Гарри Поттер должен кончить

Лорд Генри устроился на заднем сидении своего «Роллса» и думал об Англии. А точнее о законах, благодаря поразительной глупости которых он должен теперь ехать в Палату Лордов. Пусть и Верхнюю, но от этого не становилось легче. И о том, что вместе с наследством и титулом пэра ему досталась ещё и эта «почётная» повинность. И вот он должен бросать всё и ехать в Парламент для того, чтобы принять очередной дурацкий закон. Что там у них сегодня на повестке дня: закон об оправлении естественных потребностей беременной или запрет на ловлю такси больным чумой? Дорогие особняки постепенно сменялись станциями метро, толпами туристов и вездесущими нищими, которые демонстрировали уродства за деньги. Лорд Генри хихикнул. «Если бы я в своей жизни платил за все виденные мной уродства, в настоящий момент я бы сам присоединился к нищим». – Да у меня даже нет уродств, чтобы их выставлять, – пробормотал Генри. «Может, мозги, милорд!» – подумал Стемптон, ловко выруливая к зданию Парламента. Камердинер услужливо открыл дверцу автомобиля и тут же получил укол в ногу зонтиком-тростью*11, который появился раньше самого пэра. Стемптон проглотил стон боли, но деликатно отошел в сторону и пропустил лорда Генри вперёд. – Пожалуйста, ваше удостоверение, милорд! – Охранник на входе в Букингемский дворец вежливо улыбнулся, раскрывая большую книгу регистраций. «Чертовски удобная для написания... для этого... как его там... А черт с ним!» – Лорд громко хлопнул папкой с бумагами по стойке и вывалил на нее ворох удостоверений. – Выбирайте, какое из них мне больше к лицу! – И Генри лукаво улыбнулся – «цербер» на входе ему нравился. «Такое чувство, что это не Парламент, а комната в Оксфорде, где охранник вполне может быть моим дружком, залезшим в мой шкаф и подбирающий галстук на свой вкус». Постовой тяжело вздохнул – история с удостоверениями повторялась с завидной регулярностью, из раза в раз, обрастая всё новыми нюансами, и принялся отыскивать нужное. Сегодня к традиционному набору лорда Ашера добавилось что-то новенькое – пожелтевший обрывок с надписью «Генри-душка 1933 г.», небрежно переснятой с какой-то поверхности простым карандашом. – Ой, а это как тут оказалось? – Генри выхватил примятую бумагу и, виновато улыбнувшись, спрятал ее, сминая окончательно. И рассовывая оставшиеся удостоверения по всем имеющимся карманам. «Хорошо, что хоть Стемптон не видит, а иначе ранний... Или даже внеплановый сердечный приступ ему был бы обеспечен!» – ухмыльнулся лорд Генри и важно направился в полумрак коридоров. Наслаждаясь жизнерадостным цоканьем своей трости, по совместительству зонтика, Генри весело шагал ходами Парламента. И не смог не ухмыльнулся, глядя на огромную фотографию с четырьмя писающими итонцами*12. «Ещё нужно повесить рыгающих, какающих и трахающихся! Для правдоподобности»! И хихикнул своей шутке, повторенной уже не менее трёх дюжин раз. – Генри-Няшка! – послышался позади восторженный оклик. Генри обернулся, чтобы моментально попасть в крепкие объятия своего старого школьного приятеля, Себастьяна Брайта. – Себастьянчик! – Генри в ответ обнял друга и похлопал пару раз по плечу. В школьные годы, правда, они были не слишком близкими товарищами. Единственное, что их объединяло тогда, это повальное увлечение «простым шитьем*13». – И тебя туда же призвали? – Конечно, ведь пэр так же безволен перед Палатой Лордов как дух, призываемый спиритуалом. Не хватает лишь разодранных остатков погребального савана. Кстати, отличный сюртук! – воскликнул Себастьян, как только выпал из объятий приятеля и окинул его оценивающим взглядом скучающего денди. – Старая добрая Сэвил-Роу? Лорд Генри стряхнул несуществующую пылинку со своей одежды и важно ответил: – Это Брендон и сын! Весьма непростое шитье. Они переглянулись и звонко расхохотались, вспоминая свои бурные отроческие годы. Их веселье прервал звук гонга, возвещающий о начале сессии. На заседании, скучнее этого, лорду Генри бывать ещё не доводилось. И не потому, что Лорд-канцлер занудствовал больше обычного. Вовсе нет! Просто теперь у Генри появилось ДЕЛО и тратить время на всякую ерунду, по его мнению, было непозволительным расточительством. Поэтому оглядевшись по сторонам и заметив, что все поглощены своими делами, лорд Генри вынул из папки бумагу и продолжил сочинять. «Ночь была настолько тёмной, как бывают лишь зимние ночи в новолунье, но никак не июльские. Фонари, которые обычно освещали Тисовую улицу, не горели. И это навевало на определённые мысли. Или дорожная служба не выполняет своих обязанностей, как нужно, или же здесь замешана магия. Впрочем, выработать свою теорию Гарри не дали. Раздался звонок в дверь. Дядя Вернон, бормоча проклятия на голову поздних посетителей, спустился вниз, чтобы лично поведать о степени своего негодования этим визитом. Гарри прислушался, подкравшись к двери комнаты. Но оттуда не доносилось ни звука, что настойчиво наводило на мысли о Заглушающих чарах: для дяди Вернона было совсем нехарактерно такое тихое поведение, кто бы не стоял по ту сторону двери. Поэтому гриффиндорец достал из-под подушки волшебную палочку и попятился к окну. Увы! Не успел Гарри сделать и полдюжины шагов, как хлипкая дверь его комнаты распахнулась. Парень, не задумываясь, выпустил несколько боевых заклинаний в вошедшего и, снеся деревянную решётку Бомбардой, вскочил на подоконник, чтобы тут же вцепиться в водосточную трубу и спуститься по ней…» – Во-до-сточ-ная тру-ба... – одними губами, по слогам, будто пробуя каждую букву на вкус, прошептал Генри. А достаточно подзабытые воспоминания яркой чередой уже пронеслись перед лордом, – он в Оксфорде: не успел до закрытия ворот колледжа и теперь отчаянно карабкается по ливневке часовни. Одно неловкое движение, и лорд Генри уже пациент лазарета Баллиоль. А вот он в Итоне – шестиклассник-префект, гордость школы, – под проливным дождем нервно взбирается в свое окно после неудачного свидания в плоскодонке... Отогнав так некстати возникшие видения, лорд Генри без труда описал, как тонкая жесть поддаётся под потной ладонью, как визгливо скрепят крепления, грозясь вырваться из стены и раз и навсегда покончить с путешественником, сбросив его вниз с достаточно приличной высоты. Но калечить своего персонажа Генри не хотел – не комильфо делать своё произведение настолько коротким, – а потому продолжил, с головой окунаясь в перипетии чужой жизни. «… Гарри бежал, не разбирая дороги, по давно изученным улицам Литтл-Уингинга. В темноте комнаты он не успел увидеть посетителя, но был почему-то уверен, что никем, кроме Пожирателя Смерти, этот непрошеный гость оказаться попросту не мог. Но вот только где спрятаться? Легко запутать след и скрыться, когда имеешь дело с бандой кузена. В конце концов, они простые магглы, а габариты Дадли настолько далеки от спортивных, что пробежаться за прытким Гарри для него сродни олимпийскому подвигу. А уж свора Дадли не горела желанием связываться со «странным Поттером». А вот что делать, когда за спиной маги, Гарри не знал – в Хогвартсе преподавали азы волшебных дуэлей, но и не думали учить навыкам выживания, если противник попался сильнее и опытнее. В боку давно кололо, ноги едва отрывались от земли, а шумное дыхание парня, казалось, было слышно на противоположной окраине городка. Гарри остановился под большим уродливым деревом, которое так и не смогла добить последняя гроза, и прислушался, нет ли за ним погони. Ни топота ног, ни выкриков ищущих он не услышал – вокруг было тихо. Только в заброшенном доме неподалёку хлопала старая оконная рама. Уже успокоившийся и наконец-то отдышавшийся Гарри, поплёлся обратно, предчувствуя скорое наказание за использование волшебства на магглах от Министерства Магии и от дяди за порчу имущества и, не дай Бог, физический ущерб членам семьи, как неведомая сила оторвала его от земли, спеленала по рукам и ногам и подвесила вниз головой где-то между тёмным небом и такой же тёмной травой. – А вот и малыш Гарри… – пропел женский голос. И это вместе с красной вспышкой заклинания стало последним, что запомнил Поттер прежде, чем весь окружающий мир окончательно потемнел…» _________________________ *11 Отличительный признак пэра. *12 Имеется ввиду фотоснимок Пола Эрдена (Paul Arden) сделанного им в 1999 году. *13 В английских привилегированных школах «простым шитьем» называли взаимную дрочку.