***
На весь клуб раздаётся громкая танцевальная музыка, заставляя меня выпить ещё одну таблетку от головы и продолжить заполнять документы. Как жаль, что я когда-то не установила звуконепроницаемую дверь в свой кабинет, ибо сейчас она спасла бы меня от этого чертового грохота. В клубе проходит корпоратив по поводу всеми любимого (но не для меня) праздника — Рождества. Из года в год мы празднуем за день до самого праздника, собираемся всем коллективом и устраиваем вечеринку с кучей алкоголя, непонятными танцами и безудержным весельем до утра. Но, как и я писала не раз, я не люблю этот до тошноты семейный праздник, поэтому не разделяю всеобщей радости. И абсолютно каждый год отсиживаюсь в кабинете и занимаюсь делами клуба. Например, сейчас я по обычаю проверяю договора, срок которых подходит к концу, чтобы не взваливать столько всего на плечи хрупкой Китти. Не с первого же дня ей сидеть за столом и щёлкать ручкой. Глухой стук в дверь разносится по комнате и заставляет меня отвлечься от бумажек, от которых у меня уже голова кругом идет, и громко крикнуть: «заходите». — Хей, Эйса, чего ты тут сидишь? Там же разгар веселья. В кабинет врывается Эшли и громко хлопает дверью. У нее в руках бокал с каким-то коктейлем яркого зеленого цвета и долькой лайма — вновь Хорхе что-то химичит. Этот мексиканец на каждый праздник готовит что-то оригинальное и неповторимое — в прошлый раз он готовил коктейль под названием «Ирландский флаг». — Я проверяю документы. — бросив кроткий взгляд на девушку, которая облокотилась о край моего стола, ответила я. — Будет еще время проверить эти штуки. Вставай и тряси бедрами в сторону выхода. — Эш, — я вздохнула, — прости, но я не любитель этих корпоративов, поэтому я здесь как наблюдатель, чтобы вы ничего не разнесли и не спалили клуб, не более. Я не участвую во всеобщем оргазме от Рождества и других праздников. Эшли подавилась коктейлем, а после громко рассмеялась. Ее звонкий смех чуть ли не заставил меня саму заулюлюкать, но я сдержала лицо строгим и вздохнула. — Такое чувство, как будто у тебя недотрах. Я недовольно бурчу пару матов в ее сторону, не отрывая взгляда от черных букв, что скоро будут сливаться воедино. — Окей, — сладко протянула Франджипани, — тогда не буду тебя отвлекать. Девушка странно и загадочно улыбается и выходит из кабинета, плотно закрывая дверь за собой, как будто это поможет мне избавиться от музыки, которая каждые три-четыре минуты меняется. Я закатываю глаза и откидываюсь на спинку кожаного кресла, устало потирая глаза и даже не заботясь о том, что этим размазываю макияж. Сделав пятиминутную зарядку для глаз, я возвращаюсь к работе. Но спустя несколько минут вдруг завибрировал телефон, отвлекая меня от неинтересных, но довольно-таки важных бумажек. Кажется, они никогда не закончатся. Эшли. — Что уже случилось? — спросила я сразу, как только подняла трубку. — Клуб спалили? — я принюхиваюсь, но ничего кроме запаха моих духов и мятной жвачки, которую я жевала, ничего не почувствовала. — Выпили весь алкоголь? — Всё хорошо, не волнуйся, — она была изрядно пьяна, поэтому сложно разобрать слова, которое обрывались ее заурядным смехом, — просто… Делай то, что я скажу. Без вопросов, прошу. Я вскидываю брови и пару раз щелкаю ручкой. — Что? — чуть удивленно спрашиваю я. — Эшли, мне нужно допроверять эту хрень. Не отвлекай меня! — Делай то, что я говорю, — вновь повторилась Франджипани, заставляя меня выпрямиться, — ты когда-нибудь занималась сексом по телефону? — Нет. — настороженно произношу я и закидываю ногу на ногу. — Тогда у тебя сейчас будет первый опыт. — Стой, — нахмурившись, спрашиваю я, — ты где? — Какая разница? Главное, доставить тебе удовольствие. Жаль, конечно, что нет всяких игрушек. — О боже, Эшли, ты пьяна... — констатирую факт. — Я знаю, но я хочу доставить тебе удовольствие на расстоянии. Поэтому все же послушай меня и попытайся мне подчиниться. Я ненормальная, ведь соглашаюсь на это. Боже, эта девушка сведет меня с ума когда-нибудь. Я встаю со своего места и закрываю дверь на ключ. Откладываю документы подальше, на край стола, и закрываю ноутбук, что просто стоял и расслаблял меня своими живыми обоями. Ставлю разговор на громкую связь и кладу телефон недалеко от себя на стол. — Ты готова? — томным голосом спрашивает голубоволосая. По-моему, она уже там кончает. И где она вообще? — Вспомни наш вечер в клубе и свои стоны. Меня прорывает на воспоминания нашей первой ночи в клубе. Ее длинные пальцы, будто тонкие струны скрипки, что трахают меня чуть ли не посреди клуба, вдалбливающиеся в мое тело. Мои громкие стоны, которые не слышны из-за музыки. Люди, что проходят и не замечают нас. Внизу живота завязывается тугой узел, заставляя меня тихо прохныкать. Одно лишь воспоминание о той ночи, и я хочу вновь ощутить ее пальцы внутри меня. Один лишь вздох Франджипани, и я возбуждаюсь до такого состояния, что чувствую, как потекла. Боже… — Ох черт, я возбуждена. — произношу я, сжимая сквозь ткань одежды грудь. — Это мне и нужно было. Ты где сидишь или лежишь? — Я сижу на кресле. — Это хорошо. Закрой глаза. Я провожу рукой по твоей шее, сжимаю в ладонях грудь и играюсь большим пальцем с соском. Я просто растворилась в ее словах, сама не понимая, что повторяю за голубоглазой. Сквозь одежду, правда. — Тебе приятно? — Да, — таким же томным голосом отвечаю я, — но мои пальцы тянутся все вниз и вниз. — Какая ты нетерпеливая, Эйса. Я провожу пальцами по лобку и запускаю их исследовать низ. Я ловко приподнимаю платье вверх, а после оттягиваю край трусиков в сторону. Облизав два пальца, я ввожу их во влагалище, теребя большим пальцем клитор и получая от этого неимоверное удовольствие. В комнате становится жарко, на лбу выступают капельки пота. Но мне на это плевать, потому что сейчас есть лишь я, мои пальцы и голос Эшли, которая в это время громко стонала и иногда пьяно хихикала. Я громко всхлипываю в трубку и ускоряю темп, чувствуя, как еще немного и я кончу. Сказав об этом Эшли, я ничего не слышу, кроме как ее рыка и громкого стона. Мысленно ухмыльнувшись, я меняю руку и начинаю теребить клитор, то оттягивая его вверх, то вниз, иногда нажимая. Эшли меня подбадривала, говоря разные грязные пошлые словечки. Из-за ее опьяненного разума некоторые фразы настолько забавны, что я останавливалась, чтобы посмеяться. Но удовлетворяла я себя не долго — буквально несколько быстро идущих минут, и я почувствовала, как ноги содрогнулись, а мышцы влагалища начали сокращаться. — Знаешь, когда я последний раз мастурбировала? — облизывая покусавшие губы спросила я спустя несколько минут отдышки. — Когда? — В десятом классе. Эшли сдерживает смешок, но я прям чувствую, что она улыбается. — И как тебе? — Мне больше нравится, когда это делают чужие руки, — я хмыкаю, намекая на то, что жду ее в своем кабинете, — ощущения другие, более приятные. — Тогда открой дверь через минут пять. Я услышала, что Эшли поправляет одежду, поэтому я так же повторила за ней, поправила платье и начала приводить себя в порядок: помада и вовсе растерлась по подбородку, а тушь из-за накалившейся жары оставила пару черных следов на нижнем веке. — О боже, что ты ещё хочешь от меня? — как будто она меня доконала, игриво вздохнула я. — Трахнуть тебя. — без капельки стыда хмыкает девушка. — Ты и так это сделала сейчас по телефону. — И что? Я тоже хочу кончить. — Боже, жду тебя. Девушка смеётся и скидывает звонок, оставляя меня шокированную сидеть в таком же положении и смотреть на закрытую дверь.25 декабря 2018 Рождество
Наверное хоть раз в жизни любой человек ловил спускающиеся на землю снежинки ртом или смотрели за тем, как они плавно спускаются на ладонь. Помню, как лет в восемь-девять я очень любила заниматься таким: часто залипала в окно, с интересом наблюдая за падающим снегом, или останавливалась на улице и рассматривала быстро тающие снежинки на тыльной стороне ладони. Как-то раз моя мама чуть не посадила меня на домашний арест за то, что я на спор ловила ртом снег, а после заболела ангиной. Сколько я помню себя, каждое двадцать пятое декабря всегда шел снег. Поэтому в первую очередь у меня Рождество ассоциируется не с зимой, семейным или христианским праздником, а именно с тучами, затянувшими все небо, и сильными осадками. С пятнадцати лет для меня Рождество считается обычным выходным днем, когда можно спокойно отоспаться после корпоратива, а после с бокалом глинтвейна посмотреть обращение Королевы Елизаветы и обратно лечь спать. Если, конечно, ко мне не приезжал Джастин. В последние года три так и происходит, так как лучший друг часто остается либо со своей очередной девушкой, либо находится в Нью-Йорке. Все говорят, что в день Рождества случается чудо, которое может с ног на голову перевернуть вашу жизнь. За все мои двадцать семь лет у меня случалось лишь одно «рождественское чудо», о котором я пытаюсь давно забыть. Но мысль, что это случилось со мной, так и не оставляет меня. По обычаю по телеканалам с утра начинают показывать разные рождественские фильмы: все части «Один дома», «Отпуск по обмену» или «Рождественская история» с Джимом Керри в главной роли. И, как ни странно, смотреть каждый год эти фильмы даже не надоедает. Но в этом году, видимо, все сговорились, потому что ни по одному каналу не показывают любимые произведения кинематографа, а крутят новости или же новые практически неинтересные мультики. Остановившись на каком-то мультфильме, я осматриваю стол: две бутылки качественного коньяка и очищенные заранее дольки мандаринов, запах которых распространился по всей гостиной. Я еще раз смотрю на потухший экран ноутбука и провожу по тачпаду. Экран сразу же загорается, и в глаза впиваются успокаивавшие меня живые обои с медленно льющимся водопадом. Ничего. Ни одного звонка или же сообщения от Джастина. Я начинаю волноваться, потому что обычно в это время мы уже чокаемся об камеру бокалами и начинаем ржать с нашей устаревшей привычки так делать. Но парня нет в сети еще с позавчерашнего дня, и от этого на душе становится как-то неспокойно. Мало ли что могло произойти в Нью-Йорке. Да и зная Томаса, он мог попасть в любую задницу. Не нравится мне это. Меня даже посетила мысль позвонить Деборе, чтобы выяснить, где шляется ее любимый и единственный сын, но решила ее не тревожить — не хватало, чтобы она еще волновалась. Поняв, что я сегодня вряд ли дождусь от него хотя бы смайлика, я закрываю нашу переписку, где минут тридцать, если не больше, написывала ему и раздраженно хлопаю крышкой ноутбука. Пусть только появится, и я ему точно устрою то, от чего его зад будет гореть. Настроение падает еще ниже, заставляя меня открыть бутылку коньяка и сделать несколько глотков. Алкоголь обжигает горло, и я из-за этого морщусь и кидаю взгляд в сторону часов. Уже практически одиннадцать часов ночи, поэтому будет лучшим решением пойти спать. Но перед этим, как обычно, я проверяю ленту инстаграма. Телефон издает звук булькающей воды, и на экране сразу же высвечивается новое сообщение от Зендеи. Я невольно улыбаюсь, потому что ожидала этого сообщения. Уж так получилось, что мы стали часто общаться: переписываемся в мессенджерах, пару раз гуляли по городу и один раз сидели у меня дома, несколько раз общались по видеосвязи. Я, конечно, отрицаю тот факт, что мы стали подругами, потому что я все еще мозгами понимаю, что она будущая жена моего любовника. Но в то же время что-то мне подсказывает, что такую подругу еще стоит поискать. С Рождеством, моя хорошая. К сообщению она прикрепляет фотографию пакета с подарком, который, как оказывается, она подготовила мне. Мне становится до жути неловко, так как я подготовила подарок лишь Джастину и Деборе. Стоит к следующей нашей встрече что-то тоже купить, потому что это как-тот не по-человечески. В ответ я пишу типичное «взаимно» и ставлю кучу тематических эмоджи: новогоднюю елку, подарок, фейерверк и звезду. Девушка читает, но оставляет меня без ответа. Но меня привлекает кое-что другое: разноцветный овал вокруг ее аватарки. Новые сторис. И я тапаю на аву, чтобы посмотреть их. Хочется кинуть телефон куда-нибудь в угол или, желательно, вообще на улицу, потому что я вижу пятнадцатисекундные ролики с участием Тома и его семьи: вот они распаковывают подарки, и Зен показывает точно такое же кольцо как у меня. Я ухмыляюсь, ведь Том, видимо, так вышел из сложившейся ситуации — купил точно такое же. Вот они с младшими братьями уплетают за обе щеки рождественский торт, приготовленный мамой Холланда. А вот общая фотография. Одна фотография — две семьи — Коулман и Холланд. Выключив телефон, я гнусно хмыкаю. У меня же нет ничего, кроме алкоголя и мандаринок, которых с каждой минутой становится все меньше и меньше. Нет ни семьи, которая сейчас была бы со мной, ни счастливой улыбки, ни подарков, ни совести. Вообще ничего. И вроде бы я привыкла к этому, но на душе все равно как-то грустно и даже привычно. И меня пугает, что я привыкла уже к такому раскладу событий. Нужно что-то менять в своей жизни. Телефон вновь пиликает, и я уже вижу аватарку профиля Тома. О боже, он вспомнил обо мне? С Рождеством, малышка.И тебя, малыш.
Ни эмоций. Ни чувств. Вновь ничего. Как только я хочу пойти отправиться спать, на всю квартиру раздается продолжительный звонок. Я недовольно бурчу и иду открывать дверь. И кого это принесло в такое время? Либо это дети, которым делать нечего и они ходят по квартирам, выпрашивая хоть какие-то сладости, либо кто-то другой, кому тоже делать нечего. Посмотрев в дверной глазок, я даже не удивляюсь неожиданному появлению Эшли, которая спокойно стоит напротив двери и читает этикетку на какой-то бутылке. Я быстро открываю дверь и облокачиваюсь о дверной косяк. — Эйса, — протягивает голубоволосая и кидается мне на шею, — с Рождеством, твою мать! Я закатываю глаза. — Ага, и тебя тоже. — Я не хотела тебя отвлекать от дел, но мне стало скучно, поэтому я пришла к тебе в надежде на то, что мы выпьем и отпразднуем этот гребанный праздник, — она неловко почесала макушку, — я тебя тут ни от чего не отвлекаю? И что с лицом? Чего такая грустная? — голубоглазая завалила меня вопросами. — Нет, я просто не праздную ничего, поэтому собиралась спать, — зевнув, сказала я и отошла от двери, чтобы девушка прошла в квартиру, — но проходи. Франджипани протянула мне две бутылки дешевого шампанского и, разувшись, прошла в глубь квартиры, напевая какую-то незамысловатую песенку под нос. Я закрыла дверь и проследовала за ней, выключая в коридоре свет. Ну, хорошо, хоть скучно не будет, и выпить есть с кем, а я порядком чувствую себя алкоголиком, потому что пью в одиночестве. Скоро надо будет записываться в клуб анонимных алкоголиков, иначе так не пойдет. — И почему ты не празднуешь Рождество? Семейный праздник все же. — А ты видишь здесь семью? — ухмыльнувшись, я открываю две бутылки шампанского и тяну одну из них соседке, которая развалилась на диване и с нескрываемым интересом смотрела в экран телевизора. — Не хватает только моей кошки — Луны, но она у Кити с момента моего отъезда в Нью-Йорк. Эшли с выпученными глазами поворачивается ко мне и чуть приоткрывает рот. — Ты была в Нью-Йорке? — Рабочая командировка. Пока что. — Ахуеть это круто, — кажется, кое-кому по душе американский мегаполис, — всегда мечтала побывать там. Нью-Йорк — город невероятных возможностей и самых разных вечеринок. Да там же круче, чем в Лас-Вегасе, Лондоне и Токио вместе взятых. — Это точно, — соглашаюсь я и делаю звук чуть тише, забираясь на кресло с ногами. Я решаю пока что не говорить о том, что скоро мне и паре танцовщиц и официанток грозит переезд в мегаполис. Хотя, думаю, что Эшли уже знает — слушок по коллективу клуба ходит уже давно об этом, да и ко мне уже подошло около десятка человек с вопросом: «а кого вы будете брать в Нью-Йорк»? Однако, я об этом говорила только Хорхе и Кити, с которыми советовалась. — Знаешь, я заметила, что мы хоть и знакомы уже достаточно давно… А если быть точным, то чуть больше трех недель. — … но друг о друге мало чего знаем. Может, это судьба, что мы вот так вот сидим и есть возможность узнать что-то, кроме имен и рода деятельности. Я задумалась. И правда, мы слишком близки, но в тоже время так далеки друг от друга, и мне хочется узнать об Эшли много чего. Хотя бы, например, как она оказалась в Лондоне практически без денег, и почему она не подумала о работе, когда переезжала из Манчестера. — Мне тут несколько птичек нашептали, что ты тоже не из Лондона и раньше сама работала танцовщицей. Ну да, знаю я этих «птичек». Натали и Виктория — главные сплетницы нашего клуба. — Это так. — я киваю в знак подтверждения. Делаю пару глотков шипящей жидкости и устремляю взгляд на экран телевизора — тот мультик закончился, и сейчас шли новости, где рассказывали о том, как в центре резвятся лондонцы, даже не смотря на снег, который, не прекращаясь, шел второй день. Веселы и беззаботны. — У нас чем-то похожи судьбы после переезда, — начинаю я, — я переехала в Лондон в восемнадцать лет, когда окончательно поняла, что в Эдинбурге мне делать нечего. Но, на самом деле, я просто бежала от семьи, которая мне особо-то никогда семьей не была. Конечно, у меня были родители, которые, как мне в детстве казалось, любили меня. На самом деле, это не так, ну, лично для меня. Конечно, может они любили меня, но я этого никогда не чувствовала. Мне не очень нравится распространяться о родителях. Просто знай, что это были не очень хорошие люди. — Они знают, что ты живешь в Лондоне? — Нет. Я сбежала из Эдинбурга, оборвала все связи с ними. Недавно умерла мама, я к ней даже на похороны не приехала, потому что не считаю ее той, которая смогла меня поставить на ноги. Нет, сейчас я называю мамой лишь Дебору, потому что она заслуживает этого. — А что стало после переезда? — Я искала небольшой мотель, чтобы перекантоваться там, пока не найду квартиру и работу. Ко мне вдруг обратилась незнакомая женщина, которая просто всунула мне свою визитку и скрылась. Это оказалась Дебора — она владелица клуба. Я пришла в клуб, начала танцевать, хотя сначала наотрез не хотела этим заниматься, но у меня не оставалось других вариантов — либо танцую стрип, либо живу на улице, ведь у меня даже высшего образования нету, не говоря о том, что учиться у меня ни сил, ни денег не было. Я согласилась. Говоря про свое прошлое, я немного волнуюсь, мои руки трясутся. Мне до сих пор страшно представить, а что было бы, если не Дебора, которая меня подобрала, словно щенка. Или же что бы со мной случилось, если бы я не согласилась на такую работу. Думаю, меня бы просто уже не было в этом мире. Я никогда не устану говорить Деборе "спасибо". Мне сложно говорить, потому что с каждым словом, вылетающим изо рта, я вновь переживаю все то, что было восемь лет. Я даже не буду скрывать, но я горжусь собой, ведь пройти через то, что прошла я, очень сложно и трудоемко. — После я пошла на повышение — стала старшей по смене и познакомилась с Калебом — мой бывший молодой человек. Я даже перестала замечать, что из меня льются темы, о которых я вовсе не хотела говорить. Мне нужно было ограничиться лишь словами о родителях и моей карьере, но неожиданно для себя я решилась довериться Эшли и рассказать о самом больном, что каждый день режет мне сердце. Я просыпаюсь и засыпаю с мыслью о случившемся. Не могу отпустить. — Калеб был тем человеком, в котором я души не чаяла. Мы познакомились в центре Лондона на небольшом мероприятии в честь дня Королевы. После около месяца не общались, так как не оставили никаких данных друг о друге — лишь имена и то, что мы оба потеряны в этом мире, но потом встретились в кафе. Это была любовь чуть ли не с первого взгляда. Мы начали встречаться, а после, спустя год отношений, он сделал мне предложение. Я была счастлива. Я его любила, понимаешь? По-настоящему. Никто за всю историю человечества так не любил, как я. — под конец я начала говорить совсем шепотом, как будто хотела, чтобы слышала это только я сама. Эшли послушно молчала, хотя в некоторые моменты я видела, что ей хочется задать интересующие ее вопросы, но, видимо, она не хотела прерывать поток моей искренности. — Я забеременела. Мы с Калебом были очень счастливы, потому что я всегда считала, что дети — это прекрасно, особенно, когда осознаешь, что это маленькое будет продолжением твоего рода. Калеб нашел хорошую работу и стал приносить много денег в семью, чтобы ни я, ни малыш никогда ни в чем не нуждались. Но, боже, я такая была глупая, ты бы знала. Я всегда считала, что нельзя заработать столько денег за тот маленький срок, за который он заработал. Но думала, что это просто удача повернулась к нам. И я ошибалась. Калеб подсел на игровые автоматы — вот его «работа». Он выигрывал в течение месяца, а после ушел в минус, занял деньги у владельца клуба с этими автоматами,а отдать не смог. В один вечер я почувствовала что-то неладное, все было не так: мне стало плохо, из рук все падало, я будто чувствовала, что все идет по пизде. И так случилось. В тот вечер Калеб не вернулся домой. Я забила тревогу, позвонила его родителям и в полицию. Благо, что у его отца были знакомые полицейские, которые сразу же занялись поисками. Его нашли избитым, без денег в какой-то подворотне. Благо, все полицейские и врачи работали оперативно и смогли спасти его — он был на грани жизни и смерти. Когда Калеб очнулся, то рассказал мне все: про автоматы, про владельца этого клуба, про его заоблачную «зарплату», что он нигде не работал, а все время проводил за играми, и что деньги и телевизор, которые неожиданно пропали из квартиры, это все он и никто более. Полицейским он сказал, что его просто избили какие-то упыри, он не видел их лиц, поэтому дело даже заводить не стали. От этого у меня случился выкидыш. Я потеряла своего ребенка, которого очень долго ждала. Я потеряла частичку себя и своей жизни. Глаза защипало, и по щекам начали течь слезы. Я отставила бутылку на пол, потому что мои руки затряслись с такой силой, что, казалось, немного и она выпадет на пол. Эшли хотела подойти и обнять меня, но я показала рукой, чтобы она сидела на месте. Сквозь слезы и дрожащий голос я продолжила: — Когда Калеб выписался из больницы, то около недели все было хорошо — я стала отходить от случившегося, потому что понимала, что люблю его и у нас скоро будет ребенок. Я простила его, да и у нас было общее горе. Но спустя некоторое время он просто исчез из моей жизни. В одно утро я проснулась, а ни самого Калеба, ни его вещей не было. Лишь записка со словами о том, что он просит прощения и любит меня и нашего не рожденного малыша. Моя жизнь перевернулась вверх дном. Я начала искать его, но он будто сквозь землю провалился. Я приезжала к его родителям в Ливерпуль, но их там не оказалось. А соседка сказала, что они уехали куда-то в Южную Америку, как раз в тот день, когда Калеб пропал. Я потеряла смысл жизни, начала увлекаться наркотиками, в следствие чего лечилась полгода. Единственной моей поддержкой был Джастин — мой лучший друг и Дебора, которые меня просто вытащили из этой ямы. Я начала все забывать, выкинула все вещи, переехала в эту квартиру, которую позже приобрела. Спустя несколько лет Дебора сделала меня администратором клуба, и все встало на круги своя. Повисло неловкое молчание, сопровождавшееся лишь голосом телеведущей и моими всхлипами. Мне стало до жути неловко, что я нагрузила Эшли своими воспоминаниями, и неприятно, что смогла вот так вот запросто рассказать недостаточно близкому человеку всю правду о своей жизни. До этого момента об этом знала лишь Дебора и Джастин, которые стараются не напоминать мне о прошлом. Но почему-то именно сейчас, когда я раскрыла Эшли свою душу, мне стало легче, будто камень со всеми воспоминаниями упал к моим ногам и разбился на несколько маленьких кусочков. Сколько я бы ни разговаривала с членами семьи Томас, никогда такого не было. Я перестала плакать — со слезами испарился весь груз, который шел со мной рука об руку все это время. Я почувствовала, что Эшли — это тот человек, которому я должна была все рассказать и отпустить то, что было раньше, и начать жить заново, будто всего этого не было. — Прости, что вот так вот вывалила на тебя все. — чуть хриплым голосом сказала я, осматривая пустую бутылку из-под шампанского и отмечая то, как быстро она ушла под мою речь. — Прости, что заставила тебя вспомнить это все. — все еще ошеломленно произнесла Эшли. — Мне сейчас стало легче. — Может потому, что ты своим рассказом переосмыслила все и отпустила Калеба, его родителей и своего не рожденного ребенка? — Видимо, это так и есть. Я давно хотела это сделать, но именно сегодня у меня получилось. Спасибо тебе, Эшли. — я благодарно улыбаюсь. — Это тебе спасибо. С твоим рассказом я поняла, что моя ситуация — всего-лишь песчинка на пляже. Ты доверилась мне, поэтому я должна доверится и тебе. И я готова это сделать. Я удобно устроилась на кресле и схватила уже бутылку коньяка. От шампанского я не особо пьянею, а сейчас мне хочется напиться до чертиков. — Как и ты, я сбежала от прошлого в Лондон. Только не из Эдинбурга, а из Манчестера, — она ухмыльнулась и откинула голову на спинку дивана, смотря в потолок, — все было хорошо: у меня была любящая семья, работа в небольшом кафе, друзья, дружба с которыми казалась вечной, учеба в одном из лучших университетов города, куда я попала благодаря знаниям, которые вкладывала в меня мама, она была учителем. Как ни странно, но моя тоже. — Но все пошло через задний проход, когда мой папа неожиданно умер от заражения крови — просто поранился ножом и забил на это. Мне было двадцать, когда это случилось. После похорон моя мама начала много пить, гулять с другими мужиками, тоже подсела на наркотики, но после опомнилась и перестала их употреблять, даже занималась проституцией. Я ее очень любила, поэтому мне пришлось бросить учебу и начать работать на трех работах, одна из них — проституция. Я постоянно была на работе лишь бы заработать на жизнь, и не видела того, что с ней происходит. Я заработала деньги на ее лечение от алкоголизма, ее положили в больницу, но в первый раз она сбежала оттуда, а в следующий раз просто пригрозила, что если я ее запру туда, то она покончит жизнь самоубийством. Однажды я смогла вдолбить в ее голову, что она не права, стоит начать жизнь с чистого листа. Все стало хорошо: мама перестала пить, вроде даже нашла хорошую работу, я ушла с двух работ и смогла вернуться в университет. После меня отправили на практику в Бирмингем на три месяца. Приехав оттуда, я надеялась застать маму той, которая она была до смерти отца, но не тут-то было. Мама вновь вернулась в прежний образ жизни: алкоголь, проституция. Она медленно начала сходить с ума, но не говорила мне об этом. Я пыталась ее вновь вытащить из этой дыры, но ничего не получилось. В один из осенних дней, она покончила жизнь самоубийством. — Господи... — прошептала я и в ужасе прикрыла рот ладонью. По моему телу пробежали мурашки. — Позже я нашла дневник, где она описывала все, что с ней происходило за время моего отсутствия. Ей постоянно виделся отец, который звал ее с собой, вот она и ушла к нему. Дом забрало государство за неуплату коммунальных услуг, хотя я сама лично оплачивала их, но доказать что-либо у меня не получилось. Сама я из Италии, Рима. В Манчестер мы переехали, когда мне было пять. Я хочу туда вернуться, купить небольшой домик на берегу Средиземного моря и жить там, забыв все, что было в Манчестере. Поэтому я приехала в Лондон, чтобы заработать деньги и отправиться туда. — Блять, Эшли, это ужасно. — я смогла произнести только эти слова, потому что все остальные просто в один миг вылетели из моей головы. — Я знаю, Эйса, — девушка резко замолчала, но после продолжила, — но самое ужасное это то, что в то время у меня была девушка, которая всегда меня поддерживала и помогала мне во всем. Но, когда у меня остались деньги, достаточно внушительная сумма, на повторное лечение матери, она просто украла их и скрылась в неизвестном направлении. Я даже не заявляла на нее, потому что на моих глазах нет розовых очков, и я понимаю, что это нереально ее найти. Она может быть где угодно: хоть в Австралии, хоть в России, да даже в Японии или того хуже — она могла погибнуть, умереть. Я всегда считала, что жизнь — бумеранг, и ей еще вернется вся та боль, что я пережила от ее предательства. — У меня просто нет слов, Эш. Представить не могу, как ты смогла все это пережить. Я бы уже давным-давно чокнулась и оказалась в психиатрической больнице. — Я думала, что тоже рано или поздно там окажусь, — девушка пожала плечами, — но я хочу, чтобы ты знала, что не смотря на то, какими были родители, они все же родители, они родили тебя, хоть как-то вырастили. Нет идеальных людей. И то, что ты их считаешь никем полностью оправдано, хотя я не знаю всей истории, но знаю, что ты разумный человек и просто так к ним относиться не будешь. Но если у тебя сейчас есть возможность пообщаться с кем-то из них, то сделай это, несмотря ни на что. Пусть они тебя не примут за твой побег, но, по крайней мере, ты будешь знать, что ты попыталась хоть что-то сделать. Судя по твоему рассказу, я поняла, что ты не совсем отпустила свою историю, поэтому, помирившись с кем-то из них, а именно в твоем случае с отцом, будет правильным выбором. Ты сама почувствуешь, как это ахуенно видеть живыми своих родителей, а не в гробу или читать их инициалы на надгробной плите. Не знаю, прислушаешься ли ты ко мне, но все же по моему опыту знаю, что лучше так, чем вообще никак. Я впервые в своей жизни задумалась о папе, который, возможно, сейчас сидит один в доме и пьет водку, потому что денег на что-то большее у него нет. В доме не убрано, нет света, воды и даже газа. Папа совсем один в своем доме, пропахшем мамиными духами, которые она не меняла еще с конца двадцатого века. Возможно у него в голове мысли о суициде. По телу вновь пробежали мурашки. Я сижу здесь и размышляю о том, что мои родители худшие в мире, что они били, издевались надо мной, заставляли заниматься тем, чем не стоит, убили моего единственного друга — того пса. Но вдруг я сейчас нужна своему папе? Вдруг я могу сделать то, чтобы осчастливить его? Мне впервые в жизни стало стыдно за то, что я так бессовестно сбежала из Эдинбурга, ни разу не навестила родной город и родителей и даже забыла о том, что моя мать сейчас находится в земле, а с папой невесть что. Твою мать, какая я же дура. Я хватаю телефон с угла дивана и сразу же захожу в мессенджер, выискивая переписку с моей соседкой — Жасмин, что тогда мне сообщила о смерти Гленды — моей матери.Привет, Жасмин. С Рождеством тебя! Не хочу отвлекать, но ты не знаешь номер моего отца?
Ответ приходит практически сразу. Здравствуй. Что-то случилось?Нет, все хорошо. Просто нужно.
Оу, да, сейчас. Девушка присылает мне номер моего отца, и я дрожащей рукой набираю его. Гудки тянутся слишком долго. Я начинаю волноваться: сердце сейчас так и выпрыгнет из груди, руки трясутся, глаза слезятся, и тело будто то обливают холодной, то горячей водой. Спустя буквально две минуты моего волнения и интересующегося взгляда Эшли, чуть грубый, хриплый, но такой родной голос раздается в трубке. — Алло? По телу пробежала судорога, заставляя меня зажмурить глаза. Мне хочется выбросить телефон, но я держу себя в руках и делаю глубокий вдох. Два слова даются мне с трудом, но я вкладываю в них максимум своих сил. — Привет, пап.