Оголённый нерв

Казалось бы, что такого? Поскандалит да успокоится. Лёша походил на разъярённого быка. Но его ярость, липкая, грязная, потому что её причина не в чести и достоинстве, на которые бросила тень эта ситуация, а в каком-то идиотском, всепоглощающем, заполонившем его взгляд туманной пеленой, чувстве собственничества. Лена отлично понимала: она не вещь. Она личность. Сильная, достойная, уверенная. Всегда знала себе цену. Не бросалась никому на шею, не была легкодоступной. Была настоящей. И это делало её невероятно привлекательной. Именно её честность, серьёзность, преданность своему делу и подлинный профессионализм были так очаровательны и позволяли ей выигрывать даже у весёлых хохотушек без комплексов с искромётными шутками и яркими внешними данными. Впрочем, Лена и сейчас понимала, что она завидная невеста, если вдруг что. Эта безусловная уверенность помогала ей оставаться спокойной даже сейчас. Первой нарушает повисшее в лаборатории молчание. От него воздух стал таким плотным, что его можно резать. - Привет Муж поднимает глаза, удивляется и одновременно злится её показному спокойствию. - Ну здравствуй, Ленусь! Злая, плохо скрываемая ирония в голосе. - Я работаю. Ты чего хотел? - Ах это теперь работой у нас называется, да? Ты мне скажи, просто скажи и я уйду. Сколько можно позорить меня? У тебя вообще осталось хоть немного совести? Старается говорить спокойно, но то и дело срывается на крик. Лена понимает, что это слышно по всему отделу. - Во-первых, прекрати орать. Здесь люди работают вообще-то. Как ты мог приехать в отдел в таком виде? И вообще я не понимаю, к чему твоя похмельная истерика. Иди проспись! Последняя фраза немного отрезвляет Леонидова. Его Леночка, всегда возвышенно нежная, сдержанная, воспитанная, сейчас говорит с ним, как какая-нибудь хабалка. Он поражён и слегка разочарован. - Поговорим дома. Говорит это спокойно и отстранённо, как будто в никуда. - Уходи, пожалуйста. Хлопок двери. Глубокий вдох, выдох, стакан воды и снова за работу. "Труд сделал из обезьяны человека" - крутится в голове. Заходит Гнездилов. Жалуется, что у него бешенство, которым его пренепременно заразил Пёс. Лена смеётся. Её откровенно веселит это великое противостояние. Даёт Игорю витамины, клятвенно обещая, что это вылечит его ото всех, пусть и несуществующих, надуманных симптомов. Вдруг понимает, что устала. Выпроваживает Игоря и заваривает чай. Зелёный, такой одновременно терпкий и нежный, дающий силы и успокаивающий. Тут она слышит знакомые шаги. Они всегда вот такие: уверенные, тяжёлые, простые и понятные. Открывается дверь лаборатории. Заходит Макс с Псом. Лена сидит на диване, сняв туфли и по-турецки скрестив ноги. Обхватывает слегка подрагивающими пальцами кружку с горячим напитком и искренне, светло и открыто улыбается гостям. Вот они, те двое, кому она всегда здесь рада. - Будешь чай? - Не откажусь. Ты только сиди, я сам заварю. - Хорошо. Что там по делу с ножевым? - Пока не всё ясно. Вдаваясь в мельчайшие подробности, как сказку, по-простому, по-житейски рассказывает ей о версиях и других подвижках в расследовании. Казалось, с таким же успехом он мог бы рассказывать, как ходил в магазин за углом купить пакет молока. Она слушает внимательно, иногда задаёт вопросы, кивает в ответ на версию о непростых отношениях с бывшей женой потерпевшего. Потрепав Пса по голове, улыбается Максу. От его внимания не ускользают её грустные глаза, напряжённые скулы и подрагивающие пальцы. Он убирает пустую тёплую кружку из её рук, ставя её на столик возле дивана, кладёт хрупкую ладошку в свою, накрывает второй, смотрит окутывающе тепло и нежно, осторожно, будто идёт по минному полю, спрашивает: - Лен, что случилось? Она сначала молчит, потом глаза наполняются слезами, она начинает дышать часто и поверхностно. Расплакаться в руках бывшего мужа? Не в её правилах. Но не сегодня...