Льюис побился бы с досады головой об стену, но, во-первых, навряд ли это поможет, во-вторых, браслет может маякнуть о проблемах со здоровьем, и Лу окажется в физиокапсуле раньше, чем успеет объяснить, зачем он занимался столь неконструктивными действиями. Могут даже предположить, что с учетом недавнего инсульта — это такой способ самоубийства и если так подумают, то надзор станет еще более удушающим. Потому Льюис просто лежал в постели и скрипел зубами от досады на то, что поддался искушению и, используя необходимость подлизаться как оправдание, сделал то, что давно хотел — переспал с Августом.
Льюис буквально казнил себя за свою слабость. Он прекрасно понимал, что повадки прошлой жизни пора оставить в этой самой прошлой жизни, что он не может просто снять с кем-то напряжение в постели, что Август не кто-то, что он теперь живет в других обстоятельствах, где каждый его шаг оценивается, обсуждается, прогнозируется. Он живет под огромной лупой чужого внимания, он не может просто переспать, потому что тело требует сбросить напряжение.
Да и Август — это не один из его прошлых любовников, которого можно, извинившись, выставить за дверь. Про Арноу думать вообще не хотелось, хотелось побиться головой об стену и вытрясти откуда-нибудь из глубин благоразумие.
Зад саднило, Лу, кряхтя, сполз с постели и почувствовал, как семя Августа потекло по ногам. Льюис зарычал от ярости на чертову ящерицу. Душ встретил прохладной водой. Смыв с себя раздражение, решил, что не будет вестись на провокации и задаст, так сказать, свои правила игры по типу тех, что у него были: хочешь спи, не хочешь не спи — это твое дело. С помощью своего робота-помощника Льюис подобрал одежду и собрал волосы в высокий хвост. Провертевшись перед зеркалом с десяток минут, Лу разозлился на себя за неуверенность и, таки высоко вздернув нос, вышел из спальни.
— Доброе утро, господин, — Маркус, здороваясь, привстал с кресла. — Позавтракаете? — мужчина указал на сервированный столик с непонятным нечто серо-зеленого цвета, бокалом компота из настоящей вишни, и эту самую вишню в маленькой тарелке.
— Доброе утро.
Льюис чувствовал, как нагреваются щеки и уши. Интересно, где был Маркус, пока он исключительно пользы ради «уговаривал» Августа не погружать его в криокапсулу? Лу бросил осторожный взгляд на хомуиса, но тот был невозмутим. Лу сел в кресло и брезгливо посмотрел в тарелку.
— Кто-то наковырял мне своих козявок из носа и назвал это завтраком?
— Пф… — Маркус подавился напитком, который пил. Тот попал не в то горло и мужчина закашлялся.
Потом, отдышавшись, засмеялся, а отсмеявшись пояснил, что эти самые «козявки» — особая гордость лаборатории, которая занимается разработкой подходящего питания для организма Льюиса, и в данный момент все очень ждут оценки своих трудов, потому что особый сорт пшеницы, из которой приготовлена эта каша, специально восстановили из найденных учеными образцов, только чудом не попавших под воздействие радиации, а, значит, не мутировавших и больше всего подходящих для питания Льюиса.
— Ничего себе… — Лу был удивлен. Он, если честно, вообще не думал о том, что есть такая лаборатория, где кто-то настолько сильно обеспокоен его здоровьем. Хотя Август и говорил об этом, он не воспринимал его слова всерьез.
День начался как всегда: Лу позавтракал козявками, съел потрясающую вишню (о том, как она оказалась у него на столе, Лу даже думать не хотел) и ушел в свой кабинет, собираясь продолжить поиски затерявшихся бюджетных средств, а позже, как и запланировано, посетить больницу с детьми.
Удивительным было то, что его почти никто не дергал звонками. Уже обед, а Август до сих пор не объявился, хотя зная самодовольную натуру змееныша, тот навряд ли без веской причины упустил бы возможность напомнить Льюису, чем они занимались прошлой ночью и как ему это понравилось. Чем больше времени проходило, тем сильнее напрягался Льюис. Какое-то странное напряжение буквально висело в коридоре — пробегающие мимо сотрудники подозрительно косились на него и старались прошмыгнуть мимо как можно скорее.
Сначала Льюис смутился, подумав, что это из-за того, что всем уже, скорее всего, известно о том, что было ночью (обсуждение жизни Льюиса было любимейшим занятием всех разумных и те даже не пытались это скрывать). Маркус на все вопросы равнодушно пожимал плечами, делая вид, что не понимает, о чем его спрашивают. К тому же, окружающие смотрели на него не с любопытством, а как-то странно напуганно и виновато. Наконец, Лу попытался дозвониться до своих мальчиков-людоедиков, но те были недоступны.
— Господин, вам пора на процедуры, — Маркус, будто почуяв неладное, материализовался за спиной.
— Маркус. Я тебя еще раз спрошу и лучше бы тебе ответить, — прошептал Льюис, уже сердцем чувствовавший беду. — Не заставляй меня волноваться. Что происходит?
Лу смотрел перед собой, обмерев и превратившись в слух. Все его существо будто замерло, готовясь услышать что-то, что повисло в воздухе.
— Господин, ничего не происходит. Вы порой слишком впечатлительны. Пойдемте, вам пора на процедуры, — Маркус настойчивее обычного подхватил Льюиса под локти, буквально вытащив из кресла, и повел в знакомый уже кабинет.
Лу завертел протестующе головой и попытался упереться пятками, но лишь скользил по мраморному покрытию пола. Чем ближе становилась дверь процедурной, тем больше паниковал Льюис. С ним такое уже происходило: когда ему нельзя было волноваться, его просто накачивали успокоительным, и он становился почти овощем, умиротворенно хлопающим глазами, сидя на кушетке и наблюдая за снующими туда-сюда учеными, которые были просто счастливы, что беспокойный подопечный вновь под их крылом.
— Нет! Маркус! Объясни! — Лу птицей бился в руках. — Не поступай так со мной! Я тебе верил!
Маркус резко остановился и выдохнул, потом перевел полный боли взгляд на Льюиса.
— Господин. Я все вам расскажу. Даю слово, но после процедур, мы должны быть уверены, что вы справитесь.
Сердце ухнуло вниз, куда-то ниже их этажа, даже ниже уровня земли, туда, где его подопечные. Льюис молчал, ища ответ, потом неуверенно кивнул. Маркус, получив одобрение, удобнее перехватил свою ношу и, пока та не передумала, в несколько шагов преодолел расстояние до двери.
В лаборатории все разом засуетились и окружили Льюиса нарочито беззаботной болтовней. Наконец, пройдя необходимый минимум процедур, Лу получил странный укол в вену, которого раньше не было, и понял, что это успокоительное. Достаточно незаметное: он не чувствовал сильных отличий, разве что реакции стали более замедленными, будто ему нужно больше времени на обдумывание.
В лаборатории появился Август, на лице которого не было и следа знакомого самодовольства. Мужчина помог выбраться из кресла и отвел слегка заторможенного Льюиса в гостиную.
— Ну, теперь я могу узнать, зачем все это? — Льюис сел в кресло и потер тяжелые веки.
— Можешь, — Август сел напротив, сжав руки в замок. — Вчера напали на больницу, где лежали освобожденные тобой дети.
Лу выпрямился и сглотнул вязкий ком.
— Все мертвы.
— Что, прости? — Льюису показалось, что он ослышался.
— Все мертвы, Льюис, — С трудом повторил Август, который, понятное дело, не из-за детей имел сейчас такое обеспокоенное лицо.
Информация не усваивалась. То есть Льюис понимал, что ему сказали, но не осознавал, как такое может быть. Ну просто как? Это дети, они были в больнице, все было отлично. Зачем? Точнее, ну просто не может этого быть... Как можно убить детей? Ну ладно, садисты их мучали, но Льюис убил ублюдков. Зачем же убивать выживших детей?
Лу просто сидел в ступоре и не мог запихнуть в свою голову эту мысль, она в нее просто не влезала. Он не хотел с ней жить, с ней спать. Как вообще он должен примириться с этим?
Губы Августа двигались, тот что-то говорил. Льюис смотрел на него и думал, насколько это все бессмысленно, если у взрослого разумного поднимается рука на ребенка. Внутри все тянуло, невыносимо медленно, невыносимо муторно и безысходно.
— Отвезите меня туда, — прервав Августа на полуслове, попросил Льюис.
— Я думаю, это не самая… — Август запнулся, увидев холодный, полный боли и презрения взгляд.
— Отвезите. Меня. Туда.
***
Лифт распахнул свои серые двери, сопровождающая охрана вышла первой, потом Лу с Августом и остальные секьюрити. Белое здание больницы было окружено толпящимися вокруг разумными.
— Он здесь…
— Он приехал…
Шепот толпы доносился как сквозь вату. Льюис, игнорируя приветствия, зашел в больницу, прохрустев разбитым стеклом по ступеням и длинному коридору. В больнице уже никого, кроме охраны дискрита, следователей и охраны Льюиса не было.
— Добрый день, господа.
К ним подошел старший администратор всего тригула, администратор второго уровня и главный безопасник тригула.
— Не такой уж он и добрый, — взгляд цеплялся за красные разводы на стенах в конце коридора. — Какой информацией поделитесь. Кто убийца? Когда вы его поймаете?
Льюис перевел делано наивный взгляд на замявшихся мужчин. В воздухе буквально висела очевидность того, что убийц либо невозможно найти, либо невозможно установить, либо по каким-то особенным причинам нельзя устранить, и все, очевидно, надеялись, что Льюис найдет какой-нибудь удобный компромисс, но Лу не собирался его искать.
— С этим могут возникнуть некоторые сложности, — наконец, заговорил безопасник.
— Да? Это какие же? — Льюис, несмотря на запрет, направился в сторону места преступления. — Везде по периметру камеры, охрана, за последнее время мы прочипировали множество не только детей, но и взрослых — таких же незаконнорожденных. Неужели нельзя найти по маячкам, отследить, кто был рядом, что видел…
— В этом нет необходимости, — оборвал безопасник.
Лу остановился и внимательно взглянул на мужчину.
— Даже так?
— Да. Давайте пройдем в более подходящее место, и я…
— И вы мне расскажите, почему убийцы останутся безнаказанными? Спасибо, избавьте меня хотя бы от этого.
Мужчина, стушевавшись, замолчал. Льюис в гнетущей тишине дошел до конца коридора, где о нападении все буквально кричало. Детей не просто убили — их растерзали. Все было сделано так, чтобы наказать этим Льюиса. Чтобы каждая деталь намекала ему о том, что пришлось пережить этим детям из-за него. Много крови, ошметки тел на стенах, разбитые стекла между индивидуальными боксами. Металлический запах прорывался даже сквозь фильтры и кислородную маску. Тела, а точнее то, что от них осталось, уже убрали, но частицы тел, волос и прочего все еще были на своих местах.
Льюис чувствовал нарастающую тупую боль в висках и радовался ей: она немного заглушала вой в груди.
— Льюис, нам пора, — Август положил руку на плечо, давая понять, что «экскурсия» окончена. Браслет пожелтел.
— Что это за знак?
Льюис указал на начерченный кровью круг с буквой Л в центре.
— Это знак группировки, которая все это совершила, — вместо Августа ответил безопасник.
— Значит, вы знаете, кто это? — Лу перевел непонимающий взгляд на мужчину.
— Знаем.
— Так почему их мозги до сих пор не на асфальте?! — Льюис знал почему, но до последнего надеялся, что его догадки не подтвердятся.
— Это самая крупная группировка тригула, у нее множество членов, нужно еще установить, кто конкретно это сделал, и если мы их зачистим, они также отомстят вновь.
— Вот как… — Лу перевел стеклянный взгляд на символ.
— Нам пора, — Август настойчиво потянул Льюиса за локоть.
— Что означает Л в центре круга? — обернувшись спросил Льюис.
Безопасник бросил нечитаемый взгляд на Августа, потом посмотрел себе под ноги и вскинул какой-то странный, почти виноватый взгляд на Льюиса.
— Это первая буква вашего имени. Они преклоняются перед вами.
— Пф, — Льюис глупо засмеялся, — чего?
Какой-то дурацкий смех просто рвался из груди. Лу просто не мог ничего с ним поделать. Что за абсурд вокруг? Может, он сошел с ума и ничего не понимает? Или, может, он давно живет в сумасшедшем доме и вокруг него лишь такие же шизики, как он сам?
— Август, ты слышал? — прорвался-таки истеричный смех. — У них мой культ личности! Хахахах, они, надеюсь, не в честь меня измывались над разумными?
***
Истерика медленно перетекла в тупое равнодушие и меланхолию. Льюис весь оставшийся день не работал, пребывая в кисельном состоянии черной безысходности. Его несколько раз сводили в процедурную, где, радуясь тому, что подопечный не сопротивляется, провели несколько дополнительных тестов и попытались вколоть еще дозу успокоительного, но Льюис отказался. Вечером объявился Август.
— Иди сюда.
Август зашел в спальню и скинул с плеч черный, расшитый едва заметным орнаментом, пиджак.
— Не хочу, — Льюис крутанулся в кресле и вновь развернулся к окну. В комнате светло было лишь от затухающего заката за окном.
— Ясно.
Август разделся, подошел к креслу Льюиса, развернул того к себе и, присев на корточки перед креслом, принялся не спеша разоблачать Льюиса. Сначала стянул обувь, размяв ступни, потом расстегнул рубашку, ширинку на брюках. Поднял равнодушного Льюиса и снял расстегнутые вещи.
В ванной они просто мылись. Когда вода ударила по коже, Льюис будто вернулся, впервые за весь день вынырнув из своего вакуума. Обнаженный Август вполне равнодушно мылся рядом, зажав его между собой и стеной.
— Я не хочу сегодня.
— Я знаю.
Они молча выбрались из ванной, Лу облачился под насмешливым взглядом Августа в пижаму и забрался в постель. С мужчиной остро чувствовалась своя слабость, но, в противовес этому, рядом с ним было невероятно спокойно, казалось, что равнодушие разумного ничто не может пошатнуть, и эта сила привлекала и успокаивала. Август просунул одну руку под подушку Льюиса, а другой прижал того к себе спиной. Лу повозился, устраиваясь, скинул бесполезную теперь подушку и, устроив голову на чужом плече, замер.
— Я мог бы помочь, — наконец, прошептал в макушку Август.
— Как? Убить всех ублюдков или только тех, что попадутся?
— Неплохой вариант.
— Нет. Я постараюсь разобраться сам.
— Ок, — Август зарылся в волосы Льюиса носом и втянул запах. Лу поежился.
— Это ничего не значит.
— Что не значит? — Льюис почувствовал, как Август, оскалившись, улыбнулся.
— Наш секс. Ничего не значит. Мы просто…
— А, ты об этом. Конечно, ничего. Но ты, главное, помни…
Август слегка приподнялся и, поцеловав кожу у уголка глаз с трепещущими ресницами, коснулся ушной раковины и тихо прошептал:
— Как я сцеловывал твои слезы, когда ты бился в оргазме подо мной.
