Гарри Поттер и последний враг

      Гарри проснулся очень рано, вслепую нашарил свалившиеся очки и укатившуюся в сторону волшебную палочку. За окном было серо и безмолвно тихо, будто весь Лондон за одну ночь вымер. Голова раскалывалась, потому что вместо своей кровати Гарри уснул на ковре возле рождественской ели. Волшебное облако уже истаяло, красота старинных украшений померкла и в свете дня оказалась давно выцветшей, свечи затухли, прогорев почти до дна подсвечника. С кухни доносился бубнеж и шарканье Кричера, заглушаемые скворчащим жиром на сковороде. Пахло поджаренным беконом.       В окно кто-то постучал. Гарри размял шею и присмотрелся. За стеклом порхал Сычик с туго свернутой запиской, привязанной к маленькой лапке. Гарри подскочил и открыл окно, впуская сову. Сычик сел ему на плечо, позволяя отвязать послание.       Развернув записку, Гарри прочитал:       «Прости меня. Рон».       Игнорируя головную боль, Гарри взлетел по лестнице в свою комнату, достал перо и, встав возле каминной полки, написал ответ:       «И ты меня прости. Встретимся сегодня на Косой аллее?»       Он привязал новое письмо к лапке совы и отправил. Гарри помассировал виски, но боль не унялась. Взгляд упал на дневник. Гарри боком подошел к нему поближе и слегка поддел обложку кончиком палочки, заглядывая внутрь. Как и ожидалось, там было пусто, но он отчего-то расстроился.       Гарри приказал себе выбросить это из раскалывающейся головы. Он позвал Кричера. Эльф появился с громким хлопком и поклонился:       — Хозяин звал Кричера. Хозяин желает завтракать?       — Да, Кричер. Спасибо. Скажи, в доме есть зелье от головной боли?       — Нет, — проскрежетал домовик и тише себе под нос пробубнил: — Негодник Сириус выпил все с похмелья.       Гарри отпустил эльфа и отправился обратно вниз. Там его уже поджидала в камине голова Рона:       — Гарри! — позвал он. — Привет! Я тебе Сычика с запиской отправил, а теперь думаю, может, лучше словами скажу… Давай мириться, друг! Прости меня.       Гарри опустился на колени перед камином:       — Я получил твою записку и только что отправил Сычика назад. Ты меня тоже прости. Зря я вспылил. Давайте все вместе к Джорджу пойдем?       Рон заулыбался, и у Гарри на душе стало снова тепло:       — Отлично! Круто! Давай!       Они условились о месте и времени встречи, и Гарри с легким сердцем отправился собираться.       Встретились через час в доме на Гриммо. Появившись в зелёном пламени, Рон радостно взмахнул рукой, выбрался из камина и крепко обнял Гарри. Вслед за ним появилась Гермиона и налетела на них с объятиями третьей. Выбравшись из сплетения рук друзей, Гарри оглянулся на камин.       — Джинни сказала мне, что не пойдёт, — тихо сообщила Гермиона и протянула венок из ветвей остролиста. — Мне кажется, ты ее очень сильно обидел.       Рон виновато опустил глаза и тут же сел перевязывать шнурки на обуви.       — Это наше дело, — сказал Гарри в ответ на твёрдый взгляд подруги и взял предложенный венок. — Рон хотел, чтобы я поговорил с ней. Я поговорил.       Гермиона подошла к Рону ближе и почти нависла над ним:       — Рональд, я просила тебя не лезть!       Он встал, поправил штанины и виновато улыбнулся Гермионе:       — Джинни вообще-то моя сестра. Не могу я в стороне оставаться.       Кое-как замяв неприятный разговор, все трое решили прогуляться по Лондону до Косой аллеи через маггловские кварталы. Утренний город выглядел полусонным. Всюду еще оставались рождественские украшения, кто-то из ранних отдыхающих уже общался и пил горячий глинтвейн на стихийной ярмарке. По дороге Гарри зашел в маггловскую аптеку и на имеющуюся с прошлого лета мелочь купил обезболивающих. Рон выхватил у него из рук блистер с таблетками и с любопытством разглядывал его почти до самого Дырявого котла. Друзья нырнули в бар. Там ранним утром находились только бармен и двое посетителей в дальнем углу, от которых разило горечью огневиски. Выглядели они не только подвыпившими, но и явно собирающимися прикорнуть прямо за стойкой.       Гарри, Рон и Гермиона прошли бар насквозь и открыли из тупика проход. На Косой аллее жизнь уже кипела. Гарри оглядел привычную суету торгового магического квартала и сразу же увидел в отдалении вопиющий сочной яркостью фасад магазина близнецов Уизли. Вернее, теперь уже только Джорджа. И в этот самый миг у Гарри перед мысленным взором предстала совершенно иная картина. Он вспомнил, как в прошлом году опустела аллея: вместо пестрых, сверкающих витрин, возле которых вечно толпились прохожие, вместо гула голосов, уханья пролетающих сов, возгласов и кафе-мороженого Фортескью, постоянно собиравшего за своими столиками посетителей с детьми, — всё было заставлено приземистыми легкими палатками, между которыми сновали настороженные, скрывающиеся под капюшонами волшебники, предлагавшие сомнительные амулеты, якобы защищающие от темных существ. А на заколоченных и опустевших витринах — везде висели плакаты Министерства магии с нежелательным лицом номер один — Гарри.       Рон и Гермиона, держась за руки, пробирались сквозь толпу прохожих. Гарри следовал за ними, когда кто-то окликнул его:       — Гарри Поттер! Это же Гарри!       Возглас привлек внимание окружающих, и секундой позже его имя волной пронеслось по толпе, а он с друзьями оказался оцеплен со всех сторон уставившимися на них незнакомыми людьми.       — Это он! Это он!       Толпа смыкалась, обступая Гарри. Люди стали наперебой представляться, говорить что-то, обнимать. Его хлопали по плечам, не меньше пары раз пытались расцеловать в щеки. Впервые в жизни Гарри совершенно не представлял, как ему выбраться. Его благодарили, чего-то желали. Какая-то сгорбленная ведьма потянула его на себя и прошептала прямо в ухо:       — Будь ты проклят!       Гарри резко отпрянул, и Рон, которого уже почти оттеснили в сторону, поймал его за руку и дернул на себя. Спотыкаясь об чужие ноги, Гарри пошел за волочившим его Роном, пока не оказался в крохотном, пахнущем пылью магазинчике с письменными принадлежностями. Гермиона, возникшая неизвестно откуда, нырнула следом за ними.       — Они с ума посходили, — прошептал Гарри Рону, выглядывая из-за его спины в сторону потерявшей их из виду толпы.       Гермиона тут же принялась накладывать на них чары отвлечения внимания.       — Спасибо, — Гарри, наконец, выдохнул.       Выйдя на улицу вновь, он заметил, что волшебники вернулись к своим обычным делам, будто ничего не произошло.       С черного хода, куда провел друзей Рон, магазин Всевозможных волшебных вредилок выглядел не так впечатляюще, как с парадного. Это была самая обычная магическая подворотня: тупик завален присохшим совиным пометом и пухом, кто-то вылил целое ведро протухших жабьих глаз прямо на дорогу, и теперь они, еще не до конца замерзнув, источали кислый запах, а возле мусорного бака валялись обломки старого растрепанного «Чистомета-11».       Рон уверенно подошел к неприметной деревянной двери и постучал.       Открыла юная домовуха, одетая в чистое полотенце на манер тоги, и тут же приподняла прижатые к голове уши.       — Друзья хозяев, — пискнула она и посторонилась.       Гермиона вошла первая и сразу же обратилась к ней:       — Здравствуй. Как тебя зовут?       Домовуха пискнула и спряталась за дверь. Гарри вслед за Роном вошел в светлую прихожую и огляделся. Вверх уходила крутая узкая лестница с окном. Дневной свет ложился равномерно, заливая неприветливый двор и отражаясь от глухой стены соседнего здания, проникая в прихожую.       — Там какие-то подсобные помещения? — спросил он негромко у Рона.       — Нет, Джордж там квартиру снимает.       Эльф снова выглянула из-за двери на Гермиону и ответила ей, вцепившись в ручку:       — Мими.       — Очень приятно познакомиться, Мими. Я — Гермиона. А это Рон и Гарри, — сказала Гермиона и развязала шарф.       Домовуха закрыла, наконец, входную дверь и поклонилась, одарив Гарри перед этим испуганным и благоговейным взглядом.       — Мими должна проводить гостей наверх, — сказала она.       Гарри оставил куртку в прихожей и поднялся в гостиную, оказавшуюся просторной комнатой с четырьмя большими окнами, разделенной на две части: столовую с камином и творческую лабораторию. В углу на огне кипело несколько котлов, под ногами по какой-то своей траектории бегало существо, подозрительно напоминающее дракона, на которого наложили уменьшающее заклятие. Если бы Гарри не знал, сколько нужно драконологов, чтобы усмирить одного дракона, то бы всерьез подумал, что Джордж действительно уменьшил настоящего. На рабочем столе громоздился хлам непонятного назначения, а посередине красовалась прожженная насквозь дыра, в которую свободно могла бы пролететь сова.       Домовуха исчезла, а в гостиную вплыла вереница чашек, возглавляемая чайником. Рон тут же уселся на диван с видом хозяина, а Гермиона принялась разглядывать лабораторный стол.       — Привет-привет! — на пороге возникла громогласная Анджелина Джонсон и раскинула руки в стороны. — Так! Гарри, Рон, Гермиона, а где малышка Джинни?       Анджелина, не дожидаясь, пока кто-нибудь среагирует на ее появление, уже крепко обняла Гарри и следом Гермиону. Рон, решивший ради такого дела выбраться из глубин мягкого дивана, получил лишь в ответ:       — Ты и там отлично смотришься, Ронни!       — Нет уж, я выберусь отсюда, — Рон предпринял еще одну попытку встать, но тут стало очевидно, что диван засасывал его, не выпуская из своих мягких и настойчивых объятий. Рон начал барахтаться, размахивая руками и ногами, но его утягивало все глубже в недра дивана.       — Ага! — со стороны входа раздался голос Джорджа. Гарри мельком глянул на него, подпирающего плечом дверной косяк, и снова обратил внимание на Рона. Гермиона подала другу руку и попыталась вытянуть. С громким чавкающим звуком Рон вылетел на свободу и чуть не сбил ее с ног.       — Сикль, — сказал Джордж.       Анджелина достала из кармана джинсов монетку и протянула ее Джорджу.       — Эй! Что это такое? — спросил Рон у брата.       — Диван для ловли наглых гостей, — улыбнулся он и подошел, чтобы обнять Рона. — Куда Джинни дели?       Гарри стало не по себе. Ее явно ждали и очень хотели увидеть. Если бы не тот разговор на Рождество, то Джинни была бы сейчас вместе со всеми.       — Сказала, что завтра зайдет, — Рон почесал переносицу и потупился.       — Мими, — позвала Анжелина. Перед ней сразу же появилась домовуха, — отнеси папе записку, которую я оставила на столе, а тетке Виолетте — подарок. Дедушке передай, что я появлюсь к вечеру.       — Мими сделает, — домовуха поклонилась и с хлопком исчезла.       Гарри теперь куда внимательней разглядывал смуглокожее улыбчивое лицо Анджелины. У нее были темно-карие глаза, блестящие черные волосы и идеально прямая осанка. Пока все шумели, Гарри спросил у нее:       — Твою тетю зовут, случаем, не Виолетта Джонсон?       Было странно думать о событиях давно минувших дней, но ведь Виолетта Джонсон оказалась одной из немногих, кто отважился отдать Дамблдору воспоминания о прошлом Волдеморта.       — Да. А что? — ответила Анджелина и приподняла брови в вежливом удивлении.       — Она окончила Хогвартс в сорок четвертом, так?       — Не знаю. В войну с Гриндевальдом, кажется. Может, в сорок четвертом, а может и нет.       Вниманием Анджелины целиком и полностью завладел диалог Джорджа с Роном и Гермионой. Гарри же, захваченный внезапной находкой, никак не мог сосредоточиться ни на чем, кроме желания поговорить с тетей Анджелины.       — Слушай, а ты можешь организовать мою с ней встречу? Я хотел бы обсудить с ней кое-что. То, что она отдала Дамблдору.       — О чем ты? — Анджелина, наконец, полностью переключила внимание на Гарри и посмотрела ему в глаза. В самом деле, между ними прослеживалось что-то общее, только у Виолетты из воспоминаний были густо вьющиеся каштановые волосы и приплюснутый нос. Анджелина явно унаследовала у нее разрез глаз и форму лица.       — Я говорю, что хочу встретиться с твоей тетей. Джонсон — это же ее девичья фамилия? Как ее сейчас зовут?       Анджелина приподняла бровь, а потом схватила Гарри за плечо и выдернула в узкий коридор.       — Поттер, зачем тебе моя тетка? — спросила она.       — Поговорить. Не вникай в подробности, Анджелина. Пожалуйста.       — К ней можно просто мадам Джонсон, она замуж так и не вышла, и своих детей у нее нет. Я — внучка ее младшего брата Дженго. Тетка Виолетта что-то отдала Дамблдору? Что именно?       — Воспоминание.       — А-а-а, — разочарованно протянула Анджелина. — Тогда ладно. Устрою тебе встречу с ней. Как только Мими вернется, я пошлю ее узнать, сможет ли тетка нас принять вечером. Я у нее задерживаться не буду, тебя закину и уйду. У нас сложные отношения.       Гарри и Анджелина на этом вернулись обратно в гостиную. Теперь уже на диване сидели все, кроме Рона, переминавшегося у окна с видом, будто ему нравится разглядывать крышу соседнего здания, но его уши слегка алели. Гермиона держала на коленях крохотного дракончика. Потом Гарри перехватил взгляд Джорджа, и у него защемило сердце. Лицо младшего из близнецов Уизли улыбалось, но в глазах застыло что-то такое, что бывает, когда человек теряет смысл собственного существования. Гарри взглядом показал, что понимает его боль, но Джордж сразу же отвернулся и продолжил разговор с Роном и Гермионой.       Анджелина села рядом с Джорджем и взяла его ладонь в свои. Джордж как будто механически пошутил над Гарри, но он лишь вежливо улыбнулся и подошел к Рону.       — Ронни, — позвал Джордж, — мы к лету планируем расширяться. Мне помощник нужен. Ты еще не передумал?       Рон резко обернулся к брату.       — Это шутка? — с подозрением спросил он.       — Нет. Для тебя найдется работа. Если ты не променяешь магазинчик Уизли на серьезную службу в Аврорате.       Рон растерянно переводил взгляд с Джорджа на Гермиону и обратно. Гермиона перестала реагировать на дракончика на своих коленях и точно так же принялась переглядываться с ними.       — Спасибо, — осторожно сказал Рон. — Я буду рад.       Гарри хлопнул его по плечу, и Рон заметно расслабился. Гарри с грустью подумал, что во взрослой жизни, наверное, так дальше и будет: они навсегда останутся друзьями, но никогда не смогут быть постоянно вместе, как в школьную пору. И это нужно просто принять как данность и отпустить. Когда с Рона сойдет первый шок, и он осознает, что Джордж предложил ему включиться в их с Фредом дело, то он будет прыгать от счастья. И Гарри порадуется вместе с ним, как положено настоящему другу.       Посиделки затянулись до обеда. Вернувшаяся после всех поручений Мими принесла сообщение от мадам Джонсон, что та будет рада познакомиться лично с Гарри Поттером, а поэтому ждет их к четырем часам. Гермиона, узнав у Гарри подробности внезапно поменявшихся планов, заинтересовалась и поддержала идею встречи, а Рона уже полностью захватила мысль, как после выпускных экзаменов возьмется за работу в магазинчике Уизли, и он всё прослушал.       Условившись встретиться опять у Джорджа, Анджелина и Гарри аппарировали. Они оказались на краю высокого плоского утеса, и тут же ледяной порывистый ветер едва не сшиб их с ног в пропасть, на дне которой плескалась бескрайняя вода свинцового цвета. Гарри предположил, что они переместились к Северному морю.       — Идем! — попыталась перекричать свистящий ветер Анджелина, но звуки ее голоса потонули в оглушительном вое.       Посильнее завернувшись в пальто, она пошла к бесконечному, почти лысому пустырю, покрытому кое-где клочьями желтой травы, пригибаемой к земле ветром. Гарри направился следом за Анджелиной, прикрывая ладонью нос и рот: дышать приходилось с большим трудом.       — Где мы?! — крикнул Гарри.       — Лендс-Энд! — ответила Анджелина, сложив ладони рупором.       Получается, что Гарри сильно ошибся, и они оказались у Кельтского моря — на юго-западном мысе Великобритании.       Пока Гарри соображал, как же он настолько промахнулся в своих догадках, перед ними среди пустыря появился скромных размеров темно-серый старинный замок, ничем не огороженный, продуваемый со всех сторон ветрами. Он выглядел запустевшим, поросшим мхом и сухим виноградником.       Подойдя ближе, Гарри с удивлением выдохнул: сработало магическое заграждение от ветра. Из небольшой прорехи низко нависших туч выглядывало чистое голубое небо и луч солнечного света. Здесь было теплее. Гарри расстегнул куртку, а Анджелина размотала обернутый вокруг лица шарф и помахала кончиком перед собой.       — Твоя семья — чистокровные волшебники? — спросил Гарри. Ему больше не требовалось перекрикивать ветер.       — Не очень-то, — беззаботно ответила Анджелина. — Мои предки из Южной Африки. Перебрались в Великобританию давно, лет двести назад. Мы состоим в родстве с Паркинсонами, Эбботами, Макмилланами, но у нас были и браки с магглами и магглокровными волшебниками. Мой отец — Джонсон, а мама — магглокровка. Мой дедушка и тетка Виолетта — брат и сестра по отцу. У деда мама была из рода Эбботов, а мама Виолетты — маггла.       — Я ненадолго, хочу всего пару вопросов задать, — заверил Анджелину Гарри.       — Гарри, да брось! — она резко махнула рукой сверху вниз, будто показывала, как именно нужно бросать. — Ты — желанный гость в доме почти любого волшебника и волшебницы, кроме тех, кто поддерживал Того-Кого-Нельзя-Называть. А моя семья всегда была на стороне Дамблдора и на твоей, хотя не лезла размахивать палочками. Кроме меня, — она заливисто рассмеялась.       У входа их ожидал домовик. Он низко поклонился и, ничего не говоря, пропустил гостей в дом. Большую часть стерильно чистого и пустого холла занимала широкая каменная лестница на второй этаж, а в стороны уходили два полутемных коридора. Если бы не стоявший позади домовик, завернутый в стеганое одеяло с вышитым на нем гербом, в центре которого узнавалась голова скалящегося нунду — гигантского леопарда, то Гарри решил бы, что попал в дом к зажиточным магглам.       — Анджи! — откуда-то сбоку раздался недовольный голос пожилой дамы. — Опять ходишь как маггла! Где твои манеры? Мистер Поттер, — ее голос стал слаще, — я премного удивлена вашему визиту. Позвольте спросить, что заставило вас посетить одинокую пожилую волшебницу?       Анджелина почти над ухом у Гарри недовольно запыхтела, явно едва сдерживая рвущиеся наружу возмущения. Зная ее вспыльчивый нрав, Гарри поспешил переключить внимание на себя:       — Раз знакомству, мадам Джонсон. Анджелина согласилась организовать мою с вами встречу, как только узнала, что я хотел поговорить об одном воспоминании. О том, которое вы отдали профессору Дамблдору.       — О, значит, мне верно передали цель вашего визита, мистер Поттер, — удовлетворенно кивнула она.       Мадам Джонсон пригласила Гарри в чайную комнату, а Анджелина кашлянула в кулак и сказала:       — Тетя Виолетта, я бы с удовольствием присоединилась, но я обещала дедушке и бабушке заглянуть сегодня.       Мадам Джонсон смерила ее критическим взглядом с головы до ног и обратно:       — Хорошо, Анджи. Можешь идти.       — Спасибо, Анджелина, — Гарри улыбнулся ей, и она тут же вернула задорную улыбку, сжала ладонь в кулак в знак поддержки, а затем ушла.       — Турри, принеси нам чай, — распорядилась мадам Джонсон и проводила Гарри в небольшую круглую комнатку с высокими витражными окнами и мягкими креслами вокруг низкого столика.       Она жестом указала Гарри на кресло, села напротив и расправила складки на длинном черном платье. Ее спина была точно такой же прямой, как у Анджелины, а пышные волосы, убранные затейливой серебряной заколкой с зелеными камнями, напоминающими факультетские цвета Слизерина, седыми.       На стареющем лице мадам Джонсон блестели живые черные глаза, а морщинки вокруг них выдавали то, что она много в жизни улыбалась и смеялась. Лоб же, напротив, оказался совершенно гладким, будто она никогда не хмурилась.       Домовик появился и поставил круглый, точно в размер стола, поднос с фарфоровыми чашками, чайником и молочником, украшенными гербом с нунду. Мадам Джонсон аккуратно, без помощи волшебной палочки, налила ароматный крепкий чай сперва Гарри, а потом себе, и предложила молока. Гарри не стал отказываться.       — Итак, мистер Поттер, — мадам Джонсон по-доброму улыбнулась, — расскажите же мне, наконец, каким образом воспоминание, которое я отдала профессору Дамблдору, попало в ваши руки?       Гарри отпил немного чая, уловив в его привкусе легкие нотки шоколада. Он чувствовал себя неуютно под прямым, оценивающим взглядом дамы, а потому ответил, тщательно подбирая слова:       — Я интересовался прошлым Волдеморта, — при упоминании имени мадам Джонсон лишь досадливо поморщилась, но не стала перебивать Гарри, — а профессор Дамблдор потратил, по его собственным словам, много усилий, чтобы собрать информацию о прошлом этого человека. Вы учились на одном курсе и даже на одном факультете с Томом Риддлом и не побоялись передать часть своих воспоминаний. Хотя вы наверняка знали, чем чревата такая откровенность. Это очень смелый поступок с вашей стороны, мадам Джонсон.       Он сделал легкий поклон головой, а она разулыбалась еще сильнее:       — О, мистер Поттер, бросьте. Говорить выпускнице Слизерина, что она смела, — это не слишком лестный комплимент. Разумеется, меня интересовала исключительно выгода.       Он невольно рассмеялся, потому что ее голос звучал так, будто она подшучивает сразу и над всей ситуацией, и над Гарри, и даже над самой собой.       — Искать выгоды там, где она противоречит выгоде Волдеморта, — это в любом случае особый поступок.       — Возможно, что так, — мадам Джонсон сделалась серьезной. — Он довел до самоубийства мою единственную подругу, мистер Поттер, и это был его не первый и не последний поступок, напугавший меня. Я никогда не выступала открыто против него и его режима из страха за свою семью. Я безмерно счастлива, что вы сумели остановить его до того, как в масштабах своей жестокости он превзошел Гриндевальда. Темными лордами, мистер Поттер, не рождаются, а становятся. Но этот человек не имел сердца. За все время учебы в Хогвартсе я не помню, чтобы он пожалел хоть о чем-нибудь. Он казался правильным, даже слишком, — ее голос наполнился гневными нотами, — но чем красивее он становился, тем более отвратительным мне казалось его нутро, словно на месте сердца у него была чернейшая пустота, засасывающая все хорошее, что происходило вокруг. В какой-то момент мои приятели по факультету раскололись на его свиту и на тех, кто боялся смотреть в его сторону. Он подавлял своей личностью, он нажимал на самое больное, и он видел насквозь каждого из нас.       Гарри опустил глаза. Ему была неприятна сама мысль, что он мог относиться почти с симпатией к Риддлу из дневника — именно тому, о ком отзывалась мадам Джонсон подобным образом, ведь она помнила Риддла студентом. Возможно, тот прятал часть себя и своих мыслей, общаясь с Гарри через дневник, хотя казалось, что тот честен с ним настолько, насколько это возможно. Гарри считал, что он вправду в состоянии противостоять Риддлу, понять, принять, простить или даже повлиять на его мысли.       — В любом случае, — сказала мадам Джонсон, — я отдала Дамблдору свое воспоминание, надеясь на то, что он найдет управу на Риддла. Простите, я ненавижу его выдуманное имя, поэтому называю его всегда только так.       — Скажите, пожалуйста, мадам Джонсон, — Гарри сделал паузу, вновь подбирая слова, — почему ваша подруга Агнесс отказалась от вашей помощи в тот день и выбрала смерть?       Собеседница явно вопреки своим обычным привычкам откинулась на спинку кресла. Она держала ухоженными пальцами, украшенными массивными перстнями, чашку с горячим чаем, машинально отпивала из нее и смотрела куда-то в пространство перед собой. Собравшись, она вновь села прямо, отставила чашку в сторону и сказала:       — Агнесс знала слишком много того, что Том Риддл хотел бы сохранить в тайне ото всех. Она была влюблена в него, но решила, что шантаж поможет удержать Риддла, и не рассчитала, какую реакцию это вызовет. Она написала отцу домой, рассказав о собственной связи с Риддлом, и предложила план, как заставить того жениться на ней. Она поведала в письме, как именно Риддлу удалось обеспечить себе бессмертие, и попросила отца выслать Риддлу приглашение погостить после окончания школы. По ее версии отец должен был поставить Риддла перед выбором: или свадьба с Агнесс, или заявление в Аврорат. Она больше никому не выдала эту тайну, и я не знала, что же имелся ввиду за способ, но Агнесс обмолвилась: за одно применение такого рода магии Риддла ждал бы поцелуй дементора. Агнесс рассчитывала все обставить таким образом, что оставшийся без крыши над головой Риддл сдастся, женится на ней, а отец подарит им небольшой летний домик, где бы они вместе жили.       Гарри усмехнулся, представив себе Риддла-семьянина. Что-то в этой картине отдавало чисто Волдемортовским бешенством.       — Естественно, ему это не понравилось.       — Разумеется, — улыбнулась мадам Джонсон. — А еще это не понравилось мистеру Роули. Он прислал в ответ громовещатель, в котором наорал на собственную старшую дочь, что она будет изгнана из рода, если продолжит путаться с маггловским отребьем, дорвавшимся до волшебной палочки. Это произошло на глазах у всего Большого зала Хогвартса, и Риддл присутствовал при этом.       Гарри задумался:       — Мадам Джонсон, откуда Агнесс могла узнать об экспериментах юного Волдеморта с бессмертием? Она… — тут его поразило озарение, — прочитала его дневник?       — Да, — ответила мадам Джонсон, будто это было чем-то совершенно очевидным. — Он защищал дневник так, будто это была его единственная драгоценность, и всегда злился, если кто-то даже случайно трогал тетрадь. Он в принципе не любил, чтобы к нему и его вещам прикасались, но в случае с дневником его паранойя резко возрастала. В конце шестого курса Агнесс частично расколдовала дневник и прочитала некоторые записи. После этого случая их отношения с Риддлом резко испортились, она постоянно плакала, стала необщительной, но на публике они вдвоем продолжали играть роль идеальной пары. Многие завидовали Агнесс, не зная, что она переживала в тот год.       — Вы позвали ее жить к себе после выпуска в том воспоминании, а она отказалась. Разве это не стало бы идеальным для нее выходом?       Мадам Джонсон стиснула насыщенную черную ткань юбки и сказала:       — Мистер Поттер, Агнесс решила, что я пригласила ее не из дружеских мотивов. Она знала, что я любила ее. Агнесс считала, что наши с ней отношения давно уже перестали быть дружбой, и жизнь со мной под одной крышей опозорит ее еще больше. К сожалению, у меня не было шанса переубедить ее. Агнесс всегда была куда решительней, чем я. Она выбрала смерть, потому что боялась остаться марионеткой в руках Риддла. Ведь если его не подчинить шантажом, то он просто уничтожил бы ее. Агнесс все это прекрасно понимала.       Всё становилось на свои места. Воспоминание Дамблдора в день смерти Плаксы Миртл, где он нашел рыдающую Агнесс Роули в нише Астрономической башни в обнимку с дневником, было как раз о том моменте, когда она узнала всю правду о своем избраннике. Ей понадобился почти год для того, чтобы смириться, достаточно сильно отчаяться и придумать план, как сделать Риддла своим мужем.       Гарри встретился взглядом с мадам Джонсон. Она почти ласково улыбалась ему, будто он был ребенком или подростком, нуждающимся в понимающей старшей родственнице.       — И все-таки, мистер Поттер, утолите ли вы мою жажду узнать чуточку больше? Зачем вы интересовались воспоминаниями о нем?       Гарри невольно покраснел, вспомнив свой последний разговор с Риддлом из дневника. Ему стало неуютно под проницательным взглядом дамы, будто бы его уличили не просто в интересе к прошлому того, кто полностью сломал жизнь Гарри, а в чем-то до неприличия интимном. Он громко сглотнул вязкую слюну, а мадам Джонсон сама ответила на свой же вопрос:       — Мистер Поттер, Гарри, простите, что я лезу к вам с нравоучениями, но я не могу промолчать. Том Риддл — это лишь красивый фантик, скрывающий гнилое нутро, которое язык не повернется назвать душой человека. То, кем он, в конечном счете, стал, куда больше отражает его отвратительный внутренний мир.       — Благодарю вас, мадам Джонсон, — голос Гарри слегка осип. — Я просто хотел разобраться в том воспоминании, которое увидел недавно. Я благодарен вам за уделенное время. Что бы вы ни говорили, но вы — смелая.       Она рассмеялась и встала первая.       — Мистер Поттер, приятно от гриффиндорца дважды за вечер услышать, что я смелая. И я очень надеюсь, что вы избавили нас от Риддла навсегда, и он не вернется. Магический мир устал от него и от потрясений последних ста лет. Я благодарна вам за наше спокойствие.       Она протянула руку, и Гарри несильно пожал сухую теплую ладонь мадам Джонсон. Он попрощался с ней, вышел на улицу, пересек границу защищающих от ветра невидимых чар и аппарировал обратно на Косую аллею, думая, что простить Волдеморту всё, включая смерть Агнесс Роули, о которой он мог бы ничего не знать, если бы ни праздное любопытство, ему будет очень сложно.