I'm a shooting star leaping through the skies Like a tiger defying the laws of gravity I'm a racing car passing by like Lady Godiva I'm gonna go go go There's no stopping me
***
Мы знакомы уже больше двадцати лет: впервые встретились, когда я пришёл на прослушивание в их группу. Как басист. Они перебрали многих, и никто не подошёл. Я наверняка знал о семерых претендентах на это место. Неудивительно: люди не способны сосуществовать в мире с демонами. Как только я зашёл в помещение, сразу ощутил, что попал словно к себе домой: их окружала легко узнаваемая аура власти. На меня смотрели три пары совершенно точно не человеческих глаз. Очень тёмные глаза вокалиста, орехово-зелёные гитариста и бездонные голубые глаза ударника. Они изучали меня. И им даже не нужно было прослушивание, чтобы понять, что мы сыграемся. Меня приняли, как только я переступил порог. Я стал тем последним необходимым звеном, которое замкнуло цепь. — Итак, дорогой, ты наконец пришёл, — сказал мне в качестве приветствия Фредди. В ответ я смог только покраснеть, проклиная своё тело, которое, кажется, вознамерилось меня подвести в самый ответственный момент. Только потом я понял, что таким образом он не собирался меня смутить, это было его привычное поведение. Он стоял в середине помещения, гордо именуемого «студией». Хотя на самом деле это был закуток в актовом зале колледжа. — Давай, покажи нам, на что ты способен, — и я поймал на себе нетерпеливый взгляд тёмных глаз. Пока я доставал гитару из чехла, подключал и устраивал поудобнее на плече, мои руки тряслись из-за ощущения пристального изучающего взгляда. Он словно хотел прожечь в моей спине дыру. — Что будем играть? — Голос мне не повиновался, но я поймал взгляд Брайана, и мне стало спокойнее. Я увидел в этом взгляде очень многое. — Давайте импровизировать, — я повернул голову на голос и совсем не удивился тому, что он принадлежал Роджеру. Он смотрел на меня, хитро прищурившись и сложив губы в некое подобие улыбки. Он ждал моей реакции. — Хорошо. Тогда ты и начинай, — я подумал, что не стоит давать ему повод чувствовать своё превосходство. Не сейчас. Роджер усмехнулся и начал отбивать несложный ритм, в котором можно было узнать попурри из разных песен, и я постепенно включился в эту игру. Затем я услышал, как к нам подключился Брайан, а вслед за ним Фредди начал наигрывать на рояле. Мы слились в едином звучании так легко, как будто уже очень давно играем вместе и просто разлучались на некоторое время.***
Познакомившись ближе и отыграв с ними пару репетиций, я утвердился в своих первоначальных догадках: ни один из них не был человеком в полной мере этого слова. Фредди — демон наслаждений. Чёрные волосы, острый профиль, тёмные притягивающие глаза, при взгляде в которые дыхание замирает, а сердце перестаёт биться. В них ты можешь утонуть, если слишком долго смотреть. Стройное тело, способное двигаться с кошачьей грацией. Неосторожное движение — и он уничтожает, даже не взглянув. Он выпьет тебя и оставит лишь оболочку. Никто из тех, кто был достаточно близок с ним, не мог стать собой прежним. Они менялись бесповоротно. Он подчинял себе. Один взгляд. Одна улыбка. Одно прикосновение. И за ним идёшь даже на край света. На первый взгляд, он ничем особенным не выделялся. Разве что тем, что говорил на очень правильном английском, в его речи не было жаргонизмов или акцента. Это многих удивляло. Да, Фредди любил удивлять. И он никогда не скрывал, что считает себя великим. Он всегда стремился использовать свой голос, свои тексты и свои возможности для того, чтобы донести нечто большее, чем просто слова. Его никому не удалось сбить или хоть немного сместить с однажды выбранного курса. Он всегда знал, чего хочет. Всего лишь весь мир. И мир покорился ему без раздумий. Покорился его невероятному голосу, его невозможной харизме и умению найти контакт с любым количеством человек. Он умел подчинять толпы. Он сумел заставить всех следить за нами, затаив дыхание. Неудивительно, что именно он стал автором самой узнаваемой песни. Только ему могла прийти в голову идея совместить в одном произведении такие абсолютно разные стили. Только он мог рискнуть перейти от оперы к року, вставить какие-то неопознаваемые фразы, не имеющие смысла сами по себе, и доказать всем, что это будет шедевром. Только он мог написать песню, в которой обнажит душу, а потом с невероятным упорством будет доказывать, что ничего подобного у него даже в мыслях не было. Только он был способен почувствовать ту призрачную грань, которая отделяет короля от шута. И балансировать на этой тонкой, словно лезвие, линии. Он был способен вложить в песню не просто слова, а душу. Так, что она начинала жить собственной жизнью. Он показал, что нет ничего невозможного для человека, решившего купить мир. Цена оказалась слишком высокой, но когда его это останавливало?***
Это было странное время — время падений и взлетов. Нас всегда вытягивал именно Фредди. Кажется, он просто не признавал такого слова как «поражение». Когда казалось, что вот сейчас ещё одна неудача или ещё одно падение, и мы больше не встанем, именно он был тем, кто поднимался первым, и под его взглядом поднимались мы. Он показал всем, каково это — быть великим. Его невероятный магнетизм вёл людей. Он выходил из таких ситуаций, в которых обычный человек завяз бы с головой. И находил решения настолько нестандартные, насколько действенные. Он никому не показывал, как тяжело ему это давалось. Вернее, его земной оболочке. Возможно, именно поэтому она так рано начала свой процесс разрушения. Лишь однажды я стал невольным свидетелем его слабости. Когда зашёл в гримерку за своими вещами после концерта, не ожидая никого встретить. И совершенно случайно, буквально краем глаза, заметил тёмный на фоне оконного проёма силуэт. Не узнать его было невозможно. На подоконнике сидел Фредди. Вроде бы, он меня не заметил, но я успел увидеть, насколько сильно он ссутулился. Словно хотел спрятаться от всех. Словно ребёнок, который понимает, что не может справиться с делом, за которое взялся. Я постарался выйти как можно тише. А на следующее утро он вёл себя так, словно ничего подобного быть не могло. Лишь на мгновение он подошёл ко мне, положил руку на плечо, чуть сжал пальцы и шепнул: «Спасибо». Мне нравилось наблюдать за ним. За всеми ними. Мы стали семьёй в полном смысле этого слова. Никто не смог бы заменить нам нас. Конечно, мы заводили семьи. Все, кроме Фредди. Он не смог подстроиться под принятые стандарты. Фредди же был первым, кто понял, что нам предстоит расстаться. Но он не смог бы просто уйти, это не в его правилах. Он ушёл так же, как жил, — с помпой, в абсолютном сиянии славы. Корона на его голове. Она была настоящей. Мы слишком успели к нему привязаться. Это была уже не просто потеря, это было как забрать сердце, а тело заставить жить как гомункула — без цели, без воли, без священного огня. Хотя, кто знает, возможно, это был план самого Фредди? Возможно, он просто разочаровался и хотел вернуться туда, откуда вышел — в священный огонь.