A poison in your poison

Рыжей было проще поверить в то, что её брат нёс полный бред. Что его ждёт заслуженное наказание за нарушение Закона. Но настало время ужина, и со стен у входа в столовую, где полчаса назад ужинали парни, на неё, на Гекубу, Муху и прочих пялились слова. Они смотрели вызывающе, примерно так же, как и нарисованные Габи несмываемым маркером схематические пенисы на бачке туалета восьмой спальни. Мерзенько так смотрели, спрашивая без слов: «И что теперь вы со мной сделаете?» Кто-то отошел от прохода, двинувшись внутрь, и Рыжая автоматически двинулась следом, давая место другим. Но жирно написанные на стене слова остались с ней. «Закон умер. Да здравствуют девушки, да здравствует Новый Закон!» Сначала она ничего не понимала. Даже так… не хотела понимать. Так же как и другие: Муха объявила молчаливую забастовку против мира в столовой, Спица уже в девичьем крыле разнервничалась и пришлось срочно отпаивать её крепким чаем — обычно скупая Стёкла на этот случай неожиданно расщедрилась кексами, которыми Спице пришлось под пристальным присмотром давиться. В голове крутилось лишь одно слово. «Почему». За то время, пока девчонки обсуждали вылазку Габи и решение отменить Закон, вопрос, задаваемый Рыжей, потерял все вопросительные интонации. Три года назад, когда Рыжая с девчонками обосновали свою точку зрения мальчишкам во главе со Слепым — новоиспечённым вожаком Дома — они её приняли. Осознали беззащитность девушек, когда речь заходит о борьбе за власть между мальчишками. Так почему. Почему Слепой решил всё снова перевернуть? — Это просто странно: зачем рушить то, что работает? — Вы только подумайте, что парни могут сделать! — Да что они сделают, говоришь так, будто без Крёстной живём. — А ты ждёшь чего-то нормального, если вот такими способами у нас Закон отменяют? — Ага, если уж талантов Габи оказалось достаточно, чтобы убедить Слепого, то… — Клуши вы, и дурочки, — насмешливо протянул самый ненавистный для Рыжей голос. — Совсем одичали и забыли, что такое вообще: «парни»… Поднялся такой гомон, что Рыжей даже не нужно было прилагать усилий для того, чтобы уйти незаметно. И хорошо — сил просто не было. Рыжая доплелась до спальни, проигнорировала цепкие взгляды Русалки с Кошатницей и рухнула на кровать. Хотелось спать, но приходилось сдерживаться — внутри зудело ощущение прыжка, а она не в том состоянии. «Всё точно не так просто! — говорила себе Рыжая, уткнувшись носом в кровать. — Да, Габи могла… подтолкнуть Слепого к отмене Закона, но у него точно были причины. Не так… Габи стала поводом для отмены, но причина была в другом, вот! Наверняка Слепой уже долго обдумывал Закон. Возможно, он решил, что польза от нашего общения перевешивает возможные проблемы. А возможно… Точно же! Как я сразу не додумалась!» Рыжая приподнялась на кровати, предчувствие прыжка улеглось внизу живота ленивым котом на солнце, а по спине несколькими разрядами пробежали мурашки. «Вожаки стай часто менялись, что три года назад, что, наверняка, на протяжении этих трёх лет. В последнее время это прекратилось… Да, несколько месяцев назад одного парня зарезали в спортзале, как там этого из паругодовалых новичков звали… Неважно! В смысле, это же всё объясняет: и то, зачем его убили, и кто его убил — он был среди не утихших бузотёров, претендовавших на власть! А Слепой годы оставался на месте вожака Дома, утвердил своё право в инциденте, а значит, передела в последние полгода можно точно не бояться — и смысла для нас бояться быть не на той стороне больше нет». К лицу прилил жар — как она могла, пусть и ненадолго, усомниться в Слепом?! Спрыгнув с кровати, она бросилась к двери, чуть не столкнув по пути Русалку. — Всё не так! — ворвалась она с криком в девичий гомон. Девчонки от неожиданности притихли, и Рыжая, не давая им прийти в себя, заговорила. «Сейчас, сейчас они всё поймут!» … Её пояснение того, что Закон отменили из-за окончательного устранения всех тех, кто требовал смены власти, а значит, девушкам больше не грозило стать пешками или без вины виноватыми из-за неправильного выбора стороны конфликта, было поначалу встречено сдержанно, но невооруженным взглядом было видно, что эта гипотеза пришлась по душе всем, так же, как и самой Рыжей — со временем скептицизм пройдёт. Потому что утомительно и грустно думать о твоей семье плохо, а мужская часть Дома всё ещё оставалась их семьёй. Но. — Ты всерьёз собираешься на мужскую половину на следующий же день после принятия Закона? — Муха смотрела на неё округлившимися глазами, энергично растирая ладони одну о другую — некоторые клички в Доме и их уместность вызывали вопросы, но кличка Мухи не была одной из них. — Ну да. — Рыжая прыснула. — Знаешь, смешно, что ты именно меня отговариваешь, я же здесь почти всех с детства знаю. Почему не Ехидну, она же в Доме появилась после принятия Закона? — Может, ещё Габи посоветуешь отговорить? — хмыкнула Муха перед тем как поджать губы. — Там много и новых лиц… — Не думаешь же ты, что они набросятся на первое же женское тело, что увидят? И даже если так, мне такое, — Рыжая хлопнула себя по тому, что должно было называться грудью, — не грозит. Ну какие тут могут быть волнения, дурашка! Хмурая с момента объявления Нового Закона Муха, наконец, улыбнулась, и они обнялись перед тем как разойтись по спальням. Схватив с кровати пижаму, Рыжая пронеслась мимо соседок: — Чур я первая в душ! — Вот, вот отличительная черта человека с «лидерскими качествами», — криво усмехнулась в своём углу Кошатница, окруженная любимцами. — Нет, чтобы сначала помочь неходячей соседке, так нет… — О, я обязательно вымою тебя, дорогая, после того как помоюсь — рассмеялась Рыжая, распахнув дверь душевой и картинно повиснув на ней. — И чтобы скрасить тот факт, что ты не будешь первой, давай ты станешь первой, что воспользуется тем жидким мылом, что принесла Крыса полгода назад, ну тем, фиолетовым, с блёстками. Представь себе — кожа будет блестеть, ты будешь пахнуть лавандой, а твои мурлыки ещё целую неделю будут отрыгивать свою шерсть вместе с блёстками! Подарив напоследок радостный оскал Кошатнице, Рыжая закрылась в душевой и села на раковину для колясниц. Улыбка отклеивалась от неё медленно, как этикетка от шампуня. Спину скребла нервозность, и Рыжая достала «бабочку», когда-то подаренную Мертвецом. Распахнуть — звонкий хлопок, закрыть — звонкий хлопок. И дальше повторять до тех пор, пока снова не возьмёт контроль над глупой головой. Или до тех пор, пока не промахнётся, добавив в жизнь больше красного. Страшно. Ей было пиздец как страшно. Снова выворачивать свою жизнь наизнанку, снова изредка сталкиваться со Слепым и делать вид, что он ей не нужен, снова приручать и жечь костры для новых мотыльков, только чтобы потом, когда она становилась ненужной, отпускать их и мучиться от каждого мгновения разлуки. И несмотря на все ухищрения по отгону плохих мыслей — холодный душ, болтовня с Кошатницей до трёх ночи и даже игру в «монотонность» мыслей — скребущая живот и затылок нервозность осталась. Некоторые помчались исследовать новую территорию сразу — уроков нет, воскресенье же, — Рыжая смогла уговорить себя на это только после обеда. Но едва она спустилась по лестнице к перекрёстку — началу мужской территории — по голове словно ударили. Она кивала старым знакомым, отчётливо ощущая, что что-то не так. Словно из мужского крыла вынули какую-то важную деталь, привычную настолько, что её не замечаешь. Рыжая шла вдоль коридора, читая стены — много новой информации, пока не стоит вглядываться слишком усердно. Горький запах более резкого мужского пота, лёгкой затхлости и сырости, пол с намертво въевшейся грязью — памятью веков; первая спальня и класс, вторая и класс, тре… Вот оно! Леопард мёртв. А его рисунки у перекрёстка, стен первой и второй замазали. Вот, что было не так. Рыжая смотрела на быка, выскочившего на неё у территории третьей, незнакомого и знакомого одновременно, пока осознание клокотало в ней яростью и сдерживаемыми слезами. Рыжая смотрела на быка, а бык смотрел на неё. Чуть расплывшийся в контурах, с отколовшимся рогом — штукатуркой, — и всё равно… Живой. — Один из его последних рисунков. Рыжая обернулась и встретила Стервятника, скосившего жёлтые глаза на неё. — Это твоё дело. — Моё. Рыжая не хотела спрашивать, как так получилось, что рисунки Леопарда, с которым у Стервятника с Тенью всю жизнь были напряженные отношения, нашли своё спасение только на подведомственных третьей стенах. Жизнь — странная штука, а смерть, тем более предназначенная, порой переворачивает жизнь с ног на голову… Или с головы на ноги, тут уж как повезёт. — Я бы пригласил к себе, но не уверен пока, что мои пташки готовы к таким сдвигам прямо сейчас. Рыжая повернула голову к третьей и даже успела ухватить чей-то испуганный взгляд, прежде чем дверь в спальню захлопнулась. — Прости их, нервные мальчики. — Ничего. Как думаешь, в четвёртую можно? — Не думаю. Неудачный день Табаки выбрал, чтобы слечь с болезнью, вынужден с сожалением констатировать, что там твоё появление будет не к месту. Если что, я заметил несколько дам неподалёку от шестой, советую направиться туда. Рыжая хмыкнула. Она не ходила туда, куда ей советовали. — Отлично, тогда загляну во вторую. — Едва ли ты там сейчас кого-то найдёшь, судя по крикам из окон спальни, вторая устроила скачки во дворе. — Благодарю, хорошего дня. — Взаимно. Стервятник поклонился, развернулся и, переваливаясь, пошёл к спальне, длинноволосый, согнутый в бок под небольшим углом, гордый и выглядящий как вождь индейцев — тёмное перо в волосах за ухом завершающим штрихом ложилось на живой портрет. Смутное чувство дежавю легким ветром толкнуло под грудь, прежде чем исчезнуть. Отбросив лишние мысли, Рыжая развернулась и бросилась во двор, попутно развязывая местами дырявую, но всё ещё горячо любимую ветровку с пояса и накидывая её на плечи. Ветровка не могла защитить от ноября, но бежать на третий этаж за курткой не хотелось. Теперь Рыжая поняла, что имел в виду Стервятник под «скачками» второй. Бежали по два человека, каждый с наездником на спине. Бежали через двор до старого дуба, там наездники с «конями» менялись местами и бежали обратно. Судя по выкрикам кучкующихся у стартовой линии, организовывались стихийные тотализаторы и даже драки с теми, кто решил избежать выплаты долгов. Подходя, Рыжая насчитала тринадцать цветных голов. — А кто это у нас, — громко провозгласил Соломон, первый заметивший её. Как по команде все повернули любопытные мордочки к ней, и маленькие ушки дрогнули, носики задрожали, принюхиваясь, и каждый робко обвил свои ноги длинным тонким хвостиком. Они были поражены достаточно, чтобы потерять самообладание. И до Рыжей вдруг дошло. Не ей одной было страшно. Даже бравада Соломона вдруг стала выглядеть искусственно. — А у вас здесь я, — с оскалом ответила Рыжая. — Ну, тогда присоединяйтесь к просмотру, — важным и степенным голосом произнёс Соломон. — Или вы хотите поучаствовать? Но, несмотря на важность и степенность, слова он, видимо, не очень хорошо подбирал. Его глаза расширились, Соломон уже был готов забрать слова назад, как Рыжая воскликнула: — Да, очень хочу! — Эм, то есть… — Я же сказала: да! Никогда раньше мальчишки не приглашали девчонок в свои соревнования, пусть лет до двенадцати последние превосходили по силе. В детстве это до невозможности бесило Рыжую, Гекубу и прочих немногочисленных девчонок с шилом в заднице. И вот, в восемнадцать лет случайно сбылось то, о чём Рыжая мечтала с самого детства — мальчишки пригласили её в активную игру. Она ни на секунду не заколебалась прежде чем ответить «да». — Только чур — не поддаваться, — быстро произнесла Рыжая в лицо Соломону. — Пацаны, которые прогибаются под девчонок, только чтобы понравиться последним — просто отстой и жалкие подкаблучники! Его толстая туша сделала шаг назад с шоком на лице. — Да это нечестно! — крикнул Дон в куче крыс позади Соломона. — Она ж мелкая, кого она потащит! — Действительно, — взял себя в руки Соломон. — У нас тут все бегуны высокие, тебе их даже не поднять и… — Значит, она побежит вместе с самым лёгким и мелким. Голос ниже и более охрипший, чем она помнила, но не узнать его Рыжая не могла. Она смотрела Мертвецу, почти не подросшему и, казалось, ещё более исхудавшему, в глаза, на тёмные круги под ними, на выкрашенные, на этот раз в фиолетовый, волосы. Как же без него всё было скучно и не так! — Ты же… не бегаешь, — чуть более высоким голосом заявил Соломон. — Будет нечестно не исполнить желание гостьи, и, как видите, наши… комплекции уже куда более… сопоставимы. — Отлично, меня всё устраивает! — заявила Рыжая с улыбкой, начав подпрыгивать на месте и крутить корпусом, разминаясь. Что смешило её больше всего в этой ситуации — так это их попытки избегать обсценной лексики. Даже Мертвец почему-то подыгрывал затеянной Соломоном стратегии общения, хотя три года назад совершенно не фильтровал базар рядом с ней. Она подошла к нему и оттянула его чуть в сторону от остальных: — Я побегу первой. Ты сколько весишь? — Сорок два. Что? Рыжая придвинулась к Мертвецу, прижала одну ладонь к своей макушке, а другую к его. — Если что, тут тоже можно было спросить. Сто шестьдесят три. — Не смей никому говорить, что весишь меньше меня, будучи выше. — Посмотрим, — впервые за всё время усмехнулся Мертвец — слабо и вымученно. — Эй! Она притворялась, что не беспокоится о нём, он притворялся, что не замечает её беспокойства. Рыжая знала, что эти игры в подколы и «обиженную девичью гордость» закончатся, когда они останутся только вдвоём. Скорее бы. Они подошли к стартовой линии, и Мертвец залез на её спину. Рыжая чувствовала чужие взгляды, о Мертвеца они разбивались, и она изо всех сил старалась делать вид, что они разбивались о неё тоже. Поводя спиной, чтобы приноровиться к весу Мертвеца, Рыжая опустила взгляд на зажатые локтями жеребячьи ножки Мертвеца. Она хмыкнула. — Если я попрыгаю, ты зазвенишь. — Закройся. В контраст словам он обхватил руками её плечи, прижимаясь телом к её спине. С одной стороны — для удобства бега, с другой — может, почувствовал, как она подрагивает от холода? Против них бежали Белобрюх с Зеброй — небольшие по комплекции, но рядом с Рыжей и Мертвецом — высоченные. — Просто так бежать не интересно. — Рыжая повернула к ним голову, поправляя Мертвеца на закорках. — Победите — просите какую угодно вещь! Белобрюх с Зеброй оживились, мазнув по ней странным взглядом. — Ты чего? — пораженно произнёс Мертвец. — А если они… — Значит, надо победить — всё просто. — Готовьтесь! — заявил Дон. Рыжая широко расставила ноги и наклонила корпус с Мертвецом чуть вперёд. — Внимание… марш! И Рыжая полетела… насколько это возможно с человеком одной с тобой весовой категории на спине. Колени и спина заныли, а от тряски Мертвец пару раз болезненно заехал ей в затылок то ли носом, то ли подбородком. Никто из крыс в это бы не поверил, но она правда хотела победить в этом соревновании — она любила побеждать. И хотела победить мальчишек — в качестве мести тем, кто никогда не брал её в свои игры. Пусть и ребячество, но разве не ребяческие чувства чаще всего являются главной мотивацией? Рыжая не смотрела на бегущих рядом — только на расплывавшийся перед глазами дуб, всё выраставший и выраставший… Только поспешно меняясь местами с Мертвецом, Рыжая осознала, как сильно на самом деле разболелось тело. Последний период её весомой активности кончился в сентябре с окончанием волейбольного сезона под открытым небом. И за два месяца она превратилась в готовую стенать о старости развалюху?! Мертвец несся, как для Рыжей, с нечеловеческой скоростью, но да — Зебра, сменивший роль с наездника на «коня» накатывал, словно цунами. Похоже, что их с Белобрюхом изначальным планом было дать ей поблажку, и отыграться на Мертвеце — таким образом поднять над последним свой статус, угодить «девчонке» и при этом не показаться перед ней «отстоями» и «жалкими подкаблучниками». От переживаний в животе затлело чувство прыжка — вчера оно свернулось ласковым котом, а тут вот выпустило когти и провело ими с внутренней стороны живота. Накатила лёгкая сонливость. А может?.. Рыжая прижалась к спине Мертвеца и изо всех сил попыталась направить это чувство к нему — чтобы оно просочилось сквозь кожу, одежду, подтолкнуло, ведь Мертвец не прыгал, а ходил, был сильнее, намного, и то, что вызывало в ней усталость и растерянность вело его к нескончаемым резервам. — Вперёд! — крикнула она. Последние метры и финиш. Белобрюх с Зеброй отстали буквально на несколько шагов. Мертвец не сразу остановился, пробежав ещё метров пять, прежде чем упасть на колени. Рыжая от резкого удара несколько раз перекатилась на такой горячей земле прежде чем, более не чувствуя тела, вскочить на ноги и заобнимать Мертвеца: — Мы победили! — Ёбнутая, больше никогда так не делай, я чуть не упал там… Вдалеке уже были слышны издевательства второй над Зеброй и Белобрюхом. — Как там теперь вас называть? «Отстоями» и «каблуками», верно, а, сраньё? — насмешливо тянул Соломон. — …Позор вам, уёбки, проиграть суицидальному дохляку с девчонкой, — бурчал Викинг. Значит, их стратегия по «поддавкам» Рыжей и размазывании Мертвеца не была ни для кого секретом? А, впрочем, они могли её придумать всем крысячьим скопом. — …Мало ли, вдруг он решил перестать им быть и стать как раньше! — громко пытался оправдаться Зебра. — Он же до принятия Закона вился вечно вокруг неё, дрочила сраный, а в последнюю ночь перед Законом даже залез к ней в спальню. Вдруг решил выпендриться и продолжить выпендриваться, а?! Рыжая и Мертвец, глядя друг другу в глаза, затряслись от смеха — содержание оправданий Зебры было забавным, но ещё забавнее было то, что они вообще не пытались снизить громкость и будто забыли о своём намерении не материться при ней. Во взгляде Мертвеца плескалось нечто хитрое и очень-очень живое: — Ответь им, — прошептал ей он. И Рыжая не задумываясь крикнула стоявшим в пяти метрах крысам: — А чего гадать, давайте спросим его! Они с недоумением посмотрели на неё. — Эй, Мертвец, — громко произнесла она, прищурившись. — Ты вызвался бежать со мной, хотя, судя по всему, никогда этого не делал, и старался победить только для того, чтобы обратить на себя моё внимание? — А зачем бы мне ещё сдался этот геморрой, — с притворным удивлением ответил Мертвец. — Ах ты сука! Она навалилась на него, сомкнув руки на его шее, а Мертвец картинно молил о пощаде, попутно совершая слабые попытки вырваться. Провозились они так секунд пять, прежде чем Мертвец вскочил и помчался в сторону Дома. — Убью, гад! — Рыжая помчалась вслед за ним, всеми силами сдерживаясь, чтобы не рассмеяться. Слушая отдалённые выкрики, Рыжая понимала, что они произвели фурор. Забежав в Дом, они остановились. Пустынный первый этаж, неработающие автоматы, от запаха пыли и разницы температур здесь и снаружи захотелось чихнуть. И Рыжая не успела оттолкнуть Мертвеца, чихнув ему прямо в спину. — Прости, — шмыгнула она. — Совсем наоборот, да здравствует свеженькая зараза! — Мертвец повернулся к ней лицом, не дав Рыжей вытереть рукавом последствия чиха с его куртки. Они смотрели друг на друга, скорее даже пялились, уже открыто, не скрываясь ни от кого. — Я… — И я. Слова кончились. Ну и чёрт с ними.