Война на краю бездны.

       Грей напрягся всем телом, внимательно следя за каждой песчинкой на этой чертовой площади. Протяжно завыл ветер, трепеща длинный черный плащ его спутницы. Та стояла к нему своей холодной, чуть мокрой спиной, и протяжно, тяжело дышала. — Кап-кап, — раздалось где-то сбоку, и парень быстро повернулся, вслушиваясь. — Как капает кровь?       Откуда-то сбоку прилетел огненно-красный кинжал, прорезая плоть ноги Браи насквозь.Девушка чертыхнулась, стремительно порвала подол своей юбки и перевязала рану, создавая в миг своих клонов, которые окружили ее любовника с разных сторон. Само орудие растворилось и из розоватой пыли вышла та самая странная огневолосая. — Так, как капает кровь? — вновь раздалось на залитой туманом площади; пошел дождь мелкими каплями, бренча по железной поверхности крыш. — Кто они такие? — Грей вскинул руки, создавая два одинаковых литых меча. — Ледяной вестник! — во время успев отразить очередную атаку беспощадной девы в желтом «солнце».        Но девушка ничуть не растерялась, вновь и вновь нанося свои колющие удары, казалось, будто ей управляет тот усатый, что растворился и стал одним целым с дождем и туманом.       Тактика у Грея была доведена до автоматизма, он слышал каждый шаг и стук каблуков девушки о мощенную улицу, чувствовал каждую капельку. Ему нравился риск и азарт, разливающийся в крови большими волнами. — Кровь плачет, когда капает и разбивается, — раздалось совсем рядом, — все люди плачут, когда падают… — он хотел еще что-то сказать, как замолк, а кинжал отчетливым звоном упал в небольшую лужу.       Рядом материализовалась Брандиш, от нее веяло цветами и, в тоже время, опасностью. Ее, изящная, с длинными тонкими пальчиками, рука сдавливала шею волшебника. Она, не без пафоса, подошла к ним, окинула Браю придирчивым взглядом, а потом и вовсе, потеряла к ней интерес. Зеленые волосы кудрявились от влаги, добавляя шарма к ее, и так, великолепному образу. — Ну, здравствуй, Отмороженный, — ее голос был звонок, в нем танцевали смешинки. — И тебе того же, Разрушительница Наций, — в его глазах плясали тени, на устах застряла полуулыбка.       Они приближались друг к другу стремительно и порывисто, не растягивая сладостное удовольствие даже на долю секунды. Он впился в ее ярко выраженные губы своими сухими; для них не было этого мира.

***

       Мы очутились в потрепанной затхлой прачечной довольно быстро, в ушах ужасно шумело, в глазах плясали круги, я порывисто села и меня тут же заключили в кольцо холодных женских рук. Меня обнимала Мираджейн. Вид был у нее усталый и очень потрепанный; волосы были убраны в грязно-серую косынку и одета в такого же оттенка платье в пол с белым, кристально-чистым передником. — Ты все-таки пришла за нами, — в ее карих глазах стояли слезы, она счастливо улыбалась. — Когда ты связалась с нами — мы очень удивились, ведь думали, что снаружи никого не осталось, — у малютки Шерии расползалась довольная улыбка, но девочка тут же поежилась от неприятных ощущений — вместо правого глаза у нее была черная отвратительная пустота. — Давайте решим все потом, — предложил хмурый Стинг, смотря на искалеченного Оргу.       Никто не успел понять, как дом заполнила стужа, и он погрузился в метель. Все затряслось. Комната наполнилась встревоженными криками, лишь одна Кана, разодетая в шикарное алое платье, была молчалива и отчужденна. — Кагура, скорей уходите отсюда. Мы с Люси справимся, — блондин был резок и настойчив, но их уже и след простыл.       Затрещал деревянный шаткий потолок, обваливаясь, я зацепила Эвклифа, подкидывая в образовавшуюся дыру, чтоб тот следом затащил и меня, оказавшись в огромной столовой, где спокойно пил чай Инбер, тут же вынырнул из пространства Локи, готовый прикрыть наши спины. — Жаль, что Мираджейн ушла, у нее хорошая фигурка, — с сожалением блеснули его красные глаза, — так же как и то, что кто-то сильный скрывает и опекает ваше укрытие.       Наши ноги стали примерзать к полу, покрываясь толстой коркой льда. Стинг было дернулся, как тут же пожалел, застыв с головой. Сквозь прозрачный слой сверкали его голубые, изумленные таким исходом, глаза. — Одно неверное движение и тебя поглотит моя магия, — он замолк, отпивая живительный напиток, вновь просверливая нас взглядом. — Так где же твое укрытие, а, Люси? — я не смотрела на него, хоть и была настороже. — Где ты спрятала Вечное Волшебство? — Инбер был в ярости, вокруг образовалась непроглядная метель, через которую отчетливо виднелись алые зрачки. — Люси, нельзя медлить, — со мной связался Локи через телепатическую связь, слава всевышним она была стабильна, — активируй второй источник, дай волшебством завладеть тобой, сейчас же или погибнешь.       Пока я думала, Инбер подошел вплотную и взял меня за подбородок, испытывающие заглядывая в мои черты лица, будто ища в них правду. Лев сжал кулаки, но молчал.        Моя магия течет во мне яркими ручейками, тонкими и чертовски быстрыми, а чтобы отворить второй источник надо расширить борозды, дабы волшебство могло течь в больших количествах. Это мне пришлось сделать. Тело прошиб озноб острыми колючками, в глазах стояла красная поволока, но я слышала, как бьются сердца, чувствовала каждую снежинку, ощущала каждый предмет, вовсе не видя.        Как потом мне рассказал Стинг, по окончанию всего произошедшего, ведь самой ничего не запомнилось, комнату озарил яркий теплый свет, заставляя отступить стужу, образовалась звенящая тишина, а на месте звездного духа был величественный лев. Он нечеткой фигурой бросился на Ледяного Императора столь молниеносно и неуловимо, так независимо и легко, как сгусток чистой энергии или как лучик света. Между ними завязался кровопролитный бой; никто не уступал. Тут же появилась Дева и забрала нас, но в ее карих очах стояли слезы.        После той вылазки, ключ Царя Зверей рассыпался на миллиарды песчинок, а сам Локи не откликался на мой призыв. Остальные духи ничего толком не могли мне объяснить, все время отмалчиваясь. Я горевала, плакала и била стены. Люди, мое окружение, были мне благодарны, пытались выразить поддержку и утешить. Все было бесполезно.        Меня жалели и мне это не нравилось, но поделать ничего не могла. Лишь Кана относилась ко мне довольно холодно и близко не подпускала к себе никого. Это было странно. Люди горевали по умершим; у каждого были свои проблемы. Стинг и Нацу не находили себе места, а через месяц все улеглось. Раны начали затягиваться.