Часть II
Проявление
В Дерри наконец-то наступил прекрасный всеми любимый праздник — день города. Дети рвались увидеть Пеннивайза больше всего, мельком глядя на афишу, ручную работу Роберта и, тяня за собой статных в большинстве своем мамочек, одетых в лучшие, по их мнению, наряды для такого дня. Хуже всех дела обстояли у немногочисленных папаш и просто случайно забредших мужчин. Из цирка они давно выросли, а вот из выпивки никак. Для простого фермера или дровосека бутылочка даже самого дешёвого виски это все равно, что молоко для младенца перед сном и все об этом знают. Кроме, наверное, шерифа Бьюфорда, ведь ему хватило ума ввести в Дерри сухой закон на эти несколько праздничных выходных. Тупой северянин испортил мужикам все настроение, вот они и плелись к цирку повесив носы и с табаком за щекой. Открыли представление братья Эйлан своим коротким поздравлением и парой карточных фокусов. Роберт готовился выходить после них, уже приготовив свой немногочисленный реквизит, а именно: шарики, сахар, которым он собирался жонглировать и конечно же свою любимую музыкальную шкатулку, без которой не обходилось ни одно его выступление. Начало было положено отличное! Братья Эйлан своё дело знали и смогли подогреть публику, но теперь пришел черёд клоуна. Заведя шкатулку и медленно толкнув ее на сцену, Пеннивайз буквально кувырком через голову «выкатился» на сцену. Его лицо сияло свежим гримом, а рыжий парик сидел как влитой. — Здравствуйте, ребята! Вы готовы отправиться в полет? Зал разразился детскими восторженными «Да!». Боб начал вытворять уже привычные проказы, подкидывая и ловя ртом сахар, надувная воздушные шарики и «выкручивая» из них различных животных, но только в отличие от большинства, он искренне любил и обожал свою работу. Люция уже не знала который раз смотрела этот номер, но до сих пор была не в состоянии оторвать завороженных глаз. Наблюдая за тем, как радостные дети с восторгом смотрят на веселого клоуна, Беннет и самой на минуту захотелось стать ребенком, чтобы ощутить ту самую детскую радость, которой у нее никогда не было. В памяти осталась лишь пьющая девушка, когда-то заменявшая ей мать, подобравшая Люцию на улице, когда та только появилась на свет. И больше ничего, совершенно ничего, лишь пустота и мрак, заполненные тупой болью в сердце. — А вот мне кажется, что клоуны страшные — сказала одна из артисток, наблюдавшая за Грэем вместе с Беннет — и без обид, Люция, но, смотря на Роба сейчас, мне хочется уйти и надеяться, что он не придет ко мне во снах в этом дурацком парике… — Берта… — улыбнулась девушка, переводя на ту в какой-то степени пожирающий взгляд, но злобы в нем не было — не обязательно озвучивать все, что приходит тебе в голову. — Я совершенно серьезно, может лучше выйдем и подышим? А то мне действительно станет дурно. Наверное, Люция уже просто привыкла к тараканам Берты и совершенно не обижалась, зная, что даже если подруга говорит что-то обидное, то обидеть на самом деле не хочет. В душе она самый добрый человек, хоть и ветреный. — Я хочу посмотреть. — Сколько раз ты уже это видела? Пойдем, у меня есть для тебя запретный плод — блондинка заманчиво поиграла бровями и достала из красного кармана клоунских брюк две небольшие самокрутки. — Убери! — возмутилась Беннет, прикрывая их рукой — ни дай Бог увидит — показала глазами на Роберта. — Мы очень быстро, обещаю! Ну пойдем! Не увидит, пока выступает. — Господи, Берта — громко выдыхает девушка, все же соглашаясь на курение — хорошо, только быстро. Артистки поняли, что вряд ли успеют выйти на улицу, так как Люция выступала сразу же после Грэя, поэтому, они быстро забежали в гримерную и закурили. — Подержи дверь — волновалась Беннет. — Это же просто самокрутка, что же тут такого? — Просто сделай, как я говорю — мягко ответила она и подруга все же встала у двери. Сделав первую крепкую затяжку, Люция прикрыла глаза от удовольствия и сразу же затянулась снова. — Ой, мамочка, посмотри на небо! — крикнул чей-то голос в зале. Невозможно было разобрать что за девочка это сказала, но несколько человек ее явно услышали и подняли глаза вверх. Практически над самой толпой пролетал красный шарик с жирной надписью на одной из сторон: «Я люблю Дерри». — А я ненавижу — произнес чей-то язвительный голос. Видимо, рядом стоящий с ним мужчина слегка толкнул его в бок. — Полегче, приятель! Здесь же дети. — Да и, между прочим это и твой город, Робби — прибавил третий голос. — Хочешь знать что я думаю о «твоём» городе, говнюк? — раздался щелчок револьверного барабана и… Выстрел! Рядом стоящие женщины отшатнулись, а дети закрыли уши руками, воскликнув. — Ты что творишь, янки?! — Не смей называть меня янки, тупая свинья! Прежде чем Робби сделал ещё выстрел в шар, ни разу не попав в цель, между ним и рядом стоящими завязалось настоящее побоище. Перепуганные женщины и дети позабыли о представлении и бросились в рассыпную, ведь мужчины словно обезумели, бросаясь друг на друга с кулаками. Где-то послышались вопли и на землю брызнули первые капли крови. Роберт замер, перестав танцевать. Он совсем ничего не понимал, а именно, когда его весёлые выступления и фокусы превратились в мордобой? Он стоял в полной растерянности, прежде чем что-то заставило его поднять голову к небу. То, что он там увидел, буквально захватило его, заставив даже перестать дышать. Его шар опускался все ниже. «Я люблю Дерри». Все артисты, включая Берту и Люцию сразу столпились в одну большую кучу, наблюдая за тем, что происходит. Никто не знал стоит ли вмешиваться и выходить на сцену, чтобы увести Грэя, тем самым исключив возможность того, что он вполне может пострадать. Все же стоило подождать какое-то время, пока конфликт утихнет и продолжать шоу, чтобы не испортить праздник. Но, совсем скоро зрители стали разбегаться, а конфликт в зале лишь усилился. Тогда артисты, словно ненормальные, выбежали на сцену, затем в зрительный зал и стали разнимать виновников происходящего. Сегодня пострадает минимум несколько человек, это точно. Что ж, прекрасный праздник. Люция же, подождав, пока все разбегутся и перестанут давить друг друга, вышла последняя только за Робертом, который почему-то смотрел вверх вместо того, чтобы уходить. — Пошли, Роберт — сказала девушка взяв того за руку. Подняв глаза в то же самое место, куда завороженно глядел Грэй, Беннет увидела красный шар, который почему-то стал опускаться вниз. — Идем. — Да, да… Люция проводила Роберта в гримерную. Он выглядел совершенно потрясенным, его лицо совсем омертвело под слоем грима. А ещё эта его постоянная привычка облизывать губы, из-за чего его язык казался теперь ярко-красным. — Ты курила? — голос Грэя прозвучал совершенно отстраненно, словно это и не он говорил сейчас, а какой-то другой Роберт Грэй — строгий и холодный. Когда Роберт задал этот страшный вопрос, который Люция бы никогда не хотела слышать, ее сердце начало предательски вылетать из груди от страха. Да, она знала и помнила, что было в те моменты, когда Грэй ловил ее на курении. Врать не хотелось, поэтому, проглотив появившийся ком в горле, девушка сказала правду. — Да, прости… После своих слов она медленно поднялась на носочки, ведь парень был намного выше ее и нежно поцеловала в губы, чтобы таким образом хоть немного его задобрить, хотя она знала, что шансов на это очень и очень мало. — Чтобы я этого больше не видел, поняла? В ответ Люция пару раз кивнула и решила перевести тему, чтобы хоть немного разрядить накаленную обстановку. — Тебя не ранили? Все в порядке? — Все нормально. — грубо и слегка раздраженно отрезал он. Грэй устало опускается на стул, берется руками за голову и смотрит в своё отражение в зеркале. Как забавно, грустный клоун с ноткой злости и ярости в глазах. — Люция. — Да? Девушка приобнимает клоуна сзади и нежно целует его в голову, а точнее, в жесткие рыжие волосы парика. — Я плохой человек. Нет, я ужасный человек. Я урод, моральный урод. Грэй медленно протягивает каждое слово, сильно, до следов впиваясь ногтями в собственную кожу лица. Давит все сильнее и сильнее, повторяя «Я урод, я урод». — Тише, тише, все хорошо, Роберт. Девушка сразу же садится рядом с ним, аккуратно убирает его руки от лица и покрывает их короткими нежными поцелуями. — Милый, ты не урод, ты самый замечательный человек, которого я видела за всю свою жизнь. Твоя душа чиста и ты прекрасен, понимаешь? Роберт, ты слышишь меня? Честно говоря, Люция совершенно не понимала причину такого резкого срыва. Неужели ситуация в зале вывела его из нормального состояния? Но, это казалось бредом, ведь подобные случаи в «Полете» не редкость. — Можешь достать мне что-нибудь выпить? — Конечно, мой хороший, я скоро приду, только не натвори тут ничего неприличного, шалунишка, договорились? Беннет отшутилась, чтобы немного расслабить Роберта, но тот почти никак не отреагировал, лишь слабо улыбнулся и кивнул. Остальные артисты цирка «Полет» принялись медленно шевелиться, отходя от первого шока. Многие курили, а у Тода-Силоча откуда-то даже нашлась фляжка делового бурбона. Кто-то нервно смеялся в своей палатке, стараясь справиться со стрессом. Цирк опустел. Цирк умер. Осталось совсем немного. Вдали послышался назойливый цокот копыт, оповещавший о прибытии конной полиции во главе с главным комиссаром Дерри Эриком Денбро. Он и ещё один его помощник пришпорили лошадей возле выхода на манеж. — Так, ну и что здесь произошло? — толстый полицейский закусил ус, осматривая место «побоища». — Полегче, Дилан. Они напуганы не меньше — остановил его Денбро — они напуганы не меньше. Комиссар слез с лошади и направился к группе братьев Эйлан, нервно смотрящих друг на друга. После всего случившегося, в «Полет» люди будут ходить с большой аккуратностью, либо вообще со страхом, ибо сегодняшний случай еще надолго останется в их сердцах. Но, сказать честно, для этого цирка подобные случаи были хоть и не частыми, но все же случались. Так что, со временем все устаканится и публика вернется в прежний настрой. — Это шарик, шарик! — громко плача, твердил один из маленьких мальчиков, стоящий совсем один — он во всем виноват! Это шарик, шарик! Полицейский мельком глянул на него и, тяжело вздохнув, обратился к своему коллеге. — Ну и что это за шарик такой? — Что ты сказал, малыш? — Эрик отвлекся от допроса братьев, которые, к слову, совсем ничего толком и не могли рассказать, ведь были в момент потасовки уже в закулисье и, присоединился к коллеге. — Где твоя мама? Шарик? Но мы не нашли никого шарика. Ты сильно испугался? Ну все, успокойся, всё будет хорошо — Денбро улыбнулся своей самой нежной улыбкой и слегка коснулся волос мальчугана — хочешь посмотреть лошадок? Присмотри за ним, Дилан. Мы отвезем его в участок и найдём его родителей. Стоит ли говорить, что Эрик хоть и сочувствовал малышу, который был ужасно напуган произошедшим, но не поверил ему. Это был лишь ребёнок, а ребёнку, по мнению комиссара, свойственно преувеличивать. — Мне нужно будет видеть всех вас в центральном зале, хорошо? Не бойтесь, вашей вины в произошедшем нет, просто любопытство — Эрик говорил максимально успокаивающе, но его голос всё равно звучал слишком громко для «Полёта» сейчас. — Сожалею, но таковы правила. Роберт Грэй вышел из гримерной, когда полицейские уже были в своих сёдлах. Он чувствовал себя намного лучше, ведь помогла та самая фляжка бурбона, которую каким-то чудом для него достала Люция. Костюм он так и не снял, не хватило сил. Рыжий парик съехал в сторону, а грим почти стёрся, но это, казалось, совершенно его не волновало. Он шел прямо навстречу всадникам. Со стороны он казался пьяным. Возможно, что именно так оно и было. — Эй, это же тот клоун! — один из офицеров таки обратил на него внимание и слез с коня — моя дочь собирает все вырезки с Вашим изображением. Когда она вырастет — хочет стать клоуном, как и Пеннивайз. Грэй вдруг сам неожиданно для себя оживился, поднял голову и улыбнулся. Краска на его губах с одной стороны стёрлась, но с другой продолжала быть свежей, из-за чего создавалось впечатление, что ему разбили губу. Наплевать, ведь ребенок важнее. — Правда, а сколько ей лет? — улыбка Роберта стала ещё шире. — Будет шесть — офицер вяло отвечал на его улыбку. Именно сейчас клоун его пугал — у меня всё с собой. Офицер достал из нагрудного кармана одну из листовок с рекламой «Полета», которые они все вместе когда-то развешивали в Дерри. На рисунке было его лицо — лицо Роберта Грэя, улыбающегося во весь рот. Увидев себя, парень тихо засмеялся. — А карандаш… — У клоуна всегда все под рукой — Грэй обмакнул пальцы в собственное лицо, вымазанное белым гримом и со всего размаху прошёлся ладонью по листовке, оставляя белоснежный след от перчатки. — И последний штрих… Роберт стёр краску с губ, смешав ее с белой, размашисто, словно художник, который оставляет подпись, вычеркнул фигуры, похожие на буквы: ТКП. Это показалось Роберту очень смешным и он буквально «взорвался» смехом. Шатаясь и не останавливая смеха, который со стороны напомнил вопль, он отшатнулся назад. — Эти циркачи просто конченные. Поехали, Стил… Офицер наблюдал за отступающим клоуном не слишком долго. Почувствовав себя как-то совсем не по себе, он вскинул ногу на скакуна и поспешил присоединиться к товарищам. А Роберт все смеялся и смеялся. Люция никогда не понимала логику полиции и, происходящее в данный момент не могло оставить ее равнодушной. Неужели нельзя просто задержать виновников, а зрителей уже наконец распустить по домам? Беннет всегда была очень чувствительным человеком, который полностью чувствует переживания других. И сейчас она понимала насколько люди пострадали от всего произошедшего. Роберт выпил слишком много, что решил встретиться с полицией. Кажется, давать ему алкоголь сегодня было очень плохой идеей. Не хватало еще проблем с законом. Окинув любимого не самым добрым взглядом, девушка вернулась в цирк, чтобы переодеться. Она, в отличие от Грэя, не очень любила оставаться в костюме после представления, он словно давил ей на душу, заставляя чувствовать себя дурно. Возможно, это странно, ведь она артист и до фанатизма любит свою профессию, но это место, этот цирк как-то влияет на нее, но она еще совершенно не понимает как. — Я потеряла свою маму. Внезапно чей-то детский голос сбивает ее с мыслей. Люция оборачивается и видит в гримерке маленькую девочку в ярко-желтом платье и с грязными потрепанными волосами. Господи, как же странно… Что здесь делает этот ребенок? Как он вообще сумел зайти сюда? — Но, кажется, она все еще там — девочка указывает маленькой ручкой в сторону огромного шкафа. — Эй, малышка, я помогу найти твою маму, только не грусти, хорошо? Беннет мягко улыбнулась маленькой девочке и, покинув свое место для нанесения грима, подошла к малышке и протянула ей руку. — Пойдем поищем ее вместе. Люция уже собралась взять девочку на руки и сразу же идти к полицейским, как внезапно появившаяся снова указывает на шкаф. — Она там, я же говорю, она там. — Нет, милая, она вряд ли в шкафу. Я уверена, что она уже ждет тебя у входа в наш цирк. Давай скорее обрадуем ее твоим возвращением? — А ты проверь его. Девочка, все еще не опуская руки, уставилась в шкаф стеклянными глазами. И Беннет, чтобы угодить ребенку, все же решает открыть его и доказать, что там никого нет и быть не может. — Как скажешь — улыбалась шатенка, подходя туда, куда так настаивала малышка. И, когда девушка уже почти открыла его, ребенок продолжил говорить. — У нее нет голоса, потому что твой друг вырвал ее связки. Люция замирает и ее тело мгновенно покрывается мурашками от понимания того, что все это очень и очень странно. Она медленно оборачивается, но ребенка уже не было, словно он за секунду растворился в воздухе. В гримерной повисла мертвая тишина, до чертиков неприятная и даже жуткая. Та самая тишина, когда ты ждешь, что вот-вот что-нибудь произойдет. — Он вырвал ее связки — внезапно кричит уже вовсе не детский, а очень хриплый низкий голос. Девушку вдруг что-то с невероятной силой толкает в шкаф и его тяжелые двери захлопываются, а затем слышится звук щелчка. Шкаф закрыли с другой стороны. В дикой панике, Люция пытается открыть его, стуча и руками, и ногами, сопровождая все свои действия криками о помощи, но у нее ничего не выходит. Через пару минут она немного приходит в себя и нащупывает под рукой что-то похожее на фотографию. Откуда-то в шкафу оказывается свеча, что сразу же хоть как-то спасает девушку. Также ее спасли спички в кармане штанов, которые она еще не успела переодеть. Пару мгновений и трясущиеся от страха и шока руки все же зажигают свечу и Беннет видит следующее. Она смотрит на фотографию, а там маленькая девочка, которая разговаривала с шатенкой несколько минут назад. Дрожащими руками Люция переворачивает фото и читает ужасающие слова «Анабель Паркер. Любимая доченька, ты навсегда останешься в моем сердце, пусть даже и сейчас ты уже далеко на облаках».