***
Уилл кричит «Привет!» у двери, на ходу снимая ботинки с прилипшим жёлтеньким листком, за спиной – рюкзак, в руках – коробка с телефоном, купленным на оставленные Джойс деньги. После переезда у них было совсем немного, но без связи оставаться не дело, а Уиллу не помешает познакомиться по-настоящему с городом. Меньше недели назад, прибежав на звук хлопка, Джон застал поражённую Дину стоящей без слов у раскуроченного места в стене рядом с тем, что было телефоном. Вечером он помог ей рассказать Джойс, что случилось. Она говорила, что только услышала звонок, как собралась ответить – всё как обычно, но почему-то телефон просто взорвался, прежде чем она успела что-то понять. Она так и не узнала, что хотел сказать Майк, а он не знает, почему она не ответила, и она не сможет объяснить. Мама пообещала, что новый телефон будет у них скоро и переживать не о чем, а пока она может навещать её на работе после школы и звонить с рабочего телефона, а ещё её новая подруга точно не откажет в этом. Следующий вечер Дина провела на ночёвке у подружки, которая не только дала ей говорить по телефону сколько нужно, но и допоздна делала с ней уроки, болтая о всяких милых вещах. Уилл тогда закрылся в своей комнате и мог подумать разве только о том, как хорошо, что её сейчас нет, потому что ему нужно было отдышаться, ему нужно было угомониться. Он знал, что она будет крутить провод и свои короткие кудряшки, слушая гудки, идущие из трубки, о которую она сомнёт щёку, как летом – о плечо Майка, что она громко вдохнёт, когда услышит его голос и станет, теряя дыхание, разгорячённо рассказывать. Уилл был ещё в развинченном состоянии, когда вечером Дина ошеломлённо сообщила, что, оказывается, с телефоном Майка произошло то же самое ровно в тот же момент. В доме не обошлось без шутливых замечаний о том, что Дина, должно быть, так обрадовалась, что по старой привычке нечаянно устроила короткое замыкание, а она не отвечала на шутки и была молчаливо растерянной, потому что и вправду ничего такого не заметила. Единственным, что по этому поводу сказал Уилл, было смазанное «нет» на вопрос о том, не постараться ли раздобыть для него новое радио срочно, если ему нужно. Водружая коробку на стол, Уилл смёл какие-то разложенные на нём мелочи, а когда поднял голову, поймал краем глаза вид стоящей на пороге Дины и отрывисто обернулся. - Гляди, что я принёс, - он похлопал ладонью по коробке. – Я съездил сегодня в магазин, вечером будем устанавливать. Я собирался сразу, но, оказалось, мы не все инструменты из дома привезли, Джонатан должен принести после работы. Дина ничего не отвечала. Она подобралась на середину комнаты, нерешительно заворачивая в носках вверх пальцы ног, пока ступала по полу. Весь её вид выдавал, что она не знала как, но знала, что задевает его. Знала бы она, что эта замкнутость пытается не выдать стыд за то, что он скрывает что-то её, что-то, что она должна бы знать. В эти моменты, когда она пыталась разомкнуть губы, чтобы что-то произнести, как давно перестала делать, Уилл чувствовал лежащую на них тяжесть и у него внутри всё горело и выворачивало - он может не называть её пока сестрой, но он не мог видеть, как она терзается. - Ты можешь, пожалуйста, объяснить мне эту задачу? Джойс придёт очень поздно, и я не хочу просить её после работы. А позвонить Майку я пока не могу. - Да, да, конечно, - Уилл торопливо встряхивает головой в знак согласия, - что там у тебя? - Физика, - робко отвечает Дина. Это хорошо, потому что Уилл ненавидит математику, он не понимал её никогда, она ощущалась тяжестью в затылке, как от слёз. Он с напускной непринуждённостью пододвигает для неё стул, но вообще-то он и вправду суетится для неё. Дина, в нерешительности жуя нижнюю губу, опускается на стул, кладёт руки на колени и держится, высоко подняв пятки и оставив на полу комнаты Уилла только поджатые пальцы, как балерина. Байерс облизывает губы, бросает на Дину взгляд, пока она смотрит на него беспомощно, и читает вслух условие задачи. В тот самый момент, перед тем как приняться расписывать «дано» и обстоятельно растолковывать решение по действиям, Уилл решает, что ни она, ни Майк ни за что на свете не должны узнать.***
Уилл вбегает в дом, топая заснеженными ботинками по деревянному крыльцу, обнимая толстый рулон из нескольких ватманов. Оказавшись внутри, он, почти не останавливаясь, разматывает шарф, оставляя болтаться на шее, проворно крутится, с облегчением избавляясь от верхней одежды, торопясь попасть дальше, в комнату. Мама ещё не пришла: взяла дополнительные рабочие дни, чтобы остаться с семьёй в Рождество, ведь участок не оставляет своего бдения даже в праздники. Джонатан уехал покупать подарок для Нэнси, а Дина сегодня развешивает дождик и голубые воздушные шарики в школьном актовом зале. У неё с подружками появилась идея, чтобы Уилл украшал школу к зимним танцам вместе с ними, и они окружили его, стали добродушно обнимать за плечи, ласково складывать руки и наперебой просить. Девочки очень надеялись, что он согласится, и он, сильно смутившись, ответил, что, пожалуй, мог бы взяться отвечать за плакаты, чем немедленно осчастливил всю компанию, ведь он так замечательно рисует. С декабря они с девочками собирались после уроков в мастерской и решали, какие лучше подобрать украшения и что изобразить на плакатах. Сегодня, когда компания развешивала первые украшения, Уилл улучил момент сказать, что ему нужно дорисовать кое-что, чтобы принести и расклеить завтра. Так что теперь, держа подмышкой ватманы, он бежит, не надевая тапочек, по непрогретому полу, до которого достаёт длинный шарф у него на шее, скользит носками по полу до своей двери, затормозив уже внутри, кидает ватманы на кровать и толкает дверь двумя ладонями. На полу у его кровати стоят деревянные коробочки с красками, металлические с карандашами, неубранные баночки с цветной водой, тонким слоем липнущей к стенкам с утра, но кисточки бережно вытащены, а не то щетинки повылезают. Несколько мелков раскатились по незаконченному плакату, на котором Уилл обводил яркие контуры – на него ложится из окна серый, гладкий, почти как лунный, зимний свет. Уилл сметает этот лист в сторону, стремительно опускаясь на колени и размещая перед собой чистый, меньшего размера, собранно расправляя теми же беглыми движениями. Мальчик берётся за дело и ставит перед собой приёмник, мелко крутит переключатель кончиками пальцев на пару миллиметровых делений влево и вправо, пока сбивчивый шум не становится голосами каких-то ведущих. Вообще-то, он ни за что не стал бы этого делать. Не стал бы прибегать к тому, что всё это время терпел в себе. Одна мысль об этом накрепко затягивала его в сети. Но он задумывал не оказаться с Майком, а попытаться изобразить его - так, чтобы он существовал на рисунке без размытостей и упущений, не появившийся в его воображении, а настоящий, без изменений, прошедший через его разум и оставшийся на листе. Он всего лишь сделает то же самое что и всегда рисуя, только более проницательно, точно. С молчаливой решительностью он опускает на сомкнутые веки повязку из сложенного вдвое шарфа и крепко связывает на затылке два конца. Тут тихо. Настолько, что Уилл запаниковал бы и решил бы убираться отсюда, если бы не знал, что тут он не один. Фигура в отдалении целиком одета в чёрное, так что её едва можно разглядеть. Здесь кто-то есть, но, кажется, Уилл не нашёл того, кого искал. Зимние носки сползают по щиколоткам, пока он ступает по слою воды. Человек стоял неподвижно. Не зная, чего ожидать, Уилл оказался так близко, что видел, как снежинки появлялись на чёрной коже куртки, оставались ненадолго и исчезали. Он не думал, что кто-то ещё появится и вдохнул от неожиданности, когда через чужое плечо увидел ещё яркое пятно. Он и не заметил, как улыбнулся, когда перед ним были Лукас и Макс. - Наконец-то, - с раздражённой признательностью произнёс кто-то в чёрной куртке. Лукас положил свою мягкую горячую ладонь на подставленную ладонь незнакомца, пожимая, прижав к ней пухлую от потрёпанности пачку сигарет. Макс стояла рядом, положив голову на плечо своего парня. Уилл крался, обходя их. - Спасибо. Лукас кивал, склонив голову на бок, укоризненно плотно поджав губы. - А мои родители меня, значит, не могли взгреть за это? - Лукас, да ты меня просто спас, дружище, меня бы прибили, мне бы пришёл конец, - в очень знакомой манере отвечал незнакомец, потрясая перед собой ладонями с растопыренными пальцами, белыми и сухими без перчаток. Уилл зашёл чуть вперёд, ему открылся профиль парня, и этот профиль принадлежал Майку. Уилл уже верил, что его здесь нет. Подняв кончики бровей, горячечно всматриваясь, чуть прищурившись, он быстро приблизился, оказываясь между двумя друзьями, сначала глядя прямо в глаза парня, а затем оглядывая черты лица с неверием. Впалые щёки, губы покрыты чёрной помадой, горящие над ним глаза вымазаны вокруг чёрной подводкой, а волосы поднимаются вверх, спутанные, как провода, высоким объёмным сплетением. Ещё охваченный пониманием того, что это Майк, Уилл неясно для самого себя поразился тому, что в этом виде он красивый. Майк растолковывал другу, как тот его выручил, спрятав у себя сигареты. - Да-да, так ты снова не был в школе сегодня? - Всего ещё один день, Лукас, завтра приду. Лукас складывает руки на груди и качает головой. - Майк, что творится? - Прошу тебя, - закатывает глаза Майк. Уилл вновь зашёл ему за спину, давая путь уже уходившим друзьям, но не отрываясь рассматривая Майка, высоко задрав подбородок. Проходя мимо, Лукас с дружеской грубостью бросает взгляд, поднимая бровь, поверх блестящих рыжих волос Макс. Мэйфилд у самого его плеча издевательски усмехается, и он в ответ высовывает язык до самого корня, так что видно внутри бледно-розовый цвет его губ и границу чёрной помады. Он оборачивается ей вслед, провожая, так что Уиллу приходится попятиться. Оставшись один, Уилер не сдвинулся с места и, вздыхая, крутил проклятую пачку. Он здорово перепсиховал, потому что в этот раз ссора добром не кончилась бы. Майк всегда был тем сыном, который дерзил за завтраком, но с отъездом Дины и Уилла он не мог даже пытаться не пререкаться, злясь сам на себя. Жалостно угрюмый, он неловкими пальцами достал сигарету и ссутулился над огоньком зажигалки, который почти сразу пропал. Безуспешное щёлканье только раздуло его раздосадованность, но наконец пламя вспыхнуло у его подбородка и парень поднёс его к кончику сигареты, зажатой губами. Майк чуть сощурился, затягиваясь, затем отнял сигарету от губ и откинул голову назад, прикрывая глаза и приоткрывая очерченный рот, опуская нижнюю челюсть. Вернув сигарету, он достаёт плеер, придавливает причёску наушниками и включает Take on me, на первой ноте которой Уилл срывает повязку, и его выбрасывает обратно в свою комнату, где он слышит собственное частое дыхание. Бледное освещение выливается на него, он сильно вздрагивает, чувствуя, что сидит, подобрав ноги, на полу, когда мгновение назад стоял и ходил, но не это поражает его. - Уау, - вопросительно выдыхает он, обмякнув на полу. Глядя в пол перед собой, он недоумевающе скривился, встряхнул головой, и волосы, которые он взъерошил, когда снял шарф, растрепались ещё сильнее. Уилл озирался растерянно и совсем не сразу принялся рисовать.***
Вечерние огни за окном от клякс снега распухали, как глаза от слёз, и лучились во всё стекло. Так валило, что Джонатан ненадолго даже подумал, как бы не пришлось выходить из машины и толкать. Дворники ворочали по лобовому стеклу снег прямо перед двумя братьями. Уилл ехал на переднем рядом с Джонатаном, потому что скорее, чем могло казаться, ему исполниться шестнадцать и он будет сдавать на права, а пока он схватывает кое-что на ходу. Дина разливала из термоса горячий чай (Джойс в отделе подарили на Рождество нарядную упаковку какого-то душистого, вкусного) и передавала им с заднего сидения, иногда отвлекаясь от разговоров с Джойс, без которых та, пожалуй, была бы несправедливо забыта, как она и сама замечала, потому что не нужно быть матерью, к тому же такой чуткой, как Джойс, чтобы понять, что оба Байерса мыслями совсем не здесь – мальчишки даже не оживлялись и не кивали хотя бы рассеянно под их любимые песни, которые в долгой поездке поочерёдно сменяли друг друга с милыми праздничными песнями по радио. Дина подпевала всем, какие узнала на школьном празднике и от подруг. Она конечно, тоже очень ждала, когда увидится с Майком, но оживлённые обсуждения с Джойс только делали её ещё более празднично приподнятой. Она рвалась с места, счастливая от того что спустя такое долгое время тяжёлой учёбы ей наконец-то не нужно делать совсем ничего и наступила полная свобода. Джойс помогла Дине приготовить её первый рождественский ужин – надо сказать, получалось не очень у обеих, но Дина чувствовала себя такой нужной. В школе она танцевала в компании одноклассниц в зале, который украсила сама, только её глаза всё равно горели ярче украшений. Самая близкая её подруга, Вики, дала ей надеть своё платье, но Дина пришла в том, которое Джойс решила подарить ей чуть-чуть заранее. Дина не уставала по нескольку раз делиться с мамой всем, самым маленьким происшествием, что с ней случилось. Майк должен был стать следующей её большой радостью. Она не думала, как другие влюблённые, встречающиеся на расстоянии, о том, что Майк мог к ней охладеть. Она-то уж точно не сомневалась в том, что полюбила его без остатка, безвозвратно, однажды вынужденная делить людей на плохих и хороших. И не было ничего, что бы она не отдала, просто чтобы доверить ему свои кошмары и свои мечты. Она бежит, бежит, просто чтобы довериться ему, у него большая улыбка и лживые новости.*** Уилл вёз в рюкзаке законченный портрет Уилера. Правда это была или нет, он нарисовал Майка таким, каким увидел в пустоте. Ведь если это всё нереально, нет ничего такого в том, чтобы нарисовать то, что в воображении, верно? Внутри у Уилла разворачивалось что-то колющееся, как блестящая мишура, возвращая к жизни что-то, что похоже на страх, но так ему нравится. По радио начинает играть узнаваемая с первых звуков вышедшая недавно Take on me. Мы заговариваемся, и хоть я сам не знаю что, но скажу. Сегодня ещё один день, чтобы найти тебя. Сторонишься меня. Я добьюсь твоей любви, хорошо? Не надо и говорить, что я чувствую себя ненужным хламом, бреду прочь, понемногу учусь, что жизнь не так плоха. Повторяй за мной: лучше рискнуть, чем потом жалеть. Дай мне шанс, прими мой вызов, я ведь уеду через день или два. Всё то, что ты говоришь - это серьёзно или ты просто хочешь отвлечь меня от всех волнений? Ты - всё, что мне нужно помнить. Неделю назад в доме Байерсов раздался телефонный звонок. Только что развертелась пурга касаний щёк и волос, объятий, фланелевых рубашек и шерстяных носков, в которой задевали друг друга плечами. Дом теперь наполненный и неуклюже тесный. Совсем не так, хотя это тоже тогда тронуло губы улыбкой, заносили картонные коробки, пока в воздухе свежела первая осенняя сладкая прохлада и Уилл рассказывал Дине, что у неё будет своя комната со шкафами для книг и одежды и она сможет расставить всё так, как ей нравится, разложить журналы и расклеить плакаты. Но телефон зазвенел пустотой. Уилл оказался ближе всех, пока остальные разбежались по другим комнатам, и схватил трубку, пробегая, чтобы позвать того, кого попросят, и бодро выкрикнул: - Дом семьи Байерс. - Привет, Уилл! Это я, Майк! Несколько долгих секунд в обоих телефонах шипела тишина. - Меня слышно? - Да, тебя слышно хорошо. Привет, Майк. Конечно, было нельзя не позвонить на Рождество. - Счастливого Рождества! Я надеюсь, вы здорово отпразднуете сегодня. Я имею в виду... я уверен, вы здорово проведёте вечер все вместе. Мы тоже устраиваем ужин сегодня, никого не приглашаем, будем только мы. Обязательно расскажи мне, что тебе подарят. Мы так давно не виделись, столько всего нужно будет рассказать. Мы очень-очень ждём вас на Новый Год! Майк давится словами, так что воздух некуда вдохнуть, весело выкрикивая в трубку, повышая интонацию. - У нас всё хорошо. Правда, придётся очень о многом рассказать, но времени ведь совсем немного осталось. Мы очень скоро приедем в Хокинс. Рад тебя слышать. Слова Уилла, как снежинки, падали и беззвучно терялись среди остальных, уже опустившихся. - С Рождеством, Майк. Так Майк ворвался беспардонным морозом в рождественское утро. - Джонатан, переключи. И пока еле видный за окном родной город приоткрывал в мальчике старую мечтательность, Джонатан тем сильнее становился сам не свой, чем ближе они были к дому Уилеров, который он едва не проехал. Взбудораженный, со сведёнными скулами, он круто развернулся, затормаживая. Стоило ему выйти из машины, как из дома уже выбежала Нэнси. Он так ждал, зная, что увидит её, с таким теплом и трепетом, что, казалось, устал, и выглядел ошарашенным, потемневшим и весь трясся, будто ему было настолько холодно. Когда Нэнси, не успев даже дать им посмотреть друг на друга, настойчиво поцеловала его, крепко сжимая его скулы в своих руках, он, как обеспамятевший, несколько секунд переводил дыхание напротив её лучащегося лица с сожмуренными от улыбки глазами, горячими от слёз, и затем только выдохнул так, будто сейчас свалится с ног: - Зайди в дом, ты замёрзнешь без куртки. Тем временем Уилл тоже выбирается с противоположной стороны и, обогнув машину сзади, замирает напротив крыльца Уилеров. Уилл становится неповоротливым - это от толстого зимнего свитера, наверное, - снежный ком у него в горле, потому что когда он видит Майка, то слышит, как трещат на морозе рации, как снежинки ложатся на выдохнувший снег, неподвижный, как и его выстуженная грудь, как скрипят, чуть крутясь на ветках, ёлочные шарики в доме Уилеров, колючие кончики мишуры, скрипит снегом его сердце, прорываясь к Майку сквозь плотный сугроб. Гладкие юношеские щёки снежно розовые, холодные. Искры снега сверху цепляются за кончики поднявшихся на макушке волос, как когда они становятся наэлектризованными после надевания колючего свитера. Мороз, как кнутом, бьёт разрядом тока по покрасневшим коленкам. Сердце в груди ударяется качнувшимся ёлочным шаром, разворачивается в грудной клетке тугой комок пульсирующих белым гирлянд. Майк, не успев даже улыбнуться и закрыть глаза, столкнулся поцелуем с Диной на середине ступенек. Уилл проходит мимо с небольшими сумками, которые сестра и обнимающая его плечи Джойс взяли с собой на неделю, пока Майк и Дина говорят о чём-то, стоя друг напротив друга, держась за пальцы. Байерс-младший отнёс вещи наверх по указанию встретившей их гостеприимной миссис Уилер, а когда вернулся, то его мама по своему обычаю горячо благодарила её с руками на её плечах. Миссис Уилер отметила, какая у Джойс симпатичная новая причёска, и махнула рукой Уиллу, указывая на стол, за которым уже собирались все остальные. Он даже не успел поздороваться с Майком, Карен так спешила устроить гостей после долгой дороги без лишней проволочки. Тяжёлые рождественские гирлянды из еловых лап, омелы и тёмно-красных драпировок в столовой Уилеров, тяжёлое тепло нарядно приглушённого света. Частые блюдца с замысловатыми вкусностями и растерянность Уилла. Как всегда отмеренная любезность милой миссис Уилер. Карен с искренним интересом уделяет много внимания Джойс, беседуя ненавязчиво подбадривающим тоном, отмахивается, когда та говорит, что всё выглядит таким вкусным, а вот она совсем не умеет готовить. Кажется, сначала полностью лишённая сил от постоянной работы, Джойс становится румяной и разговорчивой. Во главе стола за пятнами очков флегматичный Тедд, рядом с Карен - вся в бантиках белокурая Холли, которая заметно вытянулась за это время, справа от Уилла - так и не отцепившиеся друг от друга Джонатан и Нэнси, которые вообще, кажется, не слышат, что происходит. Напротив - Дина и более сутулый, чем обычно, Майк. Уилл замечает, что у него сейчас не накрашены ни губы, ни ногти на длинных пальцах, не подведены глаза. У него на ремне висят какие-то цепи, а поверх полосатой чёрно-белой кофты на нём надета чёрная футболка. Он вспомнит эту худую, высокую, чёрную фигуру и его причёску, когда через пять лет его кто-то затащит в кино на "Эдварда руки-ножницы". А Дина знала? Говорил ли он об этом? Конечно, нет, интересно, каким бы образом? Описывал свой внешний вид, как это делают в её девчоночьих модных шоу? Очевидно, он просто изменился, и она обязательно расспросит его, как только появится минута, если уже не расспросила перед тем, как сесть за стол. По крайней мере, Нэнси наверняка пожаловалась бы Джонатану на ставшего совсем несносным младшего брата, который держит весь дом на иголках и представляет теперь из себя громоздкого мрачного слона в комнате, если бы откровенно не сочувствовала ему. Пожалуй, Уиллу просто нравится это, ему нравится, как выглядит Майк, у него причёска как у Роберта Смита, а Уилл мечтает сходить на концерт The Cure, когда едет домой из школы с плеером под Boys don't cry или слушает в своей комнате кассеты, так что он смотрит, смотрит на то, как падают тени его скул, очерченных более грубо, как металлически тяжелеет его взгляд и железно серым ложатся едва заметные синяки под глазами, как глухой красный украшений отсвечивает на его лице, он смотрит, как горят его волосы от огней украшенной ёлки и камина, видных у него за спиной из гостиной. И только когда он всматривается в так знакомо сложившиеся штрихи, узнавание заставляет его встрепенуться, будто внутри очутилась ледышка - сперва содрогаешься и только затем на самом деле понимаешь - и мурашками до самого затылка пробирает мысль: "Я каким-то образом увидел, что ты - кто-то другой, я каким-то образом увидел, что ты стал кем-то другим. Это всё то же старое дерьмо, хватит смиряться с этим".° Уилл не любопытствует, он смотрит на него так, как всегда смотрел на Майка Уилера - как на огонь, всегда меняющийся, движущийся, растущий, манящий теплом, но никогда не подпускающий, потому что иначе становится больно. Уилл уходил из дома и гулял допоздна каждый раз, когда Дина возвращалась из школы и ждала звонка, постоянно в глубине души задавливая полосующее осознание, что он ведь, скорее всего, обижает её этим, и она не знает объяснения. Мама, как и прежде, не была уверена, где он пропадает, а теперь ещё и не знала, есть ли с кем, но радовалась, что он, кажется, вышел из комнаты и занялся чем-то своим. Уилл рисовал замки и космические корабли. Он находил песни, которые не слышал раньше и слушал только их. Уилл не оставил от Майка ничего, голое отсутствие, он унёс свои мысли так далеко, как только можно, чтобы не видеть его, он не думал о нём. Он онемел, чтобы не чувствовать, как оживает и вырывается раз за разом давящая изнутри ярость, потому что он устал чувствовать так много, это будто у него вырастает что-то лишнее, зуб или рука, однажды в нём уже находилось живое существо, но то замораживало и парализовало, а это раздирает его на части. Но уже наступила зима, и с того момента, когда Уилл увидел Майка в пустоте, осталось только то, что он хотел перенести на рисунок, и там, где должна была разгораться непослушная чесотка, трепетало огнём волнение, подогревая его щёки и заставляя блестеть глаза. Уилер весь ужин обнимает Дину за плечи заклёпочно тяжёлой рукой, весь будто разодранный наждачкой. Уилл понимал, почему он так поступает. Ему ли не знать, каково это - когда то, что пугает тебя, окружает и преследует, однажды оказывается там, откуда не сбежишь - внутри. Он смотрит на него, как на непрестанно падающий снег. Майк видит это и Уилл сминает свой взгляд, не успев поймать, что в его глазах, пока Уилер совершенно растерянно кусает губу. "Пожалуйста, не подведи меня, пожалуйста, не подведи меня, лучше вернись. Спасайся, а я буду спасать себя, спасайся, в следующий раз я спасу тебя. Я не рядом, я давно не был. Это всё то же самое дерьмо, меня это уже достало".° Миссис Уилер обращается к Дине. Она совсем не знает её, но ей необъяснимо нравится эта ни слова ещё не сказавшая девочка, и одно её присутствие делает легче всю комнату. Это первый её дом - до Хоппера, до Байерсов, и она держит вилку над тарелкой, озираясь поверх голов ужинающих, ловя тот пробирающий холодок мира, которому она незнакома, любопытство наблюдателя со стороны, когда она бродила по комнатам, покинутость и боль, о которой она даже не подозревала тогда, горячую преданность, минуты лёгкой, тёплой безопасности. Кажется, её глаза почти наполняются слезами, пока рука Майка у неё на плече. Миссис Уилер спрашивает её о чём-то, чтобы, пожалуй, дать понять своему сыну, что пора бы оставить леди в покое и вести себя подобающе, что, в общем-то, проходит мимо него. Дина поворачивается в её сторону, встряхнув тугими кудряшками, под которыми коротко блеснули маленькие серёжки. Она широко открывает рот в улыбке, громко набирая воздуха, прежде чем ответить, пока всё её лицо сияет. Когда долгий разговор окончательно овладевает столом, взгляд Уилла тонет в тарелке, хотя он пару раз улыбается и поднимает голову, когда звучит что-то радостное о Дине, о каком-то занятии, которое она любит. Он погружён глубоко в мысли, когда его поражает почти катастрофически фраза миссис Уилер: - Постелено на диване в подвале и в комнате у Майка, можешь выбирать, где хочешь спать, Уилл. Стоит ему почувствовать, как оседает молчание на его губах, как входная дверь чуть не оказывается выбита раздающимися за ней возгласами. Карен ахает и со своей милой улыбкой вспархивает из-за стола, словно вспомнив что-то. Пока она приближается к двери, крики всё нарастают, и в конце концов врываются оглушительным комом возмущённых воплей, смеха и перебранок, и в столовой оказывается вся остальная партия со Стивом и Робин. С этого момента ужин Уилеров превратился в один из больших новогодних фестивалей, которые слишком шумные, чтобы устраивать на Рождество, и его стройный порядок был нарушен. Не спрашивая разрешения, младшие Байерсы сорвались со стульев, едва их не опрокинув. Под незатихающие приветствия и выкрики у стола образуется куча, в которой обоих приехавших выбрасывают из одних объятий в другие, Дина и Макс с визгом прижимаются друг к другу, целуясь в щёки, Лукас поднимает Уилла на руки и так бьёт его по лопаткам, хлопая по спине, что ему почти больно рёбра. У Дастина всё такие же мягкие объятия и глаза всё так же щурятся от улыбки. Ребята накидываются на Джойс, наклоняясь к ней, чтобы обняться. Уилл сам не замечает, как часто и радостно бьётся сердце. Это были тяжёлые полгода, но теперь, когда они дома, всё кажется намного легче. Это были долгие полгода, но теперь кажется, что они только что прощались, думая, как перенесут это. Стив, кивая, поджимает губы в приветствии и извинении, пока Робин неловко машет одними пальцами у него за спиной, не решаясь успокаивать детей. Стив позвал её с собой, потому что не мог же он просто завалиться в дом семьи своей бывшей девушки и её парня, а одних детей не отпустили бы в такое позднее время. Но Джонатан жмёт ему руку, встряхивая несколько раз, и они несут больше стульев, чтобы уместить всех. С этого момента Уилл ничего и никого не рассматривает и ни о чём не думает, потому что голосов слишком много, чтобы хоть что-то разобрать. Он и сам говорит без умолку, отвечая на самые случайные вопросы, которыми его забрасывают друзья со всех сторон. Глаза Тедда от удивления расплываются за толстыми линзами и он едва держит болтающуюся вилку с насаженным на неё филе, пока гурьба подростков протискивается к столу. Говорит друг с другом вся партия, тормоша и Майка, угощения разлетаются, Дина и Макс отворачиваются ото всех и смотрят в упор друг на друга, держась за обе руки, Джонатан выспрашивает что-то у Стива, Робин здоровается с Уиллом, протягивая руку через весь стол. И чем больше всё это вспыхивает вокруг него и подхватывает его, тем настойчивее что-то внутри напоминает о себе и падает вниз на дно, в пустоту. Но Байерсы приехали незадолго до полуночи, задержанные снегопадом, поэтому очень скоро Карен, перекрикивая, указывает на часы, и Лукас потирает ладони с многообещающим видом, потому что сейчас они пойдут взрывать фейерверки. Карусель гостей ещё не остановилась, когда новое событие заставило их вскочить. Оказавшиеся в хвосте Майк и Уилл, ступая за продвигающейся к дверям семьёй, бросают друг на друга взгляды, и у Майка он совсем не взволнованно радостный, он смешанный, тревожный, звеняще-гремящий. Отпечатав его, Майк проскальзывает мимо остальных и подскакивает к Дине, обхватывая сзади её плечи. Оказавшись на крыльце, она откидывается назад на его грудь и кладёт свои ладони на его. Майк принимается гладить её волосы, когда Лукас спешно пятится и все, вместе с присоединившимися соседскими детьми, запрокидывают головы. На макушке Дины остаётся один поцелуй. Тем временем Джойс, в неясном замешательстве сдвинув брови, натянуто нервно курила, обхватив себя за плечо другой рукой, пронзительно подняв глаза. Её занимали какие-то взволнованные мысли: она вырастила хороших сыновей - её мальчики лучше, чем она сама была в их возрасте. Только, пожалуй, ей чего-то очень сильно сейчас не хватает в этот Новый Год, судя по тому, как она сжимает пальцами сигарету, пожалуй, даже кого-то, кто пах таким же табаком. Ей не хватало Хоппера. Майка, очевидно, тоже тянет выкурить одну, когда он косится, облизывая губы. Уилл будто не замечает пятен света, падающих на их лица, не замечает ничего. Весь вечер праздник кружил и болтал его, отвлекая от того, что неумолимо строилось внутри, стремительно взмывало, и теперь он не знает, что это, и когда он видит Майка, усердно обнимающего Дину и целующего её в щёки, что-то поднимается так, как поднимается обычно возмущение, щемит чувство одиночества и щиплет от слёз глаза, и он необъяснимо для самого себя понимает, что не может больше этого выносить, ему нужно уйти и остаться с этим наедине, иначе оно просто сломает его напополам. Уилл на ватных ногах незаметно проваливается в дверной проём. За ним закрывается дверь и он один в тепло освещённом доме. Он дрожит от злости и шаги по ступенькам всё чаще. Отбивая коленки, он опускается на пол рядом с рюкзаком, достаёт оттуда что-то и уже стремительно несётся обратно вниз. Уилл прячется у наряженной ёлки, кладёт перед собой обклеенную подарочной бумагой папку и разворачивает её, чтобы увидеть рисунок Майка. Он ничего не делает с дышащим, гудящим и трещащим жаром, который течёт по его телу и пробирает его всего. Когда я наедине с тобой, я снова чувствую себя дома. Когда я наедине с тобой, благодаря тебе я снова чувствую себя целым, я снова чувствую себя юным. Я чувствую себя так, будто я снова свободен, я чувствую себя так, будто я снова чист. Как бы далеко я ни был, я всегда буду любить тебя, насколько бы я ни остался, я всегда буду любить тебя, какие бы слова я ни говорил, я всегда буду любить тебя, я всегда буду любить тебя.°° Уилл смотрит на выведенные его рукой штрихи и плачет, потому что он так долго в себе это подавлял, боясь чего-то, что больше чем он, а теперь это сноп искр, теперь он просто слишком слаб, чтобы выносить это дальше. Он дышит часто и чувствует, как тяжелеет и давит в затылке и под глазами, размазываются карандашные черты и слёзы по его щекам, он пытается вдохнуть, но давится слезами. Лёгкая ладонь ложится ему на плечо, и он резко дёргается, как от ожога. - Эй, малыш, - за спиной у него сидит на корточках та девушка Робин, с которой он так мало успел пообщаться летом. - Я могу присесть здесь с тобой? Уилл остерегается ласки, прячет лицо и старается не дышать, чтобы она не поняла, что он плакал, но на большее не хватает сил. - Ты в порядке? - Робин смотрит на портрет через его плечо. - Послушай, не рви себе сердце из-за него. Уилл молча вспыхивает, потому что он не понимает, о чём это она. - Я знаю, приятель. Нет ни одного слова в целом мире, которое могло бы описать эту боль - будто самый тупой нож пилит вперёд и назад. Любовь всегда случается с недобрыми людьми и слепыми героями. Не могу видеть, как твоё сердце разбивается и глаза темнеют, когда ты их закрываешь, но со мной такое было однажды. Ради воздуха в твоих лёгких, ради всей радости, которая ещё придёт, ради всего, что ты жив чувствовать, дай боли напомнить тебе, что сердца заживают. Ведь как знать? °°° Уиллу в этот момент не становится легче, он только злится на неё. Он поймёт, как она была права, только через несколько лет, когда случайно вспомнит ту чудачку, что работала в магазине с дисками. Робин участливо сжимает его плечо и громко шепчет: - А теперь встряхнись, потому что они все сейчас придут. На середине последнего её слова открывается дверь и раздаются голоса, которые теперь оказываются внутри. Уилл захлопывает и сгребает папку, трёт глаза натянутым на ладонь рукавом рубашки. - Самое время дарить подарки! - умилённо восклицает Карен, видя ребят сидящими под ёлкой. Робин легонько обнимает Уилла, когда тот рывком встаёт, и прикрывает его собой, идя с ним до лестницы. Хотя вряд ли Уилл это замечает. Он делает несколько неверных шагов по ступеням, придерживаясь за перила, и слышит за спиной всегда отрывистое, смелое: - Уилл! Его укалывает и пробирает холодом волнение. Рисунок. Майк не знает, что он знает. Это стёрлось из его памяти, пока он старался мыслями держаться подальше от Уилера, а сейчас чувство свершённости невозможного окончательно проснулось в нём и встрепенулось с новыми силами. Он медленно разворачивается к Майку лицом. - У меня для тебя подарок, - поясняет тот, вскидывая брови и потрясая выставленной вперёд блестящей красной коробкой у него в руках. Уилл опускается прямо на ступеньки, тяжело опираясь спиной на перила, отвернувшись от всех, выпуская цветастую папку из рук. Майк, ёрзая, усаживается рядом. - Откроешь? Обессиленный, как в забвении, Уилл согласно держит коробку. Будто не своими руками, подчинённый только одной мысли, он отодвигает крышку с бантом и тут же становится серьёзным. Он держит в руках свитер из шелковистой кремовой шерсти - не то что его колючие, растянутые, нарядный и дорогой с виду, такой, какие всегда носил Майк. У него тяжелеет внутри от того что, очевидно, это купила для него миссис Уилер и, усадив Майка, велела вручить другу. Он глухо произносит: - Майк, не нужно было. - Впереди ещё целая зима, он очень тёплый, - убеждает Майк, делая большие глаза. Его слова суетятся, сталкиваясь друг с другом. Похоже, у него внутри тоже что-то обрывается, когда он говорит с Уиллом. - Тебе нравится? - Да, - подрагивая, подавленный единственным, что сейчас важно, мягко роняет Уилл, - да, очень нравится. Спасибо. Он с трудом размыкает губы, низко повесив голову, и его еле слышно. Он не делает ничего дальше, и Майк тянется за скатившейся к ногам Байерса папкой, заглядывая в лицо. Кажется, он чертовски переживает о чём-то, настолько, что не видит даже, что с Уиллом, потому что тот смотрит ему в макушку с тающим безысходным сожалением, пока не может сделать ничего - Майк уже склонился над развёрнутым у него на коленях портретом. Он изображён держащим у рта зажигалку, которая отсвечивает на его лице оранжевым, в то время как сдвинутые брови, волосы, пушистые ресницы, густая подводка, губы, ногти на сжимающих зажигалку пальцах и чёрная куртка нарисованы густым чёрным грубыми штрихами. Он сжимает сигарету губами, так что его щёки ещё более впалые, а вокруг него по всему листу разметались снежинки. Майк только выдыхает тихое "вау", и вскидывает голову: - Очень похоже. Бросает ещё один короткий взгляд, стучит пальцем по листу: - Это очень красиво. Я как настоящий. Лицом к лицу с Уиллом, искренне увлечённый его подарком, но в следующее мгновение с него сдувает это выражение, пока Байерс смотрит жалобным, почти умоляющим взглядом. Майка пронизывает понимание, Уилл нервничает и боится, огоньки расплываются, пока глаза вновь наполняют слёзы, он ожидает, что Майк посчитает его виноватым в потере Дины и будет потрясён, но вместе с тем он не может бороться с дрожью, которая пробирает его рядом с Майком и непреодолимо тянет к нему, и пока он мелко трясётся, лампочки протянутых по перилам гирлянд начинают бешено перемигивать, пока прямо у его головы две не лопаются на мелкие стёкла. Всё это происходит так быстро, и на лице у Майка успевает отразиться опасение и перехватывающая дыхание бережность. - Уилл, это... - Я боялся тебе говорить, Майк. Я пытался об этом забыть, но... похоже, то, что делала Дина, теперь стало моим. Я не знаю, наверное, тогда, в Старкорте, когда из её ноги... я правда не хотел. - Только не переживай, ладно? - Майк наклоняется, его горячие губы шепчут у самого лица Уилла. - Мы обязательно разберёмся с этим дерьмом. Мы со всем разберёмся, я тебе обещаю. Майк берёт его в крепкое рождественское объятие, и Уилл прячется, хватается, зажмуривается, чуть кусая его плечо через ткань чёрной футболки. Уилл не может разогнуть пальцы на его спине и оторваться от него, словно его ударило током и приковало, значит, не может и видеть, с какой обречённостью и бесповоротностью Майк смотрит куда-то поверх его макушки. укрытый любовью, в самых тёмных тенях наших сердец, был огонь, горящий, как звезда, а теперь моё сердце мне незнакомо. в твоём взгляде виден страх того, что это может быть правдой. я всё ещё чувствую змеиный поцелуй, когда я близок к тебе. сможешь ли взглянуть в зеркало? вынесешь ли то, что там, смотрит в ответ? или есть страх, что всё это может быть правдой? можешь ли ты шагнуть дальше и встретиться лицом к лицу со своим прошлым? я думаю, настало время нам признать, кто мы. ^ Майк держит его в своих руках так просто, и это чувствуется как дом, который он никогда не покидал. С взрослением в их жизни становилось так много всего, но сейчас это снова то звонкое, хрупкое, тёплое чувство только вдвоём в простирающейся невесомости. - Это всё то же дерьмо, - выдыхает Майк. - Послушай, мне нужно идти подарить подарок Дине, хорошо?