Второй раз. Второй гребаный раз Адольф был в этом состоянии, и это даже не за один день. Это за несколько отвратительных часов. Ужасное, мерзкое, до боли в груди отвратительное чувство, когда ты приходишь в себя, выныриваешь из этого состояния насильственного сна. Снова эта сухость во рту, боль в голове, ощущая которую думаешь, что проще просто удавиться, чем вытерпеть еще хоть несколько секунд, и, конечно, слабость во всем теле. Ну, и заодно это уже знакомое по прошлому разу ограничение в движении. Что-то сковывает его. Он в ящике…
Что?! В ящике?!
Сначала в голове Гитлера появляется мысль, что его похоронили или собираются похоронить заживо. Но потом, сквозь жуткую головную боль, начинают возвращаться воспоминания о происходившем до того, как его вырубили.
Он в шкафу. Бежал от маньяка, который думает, что немецкий вождь — его невеста. И теперь с ним собираются сделать что-то ужасное.
«Дорогая, нужно чтобы ты меньше кровоточила. Я понимаю, что представители слабого пола обычно сильнее страдают от одинаковых ран, но тебе действительно нужно потерпеть».
Этот голос мгновенно отрезвил Адольфа, заставляя его прекратить копаться в своей памяти и обратить пристальное внимание на происходящее. Через дыру в дверце шкафа он легко может видеть все, но боги, в данный момент Гитлер скорее предпочел бы быть слепым. На огромном столе лежал привязанный за руки человек — скорее всего, один из пациентов. Сумасшедший медленно обошел его, держа в руке огромный тесак. Затем маньяк встал спиной к Адольфу и — Гитлер был безумно счастлив что это было так — закрыл тому обзор на происходящее. Ублюдок взмахнул ножом и несколько раз воткнул его в несчастного, куда именно, разглядеть было невозможно, да немец и не пытался. В начале этой экзекуции он зажмурил глаза и все, что он мог воспринимать дальше — это страшные крики боли, от которых у Адольфа похолодело внутри и подкосились ноги. Немалых трудов стоило оставаться в сознании. Когда Гитлер открыл глаза, то увидел вспоротое тело, лежащее возле стола. Комната была забрызгана кровью, она же текла ручьем по столешнице на пол. Капли со стуком ударялись о пол, стекая с ножа и рук психопата.
«Нет. Прости, дорогая. Любовь не для всех».
Больше Адольф просто не выдержал. В глазах потемнело и он провалился в беспамятство.
Очнулся он, судя по всему, через несколько секунд. Потому что тело на полу не изменило своего положения. Однако маньяк склонился над своей следующей жертвой, и теперь Адольф ясно видел, как он надавил ножом на ямочку между ключицами очередного мужчины, как повел лезвие ножа вниз, рассекая кожу на груди и вспарывая живот, как затем, дойдя до таза, с силой надавил на рукоятку, раскалывая его на две половины. Все это сопровождалось оглушающими криками и просьбами не делать этого. Но урод со спокойным лицом продолжал свои жуткие действия. Гитлер ясно видел огромную лужу крови в том месте, где лежала нижняя половина тела несчастного. Тоненькая струйка побежала по поверхности стола, собираясь у края, а когда бордовой жидкости стало слишком много, капли по несколько штук разом стали падать на пол.
Адольф поморгал, стараясь отвлечься от зрелища, гипнотизирующего его. Несколько раз несильно стукнулся головой о дверцу шкафа, чтобы прийти в себя. Нужно было сохранять трезвый ум, но отвратительный запах крови, которым пропиталось все вокруг, бил в глаза, заставляя их слезиться. Голова нещадно болела, ноги подкашивались от усталости. Хотелось умереть, не видеть того, что происходит. Это было слишком. Он бы сейчас отдал все, чтобы снова оказаться в своем доме, сидеть возле камина с верными друзьями, обсуждая военную обстановку и политические новости. Из глаз потекли слезы. И даже самому Гитлеру было непонятно, это он плачет, или глаза слезятся от жуткой духоты и запаха гниющего белка.
«Ты сдалась. Уродина, ты отказалась от любви. Ты даже не достойна того, чтобы тебя зашили. Лежи и подыхай в крови»
Борясь за то, чтобы оставаться в сознании, фюрер даже не заметил, что психопат притащил на злополучный стол еще одного пациента. И тут Адольф увидел еще кое-что: к одному краю столешницы была прикреплена циркулярная пила — такие вроде бы применяют на лесопилках. И именно этой пилой ублюдок распилил голову несчастного. Полетели брызги крови… даже целый фонтан крови. Такое зрелище немец уже не мог выдержать. Нервы сдали и в глазах снова начало темнеть. Последнее, что он видел — это брызги крови на лице маньяка и то, как тот сбрасывает на пол еще одно мертвое тело.
Когда Адольф открыл глаза, то увидел свет. Все вокруг было размытым, но огромное белое пятно било прямо в глаза ярким лучом. Это было похоже на Луну, которая темной ночью восходит на небо в полнолуние. Обычно такие ночи являются особенными. И эта ночь не стала исключением.
Особенная дата — день его смерти. Только здесь Луна — это белый фонарь, ночное небо — потолок с брызгами крови предыдущих жертв. Сознание Гитлера начинало проясняться, и первым, что он увидел, были его руки, привязанные к странным поручням, которые были сделаны из старой гнилой древесины. Адольф проследил взглядом по направлению этих брусьев…
И мгновенно пришел в себя.
Он был полностью обнажен. Не было даже простых трусов. Ноги также привязали к поручням, а сам немец лежал на спине. Адольф поднял голову посильнее, чтобы лучше рассмотреть свое незавидное положение, и столкнулся взглядом с тем самым ублюдком, терроризировавшем фюрера уже, наверное, несколько часов. Было неизвестно, сколько времени он находится здесь, но измотался Гитлер уже смертельно.
«У тебя удивительная структура костей. Такая мягкая кожа. Ты будешь красивой».
Адольф напряг мышцы, пытаясь разорвать сковывающие веревки. Дерево заскрипело. Необходимо приложить еще немного усилий и, возможно, получится вырваться. Только бы хватило сил. А их почти не было. Давила еще и безвыходность положения. Отсутствовали даже элементарные пути к отступлению.
«Женщина… должна выстрадать некоторые вещи. Это неприятно, я знаю. Но прости попробуй… вытерпеть. Ради меня. Ради наших детей.»
Только сейчас Гитлер заметил, что психопат поглаживает руками его голые ноги, с какой-то больной нежностью водя по голеням и ступням. Немец ощутил позыв к рвоте. Хотелось просто исчезнуть с этой планеты, испариться из этого мира. Происходящее было психологически невозможно перенести. Фюрер впервые задумался, что, возможно, он уже поседел.
Интересно, как там коллеги? Они живы? Им повезло больше? У них получилось выбраться? Кто-нибудь, скажите, что его убивают здесь не напрасно, что какая-нибудь Черчилль разбомбит это место в сто тысяч раз более жестоко, чем она приказывает бомбить немецкие города. Пожалуйста! Кто-нибудь, спасите! Он не хочет здесь умирать! Так умирать!
Психопат прекратил его трогать и подошел к краю стола с той стороны, где были ноги Адольфа.
«Это не займет много времени. Несколько надрезов здесь и здесь».
И Гитлер услышал звук. Именно тот самый звук, который всегда сопровождал работающую циркулярную пилу. Адольф поднял голову и увидел, как ублюдок, держась за деревянные поручни рядом с ногами немца медленно тянет того на себя.
«Надрез будет немного болеть. И зачатие. И роды никогда не бывают легкими».
Вот скажите, этому человеку кто-нибудь когда-нибудь говорил, что если отрезать мужчине гениталии, то получится не женщина, а кастрированный мужчина, который не сможет тем более иметь какое-то отношение к рождению ребенка. Так какого черта происходит! Хотя, наверное, у Адольфа просто талант на получение подобных травм.
Гитлер дернулся, потом еще раз. Он пытался освободить хотя бы одну конечность, чтобы хоть как-то противостоять данной экзекуции. Деревяшка начала поддаваться в том месте, где была закреплена правая рука. Адольф еще выше поднял голову, чтобы посмотреть на расстояние между ним и пилой. Сумасшедший склонился над немцем, его лицо было напряжено…
А аккурат над головой маньяка висел небольшой, но тяжелый на вид железный ящик. Гитлер мог поклясться, что он появился из неоткуда. А в следующую секунду ящик обрушился на психопата. Все произошло очень быстро, но Адольф наблюдал за происходящим будто в замедленной съемке.
Вот металлический предмет летит вниз, с громким стуком ударяется о голову ублюдка, а затем вместе с ним падает на пол. Адольф даже зажмуривает глаза, будто это может уберечь его от оглушающего грохота, издаваемого свалившимся прямо в лужу чужой крови телом и небольшим, но судя по всему тяжелым, ящиком. И открыв глаза он видит лишь небольшую женскую фигуру.
— Дуче? — Гитлер говорит это таким хриплым голосом, что если бы кто-то его сейчас услышал, то можно было бы смело заканчивать ораторскую карьеру. Однако ему абсолютно не стыдно.
Муссолини спасла его! Он жив благодаря ей! Она не бросила его! Она пришла за ним!
Адольф продолжает смотреть на Муссолини и никак не может оторвать взгляд. Свет фонаря падает на ее фигуру, и это поистине завораживающее зрелище. У нее несколько смуглое лицо — в Италии тепло и много солнца, она наверняка часто проводит время, купаясь в его лучах; пухленькие щечки, выглядящие невероятно очаровательно; пышная грудь, настолько аппетитная, что это заметно даже несмотря на то, что больничная пижама существенно велика; а еще шикарные бедра, которые даже несколько обтягиваются этими отвратительными штанами. Каштановые волосы красивыми волнами падают на плечи, а затем струятся по груди и, Гитлер мог поклясться, что это так, хоть и не мог видеть, доходят ей до середины спины. Обычно они собраны в сложную помпезную прическу, и сейчас он впервые видит, как они роскошны. Муссолини прекрасна в падающем холодном свете. Адольф бы никогда не думал, что девушка «в теле» может выглядеть настолько роскошно и изящно. Время будто остановилось для немецкого лидера. И ему показалось, что любое действие этой женщины он отныне будет считать правильным и совершенным.
Розовые губки Бонни Муссолини несколько подрагивали, грудь вздымалась, было заметно, что она запыхалась, пока бежала сюда, да и этот спасительный ящик наверняка был тяжелым для хоть и плотной, но в то же время физически слабой женщины. Она рассеянно смотрела на упавшего психопата, а в следующую секунду подняла глаза.
И они встретились взглядами.
У Адольфа перехватило дыхание. Он продолжал ловить каждое движение итальянки, пока та, перешагнув бессознательного маньяка и обойдя с боку стол, спешно подошла к немцу и склонилась над ним, заглядывая в глаза.
— Натягивайте штаны, господин Гитлер. Нам пора, — произнесла дуче.
— Что ж, для начала вам придется меня освободить, — Адольф несколько раз показательно дернул рукой.
Он мог поклясться, что итальянка покраснела.
***
И вот каким, черт его дери, образом у этого идиота получилось вогнать ее в краску. Нет, у немцев наверняка есть какая-то сверхспособность не выглядеть смущенными даже в самой щекотливой ситуации. Вот и сейчас: без штанов лежит Гитлер, а стыдно почему-то Бонни.
Она была безумно счастлива, что успела. Услышав крики, Муссолини кинулась в сторону их источника. Она по какой-то причине была уверена, что найдет здесь своего союзника. И не ошиблась.
А теперь нужно освободить его. Бонни подняла окровавленный тесак, выпавший из рук маньяка, и разрезала им веревки, удерживающие руки и ноги немца.
Честно признаться, она не совсем понимала, почему решилась на эту спасательную операцию. То, что Гитлер спас их со Сталиной, вряд ли могло послужить причиной ее такого решения, как и рассказ Рузвельта о других геройствах немца. Хотя, положа руку на сердце, Муссолини была удивлена тому, что этот человек способен на такие поступки. От таких людей ты вообще редко ждешь чего-то хорошего, героического. Гитлер был, по мнению Бонни, из тех, кто добивается чего-то исключительно благодаря своему везению и тому, что знает где и кого нужно растоптать. И вряд ли этот человек мог бы чуть ли не пожертвовать собой ради спасения тех, кто воевал против него. Да никогда. Он скорее пытался отделаться малой кровью, надеясь, что спасенные им люди, которых наверняка спасти было пару пустяков, потом отплатят ему чем-нибудь. Ведь это же так прекрасно, когда враг обязан тебе жизнью. В глубине души Муссолини понимала, что причиной ее желания спасти Гитлера являлся банальный страх. Страх остаться одной среди лидеров стран Коалиции. Вот она и бросилась на помощь. Забыла, что из себя представляет этот идиот.
Пока Гитлер надевал больничную форму, Бонни стояла, оглядывая комнату. Как хорошо, что она успела! Изученные тела погибших лежали на полу, который был залит кровью настолько, что она заливалась между пальцев ног итальянки.
— Что ж, — послышался из-за спины голос немца. — Каков план?
— Ну, давайте поскорее выбираться отсюда. Мы договорились встретиться у выхода в административном блоке. Тут везде карты с планом эвакуации, так что я покажу путь и… что-то не так с вашей ногой.
— Ох, я… — мужчина наклонил голову, чтобы посмотреть на свою изувеченную правую ногу, рану на которой лишь немного прикрывали лоскуты разорванной штанины. — Издержки побега.
— Очень больно? — Муссолини вдруг ощутила прилив жалости к этому человеку.
— Идти могу. Хоть и хромаю сильно, но справлюсь. Так значит де Голль отправил вас за мной? — немец усмехнулся.
— Что? Нет! — Бонни замахала руками. — Мы со Сталиной натолкнулись на де Голля и Рузвельта. Француз пошел вызывать помощь, а нас отправил административному блоку. Но я вот решила сначала зайти за вами. И как видно, не зря.
— Я же так и не поблагодарил. Спасибо вам, Дуче! Я уже было попрощался с жизнью.
— Да, я заметила по вашему бледному лицу. Твою ж мать!
Муссолини буквально подпрыгнула на месте. Жуткий маньяк, несколько минут назад чуть было не выпотрошивший Гитлера, пошевелился и начал, кажется, приходить в себя. Времени больше не было. Нужно было бежать отсюда как можно быстрее.
Гитлер схватил Бонни за руку и потащил вон из страшного помещения. Однако вскоре ситуация изменилась, и уже итальянка тащила за собой сильно хромающего союзника. Было заметно, что он старается идти быстрее, но просто не может. Боль в его ноге наверняка адская, и Муссолини это конечно же понимает, но все равно старается тащить немца за собой. А затем они слышат позади себя: «Вот ты где, дорогуша. Вернись ко мне».
Они оба прибавляют шагу. Видно, что немец прикладывает максимальное количество усилий, чтобы убежать.
«Я стараюсь быть терпеливым, дорогая».
Так, руководители государств босиком пробежали несколько огромных сквозных комнат. Бонни уже даже обрадовалась, что последняя реплика маньяка прозвучала не за их спинами, а где-то в другой стороне. И как видно зря. Только они собирались завернуть за угол, как оттуда навстречу вышел их преследователь. Гитлер дернул на себя чуть выбежавшую вперед Бонни и потащил ее за собой в обратную сторону.
«Все вы — шлюхи. Это ваше наказание. Ваши маленькие свинские глаза».
Кое- как им удалось обмануть маньяка, оббежав вокруг стола. И политики продолжили прежний путь.
— Это он мне? — вдруг спросила Бонни, усмехнувшись. — Ну, про шлюху.
— Это он мне! — рявкнул Гитлер. — Прекратите болтать, я и так на пределе.
Еще несколько поворотов, и вот они уже петляют по обшарпанным коридорам больницы.
«Зачем же ты так поступаешь со мной?»
Господи, как же он близко. Его шаги прямо за спиной, его дыхание щекочет волосы на затылке. Бонни уже на грани, она изо всех сил тащит немецкого лидера за собой. Хочется кричать, звать на помощь.
«А ты могла стать красивой».
Что тут, блять, происходило? Какого хера их сюда засунули? Эти ублюдки дорого заплатят, когда Муссолини выберется отсюда. Они будут медленно подыхать, уж она им устроит.
Еще несколько поворотов. Немец заметно замедлился, но не время сдаваться. Нужно бежать или сдохнуть? Значит нельзя останавливаться. Бонни не собирается умереть здесь, не после того, что она уже пережила. Весь итальянский народ ждет ее дома, и она не собирается его разочаровывать.
Снова поворот. На этот раз они ныряют в какое-то маленькое складское помещение. В нем не слишком темно, много разломанной мебели, грязные стены с облупившейся краской… и разбитое окно.
Решение приходит мгновенно. Она собирается прыгать, и ей абсолютно наплевать, что это второй этаж, а у Гитлера, наверное, совсем плохо с ногой. Если они не выпрыгнут — они умрут, если неудачно приземляться, то тоже умрут, конечно, но это будет лучше, чем отдаться маньяку в руки живыми.
— Давайте! Здесь не высоко! — Бонни тормозит прямо возле окна и подталкивает немца.
— Вы с ума сошли? — у мужчины были огромные испуганные глаза, бледное лицо исказилось гримасой боли. — Я не смогу со своей травмой!
— Можешь! — Муссолини яростно встряхнула Гитлера. — Давай, ублюдок, не будь гребаным трусом!
Психопат заходит в комнату.
Немец и итальянка переглядываются.
А затем прыгают в окно.
«Вы все хотите бросить меня? Да? Хочешь бросить меня? Ну и ладно! Иди! Ты и все остальные неблагодарные шлюхи!»
Голос маньяка звучит где-то вдали. Его едва можно расслышать из-за криков Гитлера.
Бонни было радуется, что приземление было относительно удачным, а затем чувствует боль практически во всем теле. Рассеченная кожа на правом бедре, повреждение левого запястья, разбитое лицо. Она медленно шевелит рукой, которая болит сильнее всего. Не перелом, скорее растяжение или что-то подобное. Ну это ерунда, главное, что они живы. Их ладони и стопы в крови. Гитлер держится за ногу и воет, у него содрана кожа на левом плече и, кажется, все. Ну, кроме поврежденной ноги, конечно.
— Серьезно? — Бонни повернулась к союзнику.
— Что? — немец растерянно посмотрел на нее.
— Значит это он вам говорил всякие «дорогая»? — итальянка улыбнулась.
— Да. Он вообразил, будто я — его невеста. Подумать только, — покачал головой мужчина, но затем внезапно улыбнулся и бодро произнес, заглядывая Муссолини в глаза. — Вы только никому не говорите, а то это станет полным крахом моей карьеры. Я уже представляю эти заголовки: «Адольф Гитлер выходит замуж!»
— Люди про вас и похуже говорили, — женщина встала на ноги и протянула немцу руку. — Вставайте. Нам пора двигаться дальше, иначе наши друзья по несчастью могут сбежать отсюда без нас… кстати, вы извините, что я там… в общем…
— Забыли, — кивнул итальянке Гитлер, поднимаясь на ноги.
Теперь им предстояло найти злосчастный выход из административного блока. И они не имеют права сдаться.
***
Если бы Шарль де Голль знал, что в вышку с радиорубкой можно добраться по воздушному мосту прямо из здания, не спускаясь и исключив таким образом блуждания вслепую по туману, то… впрочем, ему понравилось чувствовать под ногами траву, так что…
Однако сейчас, возвращаясь назад, он был рад обнаружить этот путь. Здесь не было бессмысленного риска и можно было добраться до необходимого места гораздо быстрее.
Шарль надеялся, что все руководители государств живы.
Конечно, Муссолини и Сталина должны справиться с Рузвельтом на коляске. Они хоть и две маленькие хрупкие женщины, но все равно. Их стойкости и мужеству позавидует любой мужчина. Им удается держать в кулаке целые государства, так что в деле спасения одного американского президента на них вполне можно положиться.
Гитлер должен быть жив. Шарль уверен, что ему легко удалось обмануть того маньяка и выбраться целым и невредимым. Возможно, он даже догнал своих коллег, и сейчас они вместе, на пути к административному блоку, где их всех ждет транспорт. Это их должно приятно удивить, как и наличие у де Голля ключей от этого самого транспорта.
Минуточку. Ему кажется, или он кого-то забыл. Так… он — Шарль де Голль, Франклин Рузвельт, Адольф Гитлер, Этери Сталина, Бонни Муссолини… твою ж мать!
Уитни Черчилль.
Они что, забыли про нее. Нет. Нельзя так думать. Сталина и тем более Рузвельт не смогли бы забыть о своей верной союзнице. Большая тройка как никак!
Кто-нибудь вообще видел ее? Риторический вопрос. Если бы кто-то видел, то уже он бы знал. Впрочем, нельзя исключать тот факт, что она успела присоединиться к остальным и сейчас они все вместе на пути… а если нет? Что если она потерялась в стенах этого страшного и запутанного здания? А что, если… нет! Нет! С ней все в порядке! Уитни Черчилль сильная, она сможет со всем справиться, ее не так-то просто запугать.
Минуточку. А чего это он так о ней волнуется? Она его сильно недолюбливает, и это еще очень мягко сказано. Но разве Гитлер относится к де Голлю лучше? Сейчас не время на личные разборки. Они выберутся отсюда все месте и тогда можно будет привычно выяснять отношения. Как личные, так и более глобального масштаба. А с Черчилль все будет хорошо. Ведь так?
Шарль резко вынырнул из своих мыслей. Ощущение безопасности пропало мгновенно, и он буквально каждой клеточкой стал ощущать чье-то присутствие. Он остановился и медленно оглянулся.
«Эта летающая штука невероятно опасна, это она забрасывает людей на заборы и выбивает двери. Когда она будет приближаться к вам, то вы увидите черную тучу и почувствуете неприятное ощущение внутри. Бегите, постарайтесь спрятаться, не останавливайтесь. Это понятно?» — слова того журналиста промелькнули в голове француза.
Бежать. Уносить ноги. Он не имеет права погибнуть сейчас. Тогда, когда они почти у цели.
