет, хотят ее друзья или нет. Подумав, она как бы между прочим говорит: — Знаешь, быть полицейским тоже достаточно опасно. Можно столкнуться с каким-нибудь придурком, вооруженным пистолетом. Фуюми ахает, осознав данную информацию, а Кейго корчит максимально кислое выражение лица. — Найя, ну вот где тебя об этом просили? — Так, все, — восклицает Фуюми, стукнув кулаком по столу. — Я отменяю свое решение. Никакой полиции. Я не хочу, чтобы тебя застрелили на службе! — Ну, Фуюююююмииииии, — капризно тянет Таками, наваливаясь на свою девушку. — А как же мечтаааа? — Найди себе другую! — Ты обрезаешь мне крылья! Найя чуть улыбается, глядя на переругивания влюбленных. Так-то лучше. Обстановка снова становится легкой. Она кидает быстрый взгляд на сидящего рядом Тойю, чтобы убедиться, что он не намерен сейчас что-то испортить. На его лице замерло задумчиво-озадаченное выражение, будто он о чем-то вспомнил. В обычно равнодушных холодных глазах вспыхивает странный интерес. Найя чуть напрягается, но не останавливает его. Выпрямившись, Тойя быстро выпаливает: — Слушай, Таками, а как бы ты поступил, если бы на тебя напал человек с пистолетом? Кейго часто моргает и хмурится, принимая такой серьезный вид, что не остается сомнений, что он действительно намерен задуматься над этим вопросом. Фуюми чуть опасливо щурится, но не осекает брата, а Найя только удивленно приподнимает идеальную бровь, а после тоже принимает задумчивый вид. Ей нравятся такие разговоры. — Как поступил бы, если бы был полицейским или сейчас? — уточняет Таками. — Сейчас. — А зачем он на меня напал? — Ну… он хочет тебя ограбить. — Ну, тут все зависит от того, есть у меня деньги или нет, — протягивает Кейго, задумчиво потирая намечающийся на подбородке пушок. — Таками, — мягко говорит Найя, щуря ехидно глаза, — ты богатый сукин сын. Ты всегда при деньгах и дорогих вещах, даже если мусор вышел вынести. — Ты так жестока, — смеется парень. — Маму-то мою не трогай. Она замечательная женщина. Но вообще, ты права, конечно. Девочки, а вы что думаете по этому вопросу? — То, что я не хочу обсуждать огнестрельное оружие, — бормочет Фуюми, отпивая кофе. — Особенно учитывая нынешнюю мировую ситуацию, где постоянно какой-нибудь придурок хватает пистолет или нож и идет на массовые убийства. — Ну и кто теперь говорит ужасные вещи, — треплет Фуюми по волосам Кейго. — Я бы ждала помощи, — вздыхает она, убирая руку парня и переплетая с ним пальцы. — Полиции или какого-нибудь прекрасного светловолосого рыцаря с янтарными глазами. — Уррр. Я бы точно спас тебя, принцесса. — Вы можете хоть на время еды это прекратить? — мрачно спрашивает Тойя, наблюдая, как парочка целуется. — Найя, потискай его, чтобы он не ныл. — Слышь, птица-тупица… — Мы не встречаемся, чтобы я тискала его на людях. — Все еще? — шокировано восклицает Таками. — Все еще, — обреченно кивает Найя. — Может, вы прекратите это? — недовольно ворчит Тойя. — Значит, ты бы просто надеялась на кого-то другого? — Я бы точно не хотела провоцировать вооруженного человека, — пожимает плечами Фуюми. — А Найя? — елейно протягивает Кейго. — Тоже ждала бы принца? Красноволосого с голубыми глазами. Найя чуть приподнимает брови и кидает оценивающий скептический взгляд на Тойю, за что получает тут же ответный осуждающий. Вздохнув и прикрыв глаза, она спрашивает: — А напавший мужчина или женщина? — А это имеет значение? — удивленно хмыкает Тойя. — Для меня — да. — Ну, мужчина. — Тогда, я бы его соблазнила. — Хо, — ошарашенно вздыхает Кейго, а Тойя только высоко вскидывает брови. Найя абсолютно не меняется в лице и потягивает смузи через трубочку, будто такие фразы для нее в порядке вещей. Фуюми осуждающе цокает языком и качает головой, но Найя только вопросительно смотрит на нее и улыбается. — А если женщина? — настороженно уточняет Тойя. — Заболтала бы ее, — дергает плечами Найя. — Угостила бы кофе, узнала бы, что довело ее до жизни такой, а потом сдала бы полиции. — Жестоко, — часто моргает Таками. — А нечего в людей пистолетами тыкать, это неприлично. Мужчину бы тоже, кстати, сдала бы. — Ну, а я бы, наверное, — вздыхает Кейго, — все-таки отдал бы все, что этот человек попросил. А потом сразу бы вызвал полицию, составил фоторобот и ловил бы с полицией по горячим следам. — И у тебя не возникло бы желания как-то защитить себя, свое имущество? — хмыкает Тойя, и в его голосе скользит странное презрение. — Я поступаю рационально. Даже самые дорогие часы или телефон не стоят того, чтобы лишиться жизни. — Фуюми бы тоже сказал отдать сережки? — Если речь только о сережках, то да. Я ей потом новые бы купил. Даже две пары. Ну, если бы этот человек приставал бы к ней, я бы ему вломил и затолкал этот пистолет туда, куда не стоит. А если речь о вещах, то это все неважно. — А если бы у тебя не было столько денег, чтобы покупать новые сережки, телефоны и прочую дребедень? — хмурится Тойя, чувствуя смутное раздражение то ли на легкий ответ Таками, то ли на самого себя в принципе за этот вопрос. — Зачем представлять, что ты бедный, если ты не бедный? — пожимает плечами Найя, отставляя стаканчик. — Ну и дерьмовый же у них смузи. Мы сюда больше не пойдем. — Просто это трусливо, — дергает головой Тойя. — Это рационально, — несогласно поправляет Кейго. — С каких пор быть трусом — это рационально? Ты же хочешь пойти полицию. — С каких пор, не хотеть умереть за айфон и часы — это трусость? В полиции у меня будет тоже пистолет, бронежилет и боевые навыки, а не только умение нарываться. — Ты так обвиняешь Таками в трусости, — кривит губы Найя. — А ты сам бы что, бросился на человека с пистолетом? Стал бы с ним бороться? Тойя смотрит на совершенно спокойную Найю как-то затравленно. Перед глазами вспыхивают ночные события. Как бы он поступил? Да никак. Тойя отворачивается и, складывая вместе коробочки из-под еды, бормочет: — Скорее всего, я бы застыл, как идиот, и не смог бы вообще ничего сделать, даже если бы очень хотел. И просто смотрел бы. Фуюми хмурится, чувствуя в словах брата какое-то болезненное разочарование в себе, но не знает, что сказать, и стоит ли вообще. Она не очень хороша в поддержке, а учитывая характер Тойи, это может и вовсе обернуться катастрофой. Кейго только едва заметно дергает бровями, но решает никак это не комментировать. Это едва ли была подходящая ситуация, чтобы радоваться своей правоте. Невзирая на пассивную агрессию Тойи, Таками не желал ему чего-то плохого и не хотел участвовать в этом странном соревновании, кто круче и правее. Скорее наоборот. Ему бы хотелось подружиться с ним, а не конфликтовать каждую встречу. Но на лице Найи отражается неожиданно злость. Она поворачивается к Тойе и строго говорит: — Тогда твои обвинения в трусости звучат лицемерно. И получается, что самая храбрая среди вас — я? Тойя чуть поворачивается и смотрит искоса на девушку. Его лицо почти никак не меняется, оставаясь все таким же равнодушным, но в голубых глазах застывает что-то холодное. Но Найю таким пронять сложно. Она легко выдерживает этот взгляд, только немного скептически вздернув одну бровь. Выдержав паузу, Тойя сухо и четко сцеживает: — А кто сказал, что я себя не считаю трусом в этом случае? — Тогда к чему этот разговор с замашками на самоунижение? Тойя неопределенно пожимает плечами. Все тело сводит от отвращения. Находиться на месте становится невыносимо. Фуюми стыдливо опускает глаза. Ей неловко, что ее брат такой. Тойя нервно усмехается и качает головой, заметив это. Приходить сюда было плохой идеей с самого начала. Он слишком не вписывается в эту компанию людей, довольных своей фальшивой жизнью. Не выдержав, Тойя встает с места, громко отодвинув стул, и, схватив куртку, направляется к выходу, бросив недовольно: — Не буду вам мешать. Подожду в машине. Найя возмущенно вздыхает и провожает его недовольным взглядом, с трудом остановив себя, чтобы не бросить ему вслед пустой стаканчик. Такое детское капризное поведение невероятно раздражало. Кейго неловко утыкается в свой телефон, делая вид, что не замечает данного конфликта, чтобы не смущать и без того нервную Фуюми, которая очень стеснялась своей вздорной семьи. Найя царапает пальцами столешницу, а потом подрывается с места, накидывая на плечи пальто. Фуюми тянется через стол и хватает ее за рукав, качая головой: — Не надо, оставь его в покое. Он же всегда такой. — Ну уж нет, — цокает языком Найя, выдергивая руку. — Ты, конечно, моя лучшая подруга, но знаешь. Если он хочет мне тут закатывать драматические сцены в общественных местах, я ему покажу, как это правильно делается. Чтобы неповадно было со мной тягаться. Сколько можно нянчить его заморочки? Пусть взрослеет. Если его семья не может ему этого сказать, то скажу я. И, не дожидаясь ответа, Найя выходит из кафе. Стрельнув глазами по сторонам, она быстро находит Тойю, который сидит на капоте своей красной машины и курит, что-то читая в телефоне. Запахнув пальто, Найя решительно направляется к нему и, как только Тойя поднимает голову на цокот каблуков, строго выпаливает: — Прекрати вести себя, как истеричный подросток. — Мне семнадцать, я и есть подросток, — скривившись, говорит Тойя. — Если ты пришла поорать на меня, то можешь не утруждаться. Я и так знаю, что я хуевый. — Нет, ты не хуевый. Ты просто дурак. Объясни мне, что тебе нужно от этой жизни, чтобы ты себя вел нормально? — Чтобы люди вокруг меня не притворялись. И не заставляли притворяться меня. — У тебя уже паранойя, что все вокруг какие-то не такие, какими кажутся. Кем тебя заставляют притворяться? Тодороки. Тойя молчит, напряженно глядя в телефон, бездумно листая туда-сюда меню. Ему не хочется об этом говорить, но уйти некуда. И он знает Найю. Кто-кто, а она колких слов не пожалеет. Особенно, когда злится. А сейчас она просто в ярости. Найя выжидает минуту, но ответа не следует. Она злобно щурит потемневшие глаза и разве что не искрится от раздражения. Вздохнув, она почти насмешливо бросает: — Окей, бедняга. Тогда расскажи мне, каким ты хочешь быть, что тебе этого не дают? Что такого злые взрослые тети и дяди не дают тебе делать? Тойя крепче сжимает пальцы на телефоне, но все еще не отвечает. Найя шумно вздыхает и, не выдержав, резко делает шаг вперед и вырывает мобильник из рук парня, лишая Тойю всякой защиты. — Я с тобой разговариваю или с кем? — повышает голос Найя, когда он тянет руки, чтобы забрать телефон. — Я задала вопрос: каким тебе не разрешают быть, что ты нас обвиняешь, что мы заставляем тебя притворяться? — Да не знаю я, ясно? — кричит в ответ Тойя. — Так может стоит сначала определиться, что ты хочешь от этой жизни, а потом предъявлять претензии, что тебе это не разрешают? — окончательно срывается на крик Найя, игнорируя косые взгляды прохожих. — А то все вокруг херовые, а ты несчастная жертва, но когда тебя спрашиваешь, что ты хочешь, ты все равно ничего ответить не можешь! Так какого черта это должно быть проблемой окружающих? — Я не делаю это проблемой окружающих. — Нет, делаешь. Прямо сейчас. Обвинил Таками в трусости, выбесил меня, заставил свою сестру стыдиться. — Ой, ну прости, что я не могу, как Таками, быть со всеми подряд охренеть каким дружелюбным и милым. — Да никто тебя об этом не просит! — взмахивает руками Найя. — Всего лишь не надо устраивать сцены. Кем тебя заставляют притворяться? — Я не знаю. — Хорошо. Каким ты хочешь быть? — Да не знаю я! — А что ты вообще тогда знаешь?! Тойя соскакивает с капота и пытается сесть в машину, но Найя успевает перехватить его за локоть и резко развернуть к себе. Тойя замирает и смотрит на сторону, лишь бы не встречаться с осуждающим взглядом. Отступить не получается, пальцы слишком сильно сжимают предплечье. Люди смотрят на скандал настороженно, и на каждого хочется наорать. Но Найю такое не беспокоит. Она с каждым словом закипает все больше. Ее злоба становится насмешливой и острой. Она нападает, не чувствуя никаких угрызений совести. — Может, хоть скажешь, какими такими притворяемся мы? — Что я вам всем нравлюсь и интересен. — Ой, только не говори, что проблема только в твоей сраной низкой самооценке, — отмахивается Найя. Тойя злобно шипит и дергает рукой, раздраженно говоря: — Да причем тут моя самооценка? Взять хотя бы тебя. Можно подумать, я тебе действительно настолько охренеть как нравлюсь, что ты хочешь со мной встречаться и все такое. Как будто я не знаю, что это просто твой папочка сказал тебе держаться за меня и не отпускать, потому что ему это выгодно. — Представь себе: да! — восклицает Найя. — Да, ты мне реально нравишься. Мрачный, недружелюбный, со своими заморочками, но нравишься. Боже, неужели ты правда думаешь, что если бы мне не было прикольно с тобой, я бы не сказала отцу в духе «Хэй, пап, что-то как-то мне плохо с Тойей, давай найдем другого богатого мальчика»? Да вообще без вопросов. Любой — мой. Но я заинтересована в тебе! — Заинтересована, — нервно смеется Тойя, качая головой. — Да что ты вообще обо мне знаешь? Серьезно. Можешь прямо сейчас сказать? — Ты привлекательный, умеешь постоять за себя, во всяком случае словесно. Вероятнее всего, унаследуешь отцовскую фирму. Я тебя долго знаю. В достаточной мере умный. — Я едва переступил минимальный порог на экзамене. — А я не про академические знания. Это можно подтянуть, если нанять репетиторов. — Что-нибудь еще? — Еще ты вечно недоволен жизнью и, судя по твоим блокнотам, увлекаешься рисованием всякой мрачной ерунды. — Значит, тебе все-таки не нравятся мои рисунки, — бормочет Тойя, чувствуя неожиданный укол в груди от этой мысли. Как будто это было важно. — Честно? — вздыхает Найя. — Мне вообще плевать. Хочешь — рисуй. Хобби — это неплохо. Даже если ты рисуешь скелеты животных. — То есть, для тебя я просто красивый, не тупой, удобный из-за знакомства и в перспективе богатый. И мрачный. Даже я не описываю себя так поверхностно. Ты ведь не сможешь назвать… ну, не знаю. Мой любимый фильм, музыку, почему именно это, что мне вообще нравится. Да не знаю… Как я отношусь к глобальному потеплению? Почему рисую скелеты животных. Все это. — О, так ты хочешь, чтобы в тебе увидели глубину? — раздраженно усмехается Найя. — Да! Потому что я не хочу, чтобы все вокруг видели во мне только смазливого богатого мальчика! — Тодороки, очнись! Ты и есть богатый смазливый мальчик. И это отличный вариант! Многие бы тебе только позавидовали. У тебя с шестнадцати лет своя машина, лучшие гаджеты, шикарная комната в шикарном доме в шикарном районе. Все капризы исполняешь свои за папочкины деньги. И все плачешься, что тебе плохо, что в тебе глубину не видят. Не думал, что ее в тебе может просто не быть? Нет в тебе ничего такого. Эта мысль, всегда навязчиво жужжащая где-то над ухом, звучит так громко, что становится страшно, ударяет плетью по лицу. Тойя пытается отшатнуться, но только упирается спиной в машину. Взгляд становится затравленным. Хочется совсем по-детски закрыть уши руками и не давиться чужим ядом. Найя улавливает в дерганных движениях, что перегибает, но давно затаенная злость и внезапная обида на обвинения в фальше не дают вовремя заткнуться. По инерции она продолжает: — Тебя как ни спроси, ты на все отвечаешь, что не знаешь. Кем ты хочешь быть? Не знаю. Что тебе нравится? Не знаю. Что ты хочешь от этой жизни? Не знаю. Кем тебя заставляют притворяться? Не знаю. Да даже если я сейчас спрошу про твой любимый фильмы, ты наверняка ответишь, что не знаешь. А потом «Увидьте во мне глубину». Ты сначала сам ее в себе найди. А то получается «Я не знаю, каким я хочу быть, но не таким». Повзрослей уже! Тойя смотрит в сторону, не желая сталкиваться с осуждающим взглядом Найи, и молчит, кусая губы до боли. Можно спорить, можно кричать в ответ и ругаться, что Найя озлобленная сука. От этого полегчает, но только на миг. До осознания своей лицемерности. Потому что Найя всегда — это неудобный, жалящий и безжалостный голос правды. Так было в пять, в десять и, сейчас, в семнадцать лет. Только правда разная. Странно превращаться в ее глазах из самого хорошего мальчика в песочнице в парня, который ничего из себя не представляет. Найя вздыхает и неловко трет лоб. На смену облегчению от высказанных претензий приходит почти что незнакомое чувство вины. Как-то так сложилось с самого детства, что заставить Найю чувствовать себя виноватой могут только два человек: Тодороки Тойя и Тодороки Фуюми. Даже у родителей не получается. Тойя неплохой парень. Но его недовольство жизнью все больше вызывало раздражение, нежели жалость или сопереживание. Потому что Найя не понимала, что может быть не так при его условиях жизни. У него были все, чего только можно было пожелать. Кроме навыка жить по правилам общества вокруг него. И сейчас Тойя чувствовал это как никогда остро. И в голову совершенно неуместно болезненно стучалась мысль: она, наверное, тоже начинала так. Найя пытается мягко коснуться его запястья, но Тойя отшатывается, все еще не глядя на нее. Он облизывает губы, будто хочет что-то сказать, но так и не находится. — Ладно, извини, — наконец вздыхает Найя. — Нет, ты полностью права, — тут же качает головой Тойя. — Как и всегда. Просто не знаю, что с этим делать. — У тебя столько возможностей. — Какой в этом смысл? Как пользоваться возможностями, если я не знаю, чего я хочу? — Не хочу тебя обижать второй раз за день, — вздыхает Найя, откидывая с лица волосы, — но иногда мне кажется, что ты находишь себе проблемы на пустом месте. — Ага, можно ведь просто позволить отцу все решить за меня. — Чем этот вариант так плох? — Да тем, что я не хочу быть экономистом, управлять бизнесом или заниматься банковским делом. — Не знаю, каким хочу быть, но не таким, — кивает Найя. — Ну, блять, да! — взмахивает руками Тойя. — Не таким. — Ну, а, блять, каким? — передразнивая его, повторяет этот жест Найя. Лед между ними трескается и осыпается. Тойя слабо улыбается на это и выпаливает: — Мимом в цирке. — Даже это уже лучше, чем твои «не знаю». Заебываешь этим. — С каких пор ты выражаешься такими словами, мисс Идеал? — С тех пор, как общаюсь с тобой. Это кстати еще один жетончик в копилку того, почему ты мне нравишься. Другие парни сразу бы округлили глаза и начали бы предъявлять претензии. Но Фуюми ты все равно не говори. — Разве ты не устаешь притворяться такой идеальной? — тихо спрашивает Тойя, доставая из кармана пачку сигарет. — Жить по наставлению своего отца. Не хочется как-то вырваться на свободу? Сделать то, что нравится тебе. Прожить свою жизнь, а не сценарий своих родителей? Найя зябко кутается в пальто и равнодушно пожимает плечами. Хочется вернуться в кафе и сесть, но от душевного разговора так просто не уйти. — Не понимаю, откуда в твоей голове мысль, что я притворяюсь, — усмехается Найя. — Что я какая-то несвободная. Я живу такую жизнь, как мне нравится. Занимаюсь вещами, которые мне нравятся. Могу позволить себе любые вещи и развлечения, которые захочу. Это ли не свобода? Сценарий родителей… Ты драматизируешь этот вопрос. Я действительно хочу поступать в тот университет, который мне предлагают родители. Мне даже в женихи предлагают парня, который мне нравится. Он, конечно, тупой, как прикроватная тумбочка, в этом плане и абсолютно не понимает намеков, но вроде все равно хороший. Тойя цокает языком и кидает на посмеивающуюся Найю осуждающий взгляд. Но по-настоящему злиться на нее не получается. Поэтому Тойя зеркалит ее, нарочито ядовито говоря: — А вот мне не нравятся университеты из вариантов отца, потому что среди них нет ни одного факультета мимов. И в невесты он мне выбрал девушку, которая выбила сама себе три зуба качелями. И это в двенадцать лет! — Припоминать мне мои керамические зубы — это удар в самую челюсть! — беззлобно смеется Найя. — А еще в восемь лет на спор лизнула железный подоконник, — кивает Тойя. — И знаешь, что самое несправедливое в ней? После всего этого она называет тупым меня. — Вот сучка. Как она может. — Вообще возмутительно. — Зато с ней наверняка весело. — Да. Когда она не притворяется «Мисс Идеальность». — Да не притворяюсь я, — вздыхает Найя. — Боже, снова ты об этом. Я правда не понимаю: что, по-твоему, не так в твоей жизни? — Я не знаю. Все. Я живу как будто чужую жизнь. Втиснут в нее насильно. Мне не нравится, когда люди стелются передо мной из-за фамилии. Когда боятся из-за нее же. Когда хотят дружить, потому что я из богатой семьи. Все это такое фальшивое. Только потому что я Тодороки. Не будь у меня этого, они сразу бы про меня забыли. Мне хочется чего-то другого. Настоящего. Хочется найти себя. Но… все время кажется, что это знание находится где-то за пределами моего привычного мира. Но я не знаю, куда двигаться. — Меня всегда искренне поражал тот факт, что тебе не нравится быть Тодороки, — качает головой Найя. — За пределами… так переступи эту границу. Выкинь паспорт. Поменяй фамилию. Съедь от своей семьи. Сломай платиновую кредитку отца. Устройся на работу. Сними квартиру. Оплачивай все сам: еду, одежду, коммунальные услуги. Купи сам себе машину, если сможешь. Или езди на общественном транспорте и ходи пешком. Получи настоящие права. Поступи на факультет мимов. Сам оплати свое обучение. Не вылети после первой сессии. Познакомься с новыми людьми среднего и низкого достатка. Завоюй их своей личностью, а не деньгами. Сам стирай, убирай, готовь себе есть. Поживи хотя бы пару месяцев жизнь без фамилии Тодороки. А потом приди ко мне и скажи, что тебе не нравится им быть. Тогда я поверю. Но пока я вижу, как ты жалуешься на фамилию отца, но пользуешься всеми ее благами, начиная от денег, заканчивая страхом окружающих, когда ты во что-то влипаешь. Ты уж определись. И помни, что реальная жизнь за пределами «золотой клетки», где все притворяются — далеко не сахар. И даже не лакричная конфета. И там тебе тоже могут врать и быть не рады. С той лишь разницей, что это еще может быть и опасно. — Я понимаю… Я не живу в розовом мире, где все хорошо. Просто хочу, чтобы во мне видели что-то большее, чем фамилию отца. И… я бы даже был рад, если бы люди были ко мне настроены плохо, если я этого действительно заслужил. А то все такие дружелюбные, что тошнит. — Я уже сказала: сначала сам в себе это найди. А потом от других требуй. А насчет дружелюбия… Ну хочешь, обхамлю тебя? Легче станет? — Вряд ли, — улыбается Тойя, глядя в чуть прищуренные серые глаза Найи. — На сегодня хватит, пожалуй. Я знаю, что ты можешь быть со мной искренней. Просто почему-то не хочешь. — Потому что зачем? Я не хочу с тобой ссориться, тратить силы. Гораздо удобнее мило улыбаться, чем постоянно спорить, нравоучать и вступать в конфликт. — Может, именно этого мне и не хватает. — Ну, в таком случае, тебе не ко мне. Заплати какому-нибудь зануде. Или просто сядь на хвост. Ты как хочешь, а я возвращаюсь в кафе к Таками и Фуюми. Они там наверняка волнуются, что мы тут уже перегрызли друг другу глотки. А у них вроде свидание. Не хотелось бы портить его кровопролитием. Ты пойдешь? — Нет. Пожалуй, нет. Скажи им, что все нормально, а я упрямый олень. Они поймут. Просто не хочу снова расстраивать Фуюми тем, что не умею держать язык за зубами. Особенно в компании Таками. Найя пожимает плечами, не настаивая. Чуть коснувшись кончиками пальцев плеча Тойи, она разворачивается и скрывается за стеклянной дверью. Серьезное лицо озаряется привычной дружелюбной улыбкой. И она действительно не притворяется. Она просто выучила правила. Тойя выдыхает дым в серое небо и вздыхает, прикрыв глаза. Чем больше он пытается понять, что хочет от этой жизни, тем больше путается. Найя была права. В каждом слове права. Но от этого хочется не двигаться дальше, а упасть на пол, по-детски бить ногами и кричать. Чтобы пришел кто-нибудь мудрый и сильный и решил все проблемы. Но это так не работает. Сам себе руку не протянешь — едва ли кто-то это сделает. Казалось, все вокруг него научились жить по правилам взрослого мира, а он все никак не может запомнить порядок действий. Путает ходы и фразы. Вечно сворачивает не туда. И если у всех эти правила — удобная карманная брошюрка, то у него они выбиты на гранитных табличках и повешены на шею неподъемным грузом, не позволяя даже вдох сделать. И так хотелось верить, что в этом мире есть хоть один человек, который тоже не может их на себе влачить. Или нарочно их игнорирует, скинув где-то на полпути к взрослой жизни. Чтобы можно было спокойно влезать в драку с вооруженным человеком и бить его, вероятно, этой же табличкой.