печенье

Любимым месяцем Дэна всегда был июнь. Из-за того, что лето только начиналось, из-за его дня рождения, чуть меньше из-за того, что наступало тепло. И из-за того, что в этот месяц он чувствовал себя частью сообщества, помогающего принять всю свою уникальность. Раньше Хауэлл никогда не участвовал в прайд-парадах, старался не афишировать настоящую ориентацию, прятался, боялся, переживал, загонял свою жизнь в безопасные рамки. Этот июнь стал переломным моментом. Ему по-прежнему было страшно. Но теперь уже гораздо меньше. По привычке его не покидали неуверенность и тревога, но они звучали всё тише под напором счастья, голосов людей, которые поздравляли его с каминг-аутом, шли рядом с ним на параде, гордо размахивая флагами и транспарантами. Дэн действительно впервые понял, что это такое – гордость за то, какой ты есть. И это было замечательно. Ему хотелось большего, хотелось делать важные вещи, помогать, поддерживать, быть деталью, которая имеет значение, а не просто пылится где-то в механизме, как это было раньше. За всем этим, за головокружительными планами на будущее и волнующими проектами настоящего Дэн не сразу заметил, что с Филом что-то не так. То есть, он заметил. Но не до конца осознал, что именно происходит. У Лестера часто бывали какие-то странные, довольно быстро проходящие мысли, которые редко перерастали во что-то серьёзное. Фил просто так развлекался, если ощущал, что в его жизни не хватает эмоций, или драм, или какого-то драйва, ну, брал, например, и загонялся по поводу нелетающих птиц. Мол, как так, это же несправедливо, почему одни птицы умеют летать, знают, что это прекрасно, а другие даже понятия об этом не имеют и понимать не хотят. Хауэллу обычно удавалось отличать раздумья такого рода от по-настоящему серьёзных, когда Филу нужна была помощь. И Дэн помогал, потому что это меньшее, что он мог сделать для человека, ставшего когда-то его первым другом и поддерживавшего, когда дела были совсем хреновыми. В этот раз его внутренний радар, постоянно настроенный на Лестера, почему-то засбоил, и Хауэлл упустил тот момент, когда нужно было подсесть к Филу и выслушать. На самом деле, понять, что в душе его парня настал непорядок, можно было довольно просто. На кухонном столе всё чаще стала появляться миска с печеньями, которые они вдвоём сметали подчистую. Фил пёк их каждый день и так, без каких-либо нависающих проблем, но был один нюанс – чем сложнее по рецепту и форме становились печенья, тем хуже было дело. С конца июня кулинарные изделия Лестера перестали вмещаться в слишком маленькую для них керамическую мисочку и перекочевали в сосуд объёмом побольше, а формы сменились с кругов, квадратов и звёздочек на практически подробные портреты всех друзей, знакомых, а также любимых персонажей. Фил тихо кричал о помощи, а Дэн всё прошляпил. Ему было стыдно, а толку-то с этого? За пролетающими перед глазами радугами и излучающими уверенность лозунгами он упустил самое главное, и они с Филом начали отдаляться друг от друга. Сначала понемногу и медленно, потом всё дальше и быстрее, почти до самой границы, когда даже самые верные, близкие, любимые до боли в сердце люди становятся только блёклой мыслью. Они больше не собирались за столом вместе, а если и делали это, то к приёму пищи, как невкусная приправа, добавлялась периодическая тишина, отнимающая у обычно уютных посиделок всё очарование. Они перестали заказывать еду на двоих, хотя Дэн пытался пару раз предложить, и забылась привычка, лёжа на диване, издавать громкие и смешные звуки обожравшихся китов. Последней каплей стал тот факт, что из галереи телефона практически исчезли новые фотографии Фила, а, придумав шутку и повернувшись туда, где он обычно сидел, Хауэлл обнаруживал пустоту. Дело нужно было исправлять, срочно, сиюминутно, и случай нормально поговорить представился, когда Фил находился на кухне, приготавливая очередную порцию печений. Лестер замешивал тесто руками, не прибегая к миксеру, и это было ещё одним очень-очень плохим знаком. Медлить больше было нельзя. - Привет, - Хауэлл сел на стул, стоящий рядом с кухонным столом, и уставился в спину Фила, ожидая ответа. Тот буркнул что-то еле различимое, но вполне приветственное, погружённый в свои мысли. Миска с тестом под его руками ходила ходуном, издавая железный лязг при соприкосновении с гарнитуром. Наступила пауза. - Опять печёшь? – поинтересовался Дэн, пытаясь спасти неудачно начавшийся разговор. Если он не поговорит с Филом сегодня, то, скорее всего, всё окончательно развалится к чертям. Лестер кивнул молча и насыпал в миску ещё сахара. Дэн вздохнул беззвучно, набираясь храбрости (господи, с каких пор ему она потребовалась для разговора с его парнем?!) и подбирая слова, и снова заговорил: - Послушай, Филли, ты стал очень часто делать печенья. Они вкусные, очень красивые, и всё такое, но… хм… в последнее время ты вкладываешь в них всё больше усилий, иногда даже больше, чем требуется. И-и я давно тебя знаю, обычно ты так делаешь только тогда, когда испытываешь стресс. Я не жалуюсь, печенья замечательные, и я бы и дальше ими объедался, но ты беспокоишь меня. Что с тобой? Лестер замер с напряжённой спиной, перестав возиться с тестом. Хауэлл едва сдерживался от нервного постукивания пальцами по столу – такое движение только поднимет градус напряжения, потому что Фил может подумать, что Дэн его подгоняет. Брюнет тем временем аккуратно счистил остатки теста с ладоней, медленно вымыл руки, вытер их полотенцем и сел напротив Дэна, обхватив себя за локти. Снова наступило молчание, густое и тяжёлое, как содержимое миски, стоящей позади Лестера. - Со мной всё в порядке, - нарушил тишину Фил, поёрзав на стуле. Голубые глаза оставались серьёзными. – Правда. У меня всё норма-- - Нет, не нормально! – вспылил Дэн, оскаливаясь и вскакивая, наклоняясь вперёд. – Неужели ты не видишь, что из-за твоего упрямства мы отдаляемся?! Я этого не хочу, мне очень жаль, что не помог тебе раньше, что не спросил об этом вовремя, но пускать всё на самотёк – это безумие, а я не настолько идиот, я хочу знать, что происходит и как это исправить, мы столько лет вместе… Хауэлл почувствовал, что сейчас расплачется, и осёкся. Не хватало ещё, чтобы Фил начал его утешать. Если будет, конечно. Его ладоней коснулись пальцы Лестера, холодные и чуть липкие от теста, мягко поглаживающие кожу, слегка царапающие ногтями. От ласковых прикосновений тревога, расползающаяся внутри Дэна, свернулась клубочком и улеглась, засыпая. Хауэлл боялся снова посмотреть Филу в глаза: плавающая в них серьёзность пугала, а нежность только заставила бы его испытывать ещё большее чувство вины и стыда. Он отвратительный друг и парень, если честно. Почему всё время получается так, что тем, кому нужна помощь, всегда оказывается Дэн? - Так уж и быть, - в голосе Фила звучала насмешка, но добрая, а не саркастически-ядовитая, не режущая больно слух упрёком. – Расскажу. Только не смейся, ладно? Куда уж смеяться. - Я… ммм… С тех пор как ты начал тусоваться во всём, что связано с ЛГБТ-сообществом, я начал чувствовать себя, ну, бесполезным, что ли? Ненужным. Не конкретно тебе, а в целом, вселенском смысле. Ты делаешь что-то полезное, ты активничаешь, помогаешь, а я как будто отлыниваю от работы, которая могла бы улучшить чью-то жизнь. И фанаты наши тебя так сильно поддерживают, что порой мне кажется, что про меня забывают. И-и я очень горжусь тобой, для тебя было сложнее признать свою ориентацию, чем для меня, поскольку я сделал это уже давно, но из-за этого у меня возникает ощущение, как будто я недостаточно стараюсь. Работаю спустя рукава, если хочешь. То, что рассказывал Лестер, не было смешным. Это было грустно. Это Дэн позволил Филу, его солнечному, прекрасному, необходимому, как воздух, парню, чувствовать себя так, будто от него нет никакого толку. Благодаря Лестеру Хауэлл уже давно не задыхался от собственной никчёмности, и вот так он отплатил за всё добро, которое тот для него сделал? Просто взял и наплевал на его проблемы. Так, нет. Он завёл этот разговор именно для того, чтобы помочь. - Ты не прав, - заявил Дэн, обходя стол и садясь рядом с Лестером, обнимая его за плечи и приложившись губами к чёрной макушке. – Ты делаешь куда больше, чем я, просто этого не замечаешь. - Ну? – скептически прищурился Фил, косясь на положившего голову ему на плечо Хауэлла. Он смотрел на него такими глазами-сердечками, что ощущение ненужности, терзавшее Лестера на протяжении последних трёх недель, слегка поутихло, сметённое любовью в карих глазах. Невозможно думать, что ты бесполезное чмо, когда на тебя направлен такой взгляд. - Правда-правда, - кивнул Дэн, проезжаясь щекой по разноцветной футболке, - во-первых, ты меня поддерживаешь каждый день, во-вторых, ты активничаешь в гораздо большем масштабе, помнишь, когда я был в хиатусе, ты выпускал видео пачками, чтобы никто не переживал, что мы там умерли или ещё что-то, на тебе, по сути, по большей части держится общение с фанатами… И то, что я сейчас участвую во всяких мероприятиях, не значит, что твои заслуги тут же уменьшаются. Наоборот, это мне до тебя расти и расти! - Врёшь, - смешно наморщил нос Фил, впрочем, уже не выглядящий так напряжённо, как в начале этого разговора. Хауэлл укусил его за плечо, чтобы прекратил выпендриваться и понял уже, что Дэн не может врать в вещах, которые касаются самооценки его самого любимого на свете человека. Лестер, как ни странно, намёк понял и щёлкнул парня по носу, чтобы больше не затягивал с серьёзными разговорами, а то у него тесто застаивается.