*\\\*
Чун никогда и никому об этом не рассказывала, но раньше, в детстве, у неё была младшая сестра. Она мало и плохо знала о ней с точки зрения медицины — родители почти не говорили об этом, — но была прекрасно осведомлена, что человека роднее у неё нет. У Сонсон всегда сильно дрожали руки. До такой степени, что у неё не получалось самостоятельно почистить зубы и застегнуть одежду. Держать столовые приборы чаще всего у неё тоже не выходило — в ресторанах и кофейнях она с грехом пополам кушала ложкой, а дома её кормила либо мать, либо отец. Когда такой возможности у родителей не было, девочка питалась через большую трубочку протёртой едой. Порой у неё случались приступы. В таких случаях её нужно было класть на спину и подкладывать под шею какой-нибудь валик; если валика не находилось, то голову необходимо было придерживать рукой, иначе Сон рисковала задохнуться. Чтобы подобные приступы происходили реже, она каждый день пила горсть таблеток, однако те, увы, не всегда помогали. Чунчун было хорошо известно, что рядом с сестрой нельзя было громко и резко разговаривать, шуметь, порывисто двигаться: всё это могло напугать её до судорог в конечностях. К Сонсон нужно было проявлять особенную нежность и внимание, ведь без них, как говорила когда-то мама, девочка могла завянуть подобно цветам в саду без удобрений. С сестрой был неприемлем строгий тон и суровый взгляд. А ещё её никогда не пускали на кухню во время процесса приготовления еды. Сон была очень пугливой, но чуткой: всякий раз, когда слышала, как старшая сестра плачет в своей комнате, она приходила к ней с книжкой в руках, предлагая вместе почитать. Маленькая Ко обожала, когда Чун читала ей с особенной интонацией, и лишь искала повод, чтобы такое случалось почаще. И несмотря на то, что Чунчун знала о том, что её сестрёнка отличалась от других людей, она, без зазрения совести, могла с уверенностью заявить, что Сонсон являлась её ближайшей подругой, от которой не было секретов. Они часто проводили время вместе: играли, смотрели мультики, делали домашние задания за одним письменным столом, встречали все дни рождения в одной компании. Но потом произошло непредвиденное и Сон попала в больницу, из которой так больше и не вышла. Членам семьи Ко пришлось пережить из-за этого несколько нелёгких лет, наполненных трауром и горем утраты. По этой причине, переезд в Бангкок четыре года назад стал для них свежим глотком воздуха, благодаря которому каждый смог начать жизнь с чистого листа. И встреча Чун друзей в лицах потерявшейся в себе Лалисы Манобан и зажатой Пак Чеён стала настолько драгоценной, что затмила собой все тёмные воспоминания. Лишь благодаря этому девушка смогла вновь почувствовать себя беззаботным подростком. Ведь со временем в памяти остаётся только хорошее, перекрывающее собой всё плохое и позволяющее продолжать идти вперёд. Чунчун смогла понять, что жизнь без боли возможна исключительно рядом с Лисой, которая стала её первым лучшим другом вне семьи. Так что она пообещала себе, что убережёт свою любимую Фокс в любом из случаев, даже если на кону будет стоять их дружба. И, к сожалению, обещание начинало претворяться в реальность уже сейчас. Именно поэтому Ко Чун ни за что не признается подруге, что на этой неделе ей пришлось обратиться с просьбой к Ким Джису. Чунчун никогда не скажет, что попросила старшую сделать так, чтобы Дженни больше никогда не потревожила «ту самую в розовом» с отделения гитар. Она полагает, что оставить такое в тайне — это лучшее, что можно сделать ради их дружбы. Вот только забывает, что у настоящих друзей друг от друга секретов не бывает. И утаек тоже.*\\\*
Следующая неделя после Хэллоуина пролетает на удивление незаметно. Несмотря на то, что Лиса думала, будто Дженни будет её донимать — этого не происходит. Ким, кажется, вообще уходит в себя: в академии ни с кем, кроме сестры, не поддерживает контакт, не провоцирует какие-либо новые сплетни и даже не пытается привлечь к себе лишнего внимания. И Лалиса свято убеждена, что Стар не влипала в новые истории лишь по одной причине: старых было так много, что группы-сплетницы буквально разрывались. Студенты пытались выяснить, почему после вечеринки по случаю Хэллоуина главная звезда не уехала вместе со своим спутником — Джеймсом — и почему, если они были парно одеты, не стали участвовать в конкурсе костюмов? Люди буквально сходили с ума от догадок, что у Джен мог появится кто-то, кого они просто-напросто не имели возможности выследить. Поэтому-то все снова начинают ставить… Ставить на то, что в понедельник, вторник, среду, четверг, пятницу Ким Стар появится в консерватории в сопровождении какого-нибудь богача, однако всякий раз этим ставкам приходилось кануть в лету. Дженни оставалась одна и даже не подавала намёков на общение с кем-либо на стороне. Манобан этому, если честно, тайком радовалась. Ведь это означало, что Ким не приставала не только к ней, но и вообще к кому-либо. А это автоматически давало пускай призрачную, но надежду. Однако когда за одной неделей — проходит ещё неделя, а у Джен, обычно скоро заводящей новые знакомства, не появляется партнёра, огонь интереса постепенно потухает даже среди назойливых комментаторов. Лиса тоже отвлекается. Сосредотачивается на практических занятиях игры на гитаре, планируя любыми силами попасть на ежегодный концерт струнников в качестве его участника, пока ей позволял это сделать её табель успеваемости. Она знала, что на конкурс отбирали лишь десятерых лучших учеников, и искренне не хотела ударить в грязь лицом лишь из-за того, что начала следить за жизнью Ким Дженни. Пусть та справляется с этим сама. Но когда Лалиса ловит себя на внутренней чуйке, подсказывающей ей, что спустя две недели затишья от Стар несомненно нужно было ожидать какой-нибудь выходки, руки в понедельник утром как-то сами натягивают на макушку розовую кепку. Наверное, Манобан рассчитывала, будто тень, падающая от козырька на половину лица, сможет её уберечь, но ошибается. От катастрофы в лице Ким Стар Дженни не могло спасти ровным счётом ничего. Ведь та уже поджидала Лису около выхода из общежития, держа в руках два стакана с кофе и, кажется, совсем не собираясь сдвигаться с места. И первым рефлексом у Лалисы становится, само собой, желание сбежать обратно в комнату и просидеть в ней до тех пор, пока чёртова Дженни не уйдёт. Но вторым, уже более осознанным, становится желание просто пройти мимо брюнетки, притворившись, будто её не существует. Ведь откуда Лисе знать, вдруг девушка пришла вообще не к ней? Однако эта мимолётная надежда рассыпается на мелкие кусочки, как только старшая, завидев в коридоре общежития блондинку, выпрямляется (до этого она упиралась спиной о перила лестницы) и чуть взмахивает волосами, собранными лишь у корней на макушке. Манобан почти спотыкается, когда понимает, что местная звезда взаправду пришла именно по её душу, но не сдаёт позиций. Как того и желая, она выходит из стеклянных дверей, делая вид, будто около них не было никакой Стар, чем вызывает, конечно, массу недовольства. — Куда полетела на такой скорости? А ну-ка притормози. Ох, да. Лиса совсем позабыла, каким магическим способом на неё действовал командный тон Дженни. Замирая на одном месте, но не поворачиваясь, она покорно дожидается, пока девушка подойдёт к ней сама. — Мне кажется, я не говорила тебе, где я живу, — колко, но довольно пугливо цедит младшая, когда Ким останавливается напротив и протягивает кофе. — Американо. Не знала, что ты обычно пьёшь, так что взяла на свой вкус. Джен, успешно проигнорировавшая чужое высказывание, манерно делает глоток и чуть поджимает губы, накрашенные розовым блеском. Какова чертовка! Вырядилась в белоснежный свитер с высоким воротом, надела дырявые джинсы, подпоясав их чёрным ремнём и прокомбенировав с классическими чёрными кедами, накинула на плечи летнюю джинсовочку в плюс двенадцать и стоит вся такая распиздатая — переминается с ножки на ножку от холода, прикидывается непроницаемой лондонскими ветрами. — Трудно, конечно, быть такой придурковатой, — на родном тайском проговаривает себе под нос Лалиса, заставляя старшую удивиться. — Чего? — Терпеть, говорю, не могу горький кофе, — якобы переводит на английский она. Дженни чуть стукает её по козырьку кепки, из-за чего та съезжает до переносицы, и проговаривает на ходу. — Хоть бы поблагодарила. Лиса прячет глупую улыбку и шикает куда-то в свой любимый розовый шарф, поправляя на себе головной убор. А затем ступает следом за брюнеткой на расстоянии полутора метров, чтобы со стороны нельзя было точно сказать: шли они вместе или всё-таки нет. Но Ким, замедлив ход, равняется с младшей и убирает беспроводной наушник в чехол. Даёт понять, что готова к разговору. — Зачем ты пришла? Этот вопрос произносится Манобан не сразу. Она задаёт его, лишь когда они попадают на территорию парка, сквозь который нужно было пройти, чтобы оказаться у здания королевской академии музыки. Так что Джен, ехидно склонившая голову набок, усмехается. — А ты не очень разнообразна на вопросы. Там, на балконе, ты задала мне такой же. Лиса вскидывает брови от неожиданности. Если Стар помнила, о чём у неё поинтересовалась случайная пассия пару недель назад, то она либо обладала гениальной памятью, либо Лалиса не была случайной пассией. Второе менее вероятно, поэтому блондинка уже открывает рот, чтобы похвалить старшую за приведение таких очевидных фактов, но её опережают. — Удивишься, если скажу, что я хотела увидеть тебя до начала учебного дня? — Не поверю, — как-то автоматически отвечает на такое Лиса и останавливается посреди пустынной дорожки. — Вот как, — Дженни тоже замирает и смотрит на нахмуренные брови младшей. — Я не верю ни единому твоему слову, — выпаливает Фокс и выбрасывает в рядом стоящее ведро нетронутый кофе. — Куда лучше спросить у трубачей, зачем ты делаешь всё это со мной, чем дожидаться от тебя правды! В порыве она пробегает пару метров вперёд, не желая слышать на свои эмоциональные слова ответа, но Ким быстро настигает и хватает своими ледяными пальцами кисть её руки. Лалиса пытается вырваться, но Джен сжимает лишь крепче и чувствует, как по чужой коже бегут мурашки. — Я же просила тебя верить только тому, что тебе говорю я, — злостно, вредно и ядовито проговаривает девушка, заглядывая в перепуганные глаза. — Забавно тебе, что наш разговор двухнедельной давности повторяется вновь? Джен отпускает дёргающуюся Лису и склоняет голову вниз. Выдыхает. А затем произносит так тихо и пронизывающе нежно, что у Манобан снова кружится голова и земля уходит из-под ног. — Я соскучилась. Это правда. Она ставит свой наполовину пустой стакан на песок, перемешанный с гравием, и медленно-медленно ведёт руками от локтей младшей до плеч. Знакомый ток бежит по телу Лалисы, заставляя съёжиться. — Мне было одиноко в эти дни, и я ждала, что ты напишешь мне хотя бы пару слов, — Ким сглатывает, её глаза обретают суровый отблеск. — Но от тебя хрен чего дождёшься! Не ты ли говорила мне, что интерес должен быть взаимным? Фокс молчит, чувствуя у себя под рёбрами постепенно расползающийся стыд. Ему там неоткуда взяться, но было что-то в интонации Стар… ранящее. — Может… Уделишь мне на неделе один вечер? — Успокоившись, осторожно спрашивает Дженни, будто этот вопрос мог кого-то из них обидеть. — Хочу лучше узнать тебя. Сходим в кафе. Лиса до белизны сжимает кулаки, перебарывая в себе желание ответить положительно, но сердце, глупое сердце, колотится так сильно, что не оставляет выбора. — Четверг. Она выпутывается из чужих рук, проклиная себя всеми возможными словами и произносит ещё один раз для убедительности. — Этот четверг. И, прошу, не подходи ко мне сегодня в академии. Лиса Манобан хотела завязать с этой Джен раз и навсегда, но вместо этого — согласилась на дурацкое свидание. Люди правы. Когда душа хочет — разум ей не указ. И болезненные воспоминания тоже.*\\\*
Ким Дженни могла и вправду создавать впечатление противной, заносчивой и мстительной стервы (чего таить, Джен и являлась таковой), но помимо этого она умела слышать искренние просьбы. И несмотря на то, что Лалиса отталкивала её на протяжении всего октября и не обращала внимания все две недели ноября, Стар вняла её желанию и не приблизилась к ней в академии ни на единый шаг. Вместо этого… Ким, видимо устав от постоянных перешёптываний, довольно грубо зажимает в коридоре на глазах у всех флейтистку из «элитки», тем самым наглядно показывая, что найти новую жертву на растерзание десятков студентов — это не такая уж трудная задача. Музыкантше, конечно, было нечего ловить с главной звездой академии. Увы, но она не сразу понимает, что ей просто воспользовались для отвода глаз. Поэтому некоторое время флейтистка пользуется тем вниманием, которое на неё обращают все студенты консерватории, в красках рассказывая о том, насколько секс с Дженни может быть безбашенным. Вот только она не учитывает лишь одного — Стар терпеть не могла таких тщеславных людей, которые за чужой счёт имели привычку возноситься на пускай невидимый, но ощутимый всеми пьедестал. Именно поэтому популярность несчастной девочки длится не так уж и долго. Одного слова Ким хватает для того, чтобы ту застыдили на всю оставшуюся жизнь. А Лиса, опять-таки, не хочет в этом себе признаваться, но такие поступки Джен нравятся ей. Потому что она видит в них намеренную защиту. И что самое забавное — это было правдой. Ким Дженни поступала так с флейтисткой специально, чтобы отвести от младшей все любопытные, завистливые и желчные взгляды. Ей казалось, что Лалиса ещё успеет ощутить, каково это — терпеть за своей спиной чужие насмешки, тычки и перешёптывания. Так, три с половиной дня за счёт новых сплетен пролетают совершенно незаметно. Наступает четверг. И Манобан в середине дня с ужасом осознаёт, что в понедельник не договорилась с Дженни не только о месте встречи, но и о том, как они будут поддерживать связь. Однако облегчение наступает довольно быстро: Стар, как инициатор свидания, пишет первой и отправляет Лисе адрес предполагаемого кафе. И не успевает Фокс словить себя на том, насколько широко из-за этого улыбается, как это подмечает лучшая подруга, игриво пихая в бок. — Ты будто в лотерею выиграла. Что произошло? Да. Чунчун не знала о том, что Дженни позвала Лалису на чашку кофе. Последняя решила утаить эту информацию в отместку за то, что Ко когда-то утаила от неё близость с Джису. — Может и вправду выиграла, — как-то мечтательно подмечает блондинка, складывая тетради в шкафчик. — У тебя ведь есть ещё одна пара? Девушка щуриться в подозрении лжи, однако всё же кивает. — Хорошо. Я сегодня уже закончила. Пойду пройдусь, прежде чем отправлюсь в общагу. Чун перехватывает Манобан за локоть, как только та на всех порах дёргается в сторону выхода. — Фокс, — цедит она сквозь зубы, — я же всё вижу. Не ври мне. Лалиса чувствует укол вины, расползающийся полоской вдоль живота. От Чунчун ничего нельзя было скрыть — рано или поздно, сама или с чужой подачи, но она обо всём узнает. Ну и пускай. — Займись своей жизнью, Ко Чун, — тихо отвечает Манобан и злостно выдёргивает руку из цепкой хватки. И в тот миг, когда она понимает, что сказанное — ошибка, коротковолосая уже расправляет своё выражение лица, до этого отражавшее пронзившую душу боль, и в резком порыве уходит на пару. На секунду Лиса хочет ринуться за ней, извиниться, но эта мысль так и не претворяется в жизнь. Она осознаёт, что Ко нужно было дать время, чтобы остыть. Хотя, судя по глазам, блеснувшим алым пламенем, Фокс кажется, что с её подругой этого уже не произойдёт.*\\\*
Прибывая на место, Манобан думает, что Ким опечаталась и написала в сообщении не тот номер дома: старбакс находился на другой стороне дороги. Тем не менее, чуть нервно озираясь по сторонам, она продолжала терпеливо стоять в точке указанного маршрута, к которой её милостиво привёл навигатор. Лалиса рассуждала о том, что заведение какого-то не то красного, не то бордового цвета крайне слабо тянуло на звание кафе. Мало того, что у него была неприметная вывеска, так от него ещё и веяло атмосферой какого-то дешёвого борделя. И Джен, всё это время следящая за сомневающейся Лисой из-за затонированного окна гламурной кофейни, по ночам переквалифицирующейся в подпольное казино, глупо усмехается, когда девушка достаёт из своего кармана розоватых брюк-клёш телефон, чтобы свериться. «Всё правильно, — тут же пишет ей Ким, — заходи, не ошибёшься». Блондинка даже вздрагивает, когда получает новое уведомление от главной звезды академии, чем вызывает у той ещё одну ухмылку. Она вновь оглядывается и, скрепя сердцем, всё-таки переступает порог помещения. К сожалению, предостережения Фокс подтверждаются. Заведение внутри было и взаправду больше похоже на место по нелегальному отмыванию денег: бархатные бордовые кресла с чёрными столиками, расположенными вдоль светло-коричневых стен, ярко контрастировали с белыми потолками. Стоящая по середине блестящая барная стойка заставляла напрячься — по ночам это кафе наверняка превращалось в… ночной клуб? Лиса приглядывается к не особо освещённым задворкам. Или всё-таки в бордель; студентка замечает несколько подряд идущих дверей, которые никак нельзя было назвать теми, которые обычно ведут людей в туалет. Дженни всё это время вальяжно сидела в глубине кофейни рядом с самым дальним окном. Как только Манобан подходит к ней, она снимает с себя декоративные очки и аккуратно складывает их на столике. Подмигивает и кивает на место напротив: у неё сейчас не было цели задеть милую девочку с первого курса. И это чувствовалось. — Не думала, что твоё предложение останется в силе, Ким Дженни… Лалиса произносит это почти робко, когда проваливается в мягкую сидушку, и как-то небрежно поправляет пряди волос, растрепавшиеся под шарфом. — Да в порядке всё с твоей причёской, — успокаивает её старшая и указывает на меню. — Заказывай лучше, что хочешь. Будем следовать современному этикету: кто пригласил — тот и платит. Лиса недоверчиво бросает взгляд на перечень напитков и, прежде чем определиться с выбором, решает развеять свои опасения на счёт заведения. — Куда ты привела меня? Это… Не очень похоже на место, в котором люди пьют кофе в перерывах между работой. — А на что это, по-твоему, похоже? — На дешёвый бордель, — хмыкает младшая. — Сейчас это всяко кафе, — пожимает плечами Джен. — А что из него превращается по ночам — расскажу, когда будем лучше знать друг друга. Блондинка утыкается носом в меню. Старшая неприкрыто усмехается этому и подаётся вперёд, складывая на столе руки в замок. Тяжёлые браслеты на её кистях бьются о лакированное покрытие, заставляя обратить на себя внимание. Манобан, заранее знающая свой заказ и отрывающаяся от ненужной бумаги, медленно, почти лениво, бредёт взглядом по пальцам в серебряных кольцах, перемещаясь постепенно на плечи и тонкую шею. Очерчивает глазами длинные чёрные серёжки, спускающиеся примерно до ключиц, и с интересом задерживается на хитрых кошачьих глазах. Дженни кажется, что у неё перехватывает дыхание от столь пытливого взгляда. Она слегка теряет самообладание, но стушеваться себе не позволяет. Стоически сносит такую выходку. — Ты эту бордовую рубашку подбирала в антураж заведения? — Разбавляет повисшее молчание Лалиса. — Я буду классический латте. Так… о чём ты хотела со мной поговорить? — Смотря что ты хочешь от меня услышать, — хитрит Ким, собираясь с на мгновение разбежавшимися мыслями, и поднимает руку, чтобы привлечь внимание бармена. — Хотя… Я уже знаю твой ответ. Правду, верно? Лиса искренне смеётся и неумышленно заправляет светлую прядь за ухо. — У тебя красивый смех, — будто между прочим замечает Джен, маскируя в своей интонации искренний комплимент, — и это первая правда. Какова чертовка! В два счёта сменила курс с секундной растерянности на неприкрытое кокетство! Да ещё и успела сделать заказ у официанта… Просто ошеломляющий талант успевать везде. — Вторая правда… — старшая смотрит на пухлые губы и чуть облизывает языком свои. — Ты, вроде, желала лучше узнать меня, а не констатировать факты, — смущённо выпаливает Фокс, прежде чем Дженни опустит что-нибудь пошлое. — Вторая правда — хочу поцеловать тебя ещё раз. Ким Дженни всё-таки делает это. Делает так, что Лиса готова снова задохнуться. — Но не сейчас, — она откидывается на спинку кресла и снисходительно ухмыляется, когда видит красные щёки своей собеседницы. — Скажи мне, Лалиса Манобан, какой ты видишь меня? Младшая аж сглатывает от того, насколько резко меняется направление разговора. Поэтому поправляет воротник своей белой водолазки и немного ёрзает на месте. Ответ «невъебенной», конечно, не подойдёт, но какой-нибудь похожий… — Если скажешь, что я — звезда академии, как это пишут в глупых группах, — клянусь, я с тобой больше никогда не заговорю. Манобан вскидывает голову и чуть сощуривает глаза. — Чего ты добиваешься? — Хочу понять, перед тобой существует только образ Стар или Ким Дженни всё-таки успела где-то проскочить, — незаинтересованно тянет девушка и незаметно чешет коленку. — А Ким Дженни уверена, что умеет существовать вне образа Стар? Фокс выпаливает этот вопрос грубо и раздражительно, не так осторожно, как хотелось бы того изначально, и спешно делает глоток от только что принесённого кофе, обжигая язык. Шипит. Поджимает губы. Раздумывает пару мгновений над заданной темой. — Думаю, Дженни несчастна, — наконец произносит она, — и в этом мы с ней похожи. А, вот, Стар… Стар будто не знает трагедии. Что бы с ней не происходило — она всегда в выигрыше, всегда на коне. Лиса прикасается к чашке в цвет светло-коричневым стенам, пытаясь сделать новый глоток, однако рефлексы подсказывают ей, что нужно было ещё немного подождать, и отстраняется. — С чего ты взяла, что я… — А ещё ты добрая, — перебивает её блондинка, — сколько бы не думала о том твоём поступке с моим медиатором в коридоре, каждый раз прихожу к выводу, что это был акт доброты. Театралка довольно улыбается и берёт в руки очки, чтобы, видимо, чем-то занять дрожащие пальцы. Лалиса, которую она так мало знала, попадала точно, била в центр десяти очков, совершенно не стыдясь ошибиться и не боясь промахнуться. Она была права. Ким Дженни — это несчастный человек. Слишком уж много на её веку было всего пережито и потеряно. Особенно потеряно. Поэтому-то приобретённая популярность с авторитетом были для неё так важны. Это было единственное, что она ещё не успела потерять. И это было единственное, ради чего она была готова по-настоящему бороться, устраняя на своём пути любые проблемы в лице новых соперников. — Неплохо, — кивает Стар. — Тогда скажи мне… Почему ты считаешь, что мы одинаково несчастны? Лалиса вздрагивает, не ожидая такого любопытства. Она не планировала, что разговор вообще зайдёт в это русло. Поэтому, не раздумывая, врёт. — Жить вдалеке от дома — это всегда неприятно, ты же, наверное, сама понимаешь. Джен ехидно ухмыляется, чувствуя в фразе ложь. — Я родилась и выросла здесь, в Лондоне. А кореянка я лишь этнически и то наполовину. Не слышишь разве мой британский акцент? Его не подделать за два года. — Хочешь сказать, что твоя сестра — Ким Джису — тоже этническая кореянка? — Притворяется ей, — цыкает как-то брезгливо брюнетка, — она мне не родная сестра. Я думала, ты знаешь. Мы не делаем из этого большого секрета. Фокс кусает уголок губ, понимая, что Джису и Чунчун, вероятно, могут общаться на родном языке. Но, скорее всего, Ким не поставила свою возлюбленную об этом в известность, а вторая — даже не попыталась этого показать. А ещё Лиса понимает, что у Ким Стар слишком много секретов. Как и у неё самой. — Я ответила на твой вопрос, — лукавит Лалиса, наблюдая, как девушка снова складывает очки на столе, — теперь скажи мне ты, Дженни… Она делает паузу и выжидательно пронизывает взглядом. Но с крахом терпит поражение – Ким на это никак не реагирует. — Зачем же ты всё-таки позвала меня сюда сегодня? Зачем пришла в понедельник к общежитию? Поднялась на балкон? Привела меня в тот бар? Поцеловала? Старшая поднимает до этого опущенные глаза, тяжело вздыхает, мысленно проклиная Чичу, так сильно усложнившую даже не свои отношения, и кладёт ладонь к себе на лоб. Какой вообще должен быть исход у разговора, в котором обе стороны что-то недоговаривают… И пока Джен размышляет над своим ответом, Лалиса успевает допить свой кофе, встать и накинуть на плечи короткое пальто. Ей казалось, что брюнетка не собиралась даже комментировать поставленные вопросы, поэтому не хотела больше оставаться в этом странном заведении. Продолжать беседу было бессмысленно. Поэтому разозлённая Лиса выходит из кафе и с какой-то необъяснимой тяжестью на душе оглядывается по сторонам. Даёт Ким пару секунд форы, чтобы та… догнала её. Но когда осознаёт, что это ожидание с каждым новым мгновением начинало делать её всё жалостливее и жалостливее, вздёргивает подбородок и разворачивается в ту сторону, из которой пришла. Однако начать шаг Манобан не успевает; в последний момент выскочившая из кофейни Дженни хватает её за плечо и разворачивает к себе. Делая редкие вдохи, будто пробежала марафон, она хмурит брови. — Думаю, ты нравишься мне, Лалиса Манобан. Ошарашенная Фокс перекашивается в лице. — Чег… Ким перехватывает её вопрос, притягивает к себе, крепко сжимая за талию, и длительно целует. Прикасается не ради своей выгоды, которую ей предложила сестра, а потому, что действительно хочет. Хочет её. Хочет эту Лалису Манобан. — Дженни, — Лиса едва шепчет это проклятое имя, когда девушка отстраняется от неё, — я прошу тебя, не усложняй. — Уже усложнила. И знаешь? Если бы мне нужны были только твои губы, то ты бы давным-давно оказалась в моей постели. Стар растягивается в пошлой улыбке, продевая руки в рукава своей джинсовки на меху. — Но, как видишь, я продолжаю выслуживаться перед тобой. Хлопая по карманам, она достаёт ключи от машины и нажимает на кнопку разблокировки. Подходит к уже знакомой Лисе иномарке, открывая дверь со стороны пассажирского места. — Садись давай. Подвезу тебя до общежития. Фокс даёт себе минутную волю на сомнения, помня предыдущий опыт, в котором Джен увезла её в бар для богачей, но в конце концов принимает помощь. Она соглашается, зная, какому огромному риску это может её подвергнуть. Но даже если так — она уже устала жить воспоминаниями, которые ей тогда подарила та самая прекрасная девушка. Именно теми воспоминаниями, которые делали её несчастной и которыми она навряд ли сможет когда-нибудь поделиться. Гробовой ошибкой Лалисы становится заблуждение, что Ким Дженни сможет подарить ей новые чувства, которые с лёгкостью заменят старые. Вот только Ким Дженни не умела ничего дарить. Она умела только красть.