lycoris

он всегда смеётся так, будто каждый раз внутри него что-то безвозвратно надламывается. теряется в городе, в котором никто не знает твоего имени, где в мёртвой предрассветной тишине и грязном тумане от немого крика рвутся связ(к)и – не голосовые, – и догорают друг за другом дни. 'тебе не нужно становиться кем-то особенным, чтобы быть важным' – говорит он, беря в руки яблоко и нож, и улыбается всё теми же стеклянными улыбками. 'совсем не обязательно', – и лезвие входит с треском. что-то ещё про преувеличенную значимость, надуманность и полярные ценности: вэй ин звонкий и громкий, и улыбки у него настолько качественные, филигранные, что не зацепишься, но ванцзи всё равно знает – он сам не верит в то, что говорит. будто бы пытается убедить самого себя, – холодно-отчаянно – оправдать, выстраивая по кирпичику каменные стены вокруг. с блестящими глазами вэй ин смеётся самым ярким смехом, а сам догорает как дни. он оказывается на пороге квартиры ванцзи где-то между двенадцатью и часом ночи. приносит с собой сигареты, пакет яблок и слепого уличного кота. у него самого дома собака, и смотрит он на ванцзи таким взглядом, что хочется закрыть дверь прямо перед его носом. наверное, так и стоило сделать. но. на часах – половина второго. вэй ин, забравшись с ногами на подоконник, чистит яблоки, а ванцзи отстранённо смотрит на сидящего перед ним на полу грязного кота и пытается вспомнить тот упущенный момент, когда его дом стал приютом для брошенных и обездоленных. – назови его как-нибудь, – распечатав упаковку сигарет, вэй ин вытягивает одну, подкуривается – (на несколько затяжек больше, чем следует) – и протягивает её ванцзи. – я не говорил, что оставлю его. губы вэй ина от уха до уха, а на лице словно татуировкой выбито: ты совсем не умеешь лгать. ванцзи забирает сигарету из его пальцев. чёрный лак на ногтях вэй ина почти весь содран. на левой руке из-под любимой толстовки торчат бинты. (настолько искусно лгать как ты не сможет никто)