Краски жизни

      Охрана безопасности народа является одним из важнейших направлений деятельности государства. Они все это понимали. Не Минцзюэ даже не понадобилось лишний раз напоминать о том, кто из всех присутствующих представитель закона. Ведь от того, насколько благополучно обстоят дела в столице с решением этой важной задачи, зависит благосостояние общества. Большей его части. Развитие должно идти по пути прогресса.       Он хотел разобраться в сути того, что же произошло. Что же, пожалуйста, мешать ему никто, похоже, не собирался. Пустив Лань Сиченя в небольшое помещение с одним единственным окном, находящимся практически под потолком и защищенным железной решеткой с двух сторон, шеф полиции остался стоять у закрытой двери, скрестив руки на могучей груди, оперевшись плечом о стену. Всем своим видом мужчина демонстрировал то, как сильно он недоволен, но мешать набивать шишки и дальше не будет. Какая щедрость с его стороны.       Бывший Цзинь Гуанъяо в эту минуту продолжал оставаться за решеткой, один, в довольно просторной камере с минимумом удобств. Сичень не знал, как выглядят другие заключенные, но по свежему лицу друга и по стопке сухого чистого белья с плотно набитой прямоугольной подушкой мог догадаться, что на положение вещей тот не жалуется. Мужчина, увидев его, бурной радости не проявил, стыдливо опустив глаза, отошёл подальше в тень и коротко улыбнулся, будто не мог удержать лицо, глядя на него. Старшему из братьев Лань очень хотелось, чтобы этому человеку действительно стало совестно. Если не за то, что тот сделал, то хотя бы за то, что, когда была возможность быть откровенным, не рассказал ему ничего.       Мэн Яо грозила опасность. Все присутствующие это понимали. Несмотря на существующие в Китае очень суровые наказания и фактически узаконенный «отстрел» преступников, их ряды постоянно пополняются. Теми же наемниками, с которыми, как оказалось, этот человек был связан. Китай лидировал по количеству смертных казней за преступления. И с тем, кто выступал обвинителем, у Яо могло не остаться шансов, особенно учитывая его признание. Конечно, ситуацию можно было вытянуть. Именно ради этого Сичень и прилетел, понимая, что больше ничего, наверное, сделать и не сможет. Суд отменить невозможно. Госпожа Цзинь не отпустит ситуацию, и не одна она, как выяснилось.       Чтобы спасти себя, их друг мог пойти на помощь следствию. Он мог сдать имена и контакты тех наемников, которых знал. Не Минцзюэ был тем человеком, который проверил бы каждого и не отпустил, добиваясь того, чтобы они тоже оказались в тюрьме или на «эшафоте». Но Яо отказывался. Закрыв глаза на то, что те, в свою очередь, выдали его не задумываясь. Лань Хуаню было непонятно, что именно останавливало друга.       Китайская преступность, как и любая другая, имеет свои социально-исторические корни. Философ, живший еще до нашей эры, Мо-цзы сказал: «Бедность — корень беспорядков в стране». Имущественное расслоение в современном Китае, когда богачи-бизнесмены вроде Цзинь Гуанъшаня и высшие слои коррумпированных чиновников, фантастически далеко оторвавшихся от масс, были подобны бедствию, вытянувшему все соки из почвы. Концентрация больших денежных ресурсов в одном месте или в одних руках не могла не отразиться на преступности мира. Те, кто не мог заработать честным путём, были готовы опуститься до чего угодно, и не всегда это было убийством ради грабежа.       Яо был самой настоящей жертвой этого мира. Так думал Сичень, прижимаясь лбом к жестким прутья решетки, слушая тихий голос друга, который не спеша отвечал на его вопросы. Что он чувствовал при этом? Это было очень сложно описать. Но ни на секунду мужчина бы не отказался от того, что их двоих связывало. По его мнению, этот человек не заслуживал того, чтобы его массово ненавидели, считая едва ли не демоном в человеческом обличье.       — Я никогда тебе не рассказывал об этом, но вся моя юность прошла там, где ни один здравомыслящий человек не пожелал бы находиться. Сейчас, сидя здесь, я понимаю, что мне некого в этом винить. Я не могу винить в этом свою мать, которая родила меня будучи шлюхой. Не могу винить ту грязную свинью, ставшую моим отцом. И это разрывает меня еще сильнее, если бы у меня была возможность выплеснуть все это хоть на кого-нибудь. Но я не могу. — Яо говорил тихо, его губы едва шевелились, будто ему было тяжело. Потухший взгляд скользит с угла койки на прутья, пересчитывая их в сотый раз, и останавливается на лице господина Лань, сидящего с ровной спиной на жестком раскладном стуле.       — Моя мать приехала в Китай, чтобы заработать денег для своей семьи. Сбежала от больных родителей и, договорившись с компанией, получила деньги на билет и разрешение на пересечение границы. Кто же знал, что то оказалось липовым. А может, и это было ложью, прошло слишком много времени, чтобы это имело важность. Она думала, что поработает около месяца хостес или горничной, а потом вернется, оплатит лечение отцу и матери, но этому не суждено было случиться. Куда молодая и слабая тайская девчонка могла деться без документов? Ей было страшно пойти в полицию или посольство, ведь те сразу же вернули бы ее «работодателю», и хорошо, если целую и невредимую. Она была хрупкой, но доброй женщиной. Несмотря на свой ум, ее доброта никогда не делала ее лучше в глазах других людей. Даже подруги по несчастью относились к ней с пренебрежением. Можно ли представить худшую жизнь? — Всё, чего Яо хотел — это отомстить, так он сказал приехавшему журналисту. Так он сказал, когда признавался в содеянном. Рассматривая всю его историю от начала до конца, учитывая генетический тест на отцовство и рассказ о том, как будучи ещё мальчишкой ему приходилось просить помощи, приговор можно было смягчить.       — Хочешь расскажу, почему я начал не с него? Я ведь действительно не такой хороший человек, как ты обо мне думал. — Сичэнь не знал, хочет ли слушать. Чем дольше они говорили, тем больше все сказанное начинало напоминать исповедь больного человека, который не в силах сам справиться с болезнью, отравляющей сознание. Мужчина оглянулся на шефа полиции, но тот только коротко кивнул в ответ. Что же. Возможно, ему действительно стоит услышать все.       — Ты можешь рассказать мне все, что считаешь нужным. Особенно, если тебе от этого станет легче, — но они трое понимали — нет, не станет. Яо сделал все, что желал эти долгие годы, и лучше, чем в данный момент, он мог почувствовать себя, будь на месте Лань Хуаня другой человек. Прикрывая тяжелые веки, Не Минцзюэ на короткий миг тоже представил на старом стуле фигуру потоньше с дурацкой привычкой сутулиться.       — У меня есть один человек, который очень сильно похож на тебя. Не внешне, внешне вы разные, а вот содержание на удивление похоже. — Мэн Яо встал с койки, потянулся несколько раз так, что хрустнули суставы, и медленно, не спеша принялся расхаживать по тому пространству,что выделили ему одному. — Я ведь верно говорю, шеф Не?       Единственный сидящий снова повернул лицо к дальней стене. Мужчина в форме не двигался, не кивал головой и не спешил отвечать. Ответ на вопрос можно было прочитать во взгляде. Для Сичэня не было открытием то, что у этих двоих есть прошлое до него. И, разумеется, в этом прошлом мог быть еще один человек. Вопрос только в том, насколько это все было давно и какое имеет значение в настоящем. Могло ли это принести проблемы?       — Этот господин всегда относился ко мне хорошо. Один из немногих. Знаешь, забавно, это делает вас еще более похожими. Я бы даже сказал, что за всю мою жизнь только два человека, которых я считал лучше себя, отнеслись ко мне так, будто я был абсолютно чист и невинен, словно младенец. Не буду брать в расчет тех, кто был в таком же дрянном положении, было бы странно, если бы подобные люди смотрели на меня свысока, сидя в той же зловонной яме, — звук его шагов напоминал тиканье часов. Мерные, тихие, они отвлекали и успокаивали пустившееся вскачь сердце, грозящее пробить ребра от неясного чувства беспокойства. — Мы познакомились на работе, в одном ресторане. Там все знали о моем происхождении и относились соответствующе. Вот только этому человеку не было дела до того, кто моя мать. И даже кто мой отец его не волновало. Благодаря ему я смог осознать, что значит быть ценным просто по факту собственного существования.       — Если вспомнить те времена, то ему было неважно, кто и сколько говорил о тебе, — глубокий бас заставил Яо запнуться и сделать шаг в тень, снова опуская лицо вниз. Сичэню казалось, что его будто перетягивают, словно канат, и это чувство, когда речь заходила об этой парочке, никогда его не обманывало. — Скажи, тогда зачем ты подставил его?       Удивленно вскинув брови, Лань Хуань переводил взгляд с одного хмурого лица на другое, чувствуя постепенно нарастающее напряжение. За дверью все еще оставался Ванцзи, который ждал его, но ситуация за это время так и не стала яснее. Только еще более запутаннее. Мужчина желал понять мотивы совершенных покушений, а ему начали рассказывать о далеком прошлом, которое имело отношение к событиям минувших дней. Что он должен был сказать? На чем сосредоточить свое внимание?       Наверное ему стоило сосредоточить его на ревности. Ведь Мэн Яо был не только ранимым и мстительным человеком, но еще и очень ревнивым. Если вдруг человек, которым мужчина сильно дорожил, начинал отдаляться, не объясняя причин, или находил компанию интереснее, то он старался всеми силами вернуть себе потерянное внимание, иногда мягко напоминая о том, что он тут, все еще рядом, а иногда радикально заставляя конкурентов исчезнуть в неизвестном направлении. Тот, о ком шла речь, чаще всего не понимал, куда вдруг подевались новые знакомые, и спустя какое-то время сам забывал о том, что они вообще были, позволяя Гуанъяо занять собой все пространство.       Но было еще кое-что, ненавистное этому мужчине. Когда на его объект обожания покушались. В их окружении как раз был один такой человек, не умеющий достойно вести себя в обществе. Ныне покойный Цзинь Цзысюнь, отдавивший столько больных мозолей, что непонятно, как его раньше-то не прибили. Сказывались деньги и влияние его дорогого дядюшки, на которого этот ушлепок работал. Именно из-за того, что один из птенцов семьи Цзинь не мог спокойно пройти мимо, чтобы не встрять в ссору с одной личностью, Яо наметил его первой жертвой в этом доме.       Он не называл имени человека, который стал причиной. Они с Не Минцзюэ договорились о том, что его это никак не коснется. Может быть позже, когда в зале суда вынесут приговор, мужчина назовет Лань Сичэню имя, но не сейчас.       Мэн Яо ревновал Вэй Усяня к другим людям, ревновал к его работе и увлечению, и просто хотел быть нужным. Он мог простить обиды, нанесённые себе, но не ему. Да, Вэй Ин был геем, еще и таким, от появления в обществе которого у всех на зубах песок скрипел, но разве он хоть раз прилюдно домогался или приставал к кому-нибудь? Нет. Но травить и задевать его при этом считалось позволительно, а когда мужчина давал отпор, поднимался скандал.       В целом у Цзинь Гуанъяо было много причин убить Цзинь Цзысюня, но решающим фактором все же стало его отношение к человеку, который был ему дорог. Только все пошло неправильно, криво и едва ли не закончилось кошмарной трагедией. Желая убить крашеную крикливую курицу, он чуть не убил золотого павлина вместе с красавицей Цзянь Яньли и малышом А-Лином.       В тот момент он ужасно испугался и упустил ситуацию из-под контроля, за которую тут же схватился всегда снующий рядом Су Шэ, который был его давним помощником в не самых чистых делах. О их близких отношениях с Вэй Ином тот осведомлен был плохо, и чтобы отвести от них двоих все подозрения решил перевести все стрелки на того, с кем жертва обстоятельств не ладила больше всего. И Яо промолчал. Он никогда не перестанет корить себя за это, но когда Су Шэ и Цзинь Цзысюнь сговорились, он осознал одну очень выгодную вещь: подставив Вэй Ина, он сможет получить над ним полный контроль. На тот момент у него было достаточно власти, средств и влияния. Если бы только он не опоздал и забрал друга раньше… Сейчас все было бы совершенно иначе.       — Я не хотел подставлять его. Я хотел, чтобы он был только со мной и слушал только меня, а не вас всех. Когда он оставался с кем-то из вас, с ним обязательно случались несчастья. Постоянные драки, скандалы и дебоши. Я не мог на это смотреть, — вцепившись пальцами в решетку, Яо от злости дернул ее на себя, заставляя металлическую дверь мерзко лязгнуть.       — Какая ирония, что ты стал для него самой большой неприятностью. Можешь обманывать себя сколько хочешь, но ты бы не смог ему помочь. Вини кого хочешь — Су Шэ, уже отбывающего срок, разлагающийся труп Цзысюня. Кого хочешь. Правда в том, что виноват всё равно ты и твой засунутый в задницу язык, — каждое слово Не Минцзюэ било как удар ивового прута, заставляя рубцы на сердце кровоточить. Глаза Мэн Яо покраснели от скопившихся в уголках слез, но он сцепил зубы и молчал, упрямо не отводя взгляд.       — Поэтому ты заказал убийство этого господина Цзинь? — все еще находящийся между ними Лань Сичэнь понимал, что он не в том месте, чтобы задавать вопросы о погоде и переводить тему, но отвлечь их двоих ему было необходимо.       — Я сделал это, чтобы этот ублюдок на своей шкуре почувствовал, на что обрек того, кем я дорожил. Это была месть, — произнеся это, заключенный под стражу обессиленно опустился на койку, устраиваясь в углу и прикрывая глаза.       — Значит ли это то, что он совершил с важным для тебя человеком то же самое? Организовал покушение? — Часть картины в сознании Лань Хуаня уже обрела небывалую ясность. Это не делало ситуацию проще и легче, чтобы принять и продолжить жить дальше чуть спокойнее, но несмотря на тяжесть, он все еще был готов двигаться вперёд. Абсолютно не ведая, где его предел, мужчина продолжал слушать все, что ему говорили, пока шеф полиции не решил, что на сегодня хватит.       Эта встреча длилась около двух с половиной часов, во время которой старший из братьев Лань испытывал собственные нервы на прочность, когда в то же время Лань Ванцзи испытывал собственное терпение и выдержку. Огромное спасибо Не Минцзюэ, который, крепко сжав плечо друга, помог тому поскорее покинуть ставшее резко холодным и тесным помещение. Короткое прощание, и вот тяжелая дверь захлопывается за его спиной, а младший брат ловит взгляд покрасневших и влажных глаз. Куда делись все его силы?       Лань Чжань, поддерживая его под руку, помог устроиться сначала на диване в кабинете начальника полицейского участка, а после и на сидении автомобиля. Тонко пахнущий жасмином зеленый чай оставил на губах вкус горечи, или же это была очередная порция таблеток, которую мужчина проглотил, стремясь придти в себя и скрыть слабость. Да, рядом с братьями он мог не бояться потерять лицо, но мир вокруг… он все еще был враждебен.       Они все чувствовали по-разному сейчас. Лань Сичэнь и его брат. Мужчина не стал бы злиться, даже если бы вдруг захотел, чувствуя себя одиноко от того, что брат мыслями постоянно улетает неведомо куда. Многие из их окружения отчего-то уверены, что он просто не умеет. Сердиться, злиться, ненавидеть, делать все, чтобы было так, как хочется только ему. Глупость какая. Все человеческое ему, конечно же, не чуждо. Просто, когда дело касается младшего Лань, Сичэнь как никто знает, что большую часть их жизни именно Ванцзи чувствовал себя плохо. Не так, конечно, как чувствует себя он прямо сейчас. Слава богам нет.       Но…       Его брат был другим. Ему не нужно было сталкиваться с теми же трудностями и горестями, что и Лань Хуаню. Они были разными. И без пары таблеток успокоительного та энергия, которая последние дни вибрировала вокруг Ванцзи, работала лучше. Трость и калека поменялись местами. Теперь пришел куратору черед раскрывать широко объятия, как для него это делал старший брат, отогревая и распутывая клубок мыслей в голове.       Оставив Сичэня в номере отеля, Лань Чжань уехал, озаботившись тем, чтобы у того было все необходимое, чтобы не скучать этим вечером. Пока брат за чашкой чая разбирал детали дела, добавляя к ним новую информацию, куратор давил на педаль газа, чтобы успеть на встречу.       Его помощник постарался как никогда. Возможно, мужчина не зря начал хвалить мальчишку, тот, будто получив одно слово похвалы, готовился рваться в бой еще усерднее, доставая информацию, будто фокусник живых кроликов из шляпы. Они рассчитывали на небольшую зацепку, может имя или адрес, где можно было найти художника. Но вместо этого получили картину и выход на Центральную академию изящных искусств. Это заведение было так сильно похоже на то, которое окончил сам Ванцзи, что, переступая порог главного входа, на него накатило теплое чувство. Воспоминания о минувших днях.       Общепрофессиональные дисциплины, которые преподаются на всех специальностях художественного цикла — это история отечественного и зарубежного искусства и культуры, рисунок, живопись, композиция, перспектива, пластическая анатомия, графика и многое другое. В зависимости от конкретного направления подготовки или профиля и специализации, в учебный план добавляются специальные предметы. Например, студенты-графики изучают композицию книжной иллюстрации и элементов оформления книги, искусство шрифта, историю материальной культуры, основы изображения мультдвижения, компьютерную графику, историю кино и многие другие дисциплины. Студентам-живописцам, в зависимости от профиля, могут преподавать такие специальные предметы, как техника монументальной живописи, курс архитектуры, театрально-декоративную композицию, историю костюма и предметов быта, основы реставрации, историю узора и другие. Будущие реставраторы изучают биологию, спецхимию, оно же материаловедение, спецфото, физико-химические методы исследования, реставрацию документации, технику копирования произведений разных видов живописи, иконопись и многое другое. Годы обучения яркими кадрами мелькали перед глазами.       Практика при обучении художественным специальностям, как и любым другим, бывает учебная, производственная и преддипломная. Однако здесь есть свои особенности. Например, важную роль в подготовке художников, архитекторов и мастеров декоративно-прикладного искусства играет копийная практика. Она заключается в копировании произведений искусства и проводится в художественных музеях и галереях. Будущим скульпторам и ремесленникам при этом необходимо делать не только графические, но и объемные копии. Еще один специфический вид практики для студентов-живописцев — это пленэр — изображение объектов при естественном освещении и в естественных условиях. Он предусматривает выезд учащихся в культурно-исторические места городов и сёл, имеющие разнообразный ландшафт и архитектурный вид. В основном же практические занятия проходят в мастерских. Пальцы невольно дрогнули и сжались в кулак.       Базами для педагогической практики студентов выступают детские школы искусств, учреждения дополнительного образования, такие как кружки рисования, лепки, резьбы по дереву и общеобразовательные школы. Школа, в которой он учился и в которой работал дядюшка, была с художественным уклоном. В такой преподаватели-стажеры ведут уроки изобразительного искусства и других специальных дисциплин, обучают детей различным направлениям дизайна и прикладным искусствам, художественной обработке металла, керамики, работе с тканью, графическим работам и другому. Так смешно, что большинство работ ему не давались, как бы сильно он не старался. Не все конечно, но… в нем было недостаточно лёгкости.       Он же как был теоретиком, так им и остался. Его профиль — это история, это изучение искусства, его презентация обществу. Великая цель показать то, как обычные на первый взгляд люди могут видеть этот мир. Но сколько бы выставок Ванцзи не провел, до этого момента ни один художник не мог отобразить то, что хотел бы видеть он сам. То, что было глубоко спрятано у него внутри. А когда он, казалось бы, нашел картины, которые были тому доказательством, то не мог даже в глаза посмотреть тому человеку, который их нарисовал. Это было болезненно.       Шагая по уже опустевшим коридорам академии, мужчина наслаждался тишиной, предвкушая, как его уши обласкает звук чужого имени. Взгляд блуждал по стенам, завешанным холстами разного размера, лепнине на колоннах и высоких потолках. Это место было прекрасно. С любого ракурса и любой точки зрения. Ему было уютно в нем, несмотря на поздний час. Будто призрак прошлого переоделся в новую одежду, ласково касаясь рук и глаз. Мужчина давно не чувствовал себя так.       Пролеты сменяли один другой. Он поднимался все выше и выше в поисках нужного кабинета, чтобы, найдя его, замереть перед высокой дверью, глядя на старую металлическую табличку. Иероглифы на ней почти стерлись, остался различимым только номер. Коротко постучавшись, мужчина дождался, когда низкий голос из глубин помещения ответит ему, давая возможность наконец войти. Стоило двери открыться, волшебство момента вдруг рассеялось. Обычная преподавательская. В ней не было ничего по-настоящему особенного.       За массивным письменным столом сидел суховатый на лицо мужчина, чьи черты освещал экран распахнутого лэптопа. Этот человек очень напоминал его куратора, то же недовольно-уставшее выражение, та же горькая складка губ. Наверное такой субъект просто обязан был существовать в любом учебном заведении. Неподалеку от этого мастера, пристроившись в глубоком кресле, сидел его помощник с очень сложным выражением на юном лице. Очки в черной толстой оправе постоянно норовили с его носа сползти, так как голова была опущена, чтобы с преподавателем взглядом не встречаться. При этом стоило Лань Ванцзи переступить-таки порог и войти в помещение, как лицо Лань Цзинъи будто засветилось.       Юноша взял на себя формальности с представлением уважаемого мастера своему куратору и, получив разрешение с обеих сторон, достал картину. Сердце Ванцзи в этот момент в очередной раз подскочило к горлу. Да, конечно, он успел рассмотреть фото, присланное мальчишкой, вдоль и поперек, но как и в прошлый раз, реальность оказалась более живой. С холста сняли упаковочную бумагу, и два напряженных взгляда принялись изучать изображение, лежащее перед ними.       Господин Лань был доволен. Ему приходилось сдерживаться, чтобы не тянуть руки, не касаться работы пока еще неизвестного автора, но то, что мужчина видел, определенно радовало глаза и сердце. Это было сложно описать, но, глядя на изображенный пейзаж, внутри него будто кусочки разбитой души становились на место. Он весь снова обретал целостность, и то чувство вдохновения разгоралось все сильнее, превращаясь в бушующее, но пока еще контролируемое пламя. Одно слово, одно имя способно было сдвинуть плотину.       И мужчина не услышал его. Снова.