«Самое жуткое в нашей жизни — не страх. Он был всегда, он до сих пор является нам в разных обличьях, иногда портя жизнь. Самое жуткое — повернуться спиной к страху и закрыть глаза».
Харуки Мураками
Льюис и не думал, что так соскучится по Маркусу. Когда охрана оповестила о том, что хомуис пересек границы дискрита, Лу, не утерпев, спустился на второй этаж (на первый его бы никто не пустил без фильтров и дыхательной маски) и притопывал от нетерпения возле лифтов, пока не понял, что просто глупо ждать разумного на втором, если тот все равно сразу поедет к нему. Потому, вызвав у охраны сдержанные улыбки, Лу вернулся в свои апартаменты, где через несколько минут объявился Маркус. Хомуис только успел открыть дверь и начать произносить приветствие, как дальше на него налетел соскучившийся Льюис, заобнимавший потрясенного мутанта. За больше чем полгода знакомства с Маркусом Льюис привязался к нему очень сильно. Недовольный этим Август однажды даже предпринял попытку заменить Маркуса, но Льюис закатил такую истерику, когда не обнаружил хомуиса утром на диване, что даже непробиваемый Август впечатлился. Пока разумного не было, Лу понял, что стал воспринимать того как своего дальнего родственника, у которого с ним теплые отношения. Лу чувствовал, что Маркус искренне за него волнуется, и это рождало странное тепло в груди, заглушавшее чувство одиночества. — Я надеюсь, такие долгие поиски прошли не зря? — Лу отлип от хомуиса и заглянул тому за спину, но там никого не было. — Да. Я нашел подходящего разумного. Он долго не хотел соглашаться, — Маркус, улыбаясь, погладил светлую макушку. — Почему? — Ну, то, что я мог ему предложить, его не интересовало, он более чем достаточно зарабатывает своими способностями, — Хомуис сел в кресло напротив Льюиса, забравшегося в него с ногами. — И как ты его убедил? — Сказал, кто наниматель, и он сразу же согласился, не раздумывая. Льюис слабо удивился этой причине, кажется, скоро он вообще перестанет удивляться такой реакции разумных на самого себя. — И где же он, в таком случае? — Проходит обязательный инструктаж от охраны, проверку его данных, сдает анализы, делает привив… — начал перечислять хомуис, с улыбкой наблюдая, как лицо Льюиса багровеет от злости. — Господи, хватит! — Лу вскинул руку, прерывая Маркуса. В гостиную зашла прислуга и занесла поднос с чайным сервизом и набором маленьких кексиков, при виде которых у Лу заблестели глаза. — Я слышал, дискрит с каждым днем становится все чище, — улыбающийся Маркус поиграл бровями, наблюдая за уминающим кексики Лу. — А преступность в ночное время стремительно падает. — Так и есть, — Льюис наигранно вздернул нос и величественно смахнул несуществующую пылинку со своего плеча, — Несмотря на примитивность, эти меры работают. Я сам не ожидал. Еще немного, и в третьем тригуле будет такой же порядок, как и во втором. К тому же Тайрус, ну, тот арноу из охраны, предложил обыскивать всех задержанных, и мы находим множество незаконного оружия, которое, конечно же, изымается. — И как наказывают пойманного разумного? — Маркус следил, как исчезают с тарелки кексы, и благоразумно не притронулся к сладостям, хотя Лу, скрепя сердце, предложил ему угощение. — Идут чистить сортиры и системы очистки. Глаза Маркуса потрясенно округлились, а ладонь прикрыла распахнувшийся рот. — Какая жестокость… — лукаво протянул Маркус. — Всего лишь справедливость.***
— Это Рахул, — представил Маркус стоящего рядом с ним разумного. — Можно просто Рах, — поправил тот. Льюис с улыбкой кивнул, рассматривая собранные в пучок дреды, стремительно менявшие расцветку. Разумный, как и большинство нынешних обитателей планеты, был достаточно крупным и стандартно идеальным. Подправленная до безупречности внешность и модифицированный сталью позвоночник, делали его походку достаточно грузной, но, в целом, личностью разумный оказался легкой. Быстро схватывал на лету, не требуя разъяснительных разжевываний, потому работать с ним было достаточно просто. Но, несмотря на его профессионализм и предположения Льюиса, работа растянулась почти на полгода, хотя изначально Лу планировал неделю, максимум, месяц, но никак не шесть месяцев. Когда Льюис озвучил свою задумку, Маркус подавился, а Рахул засмеялся, похвалив за хорошую шутку. Лу с каменным лицом пояснил, что и не думал шутить. — Для этого мне и нужна разработанная программа для голосования. — Льюис, ты, кажется, не понимаешь, — Маркус провел по своему лицу ладонью, стирая с него, как видно, шок. — Ты не понимаешь, что мутанты, о которых ты так печешься, полуразумны! — Удивительно слышать это от тебя, — Лу с непроницаемым лицом сидел во главе длинного стола переговоров, где помимо Маркуса и Рахула был еще директор школы и старшие администраторы трех тригулов. — Лу, я понимаю, ты хочешь как лучше, — Маркус примирительно вскинул ладони, — но большая часть разумных третьего тригула необразована, большинство с трудом читает, а ты предлагаешь устроить им почти что древнее вече, где они будут решать как распорядиться деньгами! Это абсурд! Они необразованы, они не могут… — Они не могут знать лучше нас, что им нужно? — Льюис сцепил руки в замок, готовясь к наступлению. — Да, именно так! — Маркус, для начала я не собираюсь давать им полную свободу в этом вопросе. Я собираюсь сделать систему перемещения денежной массы в дискрите полностью прозрачной. Разумные будут видеть сколько получено налогов, сколько прибыли. Куда эти деньги распределяются, — последнее слово Льюис подчеркнул, выразительно посмотрев на администраторов и забившегося в угол кабинета финансового «министра». — Из полученных денег мы будем ежеквартально, после сбора налогов, выделять деньги, которыми будут распоряжаться разумные тригула. — И каким же образом они будут это делать? Раздадите каждому поровну? — администратор второго тригула с трудом скрыл насмешливую интонацию. — Нет. Мы разработаем систему, в которой можно будет вносить предложения, и потом за них будут голосовать разумные. Голосование будет определять, куда конкретно будут потрачены деньги. — И какую сумму вы собираетесь им доверить? — Кто будет обладать правом голоса? — Кто будет заниматься исполнением этих решений? — А что, если деньги понадобятся срочно на что-то еще? — Как вы это закрепите в административном кодексе дискрита? Какими формулировками? — Вы пытаетесь построить здесь демократию! Но демократия Рима строилась на костях плебса и рабов! — Что они будут делать с вашей свободой, если все мы здесь заперты как крысы на тонущем корабле?! Зачем эта иллюзия свободы?***
Льюис вернулся в свой кабинет, оставив всех, даже Маркуса, за дверью. В знакомом до мельчайших деталей помещении не горел свет, лишь почти затухший закат прощался с лиловым небосводом и слабо освещал пространство. Лу скинул обувь и, пройдя босыми ногами по ковру, плюхнулся в модифицированное кресло, которое сразу вытянулось, помогая принять полулежачее положение. Нашарив на полу забытый вчера плед, Льюис укутался в него и с помощью браслета перевел все коммуникаторы и средства связи в спящий режим. В кабинете Лу почти жил, все здесь говорило о нем: множество досок с планами и разработками, примитивные напоминалки из модифицированной бумаги, разбросанные ручки, кружки, вещи из спальни, дурацкие сувениры и множество других мелочей, которые не позволялось убирать. Он вообще запрещал убирать в кабинете, разве, что пылесосить полы, потому что после уборки не мог найти что-нибудь суперважное, что обязательно исчезало после наведения порядка. То совещание, где на него накинулись все, с кем он контактировал, кроме, пожалуй, Рахула, было больше трех месяцев назад, а большинство заданных на нем вопросов так и не нашли ответа и иногда, как сейчас, Лу почти сдавался. Почти соглашался с тем, что ему не исправить эту ситуацию, но потом, утром, когда солнце упрямо возвращалось на небосклон, продолжая одинаково светить для всех, даже для тех, у кого нет прав и надежды, Лу вставал вместе с ним и, засучив рукава, сам не понимая уже зачем, продолжал намеченный курс. Возможно, в какой-то момент это уже было упрямство ради упрямства, он не мог сдаться и отступить, потому что выиграют от этого те, кто привык побеждать, не прикладывая усилий, с сытой снисходительностью смотря на проблемы голодных. Очень много времени ушло на разработку самой программы. Все внутренние системы дискрита должны были быть перепрошиты для того, чтобы в эту программу приходил точный отчет о деньгах, а для этого требовался доступ, защита, скрупулезное оформление основных блоков системы. К тому же стартовать она должна была сразу с третьего тригула, хотя все наставали на том, что лучше начать с более образованных и воспитанных разумных, которые живут в двух других, но Лу деспотично настоял на своем. Первый пробный запуск программы стартовал через два месяца, и инициатива провалилась. Разумные не могли понять, что это за голосование, что оно дает конкретно им, как вносить предложения. У большинства даже не появилось идеи обсудить как распорядиться предоставленными в их распоряжение деньгами. Инициативы не проявил никто, все косились друг на друга и переспрашивали, что это за нововведение, и будут ли у них неприятности от его использования. Лу был в отчаянии, а администраторы торжествующе потирали руки, подчеркивая, что они же говорили о том, что эти плебеи не лучше животных, способных лишь размножаться. Изао как мог поддерживал Льюиса, но даже он слабо верил в удачу этой затеи. Все просто ждали, когда он провалится в очередной раз и сдастся, но в Ангеле было одно качество, об которое он всегда спотыкался в юности, но которое также не раз его выручало, задавая порой верный курс — Лу не признавал все популярное. Следовать за толпой Льюис считал ниже своего достоинства. В детстве, когда все слушали и фанатели от какой-нибудь популярной группы, Лу принципиально ее не признавал, хотя, бывало так, что музыка ему нравилась, но если она была массовой, то он никогда ее не слушал и не восхищался, и этот принцип распространялся на все. Он всегда искал что-то редкое и индивидуальное, что-то, от чего не фанатеют все. Потому когда все от него стали ждать провала, снисходительно поддерживая оступившегося руководителя, Лу лишь крепче прикусывал узду, собираясь и дальше тащить этот проект, еще и потому что ВСЕ против него. Ослиное упрямство с возрастом просыпалось в нем все реже, но если уж просыпалось, то его долго нельзя было усмирить. Через несколько дней после размещения окон с новой программой к Лу пришел задумчивый Изао. — Кажется, мы поспешили с выводами, — Изао сел на скамейку в оранжерее рядом с качелями, на которых вновь раскачивался Льюис. — О чем ты? — Начался ажиотаж с цифрами. Все в шоке, поняв, сколько денег крутится в дискрите. Около окон уже который вечер собираются местные, чтобы посчитать, сколько всего можно купить на эти деньги, — Изао задумчиво хмыкнул. — Сначала они просто удивлялись количеству денег, потом начали считать расходы… — И что? — Лу заинтересованно прикусил губу. — До сих пор считают. Дело до драк доходит. Льюис удивленно вскинул брови, перестав раскачиваться на качелях. — Беспорядки? — Нет, нет! — отмахнулся Изао. — Не волнуйся, просто все себя такими важными возомнили, они бюджет считают! Думаю, рано или поздно они созреют до инициатив и принятия решений. — Я планирую в эти выходные сделать в «голосе» объявление о том, что раз инициатив по распоряжению деньгами не последовало, то в этом квартале администрация самостоятельно решит, куда их лучше направить. — Думаю, их это подстегнет. Так и вышло, разумные были потрясены тем, что такая огромная по их меркам сумма утекла в «административный резерв», и уже в следующем квартале с появлением новой суммы, доступной для распределения и голосования, в небольшом сквере тригула было настоящее столпотворение, которое только чудом не переросло в беспорядки. Разумные выкрикивали свои предложения, определяли какому этажу важнее преобразование и так далее. Тушить народный гнев пришлось в буквальном смысле водой, которой толпу окатили из системы пожарной безопасности. После этой ситуации Лу увеличил выделенную сумму, которая и так была очень маленькой по сравнению с той, что он изначально планировал и разделили ее по уровням. Почему они это сразу не предусмотрели, Льюис так и не понял. Теперь собрания разумных проходили на своих уровнях в меньших количествах. Благодаря этим «народным сходкам» удалось вычислить неплохих лидеров, к которым Льюис стал присматриваться, осторожно включая тех в некоторые другие проекты. Администраторам эта ситуация не нравилась, но Льюис коршуном следил за «подрастающей» политической элитой, которую всячески стимулировал и оберегал от воздействия почувствовавших угрозу администраторов. Говорить о разумности в выборе предложений куда потратить деньги было рано, мутанты голосовали за разную ерунду. Так, например, на нижнем этаже несколько кварталов подряд на всех жителей заказывали еду и выпивку, которые заканчивались мордобоем и дележкой провизии, Льюису пришлось внести запрет на такой вид растрат. Разумные негодовали, Льюис понимал их, но просто так всех кормить не выход, такая инициатива сделает разумных еще более зависимыми и беспомощными. Льюис собирался ввести продовольственную кухню для нуждающихся, но не знал, как отобрать тех, кто остро нуждается, а кто нет, тем более денег в бюджете, как прежде, было немного. Решение пришло с неожиданной стороны: один из присмотренных Льюисом лидеров, предлагающий самые толковые идеи для голосования и пользующийся уважением местных, высказал необычную идею. Лу (а точнее администрация дискрита) пригласил Азу, так звали этого самого лидера, на работу в школу, позже ему предложили пройти интерактивные курсы по педагогике, и тот согласился. Льюис почти забыл о нем, пока не пришел с очередным посещением в школу. Там, через директора, ему и представили Азу, который не знал, что к нему давно присматриваются, и в которого, кажется, уже по уши влюбился директор. После уже стандартных восхищений личностью Льюиса, когда Азу, наконец, стал способен размышлять трезво, предложил нестандартную инициативу, которая ошарашила и восхитила всех одновременно. Разумный напомнил, что у них в школе есть интерактивная библиотека, открытая для всех, но тех, кто ее использует, единицы, и его предложение заключалось в том, чтобы перевести прочитанные книги в почти что денежную единицу. Нужна гуманитарная помощь — прочти книжку, отчитайся о ней и получи помощь. Льюис мгновенно заболел этой идеей, да настолько сильно, что Маркусу и Рахулу, пришлось возвращать его с небес на землю, напоминая об огромном количестве нерешенных проблем с программой для голосования и некоторыми другими частными школами. Лу пришлось поумерить пыл и повесить разработку этой инициативы на самого инициатора. — Что ты будешь со всем этим обществом потом делать? Удивленный преобразованиями Август, вернувшись из очередной командировки, восседал в постели Льюиса, как в своей, и листал отчет на зависшей над кроватью голограмме. Вообще Август, к огорчению Лу, все больше проводил времени в дискрите, позабыв, кажется, о своих «тропиках» и пирамиде. — О чем ты? — Льюис откинулся на спинку кресла, пока робот сушил его мокрые после ванны волосы. В голове прокручивался минувший день, время до приезда Августа, когда они, совсем обнаглев, ежедневно виделись с Изао в оранжерее. Сегодня, например, смирившийся Маркус застал парочку, «между которой только дружба», за складыванием бумажных журавликов. Маркус тогда бросил через плечо фразу о том, что подумали бы участники опасной группировки Изао, если бы увидели своего лидера за складыванием бумажных птиц. Кажется, впервые Лу увидел, как Изао смутился, но тогда же впервые они поцеловались. Сначала Изао порывисто коснулся губ рассказывающего как складывать журавликов Льюиса, тот растерянно замер, смотря на облизнувшего губы Изао, а потом как-то так вышло, Лу не мог бы и под пытками вспомнить, как это произошло, что они уже какое-то время целуются, и он, Льюис, держит сжимающего его в объятьях Изао за волосы, чтобы тот не вздумал отстраниться. Оторваться друг от друга было невозможно, нереально, невыносимо страшно. Им так давно хотелось коснуться друг друга, Лу каждый день думал о том, как бы это произошло, какие губы у Изао, и тут неожиданный порыв — и все установки слетели напрочь. Возможно, они бы не только поцеловались в этот день, а зашли бы и дальше, если бы вновь возникший рядом Маркус замогильным голосом не возвестил о том, что Август пересек границу дискрита. Теперь Лу думал о том, что они сами виноваты в утрате контроля. Все это время они размахивали сочным куском мяса перед глазами голодной собаки. Хорошо, что Маркус оказался рядом, и они не успели приступить к трапезе… — О том, что ты простимулируешь образование. Выучишь новое поколение, они уже не будут довольны тем, что есть сейчас, начнут бастовать и… — И что? — Льюис вытянул ноги, положив их на низкий пуф. — И чтобы они ни делали, нам нечего им предложить. Планета почти мертва, куда хлынут эти разумные? Что они там найдут, они ничего не смогут сделать с тем, что осталось от этой планеты… — Август, — Лу вскинул руку, останавливая, — кажется, ты пытаешься контролировать заведомо тебе неподконтрольные вещи. — Я смотрю наперед и вижу безрадостные перспективы. — Ты видишь лишь те перспективы, которые способен спрогнозировать твой мозг, но откуда тебе знать, что твой прогноз единственно верный? — Я редко ошибаюсь. — Возможно, но, возможно, и наоборот. — Лу, ты дашь им свободу мысли, они осмелятся мечтать о большем, начнут на это претендовать, но у тебя не будет ресурсов, чтобы удовлетворить их потребности. Это нереально. Льюис надолго замолчал, молча переоделся в пижаму и лег рядом с Августом. Наконец, погас свет, и Лу заговорил: — Мне кажется, в тебе говорит страх, — Август повернулся к Льюису и напряженно замер. — Ты боишься того, что может случиться, но еще не случилось. Я много думал об этом, ведь современное общество очень продвинуто — все, о чем только можно мечтать, есть. Можно вылечить множество болезней, но при этом вы всего боитесь. Ты переживаешь за бунт, за то, что подросшее поколение станет твоим конкурентом и угрозой… Почему ты не думаешь, что это самое поколение может стать твоими крыльями? Твоей опорой. Я говорю не о служении из-за страха, а о преданности, почти семейности. Лу ненадолго замолк, машинально поглаживая кисть Августа. — Я думаю, все дело в низком уровне культуры, в невежестве. Культура рождает чувство сопричастности. Учит получать удовольствие не только от грубых вещей, по типу секса и еды, но и от тонких: музыки, книг. Ну, множество вещей, — Льюис теребил уголок одеяла. — Да, я понимаю, что ращу крылья птице, которой суждено жить в клетке, но ведь всегда есть надежда, счастливая случайность. Да что угодно, мы не можем знать, что будет завтра. Возможно, завтра мы с тобой не проснемся, возможно, кто-то из тех, к кому вы относитесь хуже, чем к животным, найдет простое и гениальное решение, до которого не додумались мы. — Время идет, а ты, Лу, не меняешься. Август тяжело вздохнул и просунул ладонь под затылок Льюиса. — Все такой же идеалист и романтик. Август несильно сжал волосы на затылке и потянул, заставляя Льюиса запрокинуть голову, открывая уязвимую шею и ключицы. — Надеюсь, — Август нежно поцеловал бьющуюся под кожей венку, — это останется неизменным.