*\\\*
Понедельники практически никогда не сулят ничего хорошего. Это была давно доказанная аксиома несколькими тысячами офисных клерков. Лиса не была офисным клерком. Но она прекрасно понимала смысл, заложенный в этой аксиоме. По её мнению, хуже рабочего понедельника, мог быть только лондонский дождливо-рабочий понедельник, из-за которого в момент промокала любая непромокаемая обувь. И сегодня был именно такой день. Лалиса Манобан не прожила в Великобритании и года, но она уже потихоньку осознавала, что попала в совершенно чуждую для себя среду. Конечно, с многолюдностью Бангкока не могла сравниться ни одна столица мира, но Лондон вполне имел возможность с ним посоревноваться. Самым страшным, пожалуй, в ситуации с Великобританией было то, что Лису раздражали населяющие её люди. Потому что все они были искателями прекрасной жизни и мечты. И все они, по итогу, оказывались кряхтящими стариками, стоящими на паперти и просящими милостыню у прохожих. Лондон был пропитан лицемерием. И Лисе совершенно не было в нём места. Равно как и в Бангкоке. Шлёпая мокрыми кроссовками мимо гардероба и слыша вдогонку недовольное восклицание Мисс Браун, Лиса поудобнее перехватывает в руках гитару и поднимается на второй этаж. Чунчун сейчас не было с ней. Композиторы приходили по понедельникам позже остальных, якобы отлёживая в тёплой постельке дополнительные часы вдохновения. А вот музыкальные театралы такой привилегией не пользовались. Чуть согнувшись и натянув на влажные от дождя волосы капюшон розовой толстовки, Лалиса практически молится, чтобы случайно не пересечься с Ким Дженни. Но, судя по спокойно стоящим студентам, Стар (как погоняли Джен среди простого народа) на втором этаже явно не было. А вот Ким Джису была. И, о Боже, она направлялась прямо к Лисе. Причём крайне торопливым шагом. Оторопев, блондинка старательно делает вид, будто бы не замечает Ким, поэтому разворачивается в другую сторону коридора, направляясь к туалетам. Однако Джису быстро настигает её, хлопая по плечу и шумно выдыхая. — Воу, да ты шустрая пташка, Фокс. Куда так спешишь? Всё. Вот песенка Манобан и спета. Половина академии, состоящая из врагов, была у неё уже в кармане. — Да хотела волосы привести в порядок, — врёт Лалиса, в тайне надеясь, что Джису побыстрее отвяжется от неё. — А подруга твоя где? Прогуливает? — Ей сегодня ко второй паре. Спит ещё, наверное. — Передай ей тогда, что я её искала, ладно? Лиса слишком смекалистая, чтобы отказать главному авторитету академии. Поэтому она просто кивает, старательно забывая, что Джису — самовлюблённая дура, которая была вполне способна сама обо всём рассказать Чунчун. Бесит. Внезапно в коридоре слышится ропот сплетен, привлекающий к себе внимание абсолютно всех. Даже тех, кто пару секунд назад стоял в наушниках и напевал себе что-то под нос. Джису, вместе с остальными, поворачивает голову на цокающий звук и артистично закатывает глаза, будто не могла ожидать ничего иного. Причина этому, конечно, могла быть исключительно одна. И она сегодня была на невероятно высоких каблуках. — Ух ты, привет! — Восклицает наикрасивейшая девушка планеты, чуть взмахивая рукой в приветственном жесте, чем акцентирует на себе и без того пристальные взгляды студентов. Теперь у Лалисы в кармане была и вторая половина академии, состоящая из врагов. Прекрасно. Это ведь можно отпраздновать? — Привет, — буркает в ответ младшая, стыдливо пряча волосы под капюшон и тупя взгляд в пол. Она чувствовала себя сейчас полнейшей идиоткой, абсолютно не знающей, как общаться с людьми. Ким Дженни же имела талант оставаться невъебенной даже в дождливое утро понедельника. Создавалось впечатление, что с ней каждые тридцать минут работали профессиональные стилисты и визажисты, потому как другого объяснения феномену её идеального внешнего вида Лиса не находила. — Вы знакомы? — Изумляется Джису, обращая теперь внимание студентов на себя. — Кажется, да, — по-кошачьи ухмыляется Стар. — Верно, Лалиса Манобан? Гитаристка вздрагивает. Верно-то — оно верно, только «знакомые» имеют совесть написать друг другу хотя бы одно банальное «привет» на выходных или что-то вроде того. И пускай даже Лиса сейчас не особо задумывалась над тем, что она сама ничего не писала. — Верно, — соглашается Манобан и наконец поднимает глаза на старшекурсницу, встречаясь с ней взглядами и чуть ли не задыхаясь от такого близкого зрительного контакта. — Что у тебя с волосами? — То ли лицемерно, то ли наигранно интересуется Джен и самовольно стягивает с головы младшей широкий капюшон. Лиса готова взвизгнуть от столь внезапного прикосновения, однако остаётся безмолвной и неподвижной, позволяя девушке дотрагиваться своих волос. Ким рассматривала их с какой-то невероятной внимательностью, будто парикмахер, зажимая между пальцев то более толстые, то более тонкие пряди. В этот момент Манобан была готова поклясться, что никогда не встречала прежде таких красивых людей. По сравнению с Дженни, она чувствовала себя маленьким и никудышным заморышем. — Так не пойдёт, — решительно цедит Ким, находя руку Лисы и уверенно обхватывая её ближе к кисти. — Пойдём со мной, нужно высушиться, иначе заболеешь. Чао, сестрёнка. Под всеобщие оханья и аханья, девушки удаляются в сторону гримёрных главного актового зала, находящихся этажом ниже. Чересчур поражённая происходящим, блондинка додумывается выдернуть свою руку лишь у двери с большой табличкой «Ким». Этот грубый жест вызывает у Дженни массу негодования, которое, впрочем, она вновь оставляет при себе. Если бы она не была так сильно заинтересована в Лалисе, уже давно бы не только удалила её номер из списка своих контактов, но и пустила бы про неё какой-нибудь позорный слух. Но поскольку Манобан была слишком любопытным экземпляром академии, с ней не хотелось так просто расходиться. С этой прекрасной иностранной девочкой страсть как сильно хотелось поиграть подольше. Сажая Лису на высокий стул и доставая из глубокого ящика плойку, а после — подключая её к розетке и оставляя нагреваться, Дженни, абсолютно не стесняясь, чуть ли не вплотную подходит к девушке и упирается руками в холодные мебельные ручки. Однако от Манобан, по крайней мере внешне, не следует абсолютно никакой реакции, и она остаётся сидеть также неподвижно, держа ладони на коленях и даже не моргая. Это побуждает Джен лишь немо изумиться, выразительно выгнув дугой одну бровь. Разве такое слыхано, чтобы кто-либо не бросился с распростёртыми объятиями к Ким на шею? Особенно если эта шея была так открыто подставлена? Да другой бы на месте Лалисы уже давно бы ойкнул и зацеловал бы голую кожу до синяков! Что с этой Манобан было не так? Жаль, что Стар невдомёк, как тяжело Лалисе было сейчас сдерживать своё глубокое дыхание. — Нагрелась, — наконец-то кивает на технику младшая, когда замечает красный огонёк, и тянет к ней руки. — Спасибо, что решила помочь. Я выпрямлю волосы и уйду. — Не так быстро, — Ким берёт плойку первее, поворачивает стул Лисы и оказывается у неё за спиной, пробуя новую траекторию завоевания. — Я сама. — Не стоит! — Восклицает девушка, но старшая в ответ лишь недовольно шикает и уверенно забирает одну светлую прядь от макушки, проводя по ней горячими щипцами. Унизительно. Лиса чувствовала себя слишком унизительно. Она была практически уверена, что Дженни специально повернула её лицом к зеркалу, злорадствуя при этом про себя. Мол, смотри на своё пунцовое лицо, пока я буду водить по твоим волосам, шее и ушам своими прекрасными руками. — Злишься на меня? — Как бы невзначай спрашивает Ким, из-за чего Лиса дёргается всем телом от удивления. — Дурная? Я же тебе так волосы сожгу! Лалиса возвращается в свою первичную позу, выдерживая при этом трагичную паузу для чистоты личного эксперимента. Чуть ёрзая на стуле, она, наконец, произносит. — А есть на что? Намеренно уходя от ответа, младшая опускает голову и закусывает свою нижнюю губу. В целом, в нынешней ситуации, она вполне могла огрести плойкой по лицу и даже не получить при этом слов прощения. Нет. Не так. Даже намёка на них. — Я же не написала тебе, хотя обещала, — лукавит Дженни, специально проводя кончиками пальцев за левым ухом девушки, чем вызывает у неё табун мурашек на спине. — Подумаешь, — Лиса сильнее прежнего опускает голову, благодаря чему уже высохшие пряди прячут её лицо, — может, у тебя были какие-то дела. — У меня не было дел, — желчно передёргивает Ким, не убирая ладони с голого участка кожи, царапая этим высказыванием Лалисе душу. — По правде, я не была занята на этих выходных. Просто решила не писать. Младшая старается себя убедить, что в этом нет ничего такого. Что она не очень-то и ждала этого чёртова сообщения. Но почему-то девушка всё-таки чувствует глубоко внутри невыносимый укол обиды, будто бы ей только что плюнули в самое сердце. Дженни была отвратительна. — Расстроена? Ким собирает высушенные волосы Лисы в импровизированный хвост и заглядывает гитаристке в лицо, но обнаруживает для себя кое-что неожиданное. Младшая внаглую улыбалась, пускай и не поднимала головы. — Почему ты не плачешь? — Непонимающе спрашивает Дженни, нервозно выдёргивая плойку из розетки и кладя её на подставку остывать. — Я же обидела тебя, ведь так? — Нет. Вообще-то, я не ждала от тебя сообщения. Лалиса героически выпрямляется и поворачивается на стуле на девяносто градусов, чтобы лучше видеть эмоции главной стервы академии, которая, по всей видимости, не удосуживалась раньше слышать столь обижающих слов. Что же. Теперь был черёд старшей получать порцию противных уколов в самую душу. — Что? — Говорю, я не ждала твоего сообщения, — искусно лжёт Лиса, пожимая плечами и спрыгивая на пол, чтобы поравняться с девушкой. — Поэтому и не плачу. — Не понимаю, — со смешком склоняет голову набок Дженни. — Ты же вроде знаешь, кто я? Все в этой академии знают. Младшая долго-долго выдыхает, придумывая ответ. Но в голову ничего остроумного не шло. — Знаю. Ты Ким Дженни с направления музыкального театра. Второй курс. Это делает тебя особенной? Стар заливисто хохочет во весь голос, запрокидывая голову. Настолько оскорблённой она не чувствовала себя со времён первого курса. Подходя к иностранной студентке и слегка обхватывая её подбородок, Ким вкладывает в это движение весь свой всевозможный холод, какой только имелся в глубине её души. И у неё прекрасно это выходит, потому как такое прикосновение обжигает Лисе кожу, оставляя на ней след воспоминаний. — А твой авантюризм мне несомненно нравится. Весьма волнующий. Смотри, чтобы он не уничтожил тебя ненароком. Отступая назад и вешая кожаную сумку на плечо, она продолжает. — Надеюсь, теперь ты не простудишься. До встречи. Убирая плойку на своё место, Дженни горделиво выходит из гримёрки первой, оставляя Лалису наедине с собой и своими слезами. Потому что на самом деле Манобан было обидно до хлюпающего носа и соплей. А ещё ей было не приятно, что все её догадки по поводу номерных трофеев в отношении Дженни подтвердились. И сейчас Лиса чувствовала себя не больше, чем игрушкой в ловких руках талантливого кукловода.*\\\*
Остаток понедельника проходит без происшествий. Лиса решает не рассказывать Чунчун о том, что с ней произошло в гримёрной, равно как и о том, что она сегодня вообще пересекалась с Дженни. А вот про Ким Джису сообщить пришлось, пускай и со скрипом на зубах. — Всё-таки она сильно не нравится тебе, — замечает после оглашения новости Ко и слегка заметно трёт висок. — Если она нравится тебе, то кто я такая, чтобы мешать вам? В конце концов я приму её. Лалисе искренне хотелось верить, что она только что не солгала самому близкому на свете человеку. Потому как в последнее время она слишком много врёт. В первую очередь, самой себе. А это было не правильно. Психотерапевт учил её, что с собой нужно быть всегда честной. Но Манобан, как бы ни старалась, не находила объяснений своей лжи. Возможно, причина заключалась в треклято-невъебенной Дженни. А, возможно, причина заключалась ещё и в ней самой. Единственное, что Лиса знала точно — ей и Чунчун было не место в том социуме, в каком обитали сёстры Ким. Время шло. За понедельником исчез вторник, а за вторником — и среда с четвергом. Три дня подряд Лиса лишь коротко кивала Дженни в знак приветствия, когда видела её в коридорах или на общих репетициях, не решаясь заговорить. Ким, в общем-то, тоже не особо тянулась к своей новой знакомой, одаривая её периодически яркой улыбкой, из-за которой, если честно, у Лалисы кругом шла голова. Чунчун видела всё это, но продолжала молчать, рассчитывая, что вскоре это пройдёт. Однако это всё никак не проходило. И в пятницу, спустя четыре дня после того дурацкого разговора в гримёрке, Стар наконец-то решает напомнить о себе. Причём выбирает для этого весьма неподходящий момент. — Что ищешь на этот раз? Дженни опирается плечом о соседний от Лисы шкафчик, скрещивая руки на груди и выпячивая в бок бедренную кость, демонстрируя все свои достоинства. Сегодня на ней была чёрная блуза из струящейся ткани свободного кроя, предательски обтягивающие джинсы и самые простые белые кеды. В целом, такой лук смотрелся просто, но Ким, обладая талантом делать всё «простое» превосходным, одним своим видом была готова продать этот комплект одежды сию же секунду. По ней плакало модельное агентство, а не сцена Королевской оперы. — Не сейчас, Ко Чун, — не замечая подошедшую, буркает сердито Лалиса, пролистывая тетради. — Если я не найду домашку по музыкальному введению, Мистер Глейд пустит меня на наживу рыбам в своём домашнем аквариуме. Ким прыскает в кулак со смеху и отталкивается телом от жестяной дверцы, подходя к гитаристке ближе. И только сейчас Лиса, вздрагивая, улавливает знакомый запах горько-сладких духов, которые когда-то уже выбили её из колеи повседневной жизни. — Неужели уже забыла, как я выгляжу? Джен полнится ехидством и ещё чем-то таким, что не поддаётся здравому объяснению. Она игриво щекочет длинным ногтем шов рубашки на чужом плече, напоминая этим, насколько серьёзно вторгалась сейчас в чужое личное пространство. — Ох, да нет, — робеет блондинка, внутренне ругая себя за красноту щёк, — такое трудно забыть. То есть, я имела в виду, что, конечно, помню тебя, Ким Стар Дженни. — Даже так? — Старшая снова упирается плечом в соседний шкафчик и громко лопает шарик жвачки, облизывая после этого чересчур пошло губы. — Всю неделю вспоминала обо мне? Лиса была готова прильнуть к Ким Дженни, руководствуясь исключительно инстинктами, прямо в эту же минуту, отбросив при этом в сторону любые правила приличия и воспитанности. Почему эта чертовка так сильно издевалась над ней? — «Всю» — громко сказано, — всё же перебарывает себя Манобан, — но пару дней — точно. Брюнетка кивает головой, будто помечает у себя в голове какой-то очередной пунктик, и кладёт руку Лисе на затылок, ближе к спине, задевая при этом большим пальцем длинные розовые серёжки. Лалиса чувствует, как от такого простого движения, она уже была готова взять свои слова назад и признаться, что не выпускала треклятую Дженни из своей головы на протяжении всей этой недели. — Тогда поговорим с тобой вновь, когда ты не сможешь без меня жить, — самоуверенно заявляет Ким и уходит восвояси, заставляя Манобан от досады набрать в грудь побольше кислорода и шумно вздохнуть. И, стоп, это нормально, что Лисе кажется, будто даже воздух вокруг нагрелся от присутствия такой невъебенной девушки? Если не нормально, тогда почему Лалису ни с того, ни с сего бросило сейчас в пот? — Ты втюрилась в неё, — сердито и как-то слишком поражённо констатирует Чунчун, увидевшая недавнюю сцену со стороны. — Ты точно втюрилась в неё, но делаешь вид, будто это не так. Нет. Всё-таки нагрелся далеко не воздух. Ко была вне себя. Всю эту неделю она надеялась, что беда, в лице Ким Стар, обошла Лису стороной. Однако это было не так. Беда, в лице Ким Стар, решила задержаться именно рядом с ней, Лалисой Манобан, собранной относительно недавно по мелким кусочкам. — Нет! — Блондинка чуть ли не кричит, когда осознаёт смысл брошенных подругой слов. — Нет, Ко Чун. Она не нравится мне. — Не ври, — отрезает злобно та. — Только не мне, Фокс. Только не мне, мать твою. — Я не вру, — Лалиса практически взмаливается, стараясь отрицать и так очевидные факты. Но разъярённую Чунчун уже было не остановить. Выставив перед собой указательный палец и сузив глаза, она продолжала ругаться, будто это могло уберечь Лису от всевозможных будущих трагедий. — Ким Дженни тебе не пара, ясно? Только через нашу с тобой дружбу, Лалиса! Ты слышишь меня? — Я больше никогда не влюблюсь, Ко Чунчун. Кому, как ни тебе, знать это лучше меня? И не угрожай мне нашей дружбой, идиотка. Коротковолосая шумно выдыхает и расправляет до этого нахмуренные брови. Она знала, что Манобан лжёт. Ей для этого не нужно было даже к гадалке ходить на сеанс. Всё было крайне очевидным. Даже прозрачным. — После неё я не достойна даже твоей любви, — со слезами замечает раздосадованная Лиса. — Как ты смеешь так бесстыдно считать, что я могла променять её на какую-то там Ким Дженни? Лалиса отворачивается от девушки в другую сторону и проводит пальцами по нижним векам. Чунчун только что удалось раздерибанить рану, которая и без внешнего воздействия с трудом подлежала заживанию. — Прости, — шепчет Ко, обнимая Лису за плечи, как когда-то её научил делать психотерапевт подруги, — прости меня. Я знаю, что её тебе никто и никогда не сможет заменить. Прости. Манобан шмыгает носом сначала один раз, затем второй и довольно быстро это превращается в частые рваные всхлипы. Лалиса не хотела плакать сейчас. Искренне не хотела. Но ей было больно. Чертовски больно. — Я поклялась себе. Поклялась, — вторит девушка, разворачиваясь и утыкаясь носом в плечо подруги. — Больше никогда никого не полюблю. Никогда. — Да-да, я знаю, милая. Прости меня. Я помню об этом. Чунчун гладила свою Фокс по волосам, нежно убаюкивая, будто бы это могло спасти ту от психологических недугов. Только теперь она осознавала, что Лалиса врала не ей, а самой себе. И это, пожалуй, было опаснее всего остального во множество, множество раз.