Первомартовский секрет

«Пожалуйста, посели в своём сердце с особенной нежностью все красивые воспоминания обо мне. Относись к ним с той же трепетной бережностью, равно как ко мне в тот день, когда ты впервые взяла меня за руку. Заботься о них. Ухаживай за ними, как за первыми цветами марта. И никогда, слышишь, никогда их не срывай, ладно?» Осень. Или всё-таки зима? По правде говоря, Лалиса уже порядком запуталась в этом лондонском климате. Но если верить телефону, то на дворе всё-таки стояла сухая и холодная осень. Непривычная и пугающая своей серой атмосферой. Кто бы мог подумать, что Великобритания в детективе про Шерлока Холмса была так сильно романтизирована? Лиса — уж точно нет. Она шла, закутавшись в широкий розовый шарф, тайком желая спрятаться в нём по самые уши и слушая бухтёж со стороны лучшей подруги. Ко Чунчун сегодня была явно не в духе. Утром у неё не получилось толком подвести глаза, из-за чего ей пришлось стирать весь макияж и идти в академию ненакрашенной. — Я ради этой подводки в магазин вчера ходила, понимаешь? — Всё никак не унималась девушка. — Откуда мне было знать, что она окажется такой жидкой? Мне обидно. Только деньги зря потратила. — Понимаю, — спокойно отвечает Лиса в плотную ткань, глушащую голос, — но это не трагедия, Чун. Ты и без косметики красивая, правда. Подруга в ответ неуверенно качает головой и коротко чихает. Ещё одна отличительная черта Лондона — это внезапные порывистые ветра, готовые выжечь в людях огромную дырку своей мерзостью. В Бангкоке таких никогда не было. Ускоряя шаг, девушки переходят дорогу на мигающий зелёный свет и оказываются напротив своего учебного заведения, сверяя часы. До начала занятий оставалось всего ничего. Но почему-то обе, неестественно для себя, замирают и всматриваются в пробегающих мимо студентов. Их было больше обычного. Все они толпились около гардероба и, кажется, намеренно громко топали. — Какая-то важная шишка приехала, что ли? Или Мисс Браун снова взбунтовалась, отказываясь принимать наши куртки? Ко Чунчун, присоединяясь к другим, в мгновение ока вскакивает по длинной лестнице, желая разглядеть причину такого ажиотажа. Но за спинами людей не было видно не то что гардероба — коридора с аудиториями. — Давай зайдём с другого входа? — Догоняя подругу, предлагает Лалиса, явно не заинтересованная происходящим. — Иначе рискуем опоздать на первую пару. — Да какая всем разница? — Отзывается вместо Ко высокий белобрысый однокурсник. — Спустя две недели отстранения в академию наконец-то явилась Ким Дженни собственной персоной. Неужели кого-то волнует сейчас опоздание на грёбаную пару по истории искусств? Лиса безразлично пожимает плечами, будто не понимает, о ком идёт речь, и выдёргивает Чун из толпы. Та недовольно прицокивает языком, но всё-таки поспешно обходит вместе с подругой здание королевской академии музыки. Ректор как-то сказал, что Лондон — это апогей сплетен. Что каждый достопочтенный англичанин считает своим долгом знать о происходящем в соседской квартире. И, мол, именно поэтому уровень раскрытия преступлений в Великобритании столь высок: всем просто-напросто нравится совать нос не в свои дела. В академии музыки, конечно, преступлений государственного масштаба никогда не происходило. Однако и без них событий хватало с головой. Потому что строить друг другу козни нужно было не только ловко, но и талантливо. И знание сплетен помогало в этом как нельзя лучше. Да и вообще, тут больше ценились люди, которые всё про всех знали, нежели те, кто был способен натыкать на разодранном барабане вальс-минутку Шопена. Парадоксально. Но даже с такими устоями Лалисе очень нравилось это место, хоть она и не умела собирать слухи, гарцуя при этом на головах своих соперников. Хорошо, что выбранное ею направление этого не требовало; отделение гитар было, пожалуй, самым спокойным во всей академии. На статус дружного оно не тянуло, да, спору нет, но на статус самого умиротворённого — точно. Так что Лисе среди гитаристов было самое место — она чувствовала себя комфортно. То ли дело Ко Чунчун. Композиторов в консерватории никто никогда не любил и все их всегда игнорировали. Единственные люди, с которыми они более-менее общались — вокалисты и музыкальные театралы. Однако что первые, что вторые — одинаково невыносимые и заносчивые личности, взаимоотношений с которыми особо не состряпаешь. Поэтому оставались только трубачи. Но трубачи, по сущности своей, в принципе ни с кем никогда не конфликтовали и являлись самыми дружелюбными на свете людьми. И, раз на то пошла речь, Лисе они особенно нравились. С духовиками абсолютно всегда можно было от души посмеяться и подурачиться. К тому же, инициаторами веселья они становились ровно тогда, когда, казалось бы, это к чёрту никому не было нужно. Например, на каких-нибудь общих репетициях флейтисты, обычно держащие всё под своим строгим контролем, порой отмачивали такие корки, что дирижёров приходилось усаживать в припадке на стулья и подолгу поить водой. Что уж говорить об организации вечеринок, с которой все уважающие себя трубачи справлялись на раз-два. В академии все знали, что если тусовка устроена духовиками, то тухлятины на ней точно можно было не ждать. Ведь из-за своей любвеобильности те приглашали буквально всех. А это значит, что композиторам приходилось сталкиваться с дирижёрами, а барабанщикам — с пианистами (об истоках конфликта между последними история умалчивает до сих пор), где одни из них обязательно выходили либо с разбитыми лицами, либо с разбитыми сердцами. В общем, трубачи были отдельным и по-настоящему прекрасным видом студентов. Их трудно было не любить. Да и никто даже не пытался относиться к ним как-то иначе: нажить себе среди духовых врага приравнивалось к окончанию учёбы в академии. Однако среди всех правил есть свои исключения. И, конечно же, в любом учебном заведении всегда были, есть и будут люди, которым позволялось буквально всё и с которыми хотели бы общаться, встречаться, трахаться чуть ли не все вокруг. Королевская академия музыки тоже была таковой — со своей элитой и своими громкими авторитетами. Одними из самых значимых и обсуждаемых среди них были сёстры Ким — самоуверенные и талантливые девушки, способные свалить наповал абсолютно любого. О них не знал только ленивый. И только ленивый ими никогда не интересовался. Всем в академии было прекрасно известно, что переходить дорогу этим двоим было строго запрещено. Не потому, что они могли применить физическую силу по отношению к обидчику и не потому, что они могли того заживо стравить. Нет. Потому, что одного их слова было достаточно для того, чтобы разрушить чью-либо репутацию навсегда. Но самым удивительным, пожалуй, было то, что их репутацию в обществе не могло разрушить ровным счётом ничего. Все слухи о сёстрах постоянно превращались в громогласные сплетни, способные распространяться со скоростью звука. Такие разговоры среди учащихся придавали этим двоим ещё большую популярность, хотя, казалось бы, она была и так довольно-таки небесно велика. Но, как говорится, нет предела совершенству. И Ким Джису с Ким Дженни знали это наверняка.

*\\\*

Пары сегодня длились непозволительно долго. До такой степени, что уже ко второй Лиса была готова взвыть, тогда как к третьей — вскарабкаться на потолок. Её радовало лишь то, что после обеда по расписанию были практические часы игры на инструменте. А дальше — свобода продолжительностью в два дня. Этих выходных Манобан ждала почему-то как никогда раньше: скопившаяся за неделю усталость всё-таки брала своё. Прямо сейчас же она стояла около входа в студенческий кафетерий и выискивала взглядом Ко Чунчун, которая по своей дурной привычке опаздывала. И если в начале общения эти задержки хоть как-то объяснялись, то к нынешнему времени вместо всяких доводов произносилось лишь кроткое «бьян» и наверх автоматически поднимались две руки. Да, по идее, это должно сильно раздражать и выводить из себя. Но только не Лалису. Потому что Лалиса была по гроб жизни должна своей лучшей подруге. И обе знали об этом. Так что подождать Ко пару лишних минут не было чем-то из ряда вон выходящим. Это было вполне нормальным и естественным процессом, к которому Лиса уже давным-давно привыкла. И если все привычки — это те же неизлечимые болезни, то Лалиса, в принципе, когда-то уже должна была умереть. Жаль, что этого тогда не произошло. Ко Чунчун появляется как гром среди ясного неба: так же ярко и так же внезапно. Размахивая на ходу руками, она шла и о чём-то увлечённо разговаривала с какой-то длинноволосой, худой и симпатичной девушкой. Та, кажется, была не сильно заинтересована темой разговора, но учтиво продолжала улыбаться и кивать, потому как перебивать столь эмоциональную Чун в такие моменты было делом весьма зловещим и даже опасным. — Тут он мне говорит: «Не можешь с первого раза отличить звучание альта от скрипки — катись вон из этой академии. Тут не место глухим». Нет, не хам ли? До Манобан доносится обрывок истории об очередной ссоре Ко с педагогом. В этом не было ничего нового, но она уже порядком устала от такого рода вещей. От начала учёбы прошёл только месяц, а Чунчун уже успела каким-то волшебным образом поругаться с некоторыми преподавателями. — Но ничего, — увлечённо продолжала девушка, окончательно подходя к Лалисе, — когда я сыграла ему и на альте, и на скрипке, у него ко мне больше не осталось никаких вопросов. Салют, Фокс. — И тебе снова привет, — кивает блондинка, переводя взгляд на неизвестную. — А Вы?.. — Ким Джису, — с улыбкой отвечает девушка и протягивает ладонь для рукопожатия. — Фокс — это любопытное имя. Манобан неуверенно пожимает в ответ чужие пальцы и пытается в голове провести параллели. Давно ли её подруга стала крутиться рядом с одной из сестёр Ким? Или ей вражды с дирижёрами недостаточно, нужно против себя обратить пол академии? — Нет-нет. Это меня так Ко Чун называет, — младшая старается растянуть губы, чтобы спрятать свои зубы, — на самом деле, моё имя — Лалиса. Лалиса Манобан. Старшая даже не отвечает ей. То ли не считает нужным, то ли не считает Лису достойной её ответа. Она просто кивает головой, если это вообще можно назвать кивком, и плотно складывает руки на груди. Создавалось впечатление, что новое знакомство ей было совершенно неинтересно. И Лиса не хочет этого признавать, но такие ощущения были весьма взаимны. Чунчун, замечая повисшую паузу и напряжение, обвивает рукой шею подруги, из-за чего Джису как-то неестественно хмурит брови и делает крохотный шаг в сторону. Теперь, кажется, ей не понравилось, что Ко была так близко к Лисе. Хотя, возможно, Манобан это просто показалось: вряд ли Ким имела виды на её лучшую подругу. Так или иначе, всё это подлежало обсуждению и наблюдению. Наверняка Лалисе ещё предоставится возможность разузнать обо всём у Чун поподробнее. — Эм… Ким Джису, мы с Лисой пойдём кушать, если ты не против. Спасибо, что проводила и выслушала. — Пустяки, — отмахивается шатенка и делает ещё один шаг в сторону, бросая искромётный взгляд на блондинку. — У меня на третьем курсе таких интриг уже нет. Было приятно познакомиться, Фокс. Лиса чувствует, как от старшей просто невыносимо разит враньём и притворством, однако решает, что всё-таки будет лучше обменяться с ней милостями, а не колкостями. Ведь закапывать саму себя — это не лучший вариант для безупречного новичка академии, верно? Взмахнув рукой на прощание, Манобан притягивает назло Ким Джису Чунчун ближе к себе за талию и направляется с ней прямиком в кафетерий. Пусть старшая подавится ревностью, если она у неё вообще была. Лису так просто не проведёшь. Садясь за свободный столик для двоих, обе тяжело вздыхают. Лалиса от мысли, что новые знакомства не приведут её ни к чему хорошему, а Чунчун — от вероятного выяснения отношений с лучшей подругой. Обычно те никогда не заканчивались ничем хорошим, и если сейчас повезёт, это будет значить, что в ближайшем будущем нужно будет ждать второго серьёзного разговора. — Собираешься обругать меня? — Как-то сухо интересуется Ко, наконец начиная неприятную для себя беседу, и кладёт в рот макаронину, медленно её раскусывая. — Зачем мне это? Лиса действительно не понимала, какие именно нотации ей стоит прочитать. Да и ставить другим людям ограничения в общении с кем-либо — это как-то уж прям совсем чересчур. Даже для близких друзей. То есть, для близких друзей в особенности. — Ты шутишь? — Слегка улыбается девушка и склоняет голову набок. — Я же видела, что Джису тебе явно не приглянулась. И ты ненавидишь «элитку». А ещё ты никогда не обнимаешь меня так сильно без причины. — Переборщила немного, звиняй. Надеюсь, следа на теле не останется, — со смешком, пускай и угрюмо, замечает блондинка. — Хоть она не вызывает у меня никакого доверия, это не должно распространяться на тебя. Живи в своё удовольствие, Чун. Тебе для этого не нужно моё мнение. — Она нравится мне. И прежде чем услышать недовольный вздох, упрёк или ещё что-то в таком духе, Ко перехватывает. — Ты знаешь, что я не вожусь с кем попало, Фокс. Джису особенная для меня. Пожалуйста, прими это. Интересно, в нервозном движении челюстью во время пережёвывания еды можно прочитать вселенское негодование? Лиса очень надеется, что можно. Потому что выбор Чунчун в отношении партнёра был просто отвратителен. — Это из-за её популярности в консерватории?.. Прости. Манобан мысленно бьёт себя со всей силы. Подруги так не поступают, правда? Тогда с какого чёрта она решила спросить что-то столь омерзительное? — И из-за этого тоже, — прямолинейно отвечает Чун, нисколько не медля. — Однако, знаешь, я никогда раньше не встречала людей, которые при близком общении становятся такими… Внимательными. Даже ты не такая, Лиса. Девушка практически готова взвыть. Вот прям во весь голос. Ко Чунчун идиотка. Неужели не понимает, что главная вокалистка академии умело разводит её и кружит вокруг своего пальца? Да Ким Джису трижды наплевать на чьи-либо мысли, и это было заметно за километр. Но, как полагается хорошим подругам, Лалиса в ответ лишь вежливо молчит. Она искренне верила, что по прохождению времени этот флирт испарится. Во всяком случае, вступать в дискуссию с влюблённым человеком было делом гиблым — девушка знала это по себе. Может, Лиса была и предвзята к Джису, но, помимо этого, она совершенно не верила ей. Такие люди, как Ким, не общаются с другими просто потому, что те заинтересовали её. Она явно выявила в Ко какую-то для себя выгоду. Другого объяснения такому тесному контакту со стороны Джису Лалиса пока что не находила. И пытаться обсуждать это с подругой ей тоже не хотелось. Поэтому остаток обеда девушки проводят в тишине. Намного проще для обеих было сейчас отступить. Хоть это было и неправильно. Манобан знала, что ей нужно было сейчас стукнуть кулаком по столу и заявить, что она против этих отношений. Ей, правда, нужно было так сделать. Хотя бы чтобы напомнить о себе — верной подруге, которую никто и никогда не сможет заменить. Но она трусливо идёт на попятную. И вместо хлопка кулаком, получается лишь хлопок упавшими на пол столовыми приборами, которые Лалиса начала собирать для того, чтобы отнести обратно буфетчице. Конечно, Чунчун замечает в своей Фокс всю эту нервозность и неловкость, которую стоило бы развеять какой-нибудь шуткой, но почему-то она осекает себя и даже не наклоняется для того, чтобы помочь. И, к сожалению, это становится первой трещиной в их крепких взаимоотношениях.

*\\\*

Время слишком скоротечно. И в этом его главная проблема. Обычно люди сами виноваты в том, что не замечают, как их судьба, каким-то якобы чудесным образом, в мгновение ока улетает в тартарары. Верно? Жаль, что Лиса поняла лишь недавно: секунды куда ценнее минут. И жаль, что Лиса лишь недавно начала использовать шанс, милостиво предоставленный жизнью, в угоду себе. Учёба в британской академии музыки стала для неё глотком свежего воздуха. И если бы Чунчун год назад не растормошила бы Лису, кто знает, чем бы та сейчас занималась. Возможно, вместо музыки она начала бы учить физику и стала бы выдающимся учёным против своей же воли. Но разве в этом есть хоть какой-нибудь смысл? Ответ категоричен — нет. Копошась в шкафчике, находящемся в конце тупикового коридора и обклеенном изнутри розовыми стикерами с мотивационными фразочками, Манобан всё никак не могла найти свой любимый медиатор. И если сейчас не случится волшебства, то Лиса рискует разбить себе о струны недавно зажившие подушечки пальцев. — Снова потеряла подаренный ею плектр? Чун, наконец-то пришедшая из кафетерия, присоединяется к поискам, сдвигая кучу нотных тетрадей с одного места на другое и прощупывая каждый миллиметр. Она старательно делала вид, будто некоторое количество времени назад между ней и Лисой не было никакого инцидента. — Думаю, это когда-нибудь да произойдёт, — грустно констатирует Лалиса, также старательно делая вид, будто ничего не было, и пролистывает очередную книжку. — Нужно было тогда послушать тебя и повесить его на цепочку. — Я даже дырочку тебе в нём сделала для этой цели, — закатывает глаза подруга. — Сил моих уже не хватает на тебя. Лиса дует губы и принимается пролистывать учебники по второму кругу. Если этот чёртов медиатор всё-таки пропал, то она мало того, что собьёт себе пальцы во время практики, так ещё и будет реветь в подушку всю ночь напролёт. Так дело не пойдёт. Громко хлопнув жестяной дверцей от злости и чуть не прищемив Чун руки, Лалиса раздражённо хмыкает, промаргивается и приходит в себя. А затем вновь открывает треклятый шкафчик и пробует начать сначала, но внезапно в её нос ударяет запах чьих-то дурманящих горько-сладких духов, выбивающих из колеи. — Ко Чун, давно ли ты сменила свой запах? — Грешит на подругу Лиса и незаметно принюхивается к её волосам. — С ума сошла? Я уже три года как пользуюсь одним и тем же. Почему спрашиваешь? — А ты не чувствуешь? Коротковолосая артистично шмыгает носом и после — отрицательно качает головой. Кажется, Манобан уже начинала сходить с ума из-за потерянного медиатора. До такой степени, что ей стали мерещиться всякие горько-сладкие запахи. Точно чокнулась. Бросив ситуацию на самотёк, девушка снова хлопает дверцей и поворачивается на пятках в сторону коридора, удивлённо охая. На расстоянии двух вытянутых от Лалисы рук стояла сумасшедше красивая девушка, осторожно держащая между двух пальцев, словно свою визитку, потерянный Лисой до сих пор плектр. И именно от этой полудевы-полунимфы исходил тот самый горько-сладкий запах духов, чуть ли не кружащий голову. Неизвестная и по-прежнему невъебенно красивая по-доброму улыбалась, из-за чего казалось, будто у неё кошачий разрез глаз, и продолжала стоять чуть вдалеке, дожидаясь действий со стороны либо Ко, либо Манобан. Но первая даже не пыталась сдвинуться со своего места, замерев, а вторая, кажется, всё пыталась проморгаться от видения. Наваждение, вызванное этой девушкой, полностью одетой в чёрное, было наисильнейшим. Лалиса такого не испытывала уже крайне давно. — Искали? Это же ваше? Брюнетка подаёт звонкий, мелодичный голос, пробирающий до самых костей, и делает два шага вперёд, оказываясь совсем рядом с Лисой и явно нарушая её личное пространство. Запах духов, исходящий от неё, из-за этого становится ещё концентрированнее, и Манобан готова поклясться, что он похож по своему составу на самое дорогое наркотическое вещество. Если такое вообще известно этой планете. — Ах. Да нет. То есть, да, это мой чёртов медиатор. Спасибо. От такой внезапности Лалиса даже забывает напрочь весь английский язык, из-за чего её речь постыдно путается и получается обрывистой. Но это явно того стоит, потому как невъебенная девушка снова растягивается в своей очаровательнейшей улыбке и кладёт ярко-малиновую вещицу в протянутую ладонь. — Гитаристка? — Вскидывает бровь неизвестная, заинтересованная столь ошеломлённой студенткой. — Или это талисман? — Гитаристка. Первый курс. Лиса сколько-то медлит, но затем продолжает, всё-таки рискнув попробовать вынырнуть из абстрагированности от коммуникации с людьми. Если у неё ничего сейчас не выйдет — она поймёт. — Лалиса Манобан. А Вы?.. Ко Чунчун больно толкает подругу в бок локтём, давая понять, что та где-то только что допустила громаднейшую ошибку. Однако брюнетка, увидев такую незамысловатую и простую реакцию своей новой знакомой, позволяет себе прикрыть рот рукой и расхохотаться так весело, что даже блондинка невольно выдавливает из себя подобие улыбки. — Лалиса Манобан? — Повторяет, наконец, студентка чужое имя вслух и внимательно присматривается. — Хорошо, Лалиса Манобан. Я Ким Дженни. Направление — музыкальный театр. Второй курс. Она свободно протягивает ладонь для закрепления союза, но Лиса не торопится отвечать на такой жест взаимностью. Она чувствует, как её лицо перекашивается от удивления. Под ложечкой начинает сосать. Создавалось впечатление, будто Лалису только что со всей силы огрели кочергой по голове, и она была в минуте от того, чтобы лишиться сознания из-за множественной потери крови. Вот эта невъебенная девушка с кошачьими чертами лица и есть та самая Ким Дженни, сестра той самой Ким Джису? Та самая, про которую сплетничает вся академия и которая является чуть ли не легендой? Та самая, которую в прошлом году приглашали в труппу бродвейского мюзикла? Та самая, которая вернулась сегодня после двухнедельного отстранения от занятий? Вот эта, поднявшая чей-то медиатор с грязного пола? Шутка, что ли? — Ко Чунчун, — принимает рукопожатие вместо застывшей подруги девушка, — композитор, первый курс. — Любопытно, — учтиво отвечает Джен, по-прежнему изучающе смотря на блондинку. — Лалиса Манобан, не хочешь как-нибудь выпить со мной чашку кофе или рюмку рома в местном баре? Лиса встряхивает высоким хвостом, возвращаясь с небес на землю, и вновь оценивает сложившуюся ситуацию. В неё было трудно поверить, если учитывать тот факт, что за Ким была выстроена очередь в несколько десятков человек, жаждущих сделать ради такого приглашения в бар буквально всё на свете. А тут, видите ли, Манобан, ни разу не заинтересованная во времяпровождении с Дженни, слышит чьи-то желанные слова прямым текстом, словно выстрел в лоб. Это будет очень глупо… Если она сейчас откажется от такого каверзного предложения? — Сочту твоё молчание за «да», — хитро подмигивает брюнетка и достаёт свой телефон. — Давай обменяемся номерами, чтобы согласовать встречу? Будто в прострации, Лиса протягивает девушке свой смартфон и наблюдает, как та ловким движением двух пальцев вбивает в контакты свой номер, а после — звонит по нему, чтобы не мучиться с заполнением данных на своём самсунге. После этого действия Манобан забирает свой телефон в розовой обложке из чужих рук и тут же воровато убирает его к себе в карман джинсов. — Интересно, интересно, — вторит Ким себе под нос, словно не знает других слов, и поднимает в воздух одну руку, желая дать новоиспечённой знакомой пять. — Ну, увидимся-услышимся. Но блондинка снова игнорирует возможность тактильного контакта. Она быстро машет ладонью и тут же прячет её к себе за спину. Дженни наверняка оскорбляет это, но она продолжает настойчиво держать свою руку поднятой. — Всего хорошего! — Восклицает вдруг Чунчун и хлопает по ладони популярной студентки, реагируя явно быстрее подруги и при этом защищая её. — Я напишу тебе, Лалиса Манобан. Удачи. В ответ следует лишь слабо заметный кивок. Но даже его хватает для того, чтобы понять, какое колоссальное впечатление на гитаристку произвела чертовка Ким Дженни. Только жаль, что Лиса поклялась себе больше никогда не влюбляться. И жаль, что Джен совершенно не умела любить.