POV Льюиса
После срыва мне стало чуть легче, будто комок иголок в душе слегка уменьшился. Он колет как и прежде, но я научился немного абстрагироваться от него, переключая все свое внимание на дискрит. Август после той ночи изменился в отношении ко мне, хотя лучше бы он этого не делал, потому что это лишь подтверждало мою слабость, с которой я боролся, но пока безуспешно. Если раньше Август не считал нужным скрывать свое безразличное отношение к разумным в дискрите, то теперь больше не было пренебрежения и жестокости в словах, он не колол меня своей откровенной циничностью. Все чаще я ловил на себе его задумчивый взгляд, от которого по спине бежал холодок. Очевидно, что такая моя реакция на проблемы дискрита взволновала его, и я буквально чувствовал, что мое время здесь подходит к концу: Август не спустит это просто так. На утро после моей истерики Август, как и ожидалось, не оставил инцидент незамеченным и после завтрака, на котором помимо зеленых соплей вместо каши были еще и полюбившиеся мне кексы, поинтересовался причиной, переполнившей мое терпение, ведь не просто так я потерял самообладание. Я был готов к тому, что он спросит, и приготовил подходящую по вескости причину — бомбы на нижних уровнях. Август выслушал мои сбивчивые объяснения и, к моему удивлению, улыбнулся и покачал головой. — Хитрый лис, — Август явно расслабился. — Что? — я не понимал, почему информация о бомбах его почти развеселила. — Это не его бомбы, а мои. Моя челюсть отвалилась и я завис, ничего уже не понимая. Судя по выпученным глазам Маркуса, стоящего у двери, удивился не я один. — Что это значит? — Эти бомбы… Я уже и забыл о них. Когда живешь так долго, кое-что теряет значение и стирается из памяти, — Август вытер рот, посмотрел с интересом на оставшийся капкейк, но я, сурово поджав губы, грозно зыркнул на него и отодвинул СВОЙ капкейк подальше. — Тебе для меня капкейк жалко?! — мужчина состроил обиженную мордашку, при этом сотрясаясь от сдерживаемого смеха. Кажется, его отпустило напряжение после того, как он узнал «истинную» причину моей истерики. — Если бы ты каждый день ел чьи-то козявки из носа, а потом тебе принесли божественный капкейк… Посмотрел бы я, каким бы щедрым ты был. После моего ответа я впервые увидел, как Август смеется. Глаза Маркуса стали еще больше, я уже начинал волноваться за него. Аристократ так заливисто хохотал, что я не мог поверить в то, что наблюдаю. Все, что я видел до этого, больше напоминало хищный оскал, чем улыбку, а про смех и говорить нечего. — Я видел в сети, вы все едите вполне обычную еду! — Август почти отсмеялся, но еще не мог справиться с широченной, какой-то по юношески озорной улыбкой. — Там и мясо, и молоко, и яйца, овощей немного, но тоже есть. Почему я ем козявки?! Август вновь засмеялся. — Вот же… Давно я так не смеялся, —разумный отпил остывший кофе из своей кружки. — Лу, все, что ты видишь, это даже не полуфабрикаты, там нет ничего органического, все это определенным способом изготовленная биомасса. — Ну и что?! Пусть так! Все лучше, чем это! Август покачал головой и стал серьезным, как и прежде. — Нет, Лу. Это такого рода химия… Современным мутантам она вреда не принесет, если есть это нечасто, но тебя этот химический состав если не убьет, то покалечит. Мы воскресили пшеницу, которая даже тебя старше, так что скоро будет подходящая для тебя мука, а, значит, капкейки в твоей жизни будут появляться чаще. Я почему-то смутился такой заботе. — Ты не договорил про бомбы. — Да, да, точно. Этот твой Кардоза хитрец. Хорошая смекалка. К тому же он, как видно, один из самых старых мутантов в дискрите, потому что его ровесники наверняка знают, что эти бомбы тут были изначально, они еще на трех уровнях есть, но скрыты в коммуникациях, поэтому о них не знают. — Но… Зачем?! — я, если честно, начинал догадываться для чего они, но до конца поверить в свою догадку не мог. — На самом деле изначально в этом тригуле было шестнадцать уровней, а не четырнадцать как сейчас. — И где остальные?! — Мы их взорвали. Кажется, мое закаменевшее лицо заставило Августа забеспокоиться. — Тогда дела с мутациями обстояли еще хуже, было множество опасных и агрессивных особей, некоторых из них ты видел в пирамиде в лаборатории. Они размножались и убивали более слабых и мирных. Поэтому мы всех их заманили на нижний, специально для такой ситуации спроектированный уровень, и взорвали его, похоронив под обломками множество проблем. Другие уровни от взрыва не пострадали, позже нам пришлось повторить эту процедуру. Я был шокирован, но мне было не грустно, потому что несмотря на то, что я сопереживаю разумным, теперь для меня было очевидно, что мутация безжалостна к человеку. А я считал их людьми. Но многие давно утратили не только внешние признаки человека, но и внутренние, превратившись в экзотические машины для убийства. За эти месяцы я достаточно насмотрелся на тот ужас, который творится в дискрите на нижних уровнях, да и не только на них, чтобы отделять разумных, имеющих право на жизнь, пусть даже их потенциал был не высок, и тех, кто приносит окружающим лишь боль и ужас. — Могу тебе посоветовать то же самое. Как я понял, сейчас выкристаллизировался опасный вид мутантов, ты мог бы разом решить эту проблему. А твой этот Кордоза просто приписал эти бомбы себе, возможно даже он установил похожие на них муляжи, но я всегда знал, что в дискрите почти нет оружия и доступных химических элементов, — Август повертел в руках пустую чашку и взглянул на меня с упреком. — Да и к тому же, неужели ты думаешь, что я бы отправил тебя в потенциально опасный или непроверенный дискрит? После этого ответа я почувствовал такое облегчение, все мышцы будто разом расслабились. Я встал со своего места и, подойдя к постели, плюхнулся в недавно заправленную кровать. За окном светило яркое солнышко, и я улыбался как идиот. Все, оказывается, не так плохо. Август поднялся со своего места и, сев рядом, погладил меня по голове. Не знаю, возможно под воздействием момента… Я был так счастлив и благодарен ему, потому я перехватил его руку и прижался поцелуем к тыльной ее стороне.***
Как только Август в очередной раз уехал, я, истосковавшись по Изао, устроил нам очередную «очень важную» встречу. Маркус был недоволен, но я понял, что он действительно переживает за меня и всеми силами пытается скрыть наши отношения от посторонних, и это навело меня на мысль о том, что в моей жизни появился друг. Разумный, который искренне переживал за меня и старался помочь — это отозвалось ярким теплом в моем сердце. Волшебное чувство, что я не один, окрыляло. Маркус ворчал, что я, как глупый юнец, не заботясь ни о чем, несусь к такому же глупому юнцу на встречу, который, как выяснилось, завалил коммуникатор Маркуса сообщениями с требованием рассказать как я, что делаю и почему не выхожу на связь. Эта информация восторженной шипучкой разлилась в груди. Я, счастливо улыбаясь, обнял ошеломленного моим поведением Маркуса. — Ты чудо! Спасибо, что ты есть! — пробубнил я Маркусу куда-то в подмышку. Кажется, мои слова тронули доброго здоровяка и тот, погладив меня по голове, сказал фразу, которая каленым железом выжглась у меня в сердце: — Берегите себя, господин, потому что у этих разумных нет никого, кто о них бы заботился так, как это делаете вы. Вы у них один, и поверьте, они знают это и молятся за вас. Справившись с комком в горле, я отстранился от Маркуса. — Я думал у вас нет религии. — Все у нас есть, это у аристократов нет ничего святого, — Маркус это говорил с таким достоинством, что мне стало неловко за свой вопрос, — а у нас есть. — Может быть, мы могли бы построить церковь или… — Обязательно, но не сейчас, — хомуис мягко улыбнулся мне и напомнил о времени. — В ближайшее время у вас множество других забот. Так и было. Мы встретились с Изао, и я, с трудом проигнорировав попытку объятий, не замечая хмурого взгляда недовольного моим поведением Изао, рассказал о бомбах. Эта информация его отвлекла. Он, конечно, обрадовался, что бомбы не взорвутся по прихоти старого маразматика, как мутант его называл. Он вообще любил всем клички давать, например, Маркус у него был «лысая гора» (хотя Маркус, наоборот, отличался слишком густой, курчавой шевелюрой), а администратор тригула — «плешивый енотик», администратора шестого уровня, на котором жил Изао, тот прозвал «чемоданом без ручки», потому что пользы от него нет, но выбросить жалко. В общем общение с Изао порой превращалось в глупое хихиканье над очередной кличкой какого-нибудь несчастного. Я рассказал о том, что Август предложил взорвать последний уровень вместе с опасными мутантами и, сообщая подобное, не предполагал, что Изао всецело поддержит эту идею. Я такой вариант отбросил почти сразу, у меня просто не поднимется рука отдать такое распоряжение, но Изао как клещ вцепился в меня, пытаясь внушить, насколько это отличный вариант. — Там множество разумных, Изао… — я был, мягко скажем, в шоке. — Мы не можем просто взять и убить их! — Там одни отбросы, можешь мне поверить! — Изао был настолько воодушевлен этой страшной идеей, что беспокойно расхаживал по узкому помещению небольшой квартиры, которую для нас снял Маркус, сидящий сейчас на кухне и подслушивающий без зазрения совести наш разговор через открытую дверь. — Тригул бы вздохнул с облегчением! Ты просто не представляешь, сколько проблем это бы решило!!! — Там не одни отбросы! Совсем недавно там прятались многие дети, рожденные без квот! — Сейчас таких нет! — Откуда ты знаешь?! Это было слишком для меня — убить стольких одним своим решением. Это было чересчур, я не хотел брать на себя ответственность за их жизни. Да, на нижнем уровне водилось множество опаснейших тварей, спариваясь между собой они скрещивали свои дефективные гены и получали еще более безобразных и опасных сородичей. Им элементарно нечего было есть, потому что они не способны работать и зарабатывать, поэтому единственный их промысел — это убийства, воровство и насилие, но даже если так и, возможно, это было малодушно, но я не хотел возлагать на свою совесть такой груз. Изао же загорелся этой идеей, и мы впервые серьезно разругались. Прежде чем я ушел, хлопнув дверью, меня обозвали трусливой лахудрой, а я, задохнувшись от возмущения, сказал ему, что меня тошнит от его волосатых ноздрей. Кажется, к такому он был не готов и застыл с распахнутым ртом. — И зуб у тебя вверху кривой! — обиженно прокричал я, прежде чем захлопнуть дверь. Маркус всю дорогу молчал и опасливо косился на меня, чем жутко раздражал. — Что, блин?! — наконец, спросил я, устав терпеть этот деланно напуганный взгляд, а вообще мне хотелось поскандалить, потому что запал еще не прошел, к тому же я придумал еще несколько удачных оскорблений и теперь жалел, что не додумался до них сразу и не бросил их в наглую харю этого засранца. — У него и правда ноздри волосатые? — смущенно кашлянув, спросил давящий улыбку Маркус. — Нет! — гаркнул я, и Маркус рассмеялся, чем еще больше меня разозлил. — Я рад, что тебе весело! — разумный держался за живот и смеялся.