***
- Это возмутительно! - всё сокрушалась мать на переднем сидении их тёмно-синего авто. Отец же молча смотрел на дорогу. - Поселить тебя в одну палату с доживающей свой век старухой и даже не извинится после того, как она ночью умерла! Да они вообще должны были перевести тебя в отдельную палату, ведь такой стресс очень тяжело переживать! - Да ладно, с кем не бывает. То есть, кто же знал, - Барт смотрела в окно, на мелькающие мимо не совсем живописные пейзажи. - Да и тем более это было два дня назад, а ты всё ещё злишься. - Конечно, и буду злиться минимум неделю! И вообще больше не допущу, чтобы тебя везли в это ужасное место вместо нормальной больницы. Да ещё и так далеко от дома! - Кстати, как ты там оказалась, малышка? - спросил отец, посмотрев на дочь в зеркало заднего вида. - Я очень хотела встретиться с Оливией, но она не отвечала на звонки, так что я поехала узнать всё ли у неё хорошо. Оказалось, что она на курсах уже как... сегодня пятый день из восьми. - Что-то я не помню никакой Оливии, - сказала Мартин. - Ты можешь сказать нам правду, детка. В твоём возрасте нормально...ммм... быть в отношениях. Да ещё и после всего, что случилось. Мы поймём, если ты была не у Оливии, а у... скажем... Оливера. - Оливия Хорнби, ма, - Барт вздохнула. - Она приезжала к нам с фотогалереей той весной, в мае. - Ааа, такая рыжая? - Да, такая рыжая. Воцарилось молчание. Пейзажи за окном всё также сменяли друг друга, Барт всё также не смотрела на родителей, визитка с написанной на ней откровенной ахинеей всё также лежала в кармане джинс. Пересечение Жевательного и Костяной? И что за сломанный фонарь, в городе, где вроде как все фонари исправны? Обманщик хуев. Накалякал пару каких-то нелепых фраз и удрал, чтобы от него поскорее отъебались. И какого хуя он - смерть? Почему она его (а не её, к слову) видит, слышит и вообще общается? Почему может принимать что-то из рук в чёрных - как ни странно, кожаных - перчатках? Какого хера вообще происходит с ней? Может у неё и правда га... визитка-то вполне настоящая. А спящая (и умирающая) соседка дать её никак не могла. То есть, в комнате кто-то был. Кто-то кроме пациенток не особо большой больницы. Кто-то в чёрном балахоне и маске с пустыми глазницами... - Стой! - от внезапного крика дочери Джордж вздрогнул и вжал ногу в педаль тормоза. Машина тут же остановилась, а удивленные супруги почти синхронно обернулись, благо движение на дороге было вовсе не плотное, а ехали они почти у самого тротуара. - Что случилось, девочка? - забеспокоилась мать. Барти перевела на неё спокойный взгляд, а затем неловко улыбнулась. - Мне показалось, что я увидела Монику, - сказала она, пожав плечами. - Когда кажется, креститься надо, - проворчал мужчина, повернулся обратно и возобновил движение. Женщина на соседнем сидении слегка толкнула его локтем под рёбра. Барти отвернулась от них и прямо напротив остановки, на нижнем этаже серой многоэтажки, находилась - судя по новому блеску - зеленая вывеска с бело-красными буквами "ЖЕЛЕЙНАЯ". И вывеска эта своей яркостью навела девушку на ту мысль, что послужит первым ключом к разгадке таинственно-нетакойужбредовой визитки, но пока она только была очень непонятна и почти сразу закинута в тот долгий ящик, где хранилось (и ждало своего часа) в большом количестве то, о чём стоило поразмыслить. Однако, спустя каких-то два метра, не успела машина набрать прежнюю скорость, почти за желейным домом, около боковой его стенки, как серые глаза наткнулись на такую тощую старушку, торговавшую цветами, что, казалось, это - недавно оживший скелет, неумело натянув на себя чрезвычайно тонкий слой бледной, как полотно, кожи, пошёл зарабатывать деньги первым, что увидел - цветы на многочисленных клумбах. И вот тогда-то что-то такое щёлкнуло, Барт с сомнением уставилась на глухую стену, не понимая, что именно кричащая о правильности интуиция нашла в ней. Стена как стена. Кое-где обшарпанная. Неужели тот тип в черном балахоне (даже в мыслях его сложно было назвать смертью, поверить в это) имел ввиду именно этот перекресток? И несколько ошибся в названии координат из-за незнания города? В последнее с трудом, но верилось. Наверное, потому что Барт не до конца понимала, что имеет дело всё-таки со сверхъестественными силами, а не с тем, что можно объяснить с помощью научной точки зрения. Скорее всего, поэтому не было той трепетности, необъятного страха, других неприятных эмоций при виде, контакте, с этой темной личностью в вполне человеческих кожаных перчатках. Поэтому она, ничего не боясь, под ошалевший аккомпанемент старушечьего взгляда, с матами и на повышенных тонах разговаривала с этим таинственным незнакомцев, также способным на маты и разные эмоции в довольно-таки приятном баритоне. Мартин в беспокойстве смотрела в зеркало заднего вида на свою дочь. Как много пришлось пережить её малышке за эти ужасные дни. Сначала смерть сестры, двойняшки, затем авария с психически ненормальным лихачом, а затем уже кончина пожилой соседки посреди ночи, когда Бартенцию наверняка мучали кошмары, отчего она не могла сомкнуть глаз, и видела, как тело той старушки медленно перестает двигаться. Бедная, бедная девочка, ей срочно нужен отдых. Здоровый сон где-нибудь на природе, вдали от города и городской суеты, вдали от людей. А затем встреча с друзьями, с так называемой "стаей", как назвал их мистер Ван Арт, преподаватель истории в и... её... институте. Да, такой отдых должен пойти Барт на пользу.***
- Не понимаю, - Моника в некотором раздражении поставила на журнальный столик кружку с кофе, едва ли не пролив его, а затем перелистнула сразу несколько страниц в новом номере любимого модного журнала. Елена в кресле напротив вздрогнула, спешно обхватив свой чай длинными пальцами. - Неужели Барт начала видеть галлюцинации после смерти Патти? Неужели всё-таки сошла с ума, "перешла черту", какой бы та ни была? Вот хоть убей меня, Ни-ни, а я не верю. Вот не верю и всё. - Но она же видела тень в чёрном балахоне, даже довольно подробно расписала её и её действия с этой мисс на Б! - девушка сделал глоток горячего ароматного напитка и принялась внимательно, несколько беспокойно, следить за тем, как хозяйка этой небольшой, но уютной квартирки, ходит туда-сюда, подобно висящим на стене маятниковым часам. - Она могла пошутить... крайне неудачно, - все дальнейшие, начиная с этого, оправдания Моники были на редкость неубедительными, так что Елена лишь качала головой и то и дело говорила: "Такое со всеми бывает, и в большинстве случаев через некоторое время проходит". Но ей всё равно не верили и упрямо составляли совсем уж запредельные теории. Однако версию о том, что все эти ведения правдивы и, к сожалению, видеть их может только Барти, старательно обходили стороной, потому что, чёрт возьми, не верили во всякую сверхъестественную ("ну не такую уж" - думала Ни-ни) чушь. Игру в богатое воображение прервал звонок мобильного телефона. На экране появилась фотография улыбающегося брюнета и подпись под ней "Мистер Ван Лав". Моника поспешно схватила гаджет и, извинившись (при этом, не сдерживая дурацкой улыбки), ушла в другую комнату. Елена вздохнула, допила чай и принялась задумчиво смотреть на страницу в модном журнале, где парень плейбойной внешности прикладывал указательный палец к пухлым вишнёвым губам. В голове роились мысли, но добраться до их главной - эдакой королевы - не представлялось возможным по простой причине нехватки духовных сил. Девушка прикусила нижнюю губу. - Могу ли я говорить? - Моника игриво смотрела на своё отражение в ванной комнате. - Не знаю. Наверное да. Но всего пару минут. Я не одна просто, знаешь. Улыбнулась ноткам ревности в любимом голосе и поспешно добавила "пью чай с Еленой, обсуждаем парней и похороны. Ну, всё наше, девичье", на что получила ответ, что шутить у неё выходит плохо и лучше вообще этого не делать, особенно делая при этом потуги в так нелюбимый им чёрный юмор. Его тон, тембр голоса, и почти живой образ перед глазами - рядом с ней, прямо за спиной, так расслабили её, что Моника без раздумий рассказала парню про её тревоги по поводу Барт и про странную реальность нереального человека (существа?) в черных одеждах, о которой умолчала при Елене. По ту сторону трубки повисло молчание, но не напряженное, а такое, словно собеседник искал что-то в своих многочисленных записях в тетрадях, в блокнотах, на голубых стикерах, прилепленных к тёмному дереву стола, там, где записывал буквально всё, приходившее в голову. Наконец, спустя каких-то пару минут, за которые Моника успела уже изрядно подтрусить и узнать, что Елена тоже с кем-то завела разговор, Виктор начал говорить ей то, отчего глаза девушки начали всё больше и больше расширяться, а ладонь всё сильнее сжимать край белой раковины.***
- Всё в порядке, правда. Пока! - Барт выпуталась из рук заботливой (даже чересчур) матери и выскочила в подъезд, в куртке, джинсах и визиткой в кармане. План её был предельно прост - добраться до того пересечения и подробнее обследовать странную до обычности стену. И хотя там и был фонарь, но кривизной от него явно не пахло, однако интуиция упрямо твердила, что это место то. То самое, где она получить ответы на свои вопросы и даже кое-что обретёт (вероятно, какие-то знания по этому поводу). Так что девушка заскочила в лифт и спустилась на первый этаж, выбежала оттуда на улицу, подставив холодному ветру покрасневшие щеки и мокрые кончики волос. Прибыв на место (довольно быстро, подозрительно быстро), Барт чуть ли не минуту стояла и просто смотрела на фонарь, вчера бывший прямым, а сегодня изогнутым под странным углом. Вокруг проходили редкие люди, косились на неё, в большинстве своём недоуменно и неодобрительно, пока, наконец, Барт не перешла дорогу, оказавшись на одной стороне со странным домом и скелетом в тонкой коже. Подошла ближе к стене, осторожно и, очень стараясь сделать это незаметно, ощупала её. Оглядела быстрым взглядом обстановку вокруг, а затем замерла, ощутив вместо гладкой холодной поверхности пустоту. Интуитивно шагнула назад, потом ещё раз, и ещё, после же закричала от неожиданности: - Добро пожаловать в "Санс"! Готова устроить ренессанс?..