Белковые тела

      Боль пронзала ногу при каждом шаге. Крови было чертовски много. Адольф, конечно, как непосредственный участник Первой Мировой войны повидал достаточно жутких вещей и пережил приличное количество весьма неприятных травм. Но теперь случившееся тогда отошло на второй план. Ему нужна была небольшая пауза. Нужно было лишь немного отдохнуть. Но кто ему позволит?       Если бы сейчас ему представился выбор, он бы с радостью сбежал со своими «друзьями». Он бы никогда не стал так рисковать собой. Нужно было бежать всем вместе. Ну или бросить Рузвельта. Он же инвалид, а слабые и немощные обречены. Какого вот хрена ему нужно было играть в героя-спасителя?       Мерзкий сумасшедший преследовал Гитлера. Он шёл прямо по его кровавым следам. От ужаса и своей физической немощности, от вдруг так внезапно появившейся травмы хотелось вопить. Но Адольф мог только шумно дышать и медленно идти, волоча правую ногу за собой. Горло пересохло, страшно хотелось пить, да и чего уж скрывать, есть и забиться в какое-нибудь тёплое помещение и не выходить оттуда ближайшие… да никогда не выходить.       Нет, вот объясните, зачем он, относительно здоровый мужчина, истинный ариец, руководитель Тысячелетнего Рейха, вдруг решил принести себя в жертву. И главное ради кого? Ради горстки унтерменшей. Да единственная за кого реально можно было бы хоть как-то заступиться — Бонни Муссолини. Всё! Остальные — президент наглецов, которого нужно бы уничтожить, чтобы не портил кровь своей плохой наследственностью, да и как обслуга он уже бесполезен; французский самодовольный тип, который возомнил себя (подумать только) спасителем Франции; себялюбивая англичанка, которая думает, что умеет великолепно вести войну и дипломатию, а на деле же постоянно пьяна и удивительно, как вообще что-то соображает, и коммунистка, чья страна, наполненная унтерменшами всех мастей, вообще должна быть уничтожена желательно с ней вместе. Хотя, Муссолини на самом деле тоже бесполезный элемент, который будет только мешать господству поистине достойных. Вот так. И почему именно он, Адольф Гитлер, а не кто-то из этих отбросов, сейчас в такой жуткой ситуации.       Каждый шаг отдавался жуткой болью, терпеть которую уже не было сил. Казалось, ещё немного и Адольф упадёт на пол и тогда… будь что будет. Он не мог полностью наступать на травмированную ногу, изо всех сил стараясь беречь ее. Гитлер тащился по коридорам лечебницы настолько медленно, насколько это было вообще возможно. И такое положение вещей его полностью не устраивало. Он мог поклясться, что слышал за спиной тяжёлые шаги и голос психопата.       «Даже эти идиоты и лунатики это видят. В тебе есть что-то особенное. Снаружи, — голос раздался несколько дальше, чем, как казалось Адольфу несколько секунд назад, находился преследователь. Но это очень слабо успокаивало. — Но если они посмотрят глубже, то увидят, какая ты на самом деле. Поэтому они тебе не доверяют. Ты не такая, какой тебе было предначертано стать. Пока что не такая. Это место может заглянуть тебе в разум. Увидеть все, что ты натворила. Все твои грехи, дорогая. Но цветок сладок лишь из-за удобрений, которыми его посыпают.»       Какой цветок? Какие грехи? Какой разум? Слушать эту белиберду просто не было сил, да и не хотелось абсолютно вникать в смысл слов, сказанных сумасшедшим мерзким ублюдком, из-за которого придётся, наверное, теперь всю жизнь хромать. Ну или какое-то время. Если, конечно, удастся выбраться отсюда живым. Адольф сделал ещё один рывок и оказался у двери, ведущей дальше по коридору. Вот только воспользоваться ей немцу не удалось.       Заперто. Это слово прозвучало в его голове как приговор. Смертельный приговор. Сзади послышались шаги.       «Хм… ближе. Я могу… ах, запах моего любовного гнездышка. Дорогая, ты от меня не спрячешься.»       Это было действительно самым глупым решением в его жизни. Но Гитлер не мог поступить по-другому, он был просто страшно напуган, поэтому просто забрался в один из искореженных шкафчиков для одежды. В таких наверняка висели халаты медперсонала. Но какая уже разница. Если мало того, что в дверце этого шкафа была огромная дыра, и даже слепой, наверняка, обнаружил бы Адольфа там, так ещё и сделал немец это прямо на глазах психопата. Вот же ж, чёрт подери, шикарно спрятался. Нечего сказать.       «Ты сделала из себя подарок. Деликатес, который можно разделать и… снова разделать, затем смаковать.»       Его подняли на руки. Прямо так, не вынимая из шкафа. И понесли куда-то. Какой же силищей надо обладать, чтобы поднять железный ящик с человеком в нем. Несмотря на то, что Гитлер за эту ночь изрядно побегал и понервничал, при этом ничего не получив из пищи или воды, не могло даже в теории так получиться, что Фюрер настолько похудел, чтобы его можно было легко в железном ящике взвалить на плечо. Тут, как назло, в голове появилось воспоминание о программе морфогенетического кондиционирования, и хорошие мысли как ветром сдуло. Если у Гитлера, находящегося в ящике на плече у безумца, считающего Адольфа своей невестой, вообще могли бы появиться хорошие мысли.       «Я был слишком… вульгарен. Я знаю и хочу извиниться за это. Я просто… ну знаешь, что становится с мужчиной, когда он хочет познакомиться с женщиной. Но после церемонии, когда я сделаю тебя честной женщиной… обещаю стать другим мужчиной.»       Церемонии… м-м-м, остаётся только надеяться, что это не та церемония, на которой он выпустит Гитлеру кишки. Но кого он обманывает. Это наверняка будет что-то подобное. Сейчас Адольфа должен был бы сковать страх, но он просто смертельно устал бояться, сознание мутило, все вокруг происходило будто не с ним. Казалось, что это какое-то кино, которое он смотрит, сидя в огромном зале рядом с верными фольксгеноссе, попивая кофе из маленькой чашечки, украшенной нарисованными золотой краской райскими птицами.       «Мне нужна семья, наследие. Стать отцом, которого у меня никогда не было. Я никогда не допущу, чтобы что-то случилось с нашими детьми. Ничего такого, как…»       Как что? Да в общем то без разницы. Интересно, великая арийская раса сможет выиграть войну без него? Конечно сможет! Пускай Йозеф не придумывает. А то вишь ты, предлагает заключить сепаратный мир с русскими. Нет, нельзя пасть настолько низко. Германия обязательно выиграет войну. Эх, как же они там все, без Гитлера. Адольф подумал, что в ещё много чего можно было сделать для страны, что нельзя так просто бросать проводимые реформы. Вот захватить бы только Советский Союз! Там много ресурсов, с ними можно завоевать весь мир. Россия исчезнет, там уже и Британия сопротивляться долго не сможет, а потом весь мир будет лежать у ног немецких воинов. Вот только после его смерти, доктор Геббельс может какой-нибудь неудобный договор остальных подбить заключить. Да нет. Они не дураки. Нужно сражаться до конца.       «Тебе придётся подождать здесь. Я, конечно, понимаю — тебе тоже не терпится завершить наш брачный обряд. Но попробуй насладиться предвкушением.»       Стоп! О чем он думает?! Нельзя же просто здесь сдохнуть, столько дел неразрешенных осталось. Нельзя. Хотя, наверное, он человек конченый. Сейчас он умрет, его выпотрошат, скорее всего, даже не умертвив прежде. Но Адольф постарается все вытерпеть, принять смерть достойно, как истинный ариец.       «Вот, дорогая. Это поможет тебе расслабиться.»       Псих поставил шкаф на пол, и не успел Гитлер осознать происходящее (голова кружилась страшно), как ублюдок пустил через дыру газ, от которого мгновенно захотелось спать. Глаза стали сами собой закрываться, а мышцы во всем теле переставали слушаться. Гитлеру оставалось только надеяться, что ему не суждено уже проснуться.

***

      Может быть, не стоит сломя голову нестись куда-то требовать помощь, а сразу отправиться к административному блоку, как и было объявлено сигналом тревоги? Да, так, наверное, и надо было сделать. Вот только Шарль не считал, что можно так просто довериться тем, кто запер их здесь. К выходу он всегда успеет, а попытаться вызвать помощь через некоторое время может уже не представиться возможным. К тому же, кто сказал, что этот текст был произнесен человеком в реальном времени, а не был запущен автоматически. Во втором случае их вполне могут там не ждать. А даже если они и смогут выбраться, то все равно понадобится помощь с отправкой их по своим странам. Так что миссия де Голля была просто необычайно важна.       Шарль де Голль никогда не был трусливым человеком, никто бы не посмел как-то упрекнуть его в этом. Будучи маленьким мальчиком, он мечтал отомстить Германии за 1870 год, уже тогда предчувствуя свою великую роль во Франции. Во время Первой мировой войны он дважды был ранен и находился в плену. И даже сейчас, будучи в изгнании, он продолжал бороться за свободу своей страны от нацистских захватчиков. Шарль де Голль — поистине смелый человек и, вероятно, именно поэтому у него хватило сил не поддаться страху, окутавшему его, подобно туману, в тот миг, когда француз оказался во дворе лечебницы. Нельзя останавливаться! Нужно бороться! Никто не посмеет остановить великих людей! Шарль не имеет права повернуть назад!       На улице было холодно. Босые ноги, стоящие на холодных ступенях, околели вмиг. Шарль начал спускаться как можно быстрее, не хватало ещё подцепить какую-нибудь простуду. Вышка, которую он некоторое время назад видел из окна, была скрыта от французского генерала густым, как молоко, туманом и непроглядной темнотой ночи, укрывшей больницу огромным темным куполом. Не было видно ничего дальше полуметра, звёзды и Луна скрылись за тучами и только небольшие слабые фонари помогали не оступиться и не свернуть шею на этой жуткой лестнице.       Коснувшись ногами земли, Шарлю захотелось расплакаться. Он, успевший за сегодня побывать в газовой камере и попрощаться с жизнью, уже не надеялся вдохнуть свежего воздуха и услышать шелест листьев. Хоть и было не время предаваться романтичным мыслям о природе, но де Голль все же не смог удержаться и на несколько минут замер, подставляя лицо прохладному ветру.       Но нужно было идти дальше, следовало скорее найти радиорубку. Пробираться через туман и растения было невероятно сложно. Шарль то и дело натыкался на ветки, царапающие ему лицо. Он чувствовал просто собачий холод, и ему даже пришло в голову, что если он заблудится, то вполне может замерзнуть здесь насмерть. Это было не то место, где он хотел бы умереть.       Ну вот, наконец-то он хоть куда-то пришёл, и, судя по всему, это и была та самая вышка, которую он искал. Вот только когда де Голль огляделся в поисках входа, у него неприятно скрутило живот. Твою мать! Вокруг были трупы людей. Пациенты, врачи, охрана — все они были мертвы. И ладно они бы все лежали на полу…       Нет, они висели на решётке, деревьях, будто какая-то огромная сила раскидала этих людей. Такая сила, с которой они все не могли бы справиться. Сглотнув, Шарль направился вдоль стены, постаравшись особо не смотреть на мертвых, их вид даже ему, человеку, побывавшему на войне, казался жутким.       Пройдя несколько шагов, Шарль наконец нашёл вход. Дверь легко поддалась и француз, перекрестившись вошёл внутрь. Было темно, но, на счастье, теряться, собственно, было негде. Огромная винтовая лестница вела наверх, а фонари, закреплённые через каждые несколько метров, достаточно освещали путь, чтобы не споткнуться. Впрочем, лестница была достаточно крутая, и, падая с неё, можно было легко поломать конечности.       Скорее всего, это был какой-то запасной вход. Вышка была достаточно большой, чтобы здесь был другой, более основательно сделанный. Но он наверняка был бы и более опасным для Шарля, который за прошедшее время встретил достаточно опасных сумасшедших, чтобы чувствовать себя хоть где-то в безопасности. Поэтому, поднимаясь, де Голль старался напрячь все свои органы чувств и при необходимости был готов броситься в противоположную от опасности сторону.       Наконец, Шарль вышел в коридор. И сразу же бросилось в глаза то, что он был ещё более обшарпанным, чем коридоры больницы. Здесь был просто катастрофический масштаб упадка: свет периодически мигал, от стен отвалилась краска, двери из многих помещений были выбиты, трупы валялись на полу. Что ж, по законам жанра, именно здесь должно находиться приспособление для связи с внешним миром.       Он шёл вперёд, обращая внимание на таблички на дверях. И вот, заветная дверь с заветной надписью. Сейчас он позовёт помощь, этот кошмар почти закончился.       Генерал де Голль взялся за дверную ручку и уже было потянул ее на себя, как вдруг жуткий грохот, доносящийся из заветного помещения заставил его буквально отпрыгнуть.       «Ты не мог просто… Ты не мог просто закрыть свой рот. Но теперь ты уже ничего не сможешь сказать…» — эти слова, доносящиеся из-за двери, звучали приглушённо, но при этом отчетливо. Сразу появилась мысль о том, что они адресованы именно ему. Нет, ну, а кому ещё? Возможно его видели. В этом месте происходило много жутких вещей, так кто сказал, что…       Шарль попятился назад. Нужно было хотя бы небольшое расстояние, чтобы не дать этому человеку сразу же повалить его на пол, застав врасплох. И вдруг, сзади послышался рёв, жуткий грохот и крики. Дверь пошевелилась, де Голль, уже прилично отошедший от неё, прижался к стене. Из комнаты вышел вполне здорового вида человек. Самый обыкновенный мужчина в костюме. На такого, встретив его на улице в обычное время, вы вряд ли обратите внимание, настолько он был бы непримечательным. Но здесь, в этом жутком месте, где каждый выглядел как жертва эксперимента, причём очень неудачного эксперимента, этот мужчина приковывал к себе излишнее внимание. Шарль задержал на несколько секунд дыхание, когда увидел в руке у этого человека здоровую арматуру, перепачканную кровью. Появившийся было порыв просить о помощи пропал и Шарлю захотелось, чтобы его просто не заметили. Впрочем, мужчина даже не обратил внимания на де Голля, а, оглядевшись, развернулся лицом к открытой двери и бросил вглубь помещения: «Сделай мне одолжение — сдохни прямо здесь!»       Сильно хлопнув дверью, человек бросился бежать в противоположную от Шарля сторону. Де Голль отпрянул от стены и подошёл к комнате для связи снова. И вдруг, он услышал позади себя громкий топот ног. На этот раз это были пациенты, они в ужасе дергали двери комнат, а в те, что оказывались открытыми, буквально влетали, запирая за собой.       Медлить было нельзя. Неизвестно, кто так сильно напугал этих людей. Де Голль дернул ручку двери на себя, зашёл внутрь помещения и запер его изнутри на щеколду. Все! Француз попятился, переводя дыхание и все ещё смотря на дверь. Кто-то несколько раз дернул ее с другой стороны, но де Голль не собирался открывать ни под каким предлогом.       Когда Шарль убедился, что за дверью нет шума и опасность миновала, он обернулся. Комната была небольшой и…       Чёрт!       Черт, черт, черт, черт, черт…       Теперь понятно, откуда был грохот. Вся аппаратура, которая могла бы послужить Шарлю для связи была разбита. Просто уничтожена! Ничего не подлежало восстановлению.       Стало до ужаса обидно. На глаза навернулись слёзы. Как же так? Он же так старался, так рисковал, чтобы добраться сюда! Что же теперь делать! План провалился, а другого у них нет, и Шарль даже не знал, что теперь делать. Как он будет объяснять этим великим людям, что буквально за секунду, как он пришёл, какой-то урод разгромил радиорубку. А он, бесстрашный французский генерал Шарль де Голль, просто побоялся войти и сделать хоть что-то, чтобы предотвратить это событие.       Де Голль сделал несколько шагов спиной к стене, как вдруг его нога зацепилась за что-то, и Шарль услышал болезненное мычание. Повернувшись, француз встретился взглядом с наполненными слезами боли глазами на бледном измученном лице. И при том, что был жутко избит, на его лице не было и тени сумасшествия. Да и одет он был, как самый обычный человек. Даже ещё проще, чем тот, которого он видел минуту тому назад.       —Стойте, не уходите, — голос этого молодого человека был хриплым и измученным.       —Кто вы? — Шарль почувствовал, что его схватили за штанину, и, несмотря на то что де Голль легко мог бы вырваться, он не смог противостоять умоляющему взгляду напротив. Поэтому француз присел на корточки напротив своего нового знакомого.       —Я умираю. Меня уже не спасти, — незнакомец говорил медленно, тихо, но по его тону было понятно, что он полон решимости рассказать Шарлю все, что знает. — Пожалуйста, не предлагайте мне помощь даже ради приличия, не мучайте нас обоих. Иначе это погубит вас.       —Я… — де Голль было попытался возразить, но тут же был перебит.       —Я не знаю сколько мне осталось, возможно несколько часов, а может всего пару минут. Вы не видите, и это прекрасно, что вы этого не видите, но под моей курткой кровь, и там, наверное, все кишки наружу. Так что не перебивайте меня. Что бы я не рассказал. Мне кажется, что в вас нет того безумия, которое наполнило всех вокруг, поэтому вы — единственный человек, которому я могу довериться, нет, даже так, вы — последний человек. Итак, — мужчина тяжело вздохнул, — я журналист. Имени своего я не скажу, да и оно здесь не так важно. Я получил письмо от неизвестного отправителя, что здесь, в этой психиатрической лечебнице, одна крупная компания делает нечто ужасное с людьми. Хоть в письме доброжелатель обошёлся без подробностей, я не имел права проигнорировать эту информацию и в качестве независимого журналиста приехал сюда. Я опущу многие жуткие подробности, скажу только, что здесь ставят зверские опыты над людьми. Раньше это действительно была психбольница, но теперь, благодаря этой компании ее переоборудовали так, чтобы об этих опытах никто не знал. Так вот, насколько мне удалось выяснить, здесь они пытаются воплотить в реальность программу, так называемое «Морфогенетическое кондиционирование». Она была разработана не здесь, это немецкая программа. Вы же знаете, что гитлеровская верхушка одержима созданием суперсолдат, которые могли бы сражаться при любых условиях и как угодно долго. Эту программу им, насколько я понял, передал бежавший из Третьего Рейха учёный. Меня уже мутит, и я чувствую, что сейчас отключусь, поэтому коротко. Летающая штука, Волрайдер, это конечный результат эксперимента, и она невероятно опасна, это она забрасывает людей на заборы и выбивает двери. Когда она будет приближаться к вам, то вы увидите чёрную тучу и почувствуете неприятное ощущение внутри. Бегите, постарайтесь спрятаться, не останавливайтесь. Это понятно?       —Да, — тихо произнёс Шарль. Он видел, как журналист белел прямо на его глазах. — Кто тот человек, сделавший это с вами?       —Один из сотрудников корпорации, сотворившей весь ужас здесь. Я пришёл, чтобы сообщить властям о том, что Волрайдер вырвался на свободу. Но этот ублюдок разнёс всю аппаратуру и избил меня.       —Значит, сообщение о том, что нужно двигаться к административному блоку…       —Всего лишь записанная на кассету речь, и там, скорее всего, никто вас не ждёт. Но, подождите, у меня есть для вас кое-что. Я уже не жилец, но вы выглядите здорово, и вам надо бежать. Около административного блока я припарковал машину. Она самая обыкновенная… серая. Вы… ох… увидите ее, как только выйдете и повернёте направо… та, за углом здания. Возьмите ее и уезжайте. И никогда и нигде не вспоминайте обо мне или об этом месте. Обычному человеку ничего не сделать с ними. Они слишком сильны. Вот ключи, держите, — журналист протянул слабеющей рукой ключи от машины, но в последний момент чуть не выронил их, и Шарлю пришлось поддержать его руку. — Пожалуйста, уезжайте. Я буду рад умереть, узнав, что спас хотя бы кого-то. Прощайте. Будьте счастливы.       —Прощайте, — Шарль крепко пожал на прощание руку несчастного журналиста. Тот слабо улыбнулся и закрыл глаза.       Когда француз открыл дверь, собираясь выйти из комнаты, он обернулся, чтобы посмотреть на мужчину ещё раз. Тот лежал неподвижно с закрытыми глазами и был мертвенно-бледен. Сердце защемило. Журналист скорее всего был мёртв. Ужасные вещи творятся в этом месте. Нужно найти коллег и бежать отсюда.       К тому же, теперь у них есть новый план.       Шарль крепко сжал в руке брелок с кленовым листом.