A poison in your poison

Всё началось в Могильнике. Эту фразу Рыжий с полным правом мог использовать для начала описания большинства ключевых в его жизни событий. Первая книга, первый друг, первая любимая, первые шаги. Иногда Рыжему казалось, что Могильник сам притягивает в себя людей, которые сыграют важную роль в его жизни — Рыжий так и не вытравил в себе эгоцентризм, ну а что поделать?.. В общем, встреча с Длинной Габи, как и большинство прочих его судьбоносных встреч, также состоялась два месяца назад, в Могильнике… — Да ну на хер это всё, — стонал Падаль своим голосом из преисподней. — Мало этих осмотров, что ли? Через месяц опять будет, там и осмотрят и за этот раз тоже, — артачился Мартышка за компанию с Падалью. — Не на хер, — отрезал Рыжий, потому что им, им-то и правда «на хер», а ему — втык от Шерифа. Плюс лишний повод побывать в Могильнике для Рыжего никогда не был на самом деле лишним — пусть он об этом и не распространялся. — Ты глянь на этого говноеда, — кивнул Падаль подбородком в сторону Рыжего, обращаясь к Мартышке. — Тащит к Могильнику и аж светится весь. — Садю-ю-юга! Рыжий и бровью не повёл: — Вот пошли бы вместе со всеми на осмотр с утра, а не в шестой околачивались. — Да чё, теперь у тебя отпрашиваться, чтоль, чтоб погостяна словить, а? Они препирались, медленно, но верно продвигались к Могильнику, и все трое были довольны жизнью, пусть пытались это скрыть. Рыжий, когда только-только перестал быть Смертью, ещё давно, почти три года назад, долго не понимал, какой кайф можно находить от пустых препирательств, ругни («рыгни», как её когда-то ласково величал Леопард, светлая ему память) и даже драк, а потом втянулся. Так происходит, когда что-то, что ты делаешь методично каждый день в течение года, вдруг начинает приобретать смысл. И опротивевшие рожи с цветными перьями вместо волос вдруг стали привычными, а в некоторых случаях даже по-своему дорогими сердцу. Они дошли до Могильника и ввалились туда, Рыжий — широко раздувая ноздри, пытаясь одним вдохом втянуть в себя весь пропахший хлоркой и лекарствами запах, а Мартышка с Падалью — скукожившись, как хер на морозе. Рыжий подскочил к посту дежурной медсестры, заставив её подпрыгнуть на месте. — Что вы здесь?.. — успела растерянно просипеть она, прежде чем её перебил Рыжий. — На осмотр ребятки опоздали, ну разве ж нам нужны проблемы из-за этого? — Осмотр был… — Утром, я знаю, но… — Так! — перебила она его, ударив кулаком по столу, тем самым возвращая контроль над ситуацией и в одно мгновение превратившись из растерянной женщины в Паучиху. Рыжий усмехнулся — ему нравилось поддразнивать Пауков, раньше — с потаённой грустью, ибо они его быстро забыли, сейчас — просто в качестве миленькой традиции из прошлого. Он был сентиментален и склонен к ностальгии по старым добрым Могильным временам. — Сейчас проходит осмотр у девушек, так что врачи ещё на месте. Если главный даст добро, то идите. А если хорошенько попросите, то может быть, вас пропустят без очереди. Каждым словом она стремилась вбить гвозди в их гробы. Они не смогут попросить девушек пропустить их — по понятным причинам. Побелевшие Падаль с Мартышкой уже были готовы предпринять тактическое отступление, но Рыжий взял их под локти, кивнул Паучихе и скользнул дальше по коридору, где за углом он уже отчётливо слышал тонкие девичьи голоса. Кое в чём он отличался от остальных — и это отличие Рыжий тоже держал в секрете. Он не питал пиетета к Закону и не боялся девушек. Возможно, он был единственным, кто открыто на них пялился: в кинотеатре, во дворе, в библиотеке. Зеркальные очки служили ему хорошую службу. А потому он не видел никакой проблемы в том, чтобы провести этих оболтусов к врачу через девчонок. С ними даже болтать не придётся, наверняка без лишних слов поймут ситуацию и пропустят Падаль с Мартышкой без очереди. Рыжий, крепко держа потерявшихся в ситуации своих, повернул за угол. Шушуканья замолкли, девчонки, мимо которых они проходили, смотрели себе под ноги, ковырялись в ногтях, некоторые даже глаза позакрывали. Дурость. Может, он чего-то не понимал, раз не видел, а только слышал о последствиях прошлого выпуска, а может, дело было в его неприязни к инициировавшему Закон Слепому… — Эй, сладкий, яви миру свой глазёнки, подними оптику! — раздался хриплый, чуть низковатый женский голос совсем рядом. «Чего?» Голова дёрнулась — обращались явно к нему, — но Рыжий не успел ни повернуться, ни прореагировать, как его с хихиканьем хлопнули по заднице. Остальное случилось слишком быстро. Сначала его накрыл слухораздирающий визг, Рыжий под этот сумасшедший аккомпанемент постучался в кабинет к Яну, попросил принять Падаль с Мартышкой, те ввалились в его кабинет полусдохшие от происходящего, а Рыжий побежал к выходу, пока девчонки, судя по голосам, устаивали шутнице тёмную. Только захлопнув за собой двери Могильника, Рыжий сполз на пол и позволил царапавшему нутро смеху прорваться. — Сука!.. — простонал Рыжий, уткнувшись лицом в колени. Кем бы она не была, он уже её обожал. Обожал и завидовал. Ведь она отвесила ему комплимент и шлёпнула по жопе не от великих чувств, а скорее от великого желания постебать систему, которая ей не по душе. Последующие дни Рыжий возвращался к этой ситуации, и радости от неё становилось всё меньше. У этой девчонки было мужество отвернуться от неприемлемых порядков, а он… А он — ёбаный трус, с самых первых дней в Доме мечтавший отыскать настоящего себя в клубке личностей, только углублялся в своём лицемерии в отношении к миру. Даже то, что «подарки» мертвецов с момента ухода из Могильника перестали появляться, давно перестало утешать. Становилось всё сложнее соответствовать, сложнее притворяться. Очки помогали, отворачивая от него любопытство и привычно окрашивая жизнь в весёлый зелёный цвет, с которым было приятнее воспринимать не впечатливший серый Дом с его жителями. Но порой Рыжий — это изредка случалось — начинал бояться. Бояться, что очков будет недостаточно. В такие дни он старался под любыми предлогами сбежать в Могильник. Жаловался на несуществующие боли в спине и ногах или на несуществующий понос — по настроению, — выпрашивал колёса и запирался в одной из кабинок Могильного туалета. На Мертвеца Рыжий давно перестал вываливать содержимое своей моральной метафорической мусорки — ещё с того самого никому не нужного разговора. Видимая близость осталась, и они как ни в чём не бывало продолжали общаться, но близость внутренняя, та, под влиянием которой Рыжий без задних мыслей лез пальцами в его рот, канула в небытие почти одновременно со «Смертью». Так что и в этот раз Рыжий, вытерпев экзекуции Януса, зашёл в уборную и закрылся в кабинке, спустил в унитаз все выданные ему лекарства и, закрыв крышку, забрался на унитаз с ногами. Он устал. Устал притворяться, что всё нормально. Что его всё устраивает в этом сраном Доме. Что он — шут и фигляр. Что ему не нужны девчонки. Что воспоминания о Рыжей каждую ночь не били под дых страхом забыть, потерять самую важную часть своей жизни. Рыжий смаковал свою горечь и вину, обсасывал и обмусоливал каждую сторону своих проблем. Ему нравилось жалеть себя — от этой привычки он тоже не избавился. Хлопок двери, стук, шаги, тяжёлое дыхание ворвались в голову, вытеснив все мысли и оставив лишь горчившее осознание возможности быть обнаруженным тогда, когда он совсем этого не хотел. — Нужно кабинки… — глухой мужской голос… Помпей? «Чего он в Могильнике забы…» — Тут три кабинки, ничьих ног не видно, чисто всё, — прервал его женский голос. — Ну, давай!.. Причмокивания, шорох одежды. Жар прилил к паху раньше, чем Рыжий осознал головой то, что происходит у него под боком. Член до боли давил на ширинку, затеяв революцию против здравого смысла и взяв в сообщники мозги Рыжего. Больше нет мыслей, дравших его ещё полминуты назад, теперь в голове варилась чёрная зависть, и ничто больше. Он хотел. Не просто хотел, а сейчас — на место Помпея! Громкие вздохи, постанывания хрипловатым низким голосом — ничего сексуальней Рыжий не слышал, это было лучше всех его давнишних фантазий на голых баб в журналах, и даже на Рыжую. Потому что по-настоящему, рядом, прямо здесь!.. Стоны начали звучать приглушенно, словно сквозь вату. Эта сволочь Помпей ей рот зажал?! От мысленной визуализации того, что сейчас происходило, Рыжий закусил пальцы, еле сдержав позорное желание застонать. Кошмар. Чтобы отвлечься Рыжий даже стал мысленно перебирать самые стрёмные рожи на его памяти — благо, этого добра в Доме было навалом. Соломон, Мертвец, Слепой, Гибрид, Дракон… Не то чтобы это помогало облегчить эрекцию, скорее отвлекало от происходящего под боком. Особо громкий стон перешёл в шумное загнанное дыхание на двоих. Звон, — ремень? — шорох одежды, хлюпающие шаги, перестукивания каблуков. — До встречи, — просипел в этой шумной тишине Помпей. — Тебе того же, красавчик, — ответил низкий женский голос с игривыми интонациями. Хлопок двери. И этот хлопок украл весь шум. Больше не было ни шуршания одежды, ни громкого дыхания, ни влажного стука каблуков по кафелю, хотя неизвестная продолжала оставаться в уборной. Громкое дыхание незнакомки выровнялось, в один момент превратившись из поверхностного в глубокое и ровное. Рыжий затаил дыхание от возросшего страха быть обнаруженным и удивления от данной метаморфозы. Вся игривость девчонки — напускная, как оказалось, — растворилась в тишине, которую Рыжий осторожно попробовал на вкус. Нет, не раздражение, не разочарование, не грусть, но разговор с собой — безмолвный и вопрошающий. Рыжему оставалось только догадываться о содержании данного внутреннего разговора, но он закончился лёгким кисло-сладким привкусом незлобивой насмешки над собой. И тогда Рыжий вспомнил голос. Это была она. Та, что прокомментировала его внешность и шлёпнула по заду в Могильнике. Та, чьей откровенности с собой и с миром Рыжий позавидовал. Тишину разрубило скрипом ручки крана и хлынувшим из него потоком воды. И этот звук вместе с тишиной разрубил что-то и в голове Рыжего. Приняв самое важное в жизни решение, он спрыгнул с унитаза и открыл дверь кабинки. Они уставились друг на друга изучающим взглядом. Хотя взгляд Рыжего потерялся на этой девчонке, такой она оказалась огромной. Он сам был ростом выше среднего, но эта была на полголовы выше. И две трети роста занимали ноги — длинные, чётко очерченные с приятными округлостями в нужных местах… Взгляду потребовалось некоторое время, чтобы найти лицо. Огромное лицо с толстыми губами, почти отсутствующим подбородком, впалыми щеками; а под белесыми, почти отсутствующими бровями располагались маленькие тёмные глаза — точный их цвет Рыжий, смотревший на мир в зелёном цвете, не мог сказать. Рыжий несколько удивился, но не более — в Доме минимум четверть мужских рож была хуже, хотя он и правда ожидал гораздо большего. — Значит, кабинки проверить всё же стоило, — протянула эта дылда задумчивым голосом. Рыжий сделал шаг из кабинки и картинно развёл руки, мол да, стоило, очень жаль. — Зря ты с ним была. — Намекаешь на то, что ты способен на большее? Рыжий хмыкнул — за словом дылда в карман не лезла. — А что тебе он пообещал? — В смысле? — На что ты клюнула в нём? Он же долбоёб-суицидник. — Так вот, как ты его называешь, — протянула дылда скучающим тоном — распространяться о том, что наговорил ей Помпей, она не собиралась. Не потому что он ей понравился, скорее из причин, схожих с теми, что толкнули её на то, чтобы шлёпнуть Рыжего по заднице. Так она выражала протест против порядков Дома. Наверняка Помпей тоже против Закона, вот она и… — Тогда позволь угадать. Он поведал тебе о контролирующих систему психах, непонятно как взобравшихся на вершину пищевой цепочки и принявших годы назад этот Закон, не так ли? — Рыжий следил за её реакцией, и да — дылда вскинула на него пронзительный взгляд. — И, конечно, о том, что он разорвёт этот порочный круг и девушки воссоединятся с парнями… Знаешь, есть и другие недовольные Законом. Например, я. И при этом я не прекращаю повторять то, что Помпей — долбоёб-суицидник. — Почему же? — Он нарывается на серьёзные проблемы, хотя ему не победить. — Кхм. Если я не ошибаюсь, и если Помпей не соврал, вожак Дома никто иной как «слепой низкорослый задохлик», да? — «Слепой» и «низкорослый», да. А вот насчёт «задохлика» сомневаюсь. Ведь он получил свой статус в драке. В драке со зрячими, один из которых здесь — самый высокий. — То есть, ты говоришь о том, что Помпею не победить? Занятно… Но ещё занятнее другое — почему ты хочешь, чтобы я тебе поверила? — Можешь не верить, но… Новости по Дому разлетаются быстро. Дылда прищурилась. — Ох, нет, я не собираюсь никому рассказывать о сегодняшнем, — рассмеялся Рыжий. — Хотите встречаться — встречайтесь, мой рот на замке. Я о другом. Раз Помпей метит на место Слепого, драки не избежать. А новости в Доме разлетаются быстро — а уж такая проникнет и в женское крыло. Давай так: спустя три дня после последствий этой драки, в это же время приходи сюда снова. — Как романтично прозвучало. И как красиво от ответа ушёл, молодец. — Какого ответа? — Повторяю для слишком рыжих: «Почему ты хочешь, чтобы я тебе поверила?» Рыжий рассмеялся — вряд ли она поняла, что угадала его кличку, но… Но. Она ему понравилась. — Я хочу, чтобы мы стали друзьями. А какая дружба без доверия? — жизнерадостным голосом ответил Рыжий. — Тем более широко известно, что когда ладонь одного человека близко знакомиться с задницей другого, это сигнал к началу крепкой дружбы! Дылда хохотнула, запрокинув голову. — Оказать помощь? В знак дружбы. — Какую? Она посмотрела куда-то вниз и коротко дёрнула головой. Рыжий только спустя пару секунд понял, что она имела в виду его эрекцию. Неосознанно он прикрыл пах ладонью и услышал ещё один смешок с её стороны. Чёрт. Он проиграл. — О, нет, — выдохнул Рыжий, прижал руку к груди, изображая ошалевшее негодование. — Наши отношения и так движутся слишком стремительно, а ведь я даже имени твоего не знаю. — Неужели в Доме нашёлся человек, который меня не зна-а-ает, — протянула дылда. — Длинная Габи, рада знакомству, дорогуша. — А уж я-то как рад. Меня звать Рыжим. — Ну раз мы всё обсудили, обо всём договорились, то я пошла, милый. Покорять этот мир. Чмоки. Подмигнув глазом с бесконечными ресницами и одарив на прощание широким оскалом, Габи, покачивая задницей, вышла из сортира, оставив после себя смесь запахов приторных духов, талька и пота. Рыжий, задержав дыхание, словно оставив в себе этот запах, зашёл обратно в кабинку, спустил штаны с трусами и начал дрочить. Чувствительный от долгого стояка член отзывался болезненным удовольствием. Ему хватило минуты. Загнанно дыша и прижимаясь лбом к дверце кабинки, — он никогда не кончал так быстро — Рыжий более ни о чём не думал. Впервые. Спустя минуту вымыв руки и выйдя из могильного сортира, из Могильника в Дом, он нёс в себе её — пустоту. Лёгкость. Все те мысли, кружившие его башку перед случившимся в Могильном туалете, словно в кислоте растворились. Ни приятной горечи, ни чувства неполноценности. Он перестал жалеть себя. Зайдя в спальню, он впервые за долгое время не отвернулся от Соломона, Фитиля и Дона, скорчивших ему свои мерзкие рожи. Напротив, не раздумывая ни секунды, Рыжий двинулся к ним. Эти выродки поджали крысиные хвосты и заинтересованно приподняли мордочки, дрогнув усиками при виде данной эскапады, и глубоко внутри Рыжий обрадовался — одолеть противника проще, когда его удивляешь. Другие крысы при виде намечающейся сцены ожидаемо не вылезли из бухла, криков и своих музыкальных облачков. Рыжий прошёл мимо не святой троицы и с широкой усмешкой сел на подоконник рядом с ними: — У нас тут уже который месяц намечается разговорчик. И вот он всё намечается и намечается, но вот никак не наметится, а, джентльмены? После короткой паузы первым, вполне ожидаемо, проснулся Соломон: — Шлангом не прикидывайся, ублюдок, ты всё уже скукамекал. Да, Рыжий прикидывался. В его башке давно варились несколько предполагаемых вариантов того, почему они к нему так относятся. Варианты не противоречили друг другу, скорее наслаиваясь один на другой. Наверняка сначала была неприязнь к тому, что он из Могильника, зародившаяся, едва он стал жить здесь постоянно. Возможно, она подпитывалась аналогичным отношением Леопарда, пусть и куда лучше скрываемым, — тот не сразу угомонил свою ревность, долго доходя до осознания того, что между Рыжим и Мертвецом ничего нет и быть не может. И наконец… — Я не устраиваю вас в качестве вожака — это всё понятно. Понятно, что за Леопардом в иерархической лесенке шёл ты, Соломон, следом Мертвец… — Вот именно, — прервал Рыжего Соломон. — Либо я, либо он — всё было очевидно. И всё, блядь, шло как надо. Сначала был я, потом он меня победил, а потом Мертвец удивительным, на хуй, образом проигрывает тебе. — И у вас закрались подозрения… — Подозрение было бы слишком, блядь, уважительно по отношению к тебе, — вклинивается Дон. — Всем здесь очевидна одна ебучая истина. Он — сильнее. Рыжий знал. Пусть в Лесу среди сильнейших был он, здесь он уязвим. Даже спустя годы после Могильника он умел драться, ну, нормально, но не лучше того. Но и вопрос был в другом. — И что? — произнёс Рыжий, наслаждаясь расширенными взглядами. — Да, он сильнее. Но вожак — я. И вас это бесит, джентльмены, так почему? — Что «почему»? — Почему с тех пор вы мне только рожи корчите, хотя могли бы в лёгкую избить публично, дабы все увидели, какой я на самом деле? Рыжий спросил в лоб. Он бы почувствовал и понял, если бы они боялись его и его неведомых сил, сразивших Мертвеца. Но они не боялись. Они правильно догадались о сомнительности проигрыша Мертвеца Рыжему. По их мнению — из-за дури Мертвеца, на деле причины были куда сложнее. Они открыто выражали неприязнь к Рыжему, не скрываясь ни от Мертвеца, ни от кого-либо другого из второй. Всем было очевидно, что Соломон хотел на место Рыжего, а Фитиль с Доном его в открытую поддерживали. Это продолжалось почти четыре месяца, и при этом они продолжали ничего не делать. Всё это время Рыжего пугало то, что он не понимал мотивов этой троицы. Но сейчас он удивительно пуст и спокоен, он по-своему восстал против Закона, и ему насрать на всё. Лучшего морального настроя для такого разговора и не придумать. — Думаешь нас как идиотов выебать? Рыжий улыбнулся в ответ на провокационный вопрос, сопутствующий оскалу лошадиных зубов, и пожал плечами. Он не думал ни о том, чтобы кого-то выебать, ни о том, чтобы подставиться самому. Он вообще ни о чём не думал. Рыжий не знал этого чувства, но наслаждался им. Оно охуеное. — Следи за каждым шорохом, за каждым движем в твою сторону, мудила, — прошептал Фитиль, наклонив свою рожу к Рыжему — ещё немного и они бы стукнулись носами. — Потому что мы можем начать действовать в любой момент. Но открою тебе маленький секрет, раз уж ты спросил. Мы не собираемся ничего делать… публично. — Держи себя в руках, Фитиль, — прогремел Рыжий на всю вторую. — Мы на людях — раз, и я не по мальчикам — два. Не лучшая его шутка, но вторая никогда и не славилась адекватным чувством юмора. Истерически ржать было особо не из чего, но необходимые Рыжему смех с хихиканьем таки заполнили спальню. Зелёный Фитиль отпрянул и стал ещё зеленее, лицо Дона побелело, приобретя приятный светло-зелёный оттенок, у Соломона же, наоборот, потемнело — кровь к рылу прилила, что ль? В любом случае — да здравствуют очки, которые даже в неприятные ситуации добавляют толику жизнерадостности. — Ты за всё ответишь, мразь, — прошипел Соломон, глядя Рыжему в очки, и свалил из спальни с Фитилём и Доном. Рыжий с улыбкой смотрел им вслед. Он нарушил Закон, заговорив с Габи, и намерен нарушить его вновь, подставляя себя под удар. А вслед за этим разрушил хлипкое подобие равновесия в отношениях с этой чёртовой троицей, которые — теперь уж точно — не будут колебаться в своих намерениях. И она, эта пустота, чёрной дырой поглотившая всё его душевное дерьмо, и не думала исчезать. Какое-то время Рыжий даже боялся её потерять, но она осталась, пусть ощущения и притупились. Потому что он сделал свой выбор. И хотя он понятия не имел, что делать и к чему этот выбор приведёт, но уже то, что он к чему-то шёл, окрыляло. Совсем скоро события стали разворачиваться быстро, и каждое было словно знамение бури, словно новый поток разряженного воздуха. Перевод Фазана, отъезд из Дома Лорда, и вот, наконец, Помпей сделал свой шаг. Спустя три дня после драки Рыжий, подгадав время, под придуманным предлогом ворвался в Могильник и сразу направился к сортиру. Габи встретила его тяжелым взглядом густо накрашенных глаз, кривой усмешкой толстых губ и тяжёлым запахом пряных сладковатых духов и косметики. Отлично. — Я-то думала, что ты хочешь просто трахнуться да от соперничка избавиться, — протянула Габи. — А оно вот как вышло. Рыжий театрально пожал плечами. — Значит, теперь мы поговорим, — усмехнувшись, произнёс Рыжий, не вкладывая в свои слова и толики вопросительной интонации. Габи кинула на пол сумку и села на неё, выпрямив свои бесконечные ноги в сторону Рыжего. Он тоже сел, но уже на кафель, прижав колени к груди, — для его ног места не осталось. — По-твоему это нормально?! Рыжий уставился на неё, на её перекошенное лицо. От злобы — не слёз. И вдруг понял: — Сколько ты здесь? В Доме. Молчание. — Тебя именно это интересует? А на мой вопрос ответить не хочешь?! — Ответь, пожалуйста, и я сразу же отвечу на твой. Почему он не придавал этому значения раньше? Она же… — С февраля. Теперь ты отвечай. Семь месяцев, значит. — Не могу назвать произошедшее с Помпеем нормальным, — осторожно начал Рыжий — на этот вопрос отвечать следовало осторожно. — Но оно в какой-то мере было ожидаемым, основываясь на поведении Помпея и подведомственной ему стаи. Фактически это он бросил вызов вожаку Дома. — И что?! За это убивают?.. — Давай говорить потише. Длинная выдохнула: — Ладно, — ответила она тише и как будто неуверенней. — А драка без поножовщины, типа, вообще не вариант? Рыжий усилием воли сдержал усмешку — этим же вопросом задавался и он сам, но уже в отношении Соломона, Фитиля и Дона. Очевидно, что они хотят его по-тихому грохнуть, пусть он и не понимал, нахрена им это, если публичная драка ради низвержения его «липового», по их словам, авторитета будет куда эффективнее. — Я сам не знаю, почему так вышло. — Рыжий честно признался Габи — он и правда не знал, откуда в голове людей берётся такое дерьмо. — Но Помпей целый год высказывался и действовал провокационно, а последнюю пару месяцев тренировался в метании ножей… Ты не знала? Габи замерла, опустив голову и неосознанно чуть раздвинула ноги. Рыжий не удержался и глянул на её нижнее бельё, прежде чем перевести взгляд к ногам и продолжить: — Мне самому кажется, что многие другие понимают в этом куда больше, чем я, но даже здесь очевидно, что, по справедливости, требовался… симметричный ответ. Чтобы утихомирить не Помпея, а скорее — его стаю. Опасен не человек, а группа, особенно состоящая из… «Преимущественно новичков». Рыжий запнулся. Формально он был в Доме среди старожилов, но на деле же он жил жизнью Дома меньше трёх лет — «без году неделя» по меткому выражению Табаки. Хотя даже Табаки не видел в нём новичка — уж в чём Рыжий за годы жизни был подкован, так это в притворстве. Даже перед самим собой. Особенно перед самим собой. — Я поняла. — Это хорошо, что хоть кто-то из нас что-то да понял, — с усмешкой передёрнул плечами Рыжий. — Тебе не катит юмор. — Это на контрасте с нашим разговором кажется, на самом деле у меня прекрасное чувство юмора! — воскликнул Рыжий театрально-возмущённым голосом. — Я в свою очередь манерам обучен и спешу заверить, что тебе к лицу как серьёзный тон, так и смешливый. — «К лицу», ага. С такими-то манерами ты бы пользовался успехом у девчонок. Даже мне закрючковоротил: «Ты в любом состоянии похожа на крокодила» так красно и складно… — Ну что ты, как можно такое о себе говорить!.. Рыжий устал — выражение искренних эмоций и мнений в начале разговора на деле оказалось весьма утомительным, — и всё же он был доволен, хотя Длинной его попытки в юмор сразу после разговора о смерти Помпея явно не зашли. Увы, с этим он ничего не мог поделать — юмор и театральность были его ширмой, впечатавшейся в подкорке мозга реакцией на любую ситуацию, выходящую за рамки привычного или контролируемого. — Думаю, что на сегодня впечатлений хватит, — заявил Рыжий, поднимаясь. — Когда тебе будет удобно встретиться? Габи подняла голову и уставилась Рыжему в очки. — И при этом мне постоянно долбят, что это я с приветом, — нарочито расстроенным голосом сказала себе Длинная. — Согласен, это зря. Тебе до моего сумасшествия — как до Хозяйки-Почвы. — Чего?! — Ничего-ничего.