Happiness… what we all want, what we all need. So simple, so obvious, but so utterly true
***
Роджер — ангел, перешедший на тёмную сторону. Он слишком красив для человека: белокурые волосы, бездонные льдистые глаза в обрамлении очень длинных ресниц, тонкие черты, хрупкое тело. А за плечами огромные белоснежные крылья. При взгляде на него всегда сжимается сердце. Он прошёл через то, чего никому не пожелаешь, и никогда не позволял себя жалеть. Стоит его задеть, как на свет выйдет тёмная часть его сущности, и тогда ничто не уцелеет на пути этой лавины. В его взгляде сталь ангельских клинков, которые пытались перековать в цепи. Он смел воспротивиться, за что был низвергнут и с переломанными крыльями, но не сломленной волей принял условия сделки. Для него ударные стали тем способом, которым он мог выплеснуть всю ту ненависть, которая была в нём и разъедала прекрасный образ. Мы с Роджером без проблем сыгрались ещё и потому, что находимся на разных концах спектра.***
В нём удивительным образом сочетаются невероятный взрывной характер и невозможная нежность. В приступе абсолютно неконтролируемого гнева он способен разнести всё, до чего только сможет дотянуться. Причём никогда заранее не знаешь, что может спровоцировать его. С Фредди они устраивали практически побоища, когда решалось, как и что играть. Это всегда было да и остаётся тем, о чём он будет спорить до хрипоты, даже если не прав. Его песни всегда несут в себе нечто, сильно отличающееся от общепринятых стандартов. Его голос завораживает. Под нежные переливы даже в очень агрессивных и ритмичных песнях душу уносит на мягких волнах. Забываешь прислушиваться к тексту, просто наслаждаешься тем, насколько гармонично музыка дополняет его. Мы все прекрасно дополняли друг друга. Когда голоса Роджера и Фредди сливались в гармонию, можно было душу продать (если бы она была) за возможность находиться рядом.***
Именно Роджер оказался в достаточной степени ребёнком, чтобы ему пришла в голову идея сняться для клипа в женской одежде, и в достаточной степени сумасшедшим, чтобы воплотить эту идею в жизнь. И написать свою несравненную песню про... машину. Спорить до хрипоты, обижаться и искренне не понимать, почему его песня не должна быть синглом? Мне всегда казалось, что на самом деле она совсем не про машину. Да, он всегда отличался своей любовью к красивым тачкам. Даже не просто любовью — страстью. Но... Эта песня не про автомобиль. Она про нечто большее, чем просто коробка на четырёх колёсах, пусть и очень красивая. На самом деле... Нет, я вам не стану говорить, о чём она на самом деле. Для каждого она про что-то своё. Однажды это понимание окатывает тебя словно холодный душ и остаётся навсегда. А Роджер просто будет улыбаться и хитро щурить глаза.***
Для нас не являлось секретом, что между Фредди и Роджером было нечто большее, чем просто дружба. Это было столкновение двух непримиримых характеров, из которого выросло нечто новое. Я так и не смог узнать, каким образом Фредди помог Роджеру вернуть свои крылья, но ему это оказалось под силу, и они развевались знаменем победы. Они всегда обменивались некими знаками, которые были понятны только им.***
Я помню, как впервые увидел крылья Роджера. После одного из наших первых действительно больших концертов. Мы направлялись в сторону гримерок, когда за моей спиной, где шёл Роджер, раздался громкий хлопок. Тогда у нас ещё не было роуди и кучи толпящихся вокруг людей, поэтому никто, кроме нас, ничего не заметил. Ни Фредди, ни Брайан не отреагировали на этот звук, только переглянулись и кивнули друг другу. Я остановился и медленно обернулся. Позади меня стоял Роджер. Выглядел он не слишком довольным и покраснел, с вызовом посмотрев мне в глаза, когда осознал, что я заметил. Это потом я понял, что от моей реакции зависело очень многое, если не всё. А я стоял и не мог поверить своим глазам: за спиной Роджера расправились невероятной красоты крылья. Они словно светились. Моя рука сама потянулась к ним, но я вовремя остановился. — Можно? — Я даже не пытался скрыть восхищения, и Роджер заметно расслабился. — Можно, — и мои пальцы коснулись шёлковых перьев. Они скользили с лёгким шорохом, вызывая у меня непередаваемую гамму эмоций. Когда мы наконец присоединились к Брайану с Фредди, то они встретили нас блеском в глазах. Тогда я и услышал историю Роджера. Когда он вернулся, крылья уже не были видны. — Одна из немногих привилегий — возможность прятать их за ненадобностью, — ответил Роджер на мой вопрошающий взгляд. — Не думаю, что людям стоит знать.***
Прекраснее этого было только наблюдать за тем, как Роджер преображает такой, казалось бы, стандартный, звук барабанов. Как заставляет их звучать совершенно несвойственным им образом. Так, как будет лучше всего. Как палочки становятся продолжением его рук. Он словно всем телом помогает появляться звуку. Он сам становится резонатором. Для нас энергия бушующей толпы всегда была тем наркотиком, к которому слишком быстро привыкаешь и уже не можешь жить без него. Его руки стёрты до кровавых мозолей, а тело молит о пощаде. Но стоит Фредди оказаться в поле зрения, и словно открывается второе дыхание. Он совершает невероятные вещи. Он никогда не отказывал себе в удовольствиях жизни знаменитости. Но при этом возвращался к Фредди. Роджер буквально боготворил его. Даже женившись, он всё равно был с ним единым целым. Я знаю, что он переживает потерю тяжелее всех нас. До сих пор. Для него стало невероятной силы ударом то, что он не успел. Мне кажется, даже падение было для него менее болезненным. Это в полной мере осознаешь, глядя на него, пытающегося храбриться, но из его глаз практически ушёл тот самый безбашенный блеск, который делал его им. А его прекрасные крылья… Они безвольно волочатся следом.