***
Гарри молчал уже несколько часов. Точнее, он думал, что прошло несколько часов. Риддл куда-то исчез, потеряв к Гарри интерес, но проснуться не позволил. Немного позлившись на Риддла, на Волдеморта, на себя за то, что так и не изучил окклюменцию, на Снейпа и Дамблдора до полного комплекта за то, что один оказался паршивым преподавателем, а второй не нашел времени на еще одну попытку обучить Гарри защите разума, он лег на пол, раскинул руки и постарался отрешиться от всего, при этом не теряя контроль над ситуацией. Глаза Гарри не закрывал. Хотя Риддл и заявил, будто ему все равно, если Гарри умрет, то чуть позже он явно дал понять, что сделает всё для своего выживания. И Гарри не сомневался, что такой пустяк как чья-то жизнь его уж точно не остановит. В какой-то момент Гарри вдруг понял, что мечущиеся туда-сюда мысли, тихо дергающая за нервы тревога, отступили. Он успокоился окончательно. Гарри рассудил, что, раз его травма пока не зажила, значит, в реальном мире прошло меньше суток. Теперь он был уверен, что сможет выбраться — это лишь вопрос времени. Но была одна мысль, которая разрушила хрупкое спокойствие: вдруг в реальности все решат, что Гарри нужно отправить в Мунго незамедлительно. Он сжимал ладони в кулаки, а затем опять старался вернуть себе ощущение кристальной ясности сознания, не перегруженного тревогами. Получалось не сразу. Сложнее всего, как оказалось, не позволять закрадываться сомнениям. Они рушили и так слабые ментальные щиты. Погрузившись в состояние полного спокойствия снова, Гарри осторожно подумал: что если окклюменция не давалась ему на пятом курсе из-за огрызка души Волдеморта? Ведь тот был частью Гарри, а не угрозой извне. Могло ли быть так, что магия хоркрукса и окклюменция были несовместимы? Гарри кожей почувствовал какое-то шевеление рядом с собой и моментально вскочил на ноги. Риддл огладил идеально сидящую мантию и понимающе улыбнулся. — Чего опять подкрадываешься? — хмуро спросил Гарри. Он понял, что его первые щиты снова рухнули. Гарри почувствовал раздражение на себя: ведь он ждал возвращения Риддла, он думал, что будет готов. — Я наблюдал, — сказал Риддл. — У тебя начало что-то получаться. Впрочем, тебе никогда не удержать свои щиты от моей легилименции. Если я захочу, я узнаю о тебе абсолютно всё. — Сомневаюсь, — ответил Гарри. — Ты не можешь выкачивать из меня жизненную энергию, а значит, не можешь пользоваться палочкой. — И насколько же сильно ты ненавидишь меня? Гарри ответил моментально, потому что его давно тянуло высказаться этому высокомерному ублюдку: — Тот клочок души, который прячется где-то сейчас, убил моих родителей. Его чокнутая приспешница убила моего крестного, а другие твои слуги лишили меня многих друзей. Ты сам как считаешь? — Но я — не он, — возразил Риддл. — Он, но не совсем. С тем же успехом ты мог бы убиться головой об стену, пока был хоркруксом. — Почти это я и сделал, Том. Я позволил Волдеморту послать в меня второе убивающее проклятье. Я не знал, что выживу, но я не поднял палочку. Я не стал сражаться. — Досадно, — Риддл поморщился. — А как ты выжил? Гарри заметил в его взгляде что-то маниакальное: так мог смотреть только доведенный до отчаяния хищник, который вот-вот порвет своих обидчиков, но не человек. Гарри попробовал вернуть себе абсолютное спокойствие, но ничего не вышло — его сковало изнутри. Гарри невольно отступил на полшага, а Риддл тем временем сделал шаг навстречу. — Спокойней, Том, — Гарри заговорил уверенно, как с опасным психом. — Я понятия не имею, как это работает. Я думал, что умру, но, видимо, Волдеморт убил всего лишь собственный осколок души во мне. — Всего лишь? — в голосе Риддла звенела угроза. — Лжешь! Гарри понял, что медленно отступает, когда споткнулся об василиска. Змей не пошевелился, а он сам встал как вкопанный. — Не лгу я, — спокойно сказал Гарри. Сейчас Гарри чувствовал как никогда, что шестнадцатилетний Риддл и Волдеморт были одним и тем же человеком. Он поднял взгляд и посмотрел точно в отливающие багрянцем глаза Риддла. Тот был в состоянии с трудом контролируемой ярости: его лицо исказилось, заострив черты, руки сжимали палочку, кончик которой утыкался Гарри в солнечное сплетение, а тело приняло боевую стойку. — Мне нечего сказать тебе, Риддл, — тихо и максимально вкрадчиво произнес Гарри. — У меня нет никаких секретов. Пожалуй, ты совершенно прав: я — посредственность. Мне всегда или помогают, или очень сильно везет. Да, я удачлив, но не более того. — Я чую твою ложь, Гарри Поттер, — процедил Риддл. — Говори правду. — Нет никакой другой правды, Том. Отцепись от меня. У Гарри дико колотилось сердце. Он смотрел в расширившиеся зрачки этого недоделанного маньяка, заставлял себя больше не сходить с места и не показывать страх. Гарри не боялся Волдеморта, но ему совершенно не нравилось провоцировать его неконтролируемые вспышки гнева. — Зато мы выяснили, Том, что ты всегда был неуравновешенным, — сказал Гарри примирительно. — Марволо тоже такой психованный был. Риддл моментально преобразился: и вот буквально через секунду перед Гарри вновь стоял красивый, примерный староста Риддл с отстраненно-вежливым выражением лица, гневные искры в его взгляде потухли, будто их и вовсе не было. Он отступил на пару шагов, и Гарри почувствовал, что снова может нормально дышать. — Откуда ты столько обо мне знаешь? — холодно спросил Риддл. — Даже то, чего не знаю я. Гарри чувствовал, что буря отступила, но обязательно вернется с новыми силами, и он еще успеет пожалеть о том, что рассказал Риддлу о дуэли с Волдемортом. — Были волшебники, готовые поделиться воспоминаниями о твоем прошлом, — уклончиво ответил Гарри. Риддл кинул на Гарри взгляд, полный подозрений, но не ответил. Помолчав, он растворился в пространстве. Это не было похоже на аппарацию или использование портключа. Просто хоркрукс сперва сделался словно нечетким, подернутым дымкой, а потом стал прозрачным, пока полностью не растаял. Гарри понимал, что тот одновременно везде: он слышит и видит то, что происходит с его заложником. Еще раз обойдя Тайную комнату вдоль стен, Гарри остановился возле места, где они с Роном нашли кабинет, но стена там выглядела сплошной, а змейка, охраняющая вход, была такой же лишенной изумрудных смышленых глазок, как ее сородичи на колоннах. Гарри сел у стены, прислонившись к ней спиной. Он сосредоточился на эмоциях, чувствуя, как они утихают. Гарри осознал, что близость к неадекватному психу Риддлу, притворяющемуся нормальным человеком, заставляла его кровь закипать. Он усмехнулся и посмотрел на свои ладони с едва подрагивающими пальцами. Гарри подумал, что он, действительно, в состоянии противостоять Волдеморту, это не было навязано дурацким пророчеством. Между ними была непреодолимая пропасть взаимного непонимания, и только что Гарри окончательно признал, что Риддл никогда не был нормальным, а значит, вся череда его решений в прошлом продиктована вспышками гнева, высокомерностью, мстительностью, и это все не было следствием условий, в которых он жил. — Том, — позвал Гарри. Риддл не удостоил его собственным появлением, и Гарри, прождав немного в напряжении, сказал: — Разумное решение, Том. Без тебя тут намного лучше. Подождав еще немного, Гарри сосредоточился на втором этапе очистки сознания. Он обуздал хаотично блуждающие мысли. Вместе с тем напряжение в мышцах прошло окончательно, но Гарри ощутил, что голоден, зато спина уже не болела. Гарри решил, что в реальном мире было около одиннадцати часов утра. Он погрузился еще глубже в себя и почувствовал, как его щека упирается в мягкий хлопковый бок больничной подушки, а сверху на него наброшено одеяло. Гарри показалось, что рядом цокали чьи-то каблуки и шаркали ботинки. — Мисс Грейнджер, разве вам не надо на занятия? — как сквозь толщу воды расслышал Гарри голос мадам Помфри. Ответ подруги утонул, а Гарри вновь понял, что сидит, притулившись к холодной стене подземелий на гранитном полу. Напротив стоял Риддл, закрыв от Гарри источник зеленоватого света, исходившего от потолка, и сосредоточенно изучал его лицо. Гарри подобрался. Риддл подошел слишком близко для расстояния, которое Гарри посчитал бы достаточно безопасным для непримиримых врагов. Согнув ноги в коленях, Гарри обнял их руками и спросил: — Чего тебе? — Ты что-то хотел, — ответил Риддл. — Что? — Уже ничего. — Гарри! — голос Гермионы прорвался сразу отовсюду. — Я узнала, как вытащить тебя оттуда. Послушай, Гарри, ты должен попытаться закрыть сознание с помощью окклюменции. Риддл захохотал. Гарри вздохнул. — Ты сможешь, Гарри! Слушай меня внимательно! Я знаю, что ты меня слышишь. Ты должен очистить свое сознание от всех эмоций и мыслей, стать абсолютно пустым. Потом ты должен максимально сосредоточиться и вообразить внутри себя непробиваемые стены, вытолкнуть оттуда навязанное видение, ощутить свое тело и открыть глаза. Гарри, у тебя получится! Мы с Роном верим в тебя! Пожалуйста, проснись! Гарри преисполнился уверенности, что все делает верно. Оставалось отделаться от Риддла, который теперь явно попытается ему помешать. — Думаешь, у меня ничего не выйдет? — спросил Гарри у ехидно ухмыляющегося Риддла, глядящего на него сверху вниз. — Ты — бездарность. — У меня был плохой учитель, — ответил Гарри. — Ты просто привык, что все вокруг все делают за тебя. А если кто-то отказался помогать «великому герою», то ты считаешь его виноватым в своих неудачах. — Не суди всех людей по себе, — Гарри встал и прошел мимо Риддла, чуть не задев его плечом. — Ты не уйдешь отсюда, пока я не отпущу тебя, — раздалось шипение Риддла позади. Гарри услышал странный шум сбоку и увидел вставшего на хвосте василиска. Мазнув раздвоенным языком по воздуху, змей бросился в сторону Гарри. Гарри нырнул за ближайшую колонну. Длинное тело грохнулось плашмя на пол и прошелестело где-то поблизости. — Это всего лишь мой сон! — крикнул Гарри. — Умирать во сне, наверное, не больно, — ответил Риддл, и в его тоне Гарри с ужасом узнал нотки садистского удовольствия. Василиск подползал. Гарри по теням мог различить приближающуюся справа морду. — Советую очень хорошо попросить меня отозвать василиска, — предложил Риддл. — А я обещаю подумать. — Иди к мордредовой мамаше! Гарри вспомнил, как совсем недавно имел дело с живым василиском, а не с воспоминанием. Конечно, с ним были Рон, палочка, метла и холодная решимость. Гарри постарался почувствовать себя таким же собранным и готовым к бою. Он унял дыхание, окинул взглядом всю Тайную комнату и решил бежать обратно к статуе. Там находились довольно укромные пустые ниши между складок мантии, и Гарри должен был поместиться. Он сорвался с места и опрометью кинулся туда. Риддл управлял воспоминанием василиска без Парселтанга. Змея как по команде сделала еще один бросок и вцепилась клыками Гарри в лодыжку. Он закричал от прошившей насквозь боли, но тут же василиск повалил его на пол и стиснул накинутыми кольцами. Гарри услышал хруст собственных костей, его душили, ломали. Он не мог даже захрипеть от невыносимой боли. Глаза залило кровью, голова трещала от давления. Мир вокруг померк. Сперва Гарри решил, что, наконец, умер. Вокруг него не было ничего, только бархатная безмолвная чернота. Но потом Гарри услышал стук, похожий на пульс. Он звучал где-то рядом. Гарри не понял, что это такое, но тихое ритмичное биение на удивление умиротворяло, а не настораживало. Гарри вот уже не в первый раз очистил сознание и успокоил мысли. Он вспомнил торопливый голос Гермионы: «Ты должен вообразить внутри себя непробиваемые стены, вытолкнуть оттуда навязанное видение…» Перед мысленным образом почему-то появилась дверь в чулан, где Гарри прожил до одиннадцати лет. Она была маленькой, покрашенной белой краской, и запиралась изнутри на щеколду. Гарри представил, как задвинул ее и подергал ручку. Стены выросли сами собой: они были оклеены старыми обоями в вертикальную голубую полоску, а поперек одной из них была приделана полка из неотесанной древесины, на которой стояли пластиковые солдатики и конница с вмятинами от зубов Дадли. Гарри почувствовал под собой старую кровать со скрипящими ржавыми пружинами и мягкое теплое одеяло. Он представил, как набросил одеяло на плечи, и посмотрел на потолок в форме лестничных ступеней на второй этаж. С них обычно что-нибудь сыпалось, особенно если Дадли бегал по дому в уличной обуви и специально останавливался, чтобы попрыгать практически у Гарри над головой. Гарри представил, как провел ладонью по стене, узнавая фактуру, пожелтевшее пятно на месте маленького рисунка мотоцикла, который тетка Петунья заставила оттирать моющими средствами, и отклеившийся на месте протечки фрагмент обоев. Звук биения пульса исчез. Гарри мысленно сказал себе: «Я все еще сплю, но я в безопасности». — Мистер Уизли, мисс Грейнджер, дальше откладывать нельзя, — Гарри услышал голос МакГонагалл. — Я иду вызывать по каминной сети колдомедиков. Гарри почувствовал, как кто-то держит его за руку. Чья-то маленькая теплая ладонь. — Гарри, пожалуйста, — голос Гермионы был полон отчаяния. — Ты должен это сделать. И Гарри открыл глаза. — Спасибо, Гермиона, — прохрипел он спросонья. Спустя секундный шок на лицах друзей и Джинни на него накинулись с ликующими криками и объятиями.Глава седьмая. Ночь в Больничном крыле
8 октября 2019 г. в 17:39
Гарри пришел в себя в Больничном крыле. Рядом за заграждением под действием костероста сквозь сон стонал и метался в горячке Хиггс, третью койку занимал Тернер с перебинтованным плечом. Гарри с трудом вспомнил, как в него самого влили несколько флаконов зелий. В горле было нестерпимо сухо. Гарри заметил заботливо приготовленный стакан с водой и заплом осушил его, а затем взял лежащую на тумбочке палочку и наколдовал Темпус. Третий час ночи. Гарри подумал, что стоило бы попросить у мадам Помфри зелье для сна без сновидений, но по такому пустяку он не захотел ее будить: ночи после квиддичных матчей всегда оборачивались для школьной медиковедьмы морокой, она и так сбилась с ног, оказывая помощь всем пострадавшим.
Глядя в тускло освещенный стерильно-белый потолок, Гарри вновь задумался о своем долге победить Волдеморта и стать убийцей. Казалось, его спонтанное решение не использовать убивающее проклятие против Волдеморта в битвах на четвертом курсе и в мае в Большом зале было естественным приемлемым для Гарри вариантом борьбы. Так же, когда он защищался от Квиррела на первом курсе, это было лишь вынужденной самообороной, хотя сейчас его настораживала собственная реакция на смерть первого профессора Защиты. Еще Гарри не позволил Сириусу убить Петтигрю, хотя мерзкий крысак, пожалуй, заслуживал смерти, но тогда Гарри считал, что поступал правильно. Это решение всегда отдавало горечью непоправимой ошибки прошлого, и Гарри старался поглубже затолкать в память события далекого полнолуния на третьем курсе: слишком горько-сладкими они были. Тем не менее, решение Волдеморта убить трусливого слугу его же собственной рукой Гарри с мстительным удовольствием слизеринской части души находил изящным.
Но сейчас на Гарри никто не нападал, никто не охотился, ему не нужно было защищаться или защищать близких от смертельной опасности, несправедливости, боли и страданий. Ему нужно было просто добить своего врага. Гарри подумал, что меч Гриффиндора и Шляпа чувствовали в нем именно эти сомнения.
Но неужели Гарри необходимо было подвергать опасности близких, чтобы начать действовать в полную силу и принимать самые трудные решения? Нет, это какая-то глупость. Гарри закрыл лицо ладонями. Еще в апреле всё казалось таким простым и понятным: от него требовалось уничтожить хоркруксы, победить Волдеморта, спасти близких. Тогда Гарри безропотно выполнял свой долг, действуя как по наитию, повинуясь установленным не им правилам и зову интуиции. Так почему же теперь, когда он вплотную приблизился к окончательному и бесповоротному уничтожению Темного Лорда, его стали одолевать сомнения, а на пути обнаружились скрытые препятствия? Еще и меч украли. Кто? Зачем? Точно ли хоркрукс не сделал никого одержимым собой?
Гарри первым делом усомнился в себе. Вдруг это он под действием магии хоркрукса, которую не смогла ограничить Гермиона, спрятал меч? Но Гарри тут же понял, что это не так: провалов в памяти у него не было.
А Рон? Вдруг это Рон угодил под влияние хоркрукса?
Гарри резко сел на постели и пальцами пригладил непослушные волосы. Рон — друг. Гарри не мог допустить, чтобы кто-то еще пострадал от Волдеморта.
Он всегда ценил Рона, какими бы сложными ни были их отношения, и не желал вновь усомниться в нем. Гарри решительно встал с кровати, переоделся из больничной одежды в свою и накинул мантию-невидимку, чтобы отправиться в башню Гриффиндора и забрать злополучную тетрадь у друга. Гарри считал, что если дневник будет всегда при нем, то так станет спокойнее всем, а в особенности ему самому.
В спальне мальчиков-семикурсников было тихо. Гарри присел напротив чемодана Рона и снял наложенные от непрошенных гостей чары. К счастью, он правильно запомнил последовательность.
Разобравшись со всеми заклятиями, Гарри приоткрыл чемодан и порылся в нем. Он вытащил дневник, сунул себе в карман и запечатал прежними заклинаниями крышку сундука. Затем Гарри достал пергамент, оторвал кусочек и написал:
«Рон, я забрал тетрадку. Мне так спокойней. Перепрячу в надежное место, не волнуйся. Гарри».
Его слегка пошатывало на обратном пути. Видимо, действие лечебных зелий еще не закончилось, и организм с трудом справлялся с внезапной нагрузкой. Гарри собирался сперва дойти до Выручай-комнаты и оставить дневник там, но потом засомневался в собственных силах и направился прямиком в Больничное крыло. Едва дойдя до своей койки, он упал на нее, полностью обессилев, и моментально заснул.
Гарри снилась Тайная комната. Огромный зал с гранитным зеркально-гладким полом, колонны, увитые безглазыми змеями, статуя с открытым ртом, из которого неспешно выползал василиск. Очевидно, именно это послужило прообразом Черной метки.
— Я подумал, что ты испугался и избавился от дневника, — позади послышался знакомый голос.
— Что за привычка появляться из-за спины, Том?
Риддл бесшумно обошел Гарри и остановился в тени статуи. Откуда-то все вокруг подсвечивалось равномерным зеленым цветом, и из-за этого бледная кожа Риддла казалась принадлежащей кому-то неживому. Риддл как обычно слегка улыбнулся уголками губ, но не ответил. Василиск устроился кольцами на полу, зевнул во всю ширину клыкастой пасти и накрыл кончиком хвоста глаза.
— Симпатичная зверушка. Мы познакомились недавно, — сказал Гарри, разглядывая умиротворенного василиска. — Он очень хотел меня съесть.
— Проголодался, — безразлично ответил Риддл. — Его усыпил один из моих предков, который занимался в Хогвартсе водопроводом. Позднее я сам ввел его в состояние сна.
— Значит, пустые трубы — это идея не Слизерина?
— Нет. Сам Слизерин оставил василиску только выход в Запретный лес, чтобы тот мог там охотиться.
Гарри встал и подошел к змею. Тот шумно втягивал воздух и плавно выдыхал, широкие бока его вздымались, а изумрудно-зеленая чешуйчатая кожа переливалась. Гарри хотел прикоснуться к древнему существу, ладонями почувствовать его беспощадную мощь и прохладу, но вместо этого задал вопрос Риддлу:
— Скажи, как скоро ты потерял связь с той частью души, что осталась в теле?
— Зачем?
— Что «зачем»? — не понял Гарри.
— Зачем мне тебе что-то рассказывать?
Гарри перевел взгляд с василиска на Риддла. Тот подпирал колонну и смотрел на него в ответ, сложив руки на груди. Палочка была при Риддле — всё тот же бессмысленный атрибут, иллюзия его силы.
— Я тоже был хоркруксом, носителем совсем маленькой частицы твоей души. И только к началу прошлого года я научился контролировать нашу связь с Волдемортом. Я мог чувствовать другие хоркруксы. Тебя же, наверное, я ощутил только тогда, когда нашел в туалете на втором курсе. Я еще ничего не понимал, но со временем просто привык всюду таскать дневник с собой. Но я не чувствовал тебя так же, как медальон Слизерина, диадему Рейвенкло или чашу Хаффлпафф. Еще я однажды во сне будто переселился в Нагини, когда она выполняла задание, видел все ее глазами. Это змея такая была, тоже хоркрукс.
— Змея? — ехидно переспросил Риддл.
— Да. Большая и ядовитая. Зеленовато-коричневая. Я не знаю, что за вид.
— Маледиктус, — спокойно уточнил Риддл.
— Мале…что? — Гарри вспомнил, что слышал немного об этом редчайшем проклятии крови. — Человек?!
— Была когда-то. Ты прав на счет связи. Она существует между частицами души. Но чем меньше становится центр притяжения — часть души, оставшаяся в теле, — тем слабее связь.
Гарри медленно осознавал, что Невилл по его просьбе убил не просто змею, а проклятую женщину, которую Волдеморт держал в качестве любимой домашней зверушки и сделал хоркруксом.
— Как она вообще попала к тебе? Или к Волдеморту.
Риддл усмехнулся:
— Представь себе, она нашла меня во время путешествия по Албании, куда я отправился за диадемой Ровены Рейвенкло. Нагини скрывалась и ни с кем не могла поделиться переживаниями, сходила с ума от одиночества, как я сейчас. На ее долю выпало много испытаний, но самым страшным для нее стало вечное молчание. Она нуждалась в поддержке, в собеседнике, в друге. Она готова была подарить свою верность и служить мне только в обмен на это. В итоге, как ты говоришь, мое будущее я удостоило ее особой чести…
— Очень сомнительная честь, Том, — перебил Гарри. — Быть твоим якорем бессмертия — так себе удовольствие. Я видел сны, улавливал твои эмоции. Ты был безумен и неуравновешен. Ты до конца так и не понял, чем была наша связь, хотя научился пользоваться ей раньше меня. И твое приближение вызывало у меня адские головные боли.
— Интересно, — задумчиво протянул Риддл. — Ты так сильно сопротивлялся притяжению? Части души всегда стремятся к воссоединению. Я это понял после того, как создал первый хоркрукс. Я носил семейное кольцо, не снимая. Когда я создал дневник, то больше всего боялся потерять его или ненадежно спрятать.
Гарри провел руками по своим плечам, унимая пробежавшую по телу дрожь.
— Получается, что от хоркрукса к хоркруксу связь слабеет, и в какой-то момент оригинал и другие осколки перестают чувствовать, когда кто-то уничтожает их, — сделал выводы Гарри.
— Да, это было моей ошибкой, — Риддл подошел к василиску и провел ладонью по чешуе. — И что же во мне вызывает у тебя жалость?
Гарри молчал. Конкретно сейчас — ничего. Риддл вел себя вполне нормально: без перепадов настроения, оскорблений всех, кого считал глупее и слабее себя. И, что важно, — он не пытался задеть и оскорбить Гарри, пряча за злыми словами собственные страхи и бессилие.
— А ты обиделся, значит? — уточнил он, хотя сам знал ответ.
— Лорд Волдеморт не обижается! Никогда! — глаза Риддла зловеще полыхнули в полумраке.
— Конечно. Как скажешь, Том. Ты сразу мстишь. И месть твоя выходит далеко за грани справедливой. Например, за отказ принять тебя на работу профессором ЗОТИ ты проклял должность. Уже около сорока лет ни один преподаватель не работал там больше года.
Риддл расхохотался. Отсмеявшись, он сказал:
— А мне нравится. Этих идиотов набирали на работу по объявлению в Пророке что ли?
Нет, все-таки он был неисправим снобом.
— Не все из них знали, что должность проклята. И не у всех из них было достаточно времени, чтобы попробовать снять проклятье.
— Оправдывай их, конечно, добрый светлый герой Гарри Поттер, защитник сирых и убогих.
Гарри с трудом сдержался, чтобы не высказать Риддлу, кто тут убогий и почему. Он решил, что пока не готов испытать на себе новую порцию мести обиженного хоркрукса.
— Мы можем поговорить на нейтральную тему, — предложил Гарри. — Например, о квиддиче. У нас в реальном мире вчера был первый в сезоне межфакультетский матч.
Поясницу в этот момент как по заказу прострелило болью, и Гарри схватился за нее, мысленно выругавшись на слизеринских загонщиков и неизвестных садистов, придумавших, что бладжер непременно должен быть железным.
— Что с тобой? — спросил Риддл и, подобно шакалу, обошел Гарри вокруг.
— Все нормально. Так что на счет квиддича?
— Скучно. Четырнадцать идиотов на метлах гоняют по воздуху три мяча, нанося друг другу травмы, а выигрывает все равно та команда, у которой ловец проворней. Другие несколько сотен или тысяч или десятков тысяч идиотов смотрят на все это с трибун, пуская слюни и неистовствуя по любому поводу. О чем тут говорить можно?
— Понятно. Ты — зануда, Риддл. Высокомерный зануда, который ничего не понимает в веселье и развлечениях.
— А что тут веселого? — спросил Риддл, приподняв брови.
— Это сложно объяснить. Если ты не понимаешь, то тебе не дано, — ответил Гарри.
— Или это тебе не дано нормально объяснить что-либо, — парировал Риддл и пожал плечами. — У меня никогда не было проблем с пониманием материала.
Гарри выдохнул, восстанавливая душевное равновесие. Он сам не знал, почему Риддл порой его настолько сильно раздражал. И, казалось бы, иногда совсем на пустом месте. Гарри начал говорить, пытаясь по ходу подбирать правильные слова:
— Квиддич — это зрелищно и всегда непредсказуемо. Людям нравится испытывать яркие эмоции одновременно с окружающими, когда их радость или разочарование звучат в унисон. Это драйв, понимаешь? Ну, а играть в команде тоже интересно: у участников общая цель и свои роли. Развивается стратегическое мышление, лидерские качества и умение договариваться.
— Ясно, — коротко кивнул Риддл. — А ты, значит, болельщик или игрок?
— И то, и другое. Я с первого курса был в сборной Гриффиндора.
— В качестве кого?
— Ловца.
Риддл устроился на кольцах василиска как на троне и поиграл палочкой:
— Ловец Гриффиндора. Нравится летать?
— Да. Очень, — Гарри улыбнулся, вспоминая это восхитительное чувство. — С первого дня, как я сел на метлу. Обожаю чувство свободы и восторга от полета. Дух захватывает, когда взмываешь высоко над землей, над замком.
Гарри представил, как поднимается так высоко, что может окинуть чернеющие горы, бесконечный и непознанный до конца Запретный лес, а озеро, притаившиеся среди деревьев деревушка и тонкая ниточка железнодорожного пути кажутся лишь крохотными каплями на неисхоженной людьми земле.
— Метла, — Риддл вернул внимание Гарри обратно к себе презрительной интонацией и сморщил нос, — ненадежное, неудобное, нелепое устройство, искусственно ограничивающее скорость. Метлу можно проклясть, сломать и потерять. Просто ненужный волшебнику костыль.
Гарри никогда не думал о метлах в таком ключе. Что говорить, он и квиддич не считал увлечением для идиотов.
— Ты умел летать без метлы. Как тебе это удалось?
Риддл самодовольно улыбнулся:
— Я — единственный за пятьдесят лет, кто овладел этим искусством.
Гарри даже не стал реагировать, потому что Риддл явно был неисправим. Его можно было попробовать принять таким, какой он есть, но спорить — бесполезно.
— Мне больше интересно, как ты научился. Это ведь не Темная магия, я прав?
— Прав. Все необходимое есть в школьной библиотеке в общем доступе.
— Что за книга?
Риддл склонил голову вбок и тихо ответил:
— Не скажу. Захочешь — найдешь.
— Хорошо спрятана, — предположил Гарри.
— Я нашел ее еще во время учебы на третьем курсе. Это было легко, — последнее слово он сказал особенно четко и с ударением. — Сложнее далась практика. Все, кто пытался научиться по той же книге после меня, сдались. У них не получилось и на дюйм приподнять себя над землей.
— Гарри! — откуда-то извне раздался голос Гермионы. — Гарри, проснись же! Проснись!
Гарри встал на ноги и оглядел не всколыхнувшееся видение.
— Гарри Поттер! Проснись немедленно! Рон, как ты разбудил его в прошлый раз?
Риддл все так же самодовольно улыбался, сидя на дремлющем василиске и покачивая ногой.
Гарри почувствовал боль от хлесткого удара по щеке. Он приложил ладонь к вспыхнувшему месту и получил тут же по другой.
— Он не просыпается! — в голосе Гермионы прозвучала паника. — Так! Спокойно! Надо подумать…
— Почему я не просыпаюсь? — спросил Гарри у Риддла.
— Не знаю, — ответил тот. — Может быть, ты выпил слишком большую дозу сонного зелья?
— Ты издеваешься?! — сорвался Гарри на крик. — Это ты! Не надо тоже держать меня за идиота, Риддл!
Пульс глухо застучал в ушах и висках. Гарри отдышался, шаря взглядом по полу. Ему хотелось пнуть что-нибудь маленькое и увесистое, но пол был совершенно чистым, будто сотня домовых эльфов драила его до блеска несколько часов подряд. Гарри выругался себе под нос.
— Я впечатлен, — кисло ответил Риддл. — А это твоя подружка?
— Она мой друг! — огрызнулся Гарри. — И, если ты меня отсюда не выпустишь, она найдет способ помочь мне!
— О, я понял, — Риддл погладил василиска по носу, — эта девчонка за тебя думает. Что ж, ты недурно устроился. Используешь ее в своих целях, а сам прикрываешься высокими словами о дружбе.
— Это ты так делаешь, а не я! — Гарри заметался в поисках выхода из Тайной комнаты. Ему захотелось прекратить их бессмысленный разговор. Все это было совершенно бесполезно. Дамблдор был прав, говоря о выборе. Волдеморт в любом возрасте был куском драконьего навоза, который ничего не понимал, но упорно делал вид, что во всем разобрался; и он совершенно не желал измениться.
Гарри дошел до стены, которая должна быть выходом из Тайной комнаты, но наткнулся на сплошную поверхность без намека на то, что когда-то здесь открывался проход. Он попробовал произнести на Парселтанге пароль, но это не помогло.
— Гарри, ты нас слышишь? — снова зазвучал голос Гермионы. Он был будто совсем рядом, и в то же время везде. — Если ты нас слышишь, то знай: мы забрали дневник. Я немедленно пойду в библиотеку и постараюсь найти способ, как разорвать связь. Если у меня не выйдет, то я попрошу МакГонагалл вызвать колдомедиков из Мунго, и они обязательно тебе помогут! Держись, пожалуйста, Гарри!
— Мы с тобой! — добавил Рон. — И мы ищем меч.
— Какой меч? — тут же сзади возник Риддл.
— Это не твоего ума дело, — огрызнулся все еще ужасно злой Гарри. — Отцепись от меня! Ты как клещ.
К злости добавился ужас близкого к разоблачению лжеца. Если его отправят в больницу, то всем станет известно, что герой Второй магической войны Гарри Поттер не только не одолел Темного Лорда, но и попал под влияние его хоркрукса.
Риддл будто почуял страх. Он подошел вплотную и, наклонившись к уху Гарри, с издевкой прошептал:
— Так чего же не уйдешь, герой? Ума ограничить магию хоркрукса хватило, а разобраться, как сбросить с себя морок, не можешь?
Гарри посмотрел ему в глаза. Пожалуй, они были темно-карие, как растопленный шоколад. Он сам не знал, почему в такой ситуации обратил внимание на пустую, не имеющую значения деталь.
— Не ты это сделал, а подружка твоя, — ответил сам себе Риддл и отступил. — Похоже, сам ты вообще ничего не можешь. Это скучно. Тебе помогают случайности, счастливые стечения обстоятельств и люди. Но ты сам — никто. Чье ты знамя, Гарри Поттер?
— Я — не знамя, — ответил Гарри спокойней. — Я — человек, которого ты сам назначил своим врагом. Я не хотел быть ни героем, ни знаменем, ни надеждой, ни врагом. Я хотел прожить нормальную жизнь, и больше ничего.
— Ты лжешь.
— Лгу? Почему? Тебе так сложно поверить, что в мире есть люди, которым не нужны войны?
— Я встречал таких. Как ты в Гриффиндор попал, а не в Хаффлпафф?
— Думаю, я достаточно смел, чтобы не сбегать от своего долга.
— До-о-олг, — протянул Риддл. — Уж не Дамблдора ли ты питомец? Герой, победитель Гриндевальда, много лет избегавший с ним личной встречи, трусливо прятавшийся в школе среди детей. Много раз его просили сразиться с Гриндевальдом лично, но он вместо того, чтобы вызвать своего врага на дуэль, засылал к нему всяких своих бывших студентов, рассказывая им сказки о долге, и делал вид, что его самого интересуют исключительно две вещи: преподавать трансфигурацию и следить за мной. Уж не он ли дергал Гарри Поттера за ниточки, чтобы тот победил сильнейшего темного волшебника, который, к тому же, намного старше него?
Гарри замер. Слова Риддла больно задели его за живое. Он приказал себе ни единым мускулом, жестом или словом не показывать, как близок Риддл в своих догадках к истине, и вновь осмотрел Тайную комнату. Надо было увести разговор в безопасное русло. Он взглянул на статую и сказал:
— Черную метку ты придумал по ассоциации с этим? — он указал рукой на оставшуюся открытой дыру во рту каменного волшебника.
— В основе своей.
— Символизирует Парселтанг, да?
— Змеи часто устраивают гнезда в черепах.
— Где же тебе удалось этого понасмотреться, Том? Или, может, приложить руку? — Гарри стало интересно, как устроено гнездо василиска, и он размышлял, сможет ли он влезть на статую, чтобы взглянуть. Ответ Риддла занимал его куда меньше.
— Шла война. Люди не только умирали. Они разлагались и отвратительно воняли. Нас вывозили за город каждый август для профилактики туберкулеза. А на вересковой пустоши я, бывало, находил неубранные истлевшие трупы, и в их черепах жили гадюки.
— Ты смотрел, что в гнезде василиска находится? — спросил Гарри и боковым зрением глянул на Риддла.
Тот нехотя ответил:
— Не советую туда лезть, а то змейка проснется.
От этого взглянуть на гнездо захотелось только сильнее. Гарри прикинул, что может забраться по складкам мантии на статуе, но в районе плеч зацепиться было уже не за что: камень там становился совершенно гладким.
— Без палочки даже пытаться не стоит.
— А что будет, если я упаду? Я проснусь?
— Ты умрешь, — ответил Риддл.
— Разве ты этого не хочешь?
Риддл пожал плечами:
— Мне безразлично. Просто потом снова придется долго ждать кого-нибудь еще. Я говорил уже: скучно проводить годы в абсолютном одиночестве.
— Ты… чувствуешь сейчас бестелесный осколок своей души? — спросил Гарри то, что волновало сильнее всего прочего.
Риддл скосил на него взгляд и сделал вид, что рассматривает статую, как будто впервые видел ее. Гарри мучительно ждал хоть какого-нибудь ответа, но Риддл, кажется, вознамерился осмотреть каждую складку на мантии статуи.
— Слизерин — величайший из Хогвартской четверки, — сказал он, наконец. — Был борцом за то, чтобы маггловские дети никогда не касались знаний о волшебстве. Он хотел, чтобы его наследник закончил его дело и заставил грязнокровок в ужасе бежать отсюда. Слизерин владел уникальными знаниями о Темных искусствах, которые сейчас безнадежно погребены в библиотеках и сейфах богатых знатных семей. Чистокровные волшебники, — он выплюнул это слово, — боятся собственного наследия, хранят знания, никогда их самих не касаясь, с трепетом, с почтением, не давая доступа тем, кто жаждет узнать о волшебстве всё. Для них книги времен Салазара Слизерина — лишь дорогие цацки, передающиеся из поколения в поколение. Как драгоценные побрякушки! Чистокровные волшебники — ленивый бесполезный скот, скатившийся до уровня грязнокровок, а иногда дающий им обойти себя в навыках. Знаешь, герой, — в голосе Риддла прозвучали доверительные интонации, — они все заслужили это. Их лелеемые наследнички пресмыкались передо мной, признавая мою силу и мои знания. Они сами надели узду и дали мне в руки поводья, потому что им нужен был тот, кто покажет им настоящую силу, истинное искусство владения волшебством. Им нужен был тот, кто поведет их, назначит им цель.
Риддл замолчал. Гарри оглянулся на него. Он не знал, что можно на это ответить. Сам он такой неутолимой тяги к знаниям не испытывал никогда в жизни. Может быть, Гермиона могла бы понять досаду Риддла на эксклюзивность некоторых знаний, ему же обычно хватало того, что можно было найти в школьной библиотеке и узнать от преподавателей.
— Думаешь, если бы Гонты сберегли наследие Слизерина, то это что-то могло изменить? Мне кажется, ничего, просто тебе было бы проще добывать необходимое. Если, конечно, тебя не вышвырнули бы за порог при знакомстве.
Риддл промолчал. Он обернулся спиной к василиску и лицом к Гарри и сделал пару шагов назад. Он выглядел впечатляюще на фоне исполинской смертоносной змеи: тонкий, высокий, красивый и с гордо выпрямленной спиной.
— Я думаю, — начал Риддл, — что Гонты уничтожили сами себя. А я лишь добил. Они были безобразными, жалкими подобиями волшебников, лишенными не только богатства и знаний, но и выжившими из ума. Все, что интересовало Морфина, — это чистота крови и бутыль огневиски. Тупица! Мамаша моя не лучше. Она могла колдовать! Она могла выжить ради меня! И не захотела. Как ведь удобно устроилась: дала мне имя этого маггловского выродка и сдохла. А я остался! Должен был выживать! Каждый день я пробивал себе путь наверх! Я выжимал из двадцати четырех часов максимум, не зная отдыха! Спокойствия! Уверенности в завтрашнем дне! — его голос звучал все громче и отрывистей, лишь сильнее напоминая более взрослую версию. Эхо отражалось от стен и вторило Риддлу.
— Я сделал свой выбор, Гарри Поттер! И даже ты, чьей бы марионеткой ты ни был, меня не остановишь. Я все еще жив, и я буду жить!
Гарри ответил намного тише, так, чтобы Риддлу пришлось прислушаться, разбирая слова:
— По-моему вполне оправданная цель завела тебя совершенно не туда, куда ты собирался. Тебе шляпа предлагала выбрать другой факультет, я прав?
— Да. И что же с этого?
— Рейвенкло.
— Знания ради знаний — ничто, — отрезал Риддл. — Всякое знание нужно, чтобы применять его.
— Я не согласен, — возразил Гарри. — Не всякое. Далеко не всякое.
— Ты из тех волшебников, которым все равно. Пожалуй, я верю: ты не соврал. Кем бы ты стал, если бы однажды тебя не попытался убить могущественный Темный волшебник?
Гарри задумался. Во-первых, его родители были бы живы, его крестный тоже, и Люпин с Тонкс и их сыном Тэдди были бы друзьями семьи. Наверное, он стал бы счастливым человеком. Женился бы на Джинни, приглашал всех Уизли и Гермиону на праздники в гости. Скорее всего, Гарри стал бы или как отец аврором, или профессиональным игроком в квиддич. Он хотел, чтобы у него были дети: обязательно мальчик и девочка.
— Я никогда бы не стал лезть в идеологическую борьбу, — ответил Гарри.
— Стал бы типичным рафинированным обывателем, — подытожил Риддл. — Скучно!
— Кому как. Я не вижу в этом ничего плохого. Нет ничего неправильного в том, чтобы хотеть спокойной счастливой жизни, Том. Мне жаль, что тебя все это так волнует. А ты почему не пошел работать в Министерство? Почему не стал реформатором? Цивилизованные методы были тебе доступны. Слагхорн мог помочь тебе на старте со связями. Все необходимое у тебя почти было в руках, а ты… пошел работать в «Боргин и Бэркс», чтобы в один прекрасный день убить и обокрасть Хэпзибу Смит. Ради чего все это было?
Риддл дернул плечом:
— Меня не интересует подковерная крысиная возня Министерства. Это мелко. А жирная свинья Смит ответила за слова о моей матери.
Гарри понимающе улыбнулся. Как бы ни злился клочок души Волдеморта на своих родственников, как не отзывался бы о них, но в глубине души он чувствовал прочную связи с ними. Он мстил другим за собственную боль, одиночество, непроходящий ужас от пережитой войны, переродившийся в страх смерти, и проведенное в нищете и голоде детство. Ему не давали покоя не просто предметы, связанные с его первым и, возможно, единственным домом за всю жизнь, а атрибуты исключительной роскоши, говорившие о величии тех, кому они когда-то принадлежали.
Странно, но чем дольше они с Риддлом разговаривали, тем лучше Гарри понимал своего врага, тем сильнее становилась не жалость, а сочувствие ему. Гарри был не согласен с Риддлом абсолютно во всем, чего ни коснись, но все-таки он начал понимать его.
Перед Гарри был не тот образ озлобленного врага, которого ему на протяжении прошлых семи лет регулярно показывали с мишенью на груди, это был человек со своим опытом, внутренним миром и ценностями. Да, без моральных устоев. Но Гарри всерьез раздумывал, не была ли такая ожесточенность следствием того, что Риддл так никогда и не встретил настоящих друзей.
Гарри подумал о Гермионе, спонтанно предложившей придумать светлый ритуал. Он так и не спросил у нее, удалось ли что-нибудь сделать. Интересно, каким должен быть светлый способ уничтожения хоркрукса в представлении Гермионы?